которому стоит
забивать баки. Надо начистоту".

- Не буду темнить. Валерьян Вениаминович,- вздохнул он, забирая нос
в ладонь,- не меряли мы этот квант действия. У нас никто не знает,
как его измерить.

- Вот это да! - Пец так и стал, подняв голову.- Нет, это
бесподобно! А как же вы давали информацию ТАСС и газетам о
соответствии моей теории? А если здесь вообще нет изменений кванта
действия, что-то иное?

- Да что может быть иное, все сходится!

- Мало ли - сходится... Природа не очень-то милостива к кабинетным
умствованиям. Не измерить за три месяца... ну, знаете! Ладно,-
Валерьян Вениаминович снова сдержал себя,- расскажите, что вы
измеряли и как.

Корнев рассказал, как они запустили в глубину Шара аэростат с
барометрическим самописцем, датчиком сигналов, отсчитывали по длине
вытравленного каната высоту, соотносили с ней присылаемые приборами
по кабелю импульсы. Давление воздуха здесь распределено не так, как
в атмосфере: до тысячи четырехсот физических метров убывает явно
быстрее, а далее слабо меняющееся высотное разрежение. Время на
высоте в полкилометра ускоряется примерно в сто пятьдесят раз, на
восьмистах метрах - в три с лишним тысячи раз...

- Словом, ускоренного времени там завались...- рассказывая, Корнев,
присел, вычертил пальцем на снегу кривую барометрического закона в
декартовых координатах, кривую ускорения времени. Пец наклонился,
смотрел.- Кроме того, мы поднимались на вертолете - до упора, на
полтора километра. Выше винт не тянет.

- И что там? - нетерпеливо спросил Пец.

- Пространства тоже хоть отбавляй. Степень неоднородности на всех
высотах умеренная, работать можно.

- А еще выше?

- Там - тьма. Сквозь нее, как мы ни глядели, ничего не
просматривается: ни сеть над Шаром, ни аэростаты, ни небо.

- То есть, вы полагаете, там есть что-то непрозрачное?

- Вероятно. Какая-то черная муть.

- Муть? Не тело?

- Не похоже на тело. Понимаете...- Александр Иванович в затруднении
"подоил" нос,- если присмотреться, замечаешь какие-то мерцания.
Искорки, светлячки, блики... они мелькают быстро и едва различимо.

- И летчик видел?

- Да.

- Значит, не иллюзии. Что-то там есть.

Валерьян Вениаминович спрашивал, слушал, вникал - и отходил.
Поначалу Корнев так ему не понравился: самоуверенной бойкостью,
договором этим самозванным на 75 миллионов, а в особенности тем,
что не провел азбучные измерения кванта действия, что он было решил
отрицательно ответить на вопрос, поставленный ему Страшновым:
подойдет ли Корнев в качестве главного инженера? Какой-то оголтелый
авантюрный практицизм... Но постепенно он понял, что это вовсе не
практицизм околонаучного выжиги - иное. "Надо же, запросто поднялся
в вертолете на полтора километра в НПВ. Дело, равное выходу в
космос: кто знает, что там такое?.. И проблемы: можно ли жить и
работать в Шаре - для него не существовало с самого начала.
Разумеется, можно! И в теорию мою он поверил крепче, нежели я,-
зачем ему еще эти кванты мерить?.. Нет, его прыть не от
спекулянтского духа, скорее, от поэтического жара души. Такому и
было по плечу блистательное овладение Шаром, я бы не сумел..."

- А кванты действия по высоте,- въедливо сказал он,- необходимо
измерить. И не откладывая. Хитрого ничего нет, в университете на
кафедре физики наверняка есть стенд или даже переносной прибор,
надо одолжить или скопировать. Это же скандал!..



II



Труба воздвигалась у северного края зоны. Здесь заметно покачивало.
Трудились четверо. К Корневу подошел бригадир - пожилой худощавый
мужчина в запачканной раствором брезентовой куртке и в шапке-ушанке.

- Александр Иванович,- сердито сказал он,- вы только поглядите, что
у нас выходит. Сколь работаю, такого не бывало!

Они подошли к лесам. Трубу выгнали метров на двенадцать, и простому
взгляду было заметно, что она искривлена, склоняется к эпицентру.
Бригадир взобрался наверх, вытащил из кармана бечевку с грузилом:

- Смотрите, Александр Иванович, по отвесу.

Верно, бечевка искривилась точно по стенке трубы. Бригадир
переместил отвес на выпуклую сторону - бечевка повторила кривизну и там.

- Правильно, по отвесу,- сказал Корнев бригадиру, когда тот
спустился,- возводите дальше, до отметки "30".

- Так ведь обвалится.

- С чего она обвалится, если по отвесу! Я ведь объяснял, здесь
такое поле тяготения.

- Кривая, вот и обвалится,- упрямился бригадир, недовольно глядя на
Корнева.- Сроду у меня не было, чтоб криво-косо.

- И кирпичи падают, когда ветер,- поддержал его один рабочий.-
Дунет - и кирпич валится. И шатает наверху.

- Вот-вот! - снова вступил бригадир.- Не буду я этого строить, не
хочу срамиться. Завтра увольняться приду. Это цирк какой-то, а не
строительство!

- Ну, как знаете,- сказал Александр Иванович,- насильно мил не
будешь... Молодых надо набирать,- сказал он Пецу, когда они
отошли.- Видите, как прежний опыт здесь человека подводит.

Валерьян Вениаминович вспомнил, как час назад учился ходить в НПВ,
подумал: "Если начинать с этого, то придется набирать слишком уж
молодых". Он оглянулся на кривую трубу.

- Почему Шар искажает поле тяготения, как вы полагаете?

- Как?! - Корнев остановился, выразил крайнее изумление.- Разве из
вашей теории это не вытекает? Я ждал, что вы нам объясните!

Это был реванш за кванты. Пец понял, улыбнулся:

- Не вытекает, дорогой Александр Иванович, в том-то и дело, что не
вытекает... А для чего вообще эта труба? Для котельной?

Корнев поглядел на него, будто оценивая: сказать правду или
воздержаться? Решился:

- А ни для чего. Для приобретения опыта, навыков. И тот объект с
собаками сносить, будем не достроив. И наше здание под снос пойдет,
и ангары... В самом деле, разве можно здесь, на пятачке эпицентра,
делать дела, если и шатает, и отвес кривой, да и места мало? Только
для пробы, наловчиться работать в неоднородном мире. Людям, которые
это сумеют, цены потом не будет.

- Потом?.. Хорошо, выкладывайте свой замысел.

- Замысел простой, Валерьян Вениаминович: вверх. В глубь Шара. Там
наше будущее, наши выгоды, результаты... и, видимо, наше понимание
его. Для этого, во-первых, аэростаты долой, притянуть Шар накрепко,
чтобы он жестко держал себя электрическим полем, во-вторых, здесь,
внизу, только коммуникации и энергетика, только вход и ввоз, выход
и вывоз. В-третьих...- Корнев загибал покрасневшие на холоде пальцы
перед лицом Пеца,- гнать ввысь башню и одновременно, не дожидаясь
ее завершения, заполнять отстроенные этажи лабораториями,
мастерскими, стендовыми залами, отделами, службами... и там вести
работы. Чем выше - тем быстрее, чем выше - тем просторнее. Честное
слово, мне не по себе от мысли, что там,- он указал вверх,-
вхолостую течет стремительный, час в минуту, а то и больше,
обширнейший поток времени. Помните, у Маяковского: "Впрямь бы это
время в приводной бы ремень, сдвинул с холостого - и чеши, и сыпь..." А?

Валерьян Вениаминович, заглядевшись на обращенное ввысь
вдохновенное лицо Корнева, зацепился за трубу под ногами, едва не упал.

- А трубы эти,- он указал на поле, где лучами и переплетающимися
фигурами сходились к центру тонкие и толстые черные стволы со
штурвальными вентилями,- тоже для практики, руку набить? Ведь
канавы для них не выкопаны, а теперь экскаваторы не пройдут. Не
слишком ли дорогое обучение? - Он сегодня будто подрядился снижать
корневский пафос.

- Это не для обучения, что вы! - даже обиделся тот.- Трубы будут в
земле на нужной глубине, зароет их туда сам Шар. И фундаментный
котлован он нам сделает, как миленький. Идея согласована с нашим
архитектором Зискиндом. Рвал Шар землю по-глупому, пусть рвет и для дела.

- Получится ли? - усомнился Пец.

- Мы слегка пробовали, получается. Ведь самые сильные искажения
поля возле металла - и пространства, значит, тоже...

Они ходили и говорили, говорили и ходили - под черной тучей Шара,
по истоптанному снегу, среди труб, ящиков, сараев-ангаров. Им было
о чем поговорить. И о том, что надо Валерьяну Вениаминовичу в
ближайшее время провести несколько семинаров по теории НПВ, на них,
кстати, выработать и терминологию; и что эскизный проект башни
группа Зискинда вот-вот окончит, надо утвердить, строить... и т.
д., и т. п. Работа Корневым была проделана большая - она открывала
возможности для еще больших свершений.

И постепенно в обоих вызревало нечто, не высказываемое словами, но
важнее слов. Валерьян Вениаминович пропитывался новым делом,
проникал в замыслы и душу Корнева. Ему уже казался нестрашным и
договор с ракетчиками ("Подумаешь, семьдесят пять миллионов-цена
неудачного космического запуска!"), интересовал задуманный
Александром Ивановичем эксперимент - и вообще он не представлял
дальнейшей работы без него, заряженного энергией и идеями. Он
поверил окончательно, что движет им не приниженное тяготение к
выгоде и успеху, а высокое, артистическое стремление максимально
выразить себя - стремление, от которого у писателей получаются
хорошие книги, у художников - картины, у композиторов - симфонии.
Корнев, похоже, и был инженером-художником, художником интересного дела.

У Александра Ивановича тоже менялось отношение к Пецу. К концу
долгой беседы-прогулки он понял, что встретил человека, абсолютно
чуждого всякой сделке - с собой или с другими, все равно; человека,
который может поступить с ним и хорошо, и плохо - и всегда будет прав.



III



Они опоздали на совещание ведущих сотрудников, которое сам Пец
назначил на 17.00. По своим часам они и пришли в 17.00 - но из-за
того, что удалялись к краю зоны, их время отстало. "Вот еще
проблема: синхронизация",- подумал Валерьян Вениаминович, раздеваясь.

Из тех, кого ему представил Корнев, только две фамилии что-то
сказали Пецу: Зискинд, архитектор-проектировщик ("Наш катаганский
Корбюзье",- отрекомендовал его Александр Иванович) - худощавый
молодой человек в очках на нервном лице, с усиками и длинными
черными волосами, которые он откидывал самолюбивым движением
головы, и Васюк-Басистов, увлеченный из Таращанска искусителем
Корневым и ныне исполняющий обязанности руководителя
исследовательской группы, которая пока состояла из него одного. Он
вовсе оказался не похож на тот образ удальца и героя, который
сложился у Валерьяна Вениаминовича после знакомства с отчетом о
Таращанской катастрофе: в дальнем конце стола сидел щуплый паренек
с тонким лицом, светлыми прямыми волосами и каким-то детским,
задумчиво-удивленным взглядом; вел он себя флегматично и стесненно.
Казалось удивительным не только, что он проявил отвагу и смекалку в
катастрофе, но и то, что он имел жену и детей.

Пец понимал, что от него ждут тронной речи. И он эту речь произнес.

- Сочиняя известную вам теорию,- сказал он хрипловатым баском,- я
рассматривал случай с переменным квантом действия как некое
исключение и если и допускал, что этот случай реализуется во
Вселенной, то тоже как исключение, игра природы. Но вот теория
подтвердилась, обстоятельства занесли вас и меня в мир с переменным
квантом действия, в неоднородное пространство-время... в мир, где
все не так. Здесь кривая сплошь и рядом оказывается короче
соединяющей те же точки прямой, тела могут разрушаться не от
приложения сил, а от самого пространства, время течет в разных
местах различно... и много диковинного нам еще предстоит узнать. И
для успеха дел здесь,- Валерьян Вениаминович сделал паузу, обвел
взглядом сидевших по обе стороны длинного стола; все внимали,- нам
лучше сразу стать на иную точку зрения.

Не Шар - игра природы, не наше НПВ диковинно, не мы в
исключительном положении. Все наоборот: этот обычный, вне Шара, мир
исключителен и невероятен по однородности своего пространства, по
равномерности течения в нем времени, по обилию в нем так называемых
"мировых констант". Ведь что есть постоянство и однородность, как
не частные случаи в мире непрерывной изменчивости? Таким образом,
мы будем исследовать, обживать, осваивать более общий случай
материального мира, нежели тот, в котором обитали до сих пор и к
которому привыкли...- Он снова сделал паузу: ему показалось, что он
недостаточно четко выразил мысль; секунду подумал и заключил: -
Попросту говоря, наш Шар и обычный мир соотносятся, как уравнение
Максвелла и закон Ома.

...Корнев впоследствии, когда они сошлись покороче с Валерьяном
Вениаминовичем, не раз поминал ему эту заключительную фразу и даже
полюбил начинать "попросту говоря" с самых темных, головоломных
суждений. Здесь Пец действительно переборщил, сказалась привычка
адресовать слова аудитории близких по квалификации специалистов:
для большинства слушавших его сейчас было откровением, что закон
Ома вообще как-то соотносится с уравнением Максвелла, да и с
уравнением этим не все были на "ты". Но в целом речь понравилась,
идея была понята и принята.



Вскоре в Катагани и соседних городах запестрели объявления "НИИ НПВ
приглашает на работу..." - и следовал длинный перечень: от
штукатуров и монтажников до начальников лабораторий. Отдел кадров'
трудился в две смены.

В предновогодние дни пошли под снос все объекты в зоне эпицентра,
включая заборы и недостроенную трубу: место расчищалось под
сооружение по проекту Ю. А. Зискинда 300-метровой (с возможностью
дальнейшего наращивания до пятисот метров) башни, главного помещения НИИ.

А сразу после Нового года Корнев осуществил свой замысел:
образовать котлован и погрузить всю входную систему энергетики
(водо- и газопроводы, канализацию, кабели) в почву посредством
Шара. Не прикладывая рук. Это было зрелище: эпицентр застелили
экранными листами жести, которые образовали кольцо, теневой чертеж
выемки под башенный фундамент; внутри и вне его на снегу
расположилась вся кровеносная система будущего сооружения. По
сигналу ракеты взвыли электромоторы лебедок, закрутились,
притягивая канаты с экранными сетями, редукторные барабаны. Темное
ядро Шара приблизилось, оттесняя обычное небо и еще круче заваливая
вниз окрестный пейзаж. Неоднородное пространство,
перераспределенное металлом листов и труб, начало аккуратно
разделять, раздвигать в нужных местах мерзлую землю. Сама собой
развернулась кольцевая выемка восьмиметровой глубины. Трубы и
кабели погружались в грунт, как нагретая проволока в масло,- и
сверху над ними, как масло над проволокой, бесшумно смыкалась
земля. Потом осталось только подровнять место бульдозерами, вывезти
несколько самосвалов осыпавшегося грунта - и все.

Много всякого будет в отношениях Корнева и Пеца, не раз первый
обрадует второго, не раз и огорчит. Но никогда Валерьян
Вениаминович не забудет восхищения, с которым наблюдал этот
эксперимент, и светлую зависть к Александру Ивановичу: вот ведь как
может человек овладеть ситуацией, брать за шкирку природу!

И дело пошло. Как сказано в иной книге по другому поводу: "История
была пришпорена, история помчалась вскачь, звеня золотыми копытами
по черепам дураков". (А. Толстой. Гиперболоид инженера Гарина.)



ГЛАВА 8 ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ

Идеалист - человек, верующий не только в идеалы, но и в то, что
другие тоже в них верят.

К. Прутков-инженер. "Набросок энциклопедии"



Если бы агент иностранных разведок... скажем, некий Жан-Сулейман
Ибн-Рабинович, он же Смитт-777-бис, он же торговец жареными
семечками Семенов, он же (она же) Маргарита Семеновна, оказался в
городе Катагани, что расположен на реке того же названия, то он
непременно остановился бы в шестнадцатиэтажной интуристовской
гостинице "Стенька Разин" ("Stenka Razin") и постарался бы взять
номер повыше, с обзором. А если бы администратор бдительно
уклонился от предоставления ему такого номера, он все равно
вознесся бы в лифте на самую крышу гостиницы, в летнее кафе "I za
bort eje brossaiet...", где и занял бы, коварно усмехаясь, столик у перил.

Оттуда холодному взору агента открылась бы восхитительная панорама.
На юге в лиловой дымке далекие горы с синими лесами на склонах,
ближе со всех сторон - полого-холмистые равнины, разлинованные на
правильные фигуры сельскохозяйственных угодий; еще ближе, за
рекой,- тучные луга со стадами овец, лошадей и говяд. Различил бы
он среди полей асфальтовые полосы автострад с оживленным движением,
железнодорожные линии, стекающиеся с четырех концов к большой,
путей на тридцать, станции с величественным серым вокзалом; увидел
бы пристани и причалы на реке Катагань, стремительные "ракеты" и
неторопливые баржи на ее блестящей под солнцем поверхности,
песчаные пляжи с грибками. Еще ближе Жан-Сулейман углядел бы трубы
заводов, выкрашенные черно-белыми шахматными квадратами,
белоснежные цилиндры нефтехранилища, серебристые шары газгольдеров
и извергающие пар конусы градирен ГРЭС; увидел бы он живописные
россыпи частных домиков и дач среди садов и огородов на окраинах,
радующие глаз продуманной планировкой и широкими проспектами новые
жилые массивы, парк им. Тактакишвили вдоль реки - с эстрадой,
колесом обозрения и парашютной вышкой, шпиль старого костела и
луковичные головки церквей, здание бывшего Коммерческого, ныне
Государственного, банка с витыми малахитовыми колоннами, увидел бы
площади и бульвары, памятники и рынки, магазины и автовокзал из
алюминия и стекла.

Но эти объекты не заинтересовали бы нашего агента: подобные он
видывал во многих городах. Внимание его приковал бы иной, нигде
прежде не виданный объект, для названия которого он затруднился бы
найти слово. Над обширным полем за южной окраиной парило нечто,
шарообразный сгусток с размытыми, незаметно переходящими в
атмосферу краями; размеры его были сравнимы с полем и с плывущими
над ним облаками - дома соседнего жил-массива рядом казались
игрушечными. Снизу, от поля, в Нечто внедрялось не то сооружение,
не то холм из трех круто сходящихся на конус уступов; их венчал
короткий пик. "Пожалуй, все-таки сооружение,- присмотревшись, решил
бы агент,- хоть и редкостное по безобразию. Но что это?!"

Озабоченный агент спустился бы в номер, затем вернулся на крышу,
вооруженный призматическими очками с 64-кратным увеличением; в них
он мог рассмотреть подробности. Теперь наш Жан-Сулейман заметил бы,
что в сгусток часто влетают грузовые вертолеты. И странно движутся
они в нем: подлетают медленно, а затем вдруг стремительно удаляются
в глубь него, уменьшаясь в размерах. Другие вертолеты так же
стремительно выскакивают оттуда.

Он заметил бы и то, что дорога к сгустку от города целиком
заполнена машинами, преимущественно грузовыми и самосвалами;

другая трасса несла к нему поток автомобилей со стороны реки, от
дебаркадеров грузовой пристани, возле которой теснились баржи. Все
это втекало в основание ступенчатого холма, который был точно
искусственным сооружением: ясно виднелись арочные въезды, полосы
этажей и спиральная дорога, которая вилась до второго уступа. По
ней тоже сновали грузовики - возносились к верхним этажам -и
площадкам с возрастающей стремительностью, будто и не в гору, затем
скатывались по винту вниз.

"Въезд и выезд разделены,- квалифицированно констатировал бы агент,
время, от времени задумчиво нажимая левым ухом спуск
вмонтированного в оправу очков стереофотоаппарата,- все
организовано для приема больших потоков груза". Около "холма" и на
.нем он заметил бы оживленную деятельность - даже слишком
оживленную: будто в муравейнике, в который ткнули палкой.

Засидевшись допоздна, агент 777-бис увидел бы, как в окутывающих
город и местность сумерках начинают светить первые огни. Сам
таинственный сгусток растворился в вечерней тьме, но его
местонахождение обозначили загоревшиеся на полукилометровой высоте
вереницы сигнальных огней; они наметили алым пунктиром гигантский шатер.

Когда же ночь, чудная южная ночь, целиком поглотила очертания
неосвещенных предметов, агент увидел бы сквозь свои очки
феерическое зрелище: как исчезнувший было во тьме "холм"...
начинает светиться - вершина серо-голубым светом, середина
тускло-оранжевым, с постепенным переходом в красный, в вишневый и в
темноту внизу. Теперь его