симпатию ко
всем.- Что другое, а недоумение разрешить легко. Итак?

- Вот в программе стоят числа: 8а апреля, 8б ... и так до "д". Это
значит, что мы будем здесь находиться в командировке пять суток, так?

- Да.

- И все это сегодня, 8 апреля?

- Точно.

- Но... кто же нам оплатит суточные за пять дней?

- И гостиничные,- вступил второй.- Ведь квитанции нам выпишут за
восьмое от "а" до "дэ"!

- Наша бухгалтерия такие штуки не пропустит,- сказал первый.- Для
нее эта ваша программа - филькина грамота.

- Люди-то в большинстве на пять дней командировочки выписали,-
заговорил третий, явный москвич: лысый, курносый, в очках и с
широкой бородой, похожей на перевернутую шевелюру,- а, Александр
Иваныч? Ну и отметь нам убытие тринадцатым апреля. Загодя, а? По
человечеству, едренать. Денек у вас, четыре в Катагани. Апрель, юг,
южаночки... Так сказать, сегодня ты, а завтра я.

Остальные глядели на главного инженера с ожиданием. Корнев захватил
нос ладонью, смотрел задумчиво; его симпатии поувяли. Есть люди,
для которых - чем бы они ни занимались: наукой, хлебопашеством,
политикой, литературой, все равно - главное создать атмосферу
пошлости; в этом их самоутверждение. "Надо же - нарваться на
таких... Ну, хорошо".

- Загодя? - простецки улыбнулся он лысому.- Ну что ж, едренать, как
говорится, значицца, эт можна... Давайте ваши командировочки.

Человек пять протянули ему командировочные удостоверения; но лысый
москвичек, свойский, интеллигентно двигающий науки с матерком и
смефуечками, воздержался - тон Корнева его насторожил.

- Вот что, друзья,- миролюбиво продолжал главный инженер,- вы волею
судеб и нашими стараниями попали в Шар, в НПВ, в мир, о котором не
могли мечтать ни Лобачевский, ни Эйнштейн. Даже если бы вас
командировали на другие планеты, вы не увидели бы там то, что у
нас. И вместо того, чтобы радоваться, что с вас за это не берут
деньги, так вы еще с такими запросами!.. Валентин Осипович,-
подозвал он стоявшего неподалеку референта Синицу и, когда тот
подошел, вручил ему командировочные бумажки,- этим пятерым отметьте
убытие немедленно, с указанием часа, заберите у них приглашения...-
Он повернулся к делегатам.- И чтоб духу . вашего здесь не было!
Езжайте туда, где с суточными и квартирными все в порядке. Если бы
мы здесь так копеечничали, заботились только о том, чтобы вырвать
все, что положено, а при случае урвать и что не положено,- ничего
этого не было бы.

- Да не-ет...- все пятеро протянули руки за удостоверениями,- не
надо. Мы же только выяснить. Извините!..

Референт смотрел на Корнева вопросительно. Лысый отступил на шаг,
отвернулся.

- Ладно,- сказал Александр Иванович,- раздайте,- и пошел в зал.

- Как он смеет с нами так разговаривать,- произнес позади злой
голос,- он же даже не кандидат наук!

Корнев не обернулся.



И забурлила разливанным морем слов, засверкала фактами, заискрилась
догадками и идеями, заблистала обобщениями и теориями конференция.
Отгремел, вызвав смятение умов и массу вопросов, пленарный доклад
Пеца "Физика Шара"; Валерьян Вениаминович тряхнул стариной, даже о
"белых пятнах" в исследованиях НПВ говорил по-профессорски уверенно
и непреложно. Доклад Корнева в следующий условный день многие
по-студенчески конспектировали; ловили каждое слово, просили: "Не
так быстро, пожалуйста!"

Потом пошли секции. Сшибались лбами противоположные мнения,
вспыхивали острые споры. Иные оппоненты добивали один другого и в
порядке обсуждения, и в порядке ответа на обсуждение. и в
коридорах, и после, когда, поднявшись после трудного "условного
дня" в гостиницу "Под крышей", располагались ко сну.

На четвертый условный день У апреля на секции краевых явлений
шарахнул потрясающий, возмутительный по общему смыслу докладище "К
вопросу о пучкообразном схождении гравитационных линий вблизи Шара"
Борис Борисович Мендельзон, глава отдела упомянутых явлений в НИИ
НПВ. Возмутительность его почуяли еще по аннотации в программе -
аудитория была переполнена. Александр Иванович тоже пришел,
устроился позади, но был узнан и перетянут в рабочий президиум.

- Известно, что любые тела, находящиеся в поле тяготения Земли, от
самолетов до Луны, нарушают сферическую однородность этого поля,-
выдавал с кафедры в притихшую публику приземистый полный мужчина с
обрюзгшим лицом, мягким носом и массивным лбом, переходящим в
широкую лысину; в целом он походил на Уинстона Черчилля времен
Антанты.- По величине искажения, зная расстояние между телом и
центом Земли, можно определить массу искажающего объекта. Таким
способом, например, определяют массу Луны по образуемой ею в океане
приливной волне...

Корнев слушал и не слушал (общий смысл и цель доклада ему были
известны, "пучкообразное схождение" там между прочим, в продолжение
затаенной борьбы), смотрел на докладчика с лирическим чувством.
Перед ним была история Шара, молодость Шара, самое начало. Бор
Борыч Мендельзон, вместе с которым они лихо накатали в Таращанске
особое мнение, тем предсказав это явление, искажение земного
тяготения Шаром... Бор Борыч, который тотчас развил эту идею в
предположение о центральном теле в Шаре и выразил его вторым особым
мнением... Бор Борыч Мендельзон, который затем перешел из
Катаганского университета в НИИ НПВ, организовал отдел исследований
места контакта Шара с землей, выдал с сотрудниками массу статей и
надменно уклонялся от низменной прикладной деятельности - до тех
пор, пока не разъяснятся все принципиальные недоумения. Это было
предметом его стычек с Александром Ивановичем, а Пец, напротив, его
поддерживал. Бор Борыч Мендельзон, которого природа наградила
крепким характером и неказистой внешностью; из нее он сотворил
интересный, хоть и несколько одиозный облик - под Черчилля; даже
курит сигары, три в день. "Ну-ну, Бор Борыч, давай..."

- Шар тоже создает ощутимую приливную волну, гравитационную
выпуклость. Поскольку, в отличие от Луны, он неподвижен, эту
выпуклость мы воспринимаем статически, как "бугор" в эпицентре,-
хотя, к сведению приезжих делегатов, зона контакта Шара с планетой
- поле бывшего аэродрома, реальной деформации местности здесь нет.
Это можно истолковать лишь так, что внутри Шара находится
вещественное ядро - тело весьма значительной массы...

"Ну, конечно, как втемяшилось тогда в его лысую башку это
"центральное тело", так на том и стоит! Воистину черчиллевская
консервативность, внешность обязывает..."

- Определение массы тела,- невозмутимо рокотал Мендельзон,-
несколько затруднительно в силу того, становящегося уже
скандальным, обстоятельства, что мы не имеем достоверных сведений о
физической геометрии Шара и, в частности, не знаем расстояния до
его центра. Во время подготовки этого доклада у нас в ходу была
полученная Александром Ивановичем Корневым (полупоклон в его
сторону; "Ага,- подумал Корнев, отвечая наклонением головы,- сейчас
по нас выдаст!") и Анатолием Андреевичем Васюком-Басистовым...-
докладчик нашел в третьем ряду Толюню, сделал полупоклон и ему,-
вертолетная оценка радиуса Шара: несколько сотен километров. По
этой величине и по картине искажений поля мы подсчитали (жест в
сторону листа с графиками и формулами на доске), что масса
центрального тела в Шаре составляет три-пять миллиардов тонн. (Шум
в аудитории).

- Так мы считали еще позавчера,- переждав шум. Продолжал Бор
Борыч.- Но тем временем Александр Иванович (полупоклон) и Анатолий
Андреевич (полупоклон) поднялись вверх на аэростатах и, вернувшись,
снабдили нас новой оценкой радиуса Шара, на порядок больше своей же
предыдущей: тысячи километров... (Шум в аудитории с оттенком
веселья. Корнев почувствовал себя в президиуме неуютно. Васюк
взирал на докладчика с сонной невозмутимостью). Соответственно и
массу тела в Шаре мы должны теперь оценивать в 12-15 миллиардов тонн.

- Пучкообразное схождение линий гравитации к центру Шара не может
не склонять нас к мысли, что тело внутри - плотное. Локальная
масса. Не облако. Оно должно иметь размеры порядка километров...
Дополнительный довод в пользу вещественного ядра - непрозрачность
Шара: до сих пор центральную область не удалось ни просветить, ни
различить сквозь нее внешние объекты.

- Наличию такой массы в Шаре на первый взгляд противоречит
кажущаяся безынерционность его при наблюдениях извне. Еще в первых
наблюдениях Александром Ивановичем Корневым (полупоклон) было
замечено, как легко он смещается под воздействием атмосферных
зарядов и полей проводимости...

Корнев насторожился: предстояло самое щекотливое место в докладе,
интересно, как Бор Борыч здесь выпутается? Мендельзон тоже повел в
его сторону глазами:

- Но нам следует помнить, что эти наблюдения и их интерпретация
ущербны именно тем, что они первые - то есть относятся ко времени,
когда мы не знали величины реального объема Шара. Точнее сказать,
знали ее еще меньше, чем сейчас, и полагали малой. Теперь эти
наблюдения можно перетолковать иначе: под воздействием
электрических полей легко смещаются, ерзают самые внешние,
действительно безынерционные, пустые слои Шара. Внутренние же,
наиболее обширные области его это не затрагивало...

"Ну, знаете!" - Корнев даже растерялся. Он, первым проникший в Шар
в Овечьем ущелье, видевший, как Шар танцевал вместе с темным ядром
в грозу под тучами... более того, он, переместивший Шар оттуда к
Катагани,- наконец, сверх того, он, поднимавшийся позавчера в
аэростатной кабине к ядру,- сейчас чувствовал бессилие доводов типа
"наблюдал", "находился", "видел" перед бульдозерной логикой
Мендельзона. "А для тех, кто там не были и ничего не видел, она и
вовсе неотразима... Постой, может, все-таки что-то есть, оно и
мерцает? И непрозрачность эта... Но масса в десятки миллиардов
тонн?.. Чушь!"

- И кстати, раз уж зашла речь об электрических полях и зарядах,-
завершал докладчик свои построения,- то не могу не заметить, что мы
излишне увлеклись теорией Валерьяна Вениаминовича Пеца (несомненно,
замечательной), особенно тем ее положением, что НПВ может порождать
электрическое поле в силу факта" своей неоднородности. Настолько
увлеклись, что упускаем из виду обычное классическое толкование:
раз в Шаре есть заряд, то должно быть и заряженное тело... Все.
Прошу задавать вопросы. Он мог бы и не просить.

- Как вы объясните, что "тело" в Шаре не падает на землю?

- И как удалось тело столь огромной массы транспортировать в
воздухе из предгорий сюда?

- Да еще придерживать сверху сетями, чтобы оно не улетело! Бор
Борыч поворачивался к каждому спрашивающему всем туловищем, как
медведь. Поднял руку:

- Обсуждение этих вопросов может завести вас весьма далеко. Но если
вы настаиваете... мы знаем немало тел, которые различным образом
преодолевают тяготение: птицы, летательные аппараты, ракеты, спутники...

Тут не выдержал и Корнев:

- Борис Борисович, если вы полагаете, что там,- он указал вверх,-
парит космический корабль, то так и скажите!

- И этот корабль первой посадочной площадкой выбрал город
Таращанск...- подал кто-то реплику.

- Я же предупреждал, что обсуждение вопроса заведет нас далеко! -
отбивался Мендельзон.- Докажите вы мне, что там ничего нет!

- Одну минуту,- поднялся Васюк-Басистов,- я сформулирую суть
разногласий. Речь не о том, что там ничего нет: физическое
пространство само по себе есть нечто и весьма плотное нечто. Речь о
большом теле, искажающем тяготение. Раз оно искажает, то
подчиняется законам тяготения, так? А раз подчиняется, то, будучи
неподвижным относительно Земли, должно на нее... на нас,
собственно,- упасть. А раз не падает - значит, обладает
возможностью игнорировать тяготение. Неважно, как мы назовем эту
компенсацию: антигравитацией, антиинерцией или еще как-то,- важно,
что притяжение Земли на это ваше, Борис Борисович, гипотетическое
тело воздействовать не должно. А раз так, то и гравитационного
прилива вблизи Шара быть не должно. Однако, с одной стороны, оно
наличествует, а с другой - ничего сверху не падает. Значит, все не
так и дело не в том,- и он сел.

Толюня тоже умел водить бульдозер.

Последний вопрос задал Корнев:

- Борис Борисыч, если я правильно понял, вы считаете, что Шар
здесь, а его ядро с "массивным телом" - все еще там, в Овечьем
ущелье? (Общее веселье).

- А почему бы и нет, Александр Иванович? - невозмутимо ответил
Мендельзон, дождавшись тишины.- Пока оценка физических размеров
Шара оставалась в пределах сотен километров, это было
проблематично. А теперь... что такое двести километров до ущелья в
сравнении с измерянными вами в Шаре тысячами! На это и Корнев не
нашел, что ответить.



III



Поздним вечером того же дня двое - Валерьян Вениаминович и его
саратовский знакомец Варфоломей Дормидонтович Любарский, доцент
кафедры астрофизики СГУ и делегат закончившейся конференции,-
баловались на квартире Пеца чайком. Баловались всласть, по-волжски.
На столе высился никелированный самовар, стояли чайники с разными
заварками: хошь цейлонский, хошь индийский, хошь грузинский
"Экстра" Батумской фабрики, хошь китайский зеленый... блюда с
приготовленными Юлией Алексеевной закусками: бутерброды с кетой, с
острым сыром, с икрой, пирожки, булочки; банки с вареньем
(малиновое, смородиновое, вишневое, ежевичное - все изготовления
опять-таки Юлии Алексеевны). Словом, шло не чаепитие, а чаевный
загул. Склонность почаевничать возникла у Валерьяна Вениаминовича в
Средней Азии, укрепилась в Саратове. Она же - помимо сходства
научных интересов и житейских взглядов - сблизила его с доцентом Любарским.

Сейчас они сидели друг напротив друга: Пец в теннисной сетке,
сквозь крупные ячейки которой на груди выбивались седые волосы,
Варфоломей Дормидонтович в пижамной куртке - блаженствовали.
Хозяйка, наготовив им всего впрок, ушла в свою комнату читать.
Пили, как подобает любителям, не из стаканов, а из пиал хорошей
вместимости. Лица у обоих были розовые. Любарский был лет на десять
моложе Пеца, но жизнь его тоже изрядно укатала, наградив и обширной
лысиной, и обилием морщин - резких и преимущественно вертикальных -
на удлиненном лице, и вставными зубами.

- Ну, Валерьян Вениаминович дорогой,- размягченно говорил доцент,-
сражен, пленен и очарован. Я и, когда ехал, ожидал необычного, но
действительность, как говорится, все превзошла: полный триумф идеи
вашей. Просто блистательный триумф!

- Триумф-то триумф, - Пец поставил чашку под самовар,- да только
идеи ли? А если б не Шар - как обернулось бы с идеей, с теорией? Вы
же помните, как ее принимали?

- Ну как же, как же! - Варфоломей Дормидонтович осанисто выпрямил
спину, изменил выражение лица, пророкотал авторитетным баском: -
Ваша теория, Валерьян Вениаминович, отстоит от нужд современной
физики гораздо дальше, нежели общая теория относительности от нужд
практической механики.

- Шокин Иван Иванович,- с удовольствием узнал Пец. - Как он там?

- Кланяться велел, кафедру вашу занимает... А это? - Любарский
снова преобразился и заговорил манерно, высоким голосом: - "Ваш
закон сохранения материи-действия, Валерьян Вениаминович, возможно
и фундаментален, но он куда более фундаментален, чем это необходимо
естественным наукам..."

- Анна Пантелеевна с кафедры философии.

- Она нынче в Москве... Да что таить, Валерьян Вениаминович, я и
сам тогда очень косвенно смотрел на вашу теорию. Особенно это
электрическое поле смущало меня - от знаменателя.

Астрофизик подвинул свою пиалу к самовару, наполнил кипятком,
посмотрел на чайники: "Ахну-ка я теперь зелененького!" - долил
заварки погуще.

- С вами чаевничать, Варфоломей Дормидонтович,- сказал Пец, сочиняя
себе смесь цейлонского с грузинским,- сплошная радость сердца. Кто
нынче так скажет: ахну-ка я чайку! Как говаривал незабвенный
Паниковский: "Таких людей уже нет и скоро совсем не будет".

- Ну почему? - возразил доцент.- Сейчас в ходу и более энергичные
глаголы. Например, дербалызнуть.

- Так то не про чай. Кстати, если желаете...

- Нет, что вы, кто же смешивает то и другое! Некоторое время
благодушествовали молча.

- По обычным меркам мне действительно надо быть глубоко довольным,-
задумчиво сказал Пец.- Еще бы: в половине докладов и сообщений
поминали если не теорию Пеца, то полевое соотношение Пеца, то его
закон сохранения, то уравнения преобразования пространства-времени.

- Не в половине, почти во всех.

- Вот видите. Признание есть. А удовлетворенности нет. Не понимаем
мы здесь, Варфоломей Дормидонтович, ужасно много. И главное, по
мере освоения Шара, углубления в него башней, вертолетами,
аэростатами - понимание наше не растет. Боюсь, что оно даже
уменьшается - из-за того, что обжились в НПВ, утратили чувство
новизны, чувство проблемы. Не по себе, знаете, от этого
становится... Решаем мы "проблемы", как же: сооружение вон какое
выгнали на полкилометра, ускоренные испытания на надежность и сроки
службы проводим с большой выгодой, асфальтовые дорожки в зоне
накатали, вахтеров поставили, инструкции по технике безопасности
при работе в НПВ сочинили... да мало ли! И необходимые термины
появились: "уровни", "коэффициенты неоднородности", "краевые
искажения" - что хотите. Словом, освоились, можем что-то делать в
Шаре - и возникает иллюзия понятности того, что просто стало привычным.

- Так нам кажется понятным земное тяготение,- кивнул доцент.

- Вот именно. И эта конференция...- разгоряченный Валерьян
Вениаминович отставил чашку.- Знаете, по-моему, основным итогом ее
окажется то, что наше непонимание Шара, не уменьшившись, приобретет
черты строгой науки.

- Ну уж!..- поднял брови Любарский.

- Да-да. Даже многих наук...- Пец встал, подошел к рабочему столу,
раскрыл папку с материалами конференции, нашел программу. Любарский
тоже подошел с пиалой в руке.- Вот, пожалуйста: Тетросян, доктор
наук из Еревана, "Обобщение основных принципов теормеханики на
случай НПВ". Вот Зискинд и Будылев, наши архитекторы, "Методы
расчета и проектирования статично напряженных конструкций в НПВ",
вот Сидоров и Петровский, тоже наши: "Специфика конструирования
механизмов, работающих в НПВ"... Это уже обобщения сопромата для
неоднородного мира. Тут есть и обобщения электродинамики, теории
излучений, даже квантовой механики...

- Я, кстати, тоже подумывал выступить с обобщением,- сказал
Любарский. "Обобщение астрофизических наблюдений на случай НПВ",
чем не тема! Ведь все наблюдаемое мы сейчас интерпретируем для
однородной Вселенной. На какие только ухищрения не пускаемся, чтобы
втиснуть все в привычную однородность! Заметили "красное смещение"
- это непременно эффект Допплера от удаления звезд и галактик. А у
вас тут и красное, и фиолетовое - без всяких разбеганий и
сближений. Знаем, что в ускорителях можно разгонять заряженные
частицы - и быстрые космические частицы объясняем циклотронным
эффектом. За уши притягиваем... Нет, правда: куда более
естественной станет картина мира, если предположить в ней области НПВ.

- Истинная картина мира какой была, такой и останется,-
наставительно заметил Пец.- Наши представления приблизятся к ней...
Видите, и вы с обобщением - как все.

- Так разве плохо, Валерьян Вениаминович? И отлично!

- Да где же отлично? Смотрите: раз наш опыт... только опыт,
ползучую эмпирику! - перенимают во всех науках, то нам уже неудобно
- нам, таким умным - обнаруживать свое недоумение о многих фактах в
Шаре. Вот и маскируем его туманными понятиями "феномен
непрозрачности", "схождение гравитационных линий", "мерцания" (у
этих даже подвиды есть: "вихревые", "штриховые", "вибрионные"). А
что они и почему?..- Валерьян Вениаминович развел руками.

Они вернулись к самовару. Любарский допил свою пиалу, перевернул на блюдце:

- Нет, вода здесь не та, не наша, не волжская. Та легкая - сколько
ни пей, вся потом выйдет. А здесь... три чашки - и баста.

- Хлорируют сильно, перестраховочно,- отозвался хозяин.- Если
несколько человек умрет от какой-нибудь заразы - скандал на весь
Союз. А что хлорка отнимает у каждого горожанина пару ле