ичность - это и есть глав-
ная предпосылка для того, чтобы стать экстрасенсом. Однако и у них  слу-
чаются срывы. Бывали в нашей практике случаи, когда Слушатели упорно от-
казывались еще раз отправиться туда, где уже побывали. Куда-то еще - ра-
ди бога, но обратно - ни за что на свете. Но наотрез отказаться работать
- такого еще не бывало ни разу. Тяжелых поражений психики мы не наблюда-
ли. - Экайер допил кофе и сказал: - Ну, пойду, пожалуй. Попробую  потол-
ковать с Мэри. Джейсон, составишь мне компанию?
   - Боюсь, нет, - отказался Теннисон. - Сомневаюсь, что я - ее  любимый
собеседник.
   - Ох... сейчас и я - не самый любимый, - вздохнул Экайер. - Ну,  лад-
но, я пошел. Пожелайте мне удачи.
   После того как Пол ушел, Джилл и Джейсон какое-то время сидели молча.
Молчание нарушила Джилл.
   - У меня такое чувство, Джейсон, что мы на пороге какого-то открытия.
Какого - не знаю, но прямо-таки кожей чувствую.
   Теннисон неумеренно кивнул.
   - Да... Если Мэри вернется в Рай  и  найдет  больше,  чем  в  прошлый
раз...
   - Понимаешь, я страшно растеряна, - сказала Джилл. - Просто не  пони-
маю, что происходит. Весь Ватикан как-то странно разделился. Но  что  за
причина для разделения? Нет, я, конечно, кое-что понимаю, но  далеко  не
все. Самое скверное - я никак не могу решить для себя, что же такое  Ва-
тикан: религиозный центр или научный? И что они стремятся обнаружить?
   - Сомневаюсь, - покачал головой Теннисон, - что Ватикан хотя бы приб-
лизительно представляет, что хочет обнаружить.
   - И еще... Я вот думала о кардинале - если не ошибаюсь,  Робертс  его
зовут - ну, тот, который заявил, что нам не дадут улететь.
   - Я не забыл. Сказал это, как само собой разумеющееся, будто приговор
вынес. Но не знаю, насколько такое решение твердо и бесповоротно.
   - Для меня лично, если честно, - сказала Джилл, - этот приговор носит
чисто академический характер. Прямо сейчас я никуда  не  собираюсь  уле-
тать. Я только-только начала разбираться в истории Ватикана. Вот когда я
напишу книгу... Мою книгу...
   - Твою? А я думал, что это будет ватиканская книга.
   - Мою книгу, - упрямо повторила Джилл. - Мою. Она будет выпущена мил-
лиардным тиражом. И я потону в деньгах. И мне больше никогда не придется
работать. Смогу себе позволить все, что ни пожелаю.
   - Ага, - ухмыльнулся Теннисон. - Если сможешь удрать с Харизмы.
   - Послушай, дружок: Джилл летит, куда хочет, и  тогда,  когда  хочет.
Еще не было такого места, откуда она не смогла бы выбраться,  еще  никто
не завязал такого узла, чтобы она не смогла его распутать.
   - Ну что же, желаю удачи, - улыбнулся Теннисон. - Только когда  собе-
решься сматывать удочки, меня-то захватишь с собой?
   - Если захочешь, - сказала она, взглянув ему прямо в глаза.



   Глава 24.

   Все было совсем как тогда - широкая, поющая дорога, сотканная из све-
та и музыки, уходила вдаль и где-то там, далеко-далеко, как стрела, дос-
тигала цели - там, откуда лилось величественное сияние, заря славы и мо-
гущества. А она плыла, парила над  дорогой  в  пространстве,  излучавшем
боль пустоты, щемящую сладкую боль. Она опускалась все ниже, все ближе к
дороге, но не так быстро, как хотелось. Ей так хотелось  побыстрее  сту-
пить на дорогу...
   јНа этот раз, - говорила она себе, - я буду умнее и все разгляжу  по-
лучше. Постараюсь узнать какие-нибудь приметы и понять, где нахожусь,  а
потом смогу рассказать им всем, где была, и докажу, что это  Рай.  Тогда
мне не поверили, а теперь должны поверить. Никаких  сомнений  у  них  не
должно остаться, никаких колебаний. јКоординатыЅ, -  сказал  Экайер,  но
что такое јкоординатыЅ? Какие я могу найти координаты,  чтобы  заставить
их поверить? Никаких, кроме веры. Я такую веру должна  донести  до  них,
чтобы они не стали спорить и сомневаться, чтобы раз и  навсегда  поняли,
что я - та, что нашла для них Рай.
   Знаю я, чего они хотят, - думала она. - Они хотят, чтобы я  им  карту
принесла, чтобы они могли привести в Рай свои глупые машины. Вот тупицы!
Они думают, что в Рай можно попасть физически, никак  не  могут  понять,
что для простых смертных Рай - как это сказал зануда доктор? -  јсостоя-
ние сознанияЅ. Что он понимает?
   Он не прав, - думала Мэри. - У него такое профессиональное лицо  вра-
ча, он так предан своей науке. Рай - это не состояние сознания, это сос-
тояние благодати. И только я, одна-единственная из всех, достигла  этого
состояния и могу отыскать РайЅ.
   Мэри парила над дорогой и, пока ее  ноги  не  коснулись  поверхности,
продолжала говорить сама с собой. Она думала о том, какого труда  стоило
ей обретение благодати. Нет, труда в этом не было никакого - было только
стремление, жажда всепоглощающею чувства  чистоты,  святости,  смиренное
посвящение всей себя священной воле, благой милости. Но как бы  ни  было
велико стремление, раньше ей удавалось только слегка коснуться края пок-
рова святыни, но никогда не приходилось  ухватиться  за  него  покрепче.
Тогда, в эти мгновения, она чувствовала себя униженной, поверженной,  ей
приходилось свыкаться с мыслью, что она должна вернуться в  ту  пустоту,
на которую была обречена, и смириться со своим положением. Но ведь  сей-
час, именно сейчас она была так близка к цели - дорога  славы  простира-
лась перед ней!
   Ее ноги коснулись поверхности дороги - хотя это было совсем не похоже
ни на одну из дорог, по которым она ходила раньше.  Чувство  невесомости
не покинуло Мэри. Далекий великолепный свет манил ее, но она  вдруг  за-
сомневалась, что сумеет дойти до него, - ведь это было так  далеко,  так
недостижимо... А вдруг она упадет без чувств в середине пути, так  и  не
добравшись до великолепных, сверкающих белизной башен?
   Но опасения были напрасны - идти оказалось изумительно легко и  прос-
то. Ей казалось, что она не делает ни шага, а ее влечет и влечет  вперед
по дороге. Чудная музыка окружала ее, неслась отовсюду; на мгновение  ей
показалось, что сама музыка, которая наполняла все кругом,  и  несла  ее
вперед, к свету.
   Вокруг нее клубился туман, она видела только дорогу и чудесный, маня-
щий свет впереди, но неизвестность и  невесомость  были  полны  великой,
несказанной радости, и она неслась вперед; казалось, ласковый, невидимый
прибой увлекал ее к далекому, родному берегу. Музыка  изменилась,  стала
более торжественной; Мэри показалось, что далекое сияние стало ярче. Она
невольно зажмурилась.
   Внезапно музыка умолкла, и Мэри ощутила, что  движение  прекратилось,
что больше ничто не несет ее вперед и она твердо стоит на  ногах.  Изум-
ленная, она открыла глаза. Свет больше не слепил глаза. Сияние осталось,
но стало более мягким, и она увидела перед собой стройные,  величествен-
ные башни - белые на фоне ярко-голубого неба. Издалека, откуда-то  из-за
башен, доносился похожий на музыку шум падающей  воды.  Каждая  капелька
издавала свой четкий звук, которые соединялись в великолепной,  чарующей
гармонии.
   Она непроизвольно поискала глазами ангелов - но их не было.
   јМожет быть, - подумала она, - они летают так высоко, что глаза прос-
того смертного не в силах разглядеть их?Ѕ
   Неподалеку она увидела лестницу - широкую и крутую, со  ступенями  из
чистого золота. Она вела к вершинам башен и уходила ввысь, превращаясь в
тонкий золотой шпиль.
   јОх, как высоко, - мысленно вздохнула Мэри. - Но я  дойду,  доберусь.
До самого конца, ступень за ступенью. А там, на вершине, зазвучат трубы,
и небожители торжественно встретят меняЅ.
   Только она занесла ногу над первой ступенью, как туман по обе стороны
от лестницы начал рассеиваться и ее  взору  предстало  множество  людей,
столпившихся у подножия. Тут же стояли шатры  и  хижины,  другие  легкие
постройки, и всюду, насколько хватало глаз - люди, люди. Столько  народу
она ни разу в жизни не видела. Почему-то, она не  могла  понять  почему,
она видела и шатры, и хижины, и людей нечетко, и ей  казалось,  что  она
слышит визг и крики, что на нее  надвигается  какая-то  дикая,  страшная
волна ужаса, исходящего от этой огромной толпы.
   В безмолвной панике Мэри бросилась бегом по лестнице. От страха и от-
чаяния она быстро выбилась из сил, стала задыхаться. Наконец, измученная
до предела, она упала на ступени,  цепляясь  за  гладкую  поверхность  в
страхе, что сорвется, упадет и опять окажется в бездне ужаса.
   Полежав немного, она почувствовала, что дышится легче. Тогда она  ос-
торожно поднялась на ноги и посмотрела вниз. Клубы тумана вновь  сомкну-
лись и скрыли от взора толпы людей у подножия лестницы.
   Выпрямившись во весь рост, Мэри снова стала взбираться  по  лестнице.
Далекая музыка стала громче, но все равно звучала еще очень, очень дале-
ко, и Мэри показалось, что она совсем не приближается к башням. На самом
верху лестницы она разглядела крошечную черную точку, колеблющуюся в лу-
чах золотого света. Мэри остановилась, пытаясь разглядеть, что  это  та-
кое. Поначалу она решила, что ей показалось. Но точка оставалась на мес-
те, плясала в золотых лучах света, отраженного от поверхности ступеней.
   јКто-то вышел встретить меня, - решила Мэри. - Кто-то  спускается  по
золотой лестнице, чтобы приветствовать меня, входящую в РайЅ.
   Она заторопилась к тому, кто шел ей навстречу. Точка  постепенно  вы-
растала и наконец приняла очертания человеческой фигуры. Идущий навстре-
чу Мэри передвигался на двух ногах. Крыльев видно не было. Мэри  пожале-
ла, что у того, кто спускался к ней, нет крыльев, но постаралась успоко-
ить себя.
   јНе у всех же в Раю крыльяЅ, - думала она. И, подумав так, она  поня-
ла, что на самом деле очень мало знает об обитателях Рая. В том Раю, ко-
торый она себе представляла, жили ангелы, но человекоподобное  существо,
приближавшееся к ней, ангелом явно не было.
   Но и человеком оно тоже не было! Чем ближе Мэри к нему подходила, тем
яснее это становилось. Похож на человека, да, но не человек и совсем  не
божественное существо.
   Во-первых, он был... черный!
   Изумленная, напуганная, Мэри остановилась и воззрилась на  того,  кто
шел навстречу. У существа были длинные, острые ушки, узкое, лисье  личи-
ко. Тонкие сухие губы, широкий, растянутый рот.  Желтые,  как  у  кошки,
прищуренные глаза. И весь он был черный, как начищенные ботинки.
   Она была так зачарована, загипнотизирована его лицом, что смотрела на
него не отрываясь и не замечала, какая у него фигура, какое тело.  Кроме
лица, она не видела ничего.
   Он остановился на две ступени выше Мэри. Некоторое время  он  в  упор
разглядывал ее. Потом он вытянул руку с указующим перстом - так указыва-
ют на провинившегося ребенка строгий учитель  или  родители.  Его  голос
прогремел, как раскат грома.
   - Ничтожество! - крикнул он. - Ничтожество! Ничтожество!
   Обезумев от ужаса, Мэри повернулась и  бросилась  вниз  по  лестнице.
Единственное слово, сказанное странным существом, звучало у нее в  ушах.
На бегу она оступилась, подвернула ногу, упала и покатилась по ступеням.
Она пыталась за что-нибудь уцепиться, но безуспешно.  Катилась,  падала,
ударялась головой о ступени.
   Наконец она остановилась и поняла, что лестница кончилась. Она  сиде-
ла, несчастная, униженная, у подножия лестницы, на дороге. Туман  исчез,
и она снова увидела людей около лестницы,  не  осмелившихся  ступить  на
нее, будто некая невидимая преграда не пускала их. Люди толпились по обе
стороны от дороги, смеялись над ней, хохотали, тыкали в нее  пальцами  и
гримасничали.
   Мэри вскочила и обернулась к лестнице. Тот, кто вышел  встретить  ее,
стоял на нижней ступени. Он снова указал на нее пальцем и крикнул:
   - Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество!



   Глава 25.

   Джилл ушла в библиотеку. Губерта не было уже около часа.  Теннисон  в
одиночестве сидел перед камином и смотрел на огонь.  У  него  оставалось
совсем немного времени до начала приема в клинике, но,  судя  по  всему,
вряд ли там была большая очередь. В Ватикане и на  Харизме  вообще  люди
болели на удивление редко. Кроме Мэри, ни одного тяжелобольного у Тенни-
сона пока не было. Жалобы поступали самые обычные: зубная боль,  просту-
да, боли в пояснице, расстройство желудка,  растяжение  лодыжки  -  вот,
собственно, и все.
   А Мэри опять отправилась в Рай. Теннисон, борясь с утренней дремотой,
лениво размышлял о том, что ее заставило принять такое решение, ведь  до
последнего момента она упорно отказывалась. Почему она  решилась?  Может
быть, думала, что на этот раз обнаружит какие-то доказательства, способ-
ные убедить всех, что она действительно нашла Рай? Или сама  вернется  в
сомнении? јЭто не Рай, не может быть, чтобы это был РайЅ, -  убеждал  он
себя. Сама идея казалась ему донельзя нелепой, что-то было в этом из об-
ласти вызванных фанатизмом видений и  откровений,  которыми  изобиловала
средневековая история Земли.
   Не отрывая взгляда от огня, Теннисон вытянулся в кресле.
   јЕще чуть-чуть посижу, - уговаривал он себя, - и  на  работу.  Может,
меня люди ждутЅ.
   Подумав об этом, он ощутил что-то вроде легкого недовольства и тут же
выругал себя - с чего бы это? Как это, его, врача,  может  расстраивать,
что его ждут больные? Он заставил себя  выпрямиться,  повертел  головой,
оглядывая комнату. В комнате, кроме него, никого не было, и  в  этом  не
было ничего странного - он прекрасно знал, что кроме него  здесь  никого
нет и быть не может. Да, он был один, но вдруг он понял,  что  тут  есть
кто-то еще.
   Он встал, прошелся по комнате, встал спиной к камину, чтобы осмотреть
вторую ее половину, пытаясь обнаружить, кто же здесь  прячется.  Никого.
Ничего. Никто нигде не прятался. Он был в этом уверен.  Но  волнение  не
проходило. Уверенности, что в комнате никого, кроме него, нет, не возни-
кало. Наоборот, он все более и более убеждался, что кто-то есть.
   Теннисон заставил себя заговорить - ему было легче убить кого-нибудь,
чем что-то сказать.
   - Кто здесь?
   Словно в ответ он увидел в углу, над спинкой кресла-качалки, стоявше-
го около стола с мраморной крышкой, мягкое сияние колеблющегося  облачка
алмазной пыли.
   - А, это ты, - успел выговорить Теннисон, как облачко тут же исчезло.
Над спинкой кресла ничего не было. Да, но тот, кто перестал быть  виден,
не исчез.
   Теннисона обуревали вопросы. јКто ты? Что ты? Почему ты здесь?Ѕ Но он
молчал. Он стоял, окаменев, не двигаясь, и не отрываясь смотрел в  угол,
где только что видел облачко пыли.
   Кто-то заговорил с ним внутри его сознания:
   - Я здесь. Здесь, внутри твоего сознания. Хочешь, чтобы я ушел?
   Теннисон уловил и понял сказанное.
   - Нет, - мысленно ответил он. - Нет, не уходи. Но будь добр, объясни,
что происходит? Ты принадлежишь Декеру? Ты принес мне весточку от  Деке-
ра?
   - Я не принадлежу Декеру. Я никому не принадлежу. Я -  свободное  су-
щество и друг Декера. Вот и все. Я могу говорить с ним, но не могу  быть
частью его.
   - А частью меня - можешь? Почему ты можешь быть частью меня, а частью
Декера - нет?
   - Я - Шептун. Так меня зовет Декер. Можешь считать это моим именем.
   - Ты не ответил на мой вопрос, Шептун. Почему частью меня  ты  можешь
быть, а частью Декера - нет?
   - Я - Друг Декера. Он - мой единственный друг. Я пытался  подружиться
со многими, и они тоже могли бы стать мне друзьями, но  они  не  слышали
меня, не узнавали. Не чувствовали, что я рядом.
   - Ну и что? А я при чем?
   - Я пытался проникнуть в Декера, но это оказалось невозможно.  Разго-
вариваю с ним, да, но не проникая в сознание. А ты мне подходишь. Я  по-
нял это сразу, как только увидел тебя.
   - И теперь ты готов покинуть Декера? Нет, Шептун, ты  не  можешь  так
поступить с ним. И я не могу с ним так поступить. Я не имею права отнять
у него друга.
   - Я его не покину. Но позволь мне быть с тобой.
   - Хочешь сказать, что не настаиваешь?
   - Нет, не настаиваю. Скажешь јуйдиЅ, и я уйду. Скажешь јвойдиЅ,  и  я
войду. Но... прошу тебя, пожалуйста!
   јБезумие! - подумал Теннисон. - Это настоящее безумие!  Галлюцинация.
Ничего нет. Мне все это просто кажетсяЅ.
   Дверь резко распахнулась. На пороге стоял Экайер.
   - Джейсон, скорее! - выкрикнул он, не входя. -  Пойдем  со  мной!  Ты
должен пойти со мной немедленно.
   - Конечно, - кивнул Теннисон. - А что случилось?
   - Мэри вернулась из Рая! - ответил Экайер. - И  она  в  очень  плохом
состоянии.



   Глава 26.

   Декер вновь пережил те страшные минуты. Годами  он  не  вспоминал  об
этом, не думал, но вот сходил к катеру - и ничего не мог поделать. Вновь
разрезал ножницами финишную ленточку памяти, и старые, запыленные воспо-
минания ярко и отчетливо встали перед ним.
   Он протянул руку и коснулся поверхности металлического ящичка, стояв-
шего на столе. Этот ящичек он принес с катера. јТам есть  все,  -  думал
он, - в этих записях, что сделаны на кораблеЅ. Но открыть ящичек и прос-
мотреть записи он не решался. јНаверное, - думал он, - не  стоило  иску-
шать себя и забирать черный ящик с катера. Пусть бы лежал там, такой  же
забытый и заброшенный, как катер.
   Почему же я так боюсь, - спрашивал он себя, - просмотреть записи? Мо-
жет быть, я боюсь того ужаса, кошмара, который там записан? Мог  ли  там
быть страх? Можно ли его было записать? Мог ли он сохраниться там, такой
же дикий и ясный, как в тот день, много лет назад? Ѕ
   Он зажмурился, спрятал лицо в ладонях, попытался вспомнить...
   Он знал корабль как свои пять пальцев, водил его долгие годы,  помнил
его весь, до последнего винтика, любил его, гордился им, разговаривал  с
ним в часы одиночества в черных безднах пространства.  Порой  ему  каза-
лось, что корабль отвечал ему...
   Он помнил все, но была одна-единственная деталь, в которой он не  был
уверен, и сомнения его могли развеять только записи. А  то,  что  мучило
его и не давало покоя, там наверняка было. Записи  велись  с  предельной
скрупулезностью. Регистрировались такие параметры,  как  местонахождение
корабля, расстояние до различных объектов, их координаты с точностью  до
многих цифр после запятой; для каждой звезды и планеты записывались тем-
пература, давление, химический состав атмосферы, сила притяжения, данные
о формах жизни, если таковые обнаруживались, о наличии скрытой  опаснос-
ти. Но эмоции? Могли ли быть зарегистрированы эмоции? Мог ли быть  запи-
сан тот всепобеждающий ужас, который погнал его вышколенную, верную  ко-
манду в безумном порыве к спасательным катерам?
   Декер сидел у стола, пальцы его лежали на поверхности ящичка. Он заж-
мурился, пытаясь припомнить и убеждаясь уже, наверное, в десятый раз  за
последние несколько дней, что одна-единственная подробность  упорно  ус-
кользала от него, а он никак не мог ее вспомнить.
   ...Тогда они направлялись в самый центр системы Кунскин, и их  завер-
тело в космическом смерче.
   јСтранно, - думал он, а ведь до того момента я и слышать не хотел  ни
о каких смерчах, считал, что это обычная выдумка, легенда, - смерч,  ко-
торый способен подхватить корабль  и  перебросить  в  другое  время  или
пространствоЅ.
   Разговоры о таких смерчах можно было услышать в каждом баре на  любой
из планет фронтира, но то, как о них рассказывали, возводя глаза к небу,
колотя себя в грудь и клянясь всем святым на свете, мало в чем убеждало,
рождало сомнения даже в теоретической  возможности  существования  таких
смерчей.
   Короче говоря, смерч это был или нет,  но  с  их  кораблем  случилось
что-то непостижимое и ужасное. Все шло как обычно, как всегда бывает при
выполнении пространственно-временных полетов - корабль, казалось,  повис
без движения в черной, непроглядной пустоте, и вдруг его ни с того ни  с
сего начало бросать из стороны в  сторону,  вертеть,  качать,  будто  бы
чья-то громадная рука выхватила его из пустоты пространства. Декер  пом-
нил, что он стоял перед одним из обзорных экранов и  глядел  в  безликую
тьму за бортом корабля, не уставая удивляться тому, что глазу не за  что
было заце