и, кутенок, на большой
мир! Щенок скулит и дергает лапками; ему не нужен, страшен этот мир,
хочется на пол в прихожую, где пахнет ботинками, пылью и написанным в углу.

- Обратите внимание на волнение в зоне этого большого "свища", Вэ-Вэ,-
указал Корнев,- оно почти концентрическое, как от капли на воде. Между
прочим, Москву в таком ритме снять, аналогичное увидим: сначала центр
вырастает, потом откат жилищной индустрии на окраины, в Черемушки, или
там в Теплый Стан - пятиэтажки, девятиэтажки, затем по шестнадцать... а
потом опять накат к центру: снос малых домов, сооружение
тридцатиэтажных, на проспекте Калинина, например. Ходи, изба, ходи,
печь... По генеральным планам волнуются "свищи", по проектам. А вот -
ага, наконец! - и первые огненные смерчики выскакивают из мутной
атмосферы. Стоп, это надо глядеть подробно.

Александр Иванович остановил катушку проектора на кадре, где - в
ближнем плане на ночном участке планеты неподалеку от линии терминатора
- вырисовалась длинная огненная загогулина. Нижний конец ее был ярок и
толст, почти вертикально шел от тверди, а чем выше, тем он изгибался
все более полого, утоньшался и тускнел.

- Первый "сгусток мысли" пошел в космос,- комментировал главный
инженер.- Или это еще испытание стратегической ракеты, как вы
считаете?.. Между прочим, если бы не военное противостояние систем, мы
на Земле еще лет сто не имели бы космонавтики. Нынче слюни роняем от
восторга: ах-ах, высшее достижение цивилизации... а с чего началось-то?
С самых простых чувств, как и у всех животных: страх, жажда выжить.
Только у животных это выражается оскаленными зубами, выставленными
когтями... самое большее, испусканием неблагоуханной струи, как у
хорька и скунса,- а у нас ядерными бомбами и ракетами.

Снова застрекотал пущенный им проектор. Теперь в затянутых кадрах на
ночной части огненные линии и полосы с яркими нижними концами
попадались все чаще: изгибающиеся в разных направлениях, круто или
полого, а затем и почти прямые.

- Ага, это у них уже завоевание космоса пошло,- приговаривал Александр
Иванович.- Нет, как угодно, недооцениваете вы это дело с точки зрения
развала мира. Мысли в этих "сгустках" все меньше, как и в любой
освоенной технике, а вещества, плоти планеты улетает все больше:
носители, топливо. Обратно вернется спускаемый аппарат, да и то не
всегда. Разве сравнишь с вулканическими извержениями: пальбы и грохоту
куда больше, чем при запуске ракет, сотрясений почвы, выбросов лавы тем
более... а в космос ничего не улетает. Не так это просто - раскрутить
планету на разнос! И чего нас тянет в космос, вы не скажете? Знаем свою
Землю в слое не толще кожуры яблока, а туда же...

- Хватит! - резко сказал Пец и сел, прикрыв глаза. У него ослабели
ноги, тупо давило в голове. Все стало безразлично.

Корнев выключил проектор; переждал с минуту, затормошил Пеца:

- Эй, Вэ-Вэ, вы что? Не надо отключаться... Ладно, то вы меня старались
привести в чувство, теперь я вас буду.- Он включил перемотку,
повернулся к директору.- Только уговор: не кидаться на меня с кулаками,
не швырять предметы. Вот я ленточку отмотал, теперь демонстрирую снова,
только со звуковым сопровождением. Хотите - смотрите, хотите - слушайте.

Звуковое сопровождение! В первый раз Валерьян Вениаминович, отвлеченный
комментариями Корнева, не обратил внимания, что его нет. А теперь,
когда тот запустил проектор, Пец не столько смотрел на экран, сколько
вслушивался в бормотание автомата-синхронизатора, призванное напоминать
зрителям масштаб времени. Оно было невразумительным:



"Вон что! Так, значит?.." - Директор перевел гневно-вопросительный
взгляд на Корнева. Тот усмехнулся, остановил проектор:

- Да, Валерьян Вениаминович, мы смотрели не послеэкстремальную, а
начальную стадию жизни планеты, ее формирование - только в обратном
порядке. Я сам на таком не раз обжигался: забывают ребята после сеанса
перемотать... Но эту я с умыслом так запустил. Чтобы показать, что наш
научно-технический прогресс действительно зеркально симметричен с
картиной формирования планет. Как конец с началом. И вершина его, выход
в космос, так сказать, космический апофеоз разума - симметричен с
явлением аккреции, метеорным дождем, в котором планеты набирают,
нагуливают в околозвездном рое пыли и тел свой вес. Иначе сказать,
космонавтика как вселенское явление природы - при всей своей
научно-технической начинке, корифеях, героях, достижениях и мечтах о
контакте - столь же проста, как и явление тяготения. Только с обратным
знаком, в другую сторону... А отчетливых съемок, которые можно было бы
недвусмысленно толковать как запуск космических ракет на планетах MB,
на ихних Байконурах или мысах Канаверал, мы пока не имеем. Чего нет,
того нет. Здесь можно ориентироваться только на то, что с Земли
произведены уже многие тысячи запусков.

За время его речи Пец - он поднялся с кресла и стоял с приоткрытым ртом
и таким видом, будто ему не кадры показали, а двинули в солнечное
сплетение - пережил много получувств-полумыслей. Самое первое и
ужасное: симметрия начала и конца! Затем: ведь в самом деле полет
крупного метеора, снятый от конца к началу, трудно отличить от запуска
ракеты - как он не догадался! И наконец, выходит: Корнев его разыграл?!
Нанес не просто удар, а ниже пояса.

- Таким образом, Александр Иванович, окончательным фактом есть то...-
только в подчеркнутой вежливости и чрезмерно внятном произнесении слов
дал Валерьян Вениаминович проявиться своей ярости,- что показанное вами
никакого отношения ни к цивилизации, ни тем более к запуску космических
аппаратов не имеет?!

- К запускам - безусловно,- невозмутимо кивнул тот.- А насчет
остального я бы с выводами не спешил. Как вы знаете, и посадка
спускаемых аппаратов, когда у них плавится и горит теплозащита, не
слишком отличается от падения метеоров. Может, мы и наблюдали что-то
такое: космическое переселение или, скажем, нашествие? Мало ли романов
на эти темы!.. И все прочее в том же духе.

- В каком духе?!

- Прогресс с точностью до наоборот, вот в каком,- сказал со вкусом
Корнев.- Почему бы не считать эту сыпь и "свищи" не естественными
лавовыми вспучиваниями, не вулканическими вздутиями, а все-таки
поселениями каких-то там начальных жителей? Социальные процессы у них
идут наоборот: от демократического общества к тоталитарному, от него -
к феодально-крепостническому... прогрессивным считается закрепощать
работников, чтоб не баловали, не бегали с места на место - чтоб был
порядок! - затем к рабовладению, к племенному, к стаду. В технике
прогресс идет от высотных зданий к домам пониже, более прочным, с
толстыми стенами: лучше помельче, да больше, неладно скроен, да крепко
сшит.., а еще лучше и вовсе откопать пещеру в обрыве - безопасно и не
дует. Прогрессивно и модно там обрастать шерстью - вместо заботы об
одежде...

- А спиной вперед они не будут у вас ходить? И из гроба вставать?

- Ну-у, Вэ-Вэ, реплика низкопробная, не по уровню вашего мышления! Вам
ли, который ввел понятие "объем события", не понимать, что мелким-то
событиям наплевать, в какую сторону текут мировые процессы. Будут
тамошние существа обыкновенно спариваться и рождаться, дело нехитрое. А
вот чуть не так накренился растянутый на тысячи и миллионы лет градиент
потока времени - и прогресс превращается в регресс, а регрессивное
признается передовым, полезным для общества. В науках, например, будет
считаться передовым и полезным больше забыть, чем узнать. Сначала
забыть о существовании иных галактик, затем об иных солнцах, потом -
что их планета есть шар... и так до утраты членораздельной речи и
переходе от "реакционного" прямохождения на "прогрессивные" четвереньки...

- Слушайте, Саша, вы же до ерунды договорились! - не выдержал
директор.- Сами себя опровергаете. Ведь чтобы было, что забыть и
утратить, сначала надо же это знать и уметь. Стало быть, необходимо
допустить, что у ваших гипотетических изначальных сразу была высокая
культура, огромные знания обо всем... а откуда это возьмется?

- Куль-ту-ра... зна-ни-е?..- Корнев произнес эти слова с усилием,
смотрел на Пеца - ив глазах за воспаленными веками все больше
прибавлялось веселого и злого изумления.- О господи, Вэ-Вэ, так вы...
так вы ничего не поняли?! А я-то верил в вас больше, чем в себя.
Куль-тура, зна-ние - надо же! Ха-ха!..- Он лег на стол и даже ногами
задрыгал от похожего на рыдание хохота.- Ха-ха-ха-аа! Какая культура,
какое к чертям знание?! Ха-а-хаа-а-ха-ха!.. Это выглядело
возмутительно. Пец осатанел:

- Встаньте! - рявкнул он, и Корнев сразу оказался на ногах.- Вот верить
в меня не надо, я не бог и не претендую... а обязанности свои, равно
как и мои распоряжения, извольте выполнять. Во-первых, займитесь
делами, как подобает главному инженеру, у вас их накопилось более чем
достаточно. Второе: приведите себя в божеский вид, общайтесь с
сотрудниками корректно и по-деловому. Третье: рекомендую вам не
подниматься сюда и не участвовать в исследовании MB, покуда не
выправите крен в мозгах. Вот так!

- Слушаюсь, Валерьян Вениаминович! - Корнев стал по стойке "смирно",
свел вместе пятки в драных носках.- Бу сде. Исполню. Особенно насчет
крена в мозгах.

Но в глазах его блестел упрек и насмешливое превосходство -
превосходство человека, который понял то, что ему, Пецу, недоступно и о
чем не имеет смысла с ним толковать.

Эта шутовская поза, этот блеск глаз и вообще весь разговор... Валерьян
Вениаминович почувствовал, что с него хватит, и вышел, не сказав ни слова.

Бой - с Корневым за Корнева - был проигран.



ГЛАВА 25 МЕРТВЕЦ И ПРОТОПЛАЗМА

Для людей важней всего активность: сначала они активно портят природу -
потом начинают активно исправлять содеянное. Так и обеспечивается
всеобщая занятость.

К. Прутков-инженер. Мысль ‘ 10.

Мертвец неспешно шагал вниз, пролет за пролетом оставляя за собой
лестницу осевой башни. Вокруг колыхались, искривлялись призрачно,
растекались в стороны радужно размытые контуры и пятна, выделявшие из
плотного пространства пенистое нечто, имевшее при его жизни значение и
названия. Теперь названий не было, мир стал простым и единообразным -
первичным. Только изредка он вспоминал: это "коридоры" (для перемещений
комочков живого желе), а по бокам "лаборатории", "мастерские", "отделы"
(пустоты, в которых они колышутся и вихрятся в том, что считают "своей
деятельностью"). Ко всему этому он еще недавно имел отношение,
взаимодействовал, колыхался-барахтался вместе со всеми. Он и сейчас
делал вид, что имеет отношение, так было проще: когда кто-либо из живых
подходил и заговаривал о том, что они считают "проблемами", "делами",
он останавливался, выслушивал вежливо и, не вникая - ему не во что
более было вникать, соглашался, когда ждали согласия, возражал, когда
ждали возражения. Даже отдавал приказы - именно те, какие уже маячили
(он видел!) на другом конце веревки-желания относящегося, веревки,
которой опутала всех так называемая "жизнь", многомерная паутина
связей. И тем ослаблял веревку, выскользал, отделывался - освобождался.
Главным для этого было не нарушать окрестное колыхание-вихрение, внося
в него свое.

Он так и делал. На восьмом уровне кто-то (неважно кто) протянул ему
бумаги, втолковывая что-то (неважно что), и, разумеется:

"Александр Иваныч, подпишите!" Он подписал к исполнению, хотя в их
жизни это противоречило распоряжению, которое он таким же манером
"отдал" двадцатью этажами выше. Но это в их жизни, в сложно
дифференцировавшейся посредством собственных заблуждений протоплазме.
Никаких противоречий не бывает в Едином. Как нет в нем и названий. Как
нет и связей.

Протоплазма... Она возникла в теплых мутных морях, чувствуя немо и
слепо все воздействия среды либо как "приятные" (способствуют целости,
росту, размножению), либо "неприятные", препятствующие тому же.
Приятное было хорошо, к нему следовало стремиться; неприятное плохо,
его следовало избегать. Первичное, доклеточное добро и зло, из которого
потом комочки усложнившейся протоплазмы, проповедники и философы,
сочинили нравственные принципы. Первичное желе усложнилось от
разнообразия сред и обстоятельств на планете, обзавелось органами,
распределило по ним общее чувство, тем породило обилие качеств, а по
ним на высшей стадии развития - и слов. Но природа ощущений, их крайний
субъективизм и турбулентная вздорность - от этого не изменились и не
могли измениться. И па-ашел расти, усложняться, ветвиться мир существ,
их видов, свойств, качеств, действий, понятий, мир, проявляющий в
множественном запутанном разнообразии одно и то же: усложнившиеся
реакции протоплазмы на "+/- приятно".

Это протоплазма колыхалась и дрожала сейчас вокруг от забот и
стремлений - не только в башне, всюду! - вспучивалась намерениями,
замыслами, хлюпала и плескалась действиями, желеобразно вибрировала
сигналами, которые расходились кругами от мест возбуждения, текла по
"трещинам"-коммуникациям, завивалась круговертями обмена веществ,
удовлетворенно чавкала-переваривала, заполняла пустоты. Она
прикидывалась растениями, организмами, животными, людьми, семьями,
коллективами, народами, человечеством, биосферой и ноосферой. Только
его теперь не обманешь.

- Ничто не сотворено,- шептали бледные губы.- Деление бактерии
неотличимо от родов ребђнка. Ничто не сотворено!..

На шестом уровне мертвец вышел на перевалочную площадку внешнего слоя,
стоял на краю, покачиваясь с носков на пятки, смотрел. Внизу, в
красно-оранжевом сумраке зоны вяло шевелились механизмы, ползали
машины. Слева, на загибающейся вниз, к горизонту, площадке собирали
ангар (при жизни он помнил, какой и для чего); дуговая бетонная форма и
стрела автокрана образовали фигуру, похожую на скелет звероящера.
Стрела поворачивалась, смещала конец фермы - звероящер жил, поводил
шеей и боками. Звуки зоны: басовистые рыки моторов, замедленные лязги и
удары, тягучие возгласы - тоже вписывались в картину мезозойского болота.

- Ничто не сотворено,- шептали губы,- ничего не было и нет. Восприятие
фермы и крана как звероящера не более ложно, чем восприятие их как
фермы и крана. Ничто не сотворено!

Когда человек вдруг поймет гораздо больше, чем понимал до этого, ему
обычно кажется, что он понял все. Это опасный момент в процессе
познания, с него может начаться заблуждение еще более глубокое, чем
было до этого. Александр Иванович Корнев открыл и понял немало в
изысканиях в Шаре - как вместе с другими, так и сам. Это новое
впиталось в него, впиталось в натуру человека, который никогда не
отделял рассудок от чувств,- у которого, вернее сказать, рассудок и
талант всегда служили достижению намечаемого чувствами. И новое это
само становилось чувством - общим, преобладающим, подавляющим
остальные; потому что касалось всего в жизни. И еще потому, что, начав
исследовать что-либо мыслью, Корнев - на счастье свое и на беду свою -
не мог, не умел остановиться, не додумав до конца.

- И как безудержен, пристрастен был Александр Иванович в работе, в
поиске, в увлечениях своих, так же безудержно страстен был он сейчас в
гневном, горестном отрицании всего. Ну, ладно - пусть бы другие так
вляпались со своей "разумной деятельностью", пусть их усилия и
результаты стихия складывает в простые до тупости мировые процессы
рыхления, нагрева, спада выразительности... Но он сам-то, он -
Александр Корнев, чей жизненный принцип был: никогда не оказываться
марионеткой ни в чьих руках, использовать обстоятельства и людей для
достижения своих целей! И выходит, что это его самоутверждение - как
раз не "само-", а именно те ниточки, посредством которых природа (поток
времени? Вселенная?) ненавязчиво и мягко управляла им - наравне со
всеми! - в процессе финального оживления-смешения, раскручивания
планеты на разнос. Стремясь к творческому самоутверждению, выполнять
чужую - и бессмысленно-стихийную - волю! Противостоя созиданием власти
мелких природных явлений - тем только усиливать и ускорять крупные!

"Хо-хо-хо! Хаа-ха-а-хаа! Дзынь-ля-ля! Смотрите на меня, идиота!
Смотрите на всех нас, смейтесь и показывайте пальцами. Никакой
нарочитый манихейский дьявол не смог бы так изощренно и всесторонне
одурачить умников, как это сделали они сами, приняв свое стремление к
самоутверждению, к оригинальности за нечто высокое. О, дурни хвостатые
и бесхвостые!.. Почему мы считаем, что мы вне мировых процессов, что
планета - да что, вся Вселенная! - лишь подмостки для вечной
человеческой "драмы", в которой отрицательных поймают, а положительные
поженятся, сделают карьеру и наплодят детей? Смотрите: фейерверками
метеоров рассыпаются миры, где уж всего наделали, всех поймали и
наплодили, где одни доказывали другим, что они лучше, а те доказывали
этим, что нет, они еще лучше, а те - еще-еще, а на еще-то еще да еще
еще!.. Смотрите: не просто так вспыхивают сверхновыми звезды - от
неудовлетворенности подобных нам разбухают и вспыхивают они. Потому что
неудовлетворенность, порождающая стремления и замыслы, обнаруживающая
все новые проблемы, чтобы их решить,- лишь темное наше название для
простой глубинной энергии, высвобождающейся нынче в мире -
высвобождающейся через нас! И все больше всем всего надо, все новое,
современнее... Все быстрее стареет - и чаще морально, нежели реально -
созданное: на свалку его, в кучи, под снос. Ходи, изба, ходи, печь! И
все напряженней надо смекать, вникать, шевелить извилинами: разрушение
планеты - дело непростое, требующее куда большего ума, чем создание ее.
Пылай, бурли, клокочи в своей погоне за счастьем, протоплазма!.. Ха-а,
ха-а, ха-а!.. О боже, зачем только я это видел?"

И не замечал Александр Иванович, что, разоблачая ложность движущих
людьми чувств, он сам охвачен досадой, яростным злорадством, горечью,
гневом - чувствами из того же набора, которой разоблачал; отрицая слова
- мыслил словами и даже далеко преступал доступный словам предел,
предел, за который может вторгаться только искусство в самых высоких
своих проявлениях. (Потому что в области этой действительно грубы и
неточны слова, неуместны формулы и числа; здесь владычествуют
мыслечувства и мыслеритмы - то, что еще предстоит осознать.)

Странен человек в заблуждении.



Он спустился, через проходную вышел из зоны. Тотчас подкатила ожидавшая
его черная "Волга". Главный инженер покачал головой, пошел в другую
сторону, прочь от ревущего шоссе: захотелось вдруг отыскать тропинку -
ту, протоптанную через чистое поле к Шару минувшей зимой, тысячу лет
назад. Но где там, исчезла она под кучами строительного мусора,
обломков, под штабелями кирпича и плит, разломанными контейнерами,
какими-то трубами, перепахана канавами и ямами. Башня, вырастая в Шар
бетонным деревом, взбулгачила землю у корней своих.

"Нас перло вверх, в обширное пространство и ускоренное время, а мы
катились на нарастающей волне возможностей, принимали стремление стихий
за свои замыслы, объясняли непонятное себе и другим, решали,
действовали, планировали... самообольщались во всю!"

Наконец, он выбрался из кольца мусорных и строительных завалов,
поднялся на бугор слежавшейся земли рядом с глубокой ямой - следом
какого-то брошенного начинания. Позади был Шар, впереди домики Ширмы,
сады со старыми ветвистыми яблонями за дощатыми заборами. А вдали,
правее поселка,- нарастал серо-желтой волной ячеистых пузырей-зданий,
выпирал в блеклое небо трубами и вышками, дышал дымами и промышленным
теплом размытой от своей суеты город. Свищ, вихрь активности. Корнев
остановился, глядел перед собою - как на чужое, инопланетное, из MB.

...и мир опрокинулся - все дома, деревья, шоссе с бегущими машинами,
белые цилиндры нефтехранилища, трубы химзавода вдали свисали с покатого
бока планеты, готовые сорваться с тонкой привязи тяготения, ухнуть в
черное пространство за пеленой атмосферы. И сам он не стоял на земле,
висел вниз головой.

Ослабели ноги, он опустился на колени. Снова накатило:

...планета была больна: металась в горячечной суете транспорта, наш