выгоде "жрецов науки" -
внешне жрецов, по существу спекулянтов - возбуждение таких чувств к себе.

"Словом, ясно, снимаю. И Бурову учиню разнос, чтоб неповадно было
впредь.- Пец набрал коды телеинвертора, отдал соответствующие
распоряжения. Хорошо бы с Дормидонтычем обсудить этот вопрос вечерком
за чаем, поспорить. Он ведь держится иного взгляда... А кабинет
директора не для того, здесь не размышляют - здесь решают".



Да, кабинет директора был не для того, совсем для другого. Давно ли
подключили к возведению внешних слоев башни то озабоченное испытанием
своих материалов и конструкций министерство? И что казалось удачнее
этой прощальной идеи Зискинда? Решение проблем строительства раз и
навсегда. Только не хотят проблемы решаться навсегда.

И вот бегает по ковру вдоль длинного стола в кабинете растерянного
Валерьяна Вениаминовича лысый широколицый коротыш - заместитель
министра, академик строительства и архитектуры - и скандалит, бушует на
полный голос:

- Ну, знаете, не ждал! Почтенный институт, солидные люди... И так
обвели вокруг пальца! Ведь это... даже сравнить не с чем, разве что с
тем, как прежде купцы рубль на гривенник ломали в фальшивых банкротствах.

- Вы объясните, пожалуйста, в чем дело? - недоуменно спросил Пец.

- Объяснить! В чем дело!..- ядовито повторил замминистра.- Как будто вы
с самого начала не понимали, не потирали руки: нагреем, мол! Они нам на
десятки миллионов новейших материалов и изделий, монтажные машины,
специалистов в подмогу - а мы им шиш. Шиш, шиш!.. Нет, формально все
верно: ускоренное время, два месяца за сутки на высоте четыреста метров
- но черт ли нам в таком времени! А климатика?! Ведь у вас здесь ни
дождя, ни снега, ни зноя, ни ветра... комфортные условия с малыми
колебаниями температур. Мы этого не могли знать: мы приехали в ясный
день и уехали в ясный. Но вы-то ведь знали! А производственная загрузка
помещений наверху? Это же курам на смех, пять-десять процентов! Только
и того, что лифты бегают...

- Но... мы не представляли, что это для вас так важно.

- Ну да, они не представляли! Десятники у вас строительством
заправляют, а не киты вроде Зискинда и Гутенмахера. И в договоре-то как
ловко написали...- Замминистра раскрыл кожаную папку. с монограммой в
углу, прочел: - "Возведенные из материалов и конструкций Министерства
сооружения эксплуатируются в открытых полевых условиях".- Закрыл папку,
повторил с тем же ядом: - Эксплуатируются в полевых условиях! Формально
верно, не придерешься.

- Ну... введите поправочные коэффициенты,- робко вякнул Пец.

- Эх, да какие теперь коэффициенты! - Посетитель уничтожающе глянул на
него.- Я вам скажу не как ученый ученому, не как руководитель
руководителю, а просто как пожилой человек пожилому: бесстыжие твои
глаза, дядя! Все, до встречи в Госконтроле!

И вышел, хряснув дверью. А Валерьян Вениаминович сидел, моргал своими
"бесстыжими" глазами и тяжело думал, что ему и отыграться не на ком:
договор сочинили Корнев и Зискинд. "И за какие грехи мне суждено за
всех отдуваться? Я же действительно не знал о климатике".

Он нажал кнопку, в дверях появилась Нина Николаевна.

- Корнев?

- Нету, Валерьян Вениаминович. И неизвестно где.

- Отправляйтесь на коммутатор... сколько у нас городских линий?

- Двадцать.

- Займите пятнадцать. Обзванивайте все и вся, пока не найдете. Что за
легкомыслие: исчезнуть и не известить!..

Секретарша управилась с розыском довольно быстро. Валерьян Вениаминович
только прилег на диван, расслабился, прикрыл глаза, подумал, что устал
он сильно - и от обилия дел, и от идей, от потрясающих наблюдений, от
безграничных возможностей... хочется, чтоб ограничилось все и не трясло
душу. "Юркнуть в одну идейку, как в норку: я, мол, ее двигаю, и не
требуйте от меня большего. В конце концов, мы всего лишь люди.
Какая-то, черт его знает, лавина!..",- как Нина Николаевна заглянула в
кабинет:

- Повезло, 'Валерьян Вениаминович, даже не по всем каналам прошлась.
Возьмите трубочку.

- А где он? - Пец встал, подошел к телефону.

- В вокзальном ресторане. Телефон администратора. Разговор получился
скверный - и не только потому, что Пецу на каждую реплику доводилось
четверть минуты ждать ответа; это было привычно при вызовах города.
Корнев был как-то странно настроен. На упрек директора, что вот,
оказывается, как подвели министерство стройматериалов, обесцвеченный
инвертированиями голос ответил:

- Наш общий знакомый, Вэ-Вэ, староиндейский мудрец Шанкара о подобных
ситуациях говорил: "Восприятие веревки как змеи столь же ложно, как и
восприятие змеи как змеи". Мы не знаем, где начинается и где кончается
обман или самообман.

- А ваш недавний подъем партизанский в MB в запредельном режиме, насчет
которого сами дали подписку! - сердито переключился Пец на другую
тему.- Хорошенький пример показываете...

- Подписки для того и дают, чтобы в случае чего освободить других от
ответственности,- столь же бесцветно ответили на другом конце провода.

- А что вы делаете в ресторане среди рабочего дня? Пропали, никого не
известив!..

- То, что все делают в ресторанах: пью и закусываю,- донеслось еще
через четверть минуты.- Имею право на отдых, отпуск еще не использовал,
отгулов накопилось на полгодика... Ладно, завтра с утра буду на месте.
Обещаю, папа Пец. Я вас люблю, папа Пец.

"Неужели пьян? - директор медленно опускал трубку.- Вот это да... Нет,
надо поговорить".

Он снова было направился к дивану - но за спиной окриком конвоира
прозвучали сразу зуммер телеинвертера и телефонный звонок. "Нет, здесь
я не отдохну, надо наверх. Кстати, и дельце есть".



II



Комната Валерьяна Вениаминовича в профилактории находилась тремя
этажами ниже лаборатории MB; но, конечно же, он нажал в лифте кнопку
последнего этажа.

"Эмвэшники" сидели в просмотровом зале, который заодно был
дискуссионным клубом. Слово держал Любарский:

- ...и получается, что миллиметровые - и даже сантиметровые, а часто и
дециметровые - подробности для нас недоступны. Оно, может, и к лучшему,
мелкие частности только отвлекают. Главное теперь, благодаря последнему
усовершенствованию Виктора Федоровича: импульсные съемки малых участков
планет сразу в широком спектре прямых и отраженных излучений, от радио
диапазона до ультрафиолета, и по обе стороны от терминатора, то есть и
днем, и ночью - мы теперь четко выделяем "места оживления", а в них -
быстро меняющиеся и движущиеся объекты, сиречь - тела. Проблема
такая... но давайте лучше сначала посмотрим. Прошу, Анатолий Андреевич!

Тот выключил свет, запустил проектор. Пец сел в крайнее кресло, вытянул
ноги, без любопытства посматривал на экран: там выделился в среднем
плане свищ на какой-то планете, от него распространились "трещины
интенсивности", яркие благодаря своим излучениям... Валерьяну
Вениаминовичу куда больше сейчас хотелось спать, чем вникать,
соединяться мыслью с этими бескорыстно и недоуменно ищущими; но он
учуял, что ему не отвертеться.

На экране затуманивалась и прояснялась атмосфера, под ней светились и
меняли формы сиреневые, желтые, лиловые, опаловые пятна, от них
расходились паутинки-трещинки, они сплетались, на перекрестиях
возникали и росли новые "места оживления". Но вот перешли на
сверхближний план, в кадре осталась одна ветвящаяся "трещина". Она
развернулась в длинную полосу, уходящую к накрененному ярко-оранжевому
горизонту среди холмов с цветными пятнами. По ней в обе стороны
двигались размытые продолговатые тела серого цвета; одни темнее, другие
светлее, попадались длинные, как бы составные, и короткие, некоторые
совсем крохотные. Скорости у тел были различные.

- Достаточно, Анатолий Андреевич!

Толюня остановил пленку, оставил на экране кадр, на котором два тела,
двигавшиеся в разных направлениях, сравнялись почти бок в бок,- и
включил свет.

- На мой взгляд, мы видели сейчас нечто более значительное,- продолжил
речь астрофизик,- чем эпизод с ворующими ящерами. Здесь из-за
размытости нет деталей, живописных подробностей. Но скажите мне, можно
ли истолковать эту полосу и двигающиеся по ней тела иначе, чем дорогу с
двусторонним движением?.. Не все "трещины" у нас различаются до таких
подробностей, как и не все свищи, "пятна интенсивности". То есть мы не
можем утверждать, что такие пятна обязательно города, а "трещины" -
дороги от них, коммуникации...

- Свищи можно толковать и как естественные вздутия,- вступился Васюк.-
Как вулканические, например, или заработал природный урановый реактор -
вроде найденного в Габоне.

- Да-да, а "трещины", соответственно, и как потоки лавы, или горячей
воды, или расселины, в которых что-то парит и бурлит...- подхватил
Любарский.- Но в эти признаки вписываются и образы цивилизации: города
и дороги с интенсивным движением. Валерьян Вениаминович, что вы
скажете: можно ли то, что мы видели, истолковать иначе, чем проявление
разумной жизни?

- Что тела движутся навстречу, но не сталкиваются? - неохотно,
включился тот.- Да... пожалуй, что и нельзя. Правда, надо бы знать
размеры, массы, скорости...- Новая мысль пришла в голову и несколько
оживила директора.- Знаете, это можно просчитать ->- правда, на
машинах, не вручную. Множеству хаотически движущихся тел соответствует
определенное количество их столкновений... ну, подобно соударениям
молекул газа. А если статистика соударений отклоняется в меньшую
сторону - чем это не признак разумности! Вы столкновения тел можете
замечать на планетах MB?

- Даже лучше, чем сами тела,- подал голос Буров.

- А что!..- прозвучал оживленный голос Люси-кибернетика;

она тоже сидела здесь, хотя от подъемов в MB ее отлучили.- Мы это можем
промоделировать, ввести результаты в персептрон - и он будет вам
отбирать картины движений несталкивающихся или редко сталкивающихся
тел... по критерию Пеца. Браво, Валерьян Вениаминович, одобряю!

- Назовите лучше критерием гармоничности,- отозвался тот, прикрывая
зевок ладонью,- или механической гармонии.

- "О, если б все так чувствовали силу гармонии! - возглаголил вдруг
Буров и поднялся с кресла, чтоб лучше декламировать.- Но нет, тогда б
не мог и мир существовать. Никто б не стал заботиться о нуждах низкой
жизни, все предались бы вольному искусству. Нас мало, избранных,
счастливцев праздных, пренебрегающих презренной пользой, единого
прекрасного жрецов". Пушкин "Моцарт и Сальери". Вы чувствуете, как мы
зреем? Пренебрегаем презренной пользой, основой целесообразного
поведения... ею, в частности, руководствовались и те ящеры-несуны - и
определяем разумность по высокому критерию Пеца, критерию механической
гармонии: чем меньше столкновений тел, тем больше разума. Так, Вэ-Вэ?

Пец искоса смотрел на него: как меняются люди, как растут! Давно ли
Витю Бурова взбутетенивали за нерадивость в разработке приборов, он
смотрел на корифеев Корнева и Пеца снизу вверх щенячьими глазами и
обещал исправиться. А теперь Виктор Федорович автор доброй половины
воплощенных в систему ГиМ идей, накоротке с мирами и мегапарсеками - и
может продекламировать грудным голосом перед директором не только
отрывок из поэмы, но и всю поэму.

- Ну, так,- сказал он.

- Ага! А теперь возьмем муравьев. Уверен, что вам доводилось наблюдать
на природе, как они движутся по дорожке от своего муравейника к чужому
и обратно, с награбленными яйцами - и ничего, не сталкиваются. А с
другой стороны, возьмем хоккей, вид разумной игровой деятельности,
часто показываемый по телевизору:

как там люди-то сталкиваются, сшибаются - и друг о друга, и об забор, и
о ворота. А?

- Витенька, но если бы они были слепые и дикие,- вмешалась Малюта,- то
сталкивались бы чаще, а по шайбе попадали реже. Пец тем временем
вспомнил, зачем он сюда наведался, встал:

- Ну, в этом вы разберетесь сами. По-моему, критерии пользы и гармонии
не противоречат друг другу, ибо какая может быть польза в столкновениях
- даже в хоккее? А пока что, Буров,- он устремил взгляд на него,- за
самовольное распространение информации об MB, выразившееся... вы знаете
в чем - получите строгий выговор. Содеянное вами ликвидировал. Даже
сегодняшняя дискуссия показывает, что вы здесь еще не разобрались, что
к чему. А туда же, смущаете людей. Повторится - вылетите к чертовой
матери в 24 часа, невзирая на заслуги. Много возомнили о себе. Усвоили?

- Да-а, Валерьян Вениаминович,- ошеломленно сказал Буров; щеки его
как-то сразу опали,- усвоил... Понимаете, я ведь, собственно, потому...
у нас здесь накопились новые снимки, а к тем привыкли, как к обоям. Я и
распорядился переместить их туда, не пропадать же добру.

- А "музыка сфер"? - поинтересовался Пец.

- Она... ну-у...- Виктор Федорович совсем смешался,- заодно.

- Между прочим, Валерьян Вениаминович,- поспешил на помощь Любарский,-
я целиком поддерживаю решение Вити. Если бы вчера вечером была моя
очередь дежурить, сделал бы то же самое.

- Значит, отнесите сказанное и на свой счет! - В голосе Пеца проступили
раскатистые, рявкающие интонации.- Хотя от вас-то я не ожидал: солидный
человек, не мальчишка...

(Любопытно, что Варфоломей Дормидонтович до сих пор обитал у директора;
но время, проведенное обоими там, за вечерним чаепитием с разговором,
каждый раз отдалялось на реальные недели - и получалось как бы не в счет).

- Не угодно ли выслушать, почему я - солидный человек, не мальчишка -
одобряю такое? - Экс-доцент тоже завелся: здесь не привыкли к разносам.

- Не слишком...- Пец поглядел на часы, потом на отвисшую в негодовании
челюсть астрофизика.- Хорошо, давайте, только кратко.

- Ну, Валерьян Вениаминович, вы!.. Ладно. Кроме метода научного
познания, которое опирается на внешние чувства, рассудок и
количественную меру, существует, как вы, возможно, слышали, и образное
познание мира, опирающееся на глубинные чувства...

- Слышал. Существует. Оно называется искусством.

- Да-с, именно искусством.

- Так это вы с Виктором Федоровичем изобрели еще одну музу, в компании
к Мельпомене, Клио и прочим? И как ее имя? Муза Бурова? Варфоломиана
Дормидониана?

Они как бы соревновались, кто кого скорее доведет до белого каления. У
Пеца опыт был богаче, к тому же будучи недавно высечен замминистром, он
жаждал отвести душу. Люся Малюта смотрела на обоих блестящими глазами;
чувствовалось, что сцена доставляет ей удовольствие.

- Ну, знаете!.. Браво, Валерьян Вениаминович, фора, бис! Вы делаете
успехи в сравнении с тем знаменитым "эх, пожрать!". А что говорить с
человеком, которому медведь не только на ухо, но, вероятно, и на душу
наступил?.. - Любарский отвернулся, махнул рукой.

- Уравнения Пеца, соотношения Пеца, вот критерий Пеца...- заговорил
грудным голосом воспрявший за это время Буров.- Но вместе с тем
существует и твердолобость Пеца, узость. Вы консерватор, Валерьян
Вениаминович, восемнадцатый век! Да, именно восемнадцатый, потому что
уже в девятнадцатом было сказано "чувства добрые я лирой пробуждал". А
живи Пушкин сейчас, он славил бы пробуждение в людях сильных чувств.
Сильных, величественных и высоких. А вы...

- А я считаю,- повысил голос Пец,- что у вас в руках не лира, на коей
бряцают, а наблюдательная система, посредством которой мы извлекаем из
Шара знания, значения и смысл которых сами еще толком не понимаем. И
сбиваться в такой ситуации с пути прямых исследований на окольные
тропки которые неизвестно куда приведут... а тем более сбивать на них
других - преступно.

- Да почему?..- начал было снова Буров.

- Все на эту тему! - еще укрепил голос директор.- О последствиях вас
предупредил. Возвращайтесь к делам. Зарвались здесь... бряцатели!

Невысказанные, пока он шел к двери, сотрудниками лаборатории чувства
были подобны беззвучному рычанию.



III



На следующий день из-за затора на шоссе Пец опоздал на семь нулевых
минут, кои НПВ легко превратило в часы. Из-за этого они с главным
инженером снова разминулись, тот отправился пешком по объектам выше
20-го уровня. Нина Николаевна обзванивала этажи, но Корнев оказывался
все выше и менял места все быстрее. Наконец с крыши сообщили, что
Александр Иванович только что поднялся в кабине в MB. "Проверять ваш
критерий, Валерьян Вениаминович".

Пецу и самому было интересно, как оправдается его идея "разумного
нестолкновения тел"; кроме того, он решил изловить Корнева и
объясниться с ним, далее откладывать нельзя.

Поэтому, наскоро отбившись от самых неотложных дел и подписав все
имеющиеся бумаги, он посадил в кабинете референта Синицу, сам двинул наверх.

На пути к лаборатории Любарского Валерьян Вениаминович наведался в
соседствовавшие с ней экспериментальные мастерские - и узнал о еще
одной скверной выходке главного. Оказывается, вчера не только он жаждал
встречи с Корневым, то же хотели двое молодых инженеров, супруги
Панкратовы, Миша и Валя - они сочинили что-то, дырявящее на расстоянии
металл, пластик и бетон, какое-то сочетание НПВ и сильных полей... из
пересказа механиков Пец не уловил идею; собрали здесь установку. Это
очень немало: ждать полдня на уровне 140 - спали по очереди в
профилактории, по очереди ходили кушать, вылизывали свое устройство,
демонстрировали его действие желающим... а Корнева все не было. К тому
же Валя находилась в декретном отпуске и только ради этого дела явилась
в башню. Наконец сегодня утром дождались: Миша изготовился с мелом у
доски, чтобы рисовать и объяснить, Валя стала к установке, приятным
голосом пригласила Александра Ивановича остановиться и
заинтересоваться. А тот только скривился в их сторону:

- Слушайте, да отвяжитесь вы! Работаете - и работайте, что вам еще
надо! - и с тем проследовал дальше.

- Ну...- сказал побледневший Миша,- зазнался наш Александр Македонский,
дальше некуда! Лично я ему больше не сотрудник.- И так запустил в доску
мелом, что тот разлетелся белыми брызгами.

- Ну, зачем так? - возразила его жена Валя, хотя губы у нее не
слушались.- Это же Корнев... может, у него сейчас идея какая-то
покрупней нашей, с планетами что-нибудь.

Установка стояла в углу, прикрытая пластиковым чехлом. Авторов не было,
ушли домой. Валерьян Вениаминович только раз видел их обоих, когда
принимал на работу, но помнил, с какой тихой гордостью посматривала
черненькая и тогда еще стройная Валя на рослого синеглазого Мишу с
уверенными манерами и голосом. Совершенно исключительным образом
наплевал им в души великий человек Корнев.

В лаборатории главного инженера тоже не было; после подъема в MB он
заперся в своей комнате в профилактории, отдыхал. В просмотровом зале
находились Любарский, Толюня, Буров и Люся Малюта.

- Есть кое-что, Валерьян Вениаминович! - встретил директора возгласом
завлаб.

Оказывается, кибернетики построили модель-программу для хаотических
столкновений тел - и сейчас по ней проверяли старые пленки "мест
оживления" на планетах MB. На экране показывали снятое в кабине ГиМ,
эту картину тотчас оценивала моделирующая ЭВМ (количество движущихся
тел, их скорости, массы, концентрация) - и выдавала на дисплее зелеными
вспышками статистическую модель ситуации: как часто и с какой силой эти
тела будут сталкиваться. Действительно, наблюдалась разница между
моделями и реальностью.

Пец уселся в кресло, смотрел на экраны. На главном было "место
оживления" с ломкими контурами и пятнами теней. Видно мелькание
фиолетовых живчиков: крупных мало, средних изрядно, мелких, на пределе
различения, как мошкары. Они снуют, бегут наперегонки и навстречу друг
другу по повторяющимся путям. И верно, редки фиолетовые вспышки
столкновений там, не более десятка за всю прокрутку; в динамике, в
шуме, записанном со свето-звукового преобразователя, каждое выделяется
легким щелчком. А на моделирующем экране вспышек ой-ой, все тела
столкнулись не по одному разу.

Валерьян Вениаминович смотрел как-то отрешенно. Ему вспомнилось, как в
старом координаторе, еще на уровне "7,5", он вживался в образ башни,
глядел на экранную стену - и обнаруживал, что НПВ уже при ускорении
времени в десять-пятнадца