ткими пистолетными щелчками. Позади Шара раздувался
фонтанами, поливал степь и замыкающее звено танков феерический ливень.

Шар втягивал тучи еще и еще - и очищалась в небе голубая просека
километровой ширины: правый край белый от света невидимого солнца,
левый - темный. Выше в голубизне плыли бульбашки аэростатов. Просека
наращивалась по движению колонны, вихрь перекачки будто фрезеровал ее в
слое туч. По сторонам ее продолжалась гроза и буря: полыхали нестрашные
теперь молнии, гнулись от порывов ветра редкие деревья, хлестал ливень.

- Дава-а-а-ай! - счастливо орал весь мокрый Корнев, стоя в "газике",
который вез его за Шаром.-Гони-и! Улю-лю-лю!..- и, будучи не в силах
удержаться, сунул в рот пальцы, засвистел вибрирующим свистом. ..

Хотя что был тот его свист в органном реве Шара!

Так шли, пахали небо до чистой голубизны, пока не выбрались не сухую
землю. Вечером, когда остановились, Ненашев предложил хитроумную
операцию: перетягиванием канатов и накидыванием новых, с крюками
сблизить обе сети и... перевернуть, чтобы нижняя, целая, оказалась
сверху. "За завтра управимся, Александр Иванович. Так надежней будет".
Корнев одобрил.

Шар притянули к земле, нижнюю сеть опустили, расстелили - оснащать.
Корнев ушел по ней в .эпицентр, в самую середину. Сел там на кочку,
смотрел на ало-черную полосу заката - внизу, на приплюснутые фигуры
людей и контуры машин - внизу, на сигнальные огни и загорающиеся у
горизонта красно-желтые звезды - все внизу. Слушал выразительную
тишину, осевшей над ним темной громады. Здесь была особая тишина, такую
не спутаешь с иной: устоявшийся покой величественных просторов; похоже
молчит спокойное море вдали от берегов или гор ночью; редкие вялые
звуки извне - голоса военных, лязги инструментов - только подчеркивали
ее. "Моя тишина. Мой простор... Надо же: другим уверенно и доходчиво
объяснял, что в Шаре много пространства, а сам, как дошло до дела,
мечтал чуть ли не зонтиком его прикрыть! А он - вот он какой: что ему
спрятать какую-то грозу в задний карман брюк!.." Сидел, курил и думал,
что если он захочет совладать с Шаром, с замыслами своими и с жизнью
самой, то не должен позволять себе сомневаться, тревожиться, суетиться
и вообще - мельчить. Достичь всего он сможет только безграничной
смелостью мысли и ясной твердостью духа.



На следующий день сети поменяли местами, нижнюю - дырявую - подлатали.
Далее двигались без особых приключений.

На десятый день к вечеру они увидели впереди над горизонтом отсвет в
тучах невидимых пока огней краевого центра.

В день одиннадцатый кавалькаду встречали подкатившие на "Чайках" и
черных "Волгах" отцы города во главе с довольным Виктором
Пантелеймоновичем. При них были корреспонденты, операторы кинохроники;
они сразу принялись за дело. "Вы слышите эти мощные, своеобразные
звуки, дорогие радиослушатели? - вопрошал один, поворачивая
фаллосоподобный микрофон то к плывущему неподалеку Шару, то к себе.-
Это сами стихии исполняют победный гимн во славу нашей науки..."-"Вы
видите эти утомленные лица,- причитал другой рядом с оператором,
устремившим объектив телекамеры на "газик", где за рулем сидел Ненашев,
а рядом обросший по самые глаза разбойной щетиной Корнев.-Это скромные
герои, покорившие... овладевшие... прославившие..." Вели себя репортеры
- особенно столичные - довольно нахально: один, намереваясь взять
снисходительное телеинтервью у Корнева, потребовал, чтобы тот побрился
и "привел себя в божеский вид". Александр Иванович за все время
овладения Шаром и его транспортировки не позволил себе ни одного
черного выражения (хотя сам их выслушивал неоднократно); а тут в нем
что-то щелкнуло, и он выдал жрецу ТВ-музы такое полнозвучное,
крупнокалиберное, многозарядное предложение, что вопрос об интервью
тотчас отпал. Разговелся.

...И был день последний: Шар вывели к реке Катагани ниже города, около
впадения в нее Коломака. Здесь расстилалось ровное поле аэродрома
ДОСААФ; на нем и причалил Шар.

Работы на месте: установить лебедки на бетонные фундаменты,
перепасовать наверх отремонтированную нижнюю сеть - для пущей
надежности, в помощь первой, отнивелировать расположение .аэростатов и
натяжение канатов так, чтобы Шар устойчиво, но : без опасных искажений
пространства прилегал к полю,- были г уже, как говорится, делом техники.

Теперь, когда эпопея ко всеобщему удовольствию завершилась
благополучно, можно было не таиться. В газетах появилось сообщение ТАСС
- весомо-краткое, но с обширными комментариями. По всем программам ТВ
был передан впечатляющий телерепортаж; кинохроника выпустила - с
полугодовым опозданием - короткометражку. И даже Александр Иванович -
отоспавшийся, выбритый, при галстуке - был показан в программе "Время".
| За творческое и личное мужество, проявленные в операции по овладению
Шаром, научный руководитель операции А. И. Корнев был награжден орденом
Красного Знамени. Майор Ненашев получил Красную Звезду.



        ЧАСТЬ II

        НИИ НПВ

        ГЛАВА 6

        ПЕЦ ПРИБЛИЖАЕТСЯ

        Вместо эпиграфа:

"...первичность действия S, а тем и его физических носителей
квантов h, математически очевидна: это непроизводная величина.
Энергия E=dS/dt есть производная от S по времени, импульс P=dS/dr -
производная от действия по расстоянию, сила F=dS/drdt - производная
от него по тому и по другому... но само действие мы не можем так
произвести ни от каких физических величин. Другой довод в пользу
первичности - то, что без квантов действия h невозможно описание
микромира. Не напрасно h называют "владыкой современной физики" (О.
Д. Хвольсон).

Но является ли величина h==6,626X 10-27 эргХс действительно Богом
или природой установленной константой? Не вернее ли полагать (вслед
за Я. И. Френкелем), что из-за обилия этих элементарных
актов-действий в природе мы измеряем среднее значение, относительно
которого индивидуальные h-кванты статистически рассеяны: есть и
меньше, и больше, и даже очень меньше и очень больше. А поскольку
Вселенная велика и разнообразна, то в ней могут быть области, где
реализуются мелкие против "наших", или, наоборот, крупные кванты h.
Для нас и любых других существ, порождений h-материи, мир выглядел
бы одинаково при любых величинах квантов: важно их количество, а не
значение в эрг-секундах. Но если соседствуют области с разными h,
это обнаружится новыми законами и явлениями.

Во-первых, должен проявлять себя следующий закон сохранения
материи-действия: в равных геометрических объемах произведения
числа Х квантов п на их величины h равны:

S1=n1h1=n2h2=S2.                            (1)

Но при этом для внутренних наблюдателей, для которых счет размеров
объектов и длительностей событий идет, повторим, в "штуках", а не в
величинах h, физические размеры объемов окажутся различны. Где
кванты мельче, а число их больше, больше и физического
пространства-времени. Там могут вместиться более крупные объекты и
произойти - за внешне малое время - более долгие события.

Во-вторых, на границе областей, с разными h создастся НПВ,
Неоднородное Пространство-Время. Особенностью его будет наличие
силового поля чисто математической природы. Действительно, смысл
приведенной выше дифференциальной ф-лы для силы F в том, что между
отстоящими на Дг друг от друга в пространстве и на Дt во времени
участками есть не равный нулю избыток действия ДS:F= ДS/ДгДt При
этом если ДS= S2-S1=0, то в обычном мире силы f нет. Но в НПВ для
равных между собой S1 и S2 мы вправе написать это выражение так:

FНПВ=S2/Дr2Дt2 -- S1/Дr1Дt1                            (2)

При этом, поскольку по закону (1) произведения в знаменателях
Дr1Дt1 и Дr2Дt2 не равны между собой, то сила F - а следовательно,
и силовое поле - будет!

Так как в квантовой электродинамике с h наиболее явно связаны
электрические заряды и электрическое поле, то в переходной зоне НПВ
оно и будет таким".

Из брошюры д. ф.-м. н. В. В. Пеца "К теории материи-действия.
(Обобщение на случай временного кванта h)".



Невысокий плотный мужчина в темном пальто с поднятым каракулевым
воротником, в пегой пыжиковой шапке неспешно шагал через
заснеженное, изрытое ямами поле. Позади остались девятиэтажные
корпуса жилмассива, слева виднелись дощатые заборы и одноэтажные
дома среди голых деревьев, справа дымящейся серо-стальной лентой
вилась в сторону города река Катагань. На этом берегу ее, на
разбитом обледенелом шоссе ревели самосвалы и грузовики.

Ему тоже следовало бы добираться по шоссе, так объяснили: шагайте,
пока не упретесь в проходную. Но там было шумно, противно: под ноги
смотри, от машин уворачивайся - и оглядеться некогда. Валерьяну же
Вениаминовичу на первый раз хотелось именно осмотреться внимательно
и не торопясь; впоследствии, он это понимал, такая возможность,
появится не скоро.

Поэтому он как слез с автобуса, так и повернул прямо в поле.
Заблудиться он не мог, ориентир был перед глазами: шесть пар
цеплявшихся за тучи голубых аэростатов по краям да четыре, еще выше
их, в центре, держали незримый издали проволочный шатер. Сам Шар на
фоне серого зимнего неба был виден смутно - только темнело его ядро
и темная щетина далекой лесополосы за ним была в этом месте как бы
вмята. Сначала Пец шел по нетронутому снегу - благо неглубокому, в
ботинки не набивался; затем набрел на тропинку среди ям. Впереди по
правую сторону нервно фырчал канавокопатель, дальше рабочие с
помощью автокрана выкладывали в нитку трубы. "А работы-то
развернулись",- с некоторой ревностью отметил он.

...Не без душевного трепета - хоть и останавливаясь, чтобы не спеша
и внимательно обозреть местность, стараясь не особенно глазеть
издали на то, что видел на многих снимках,- но не без душевного тем
не менее трепета приближался Валерьян Вениаминович к объекту,
работами в котором ему отныне надлежало руководить. Поднявшаяся
после укрощения Шара шумиха поначалу задела Пеца только краем,
приятным краем. Его теория была упомянута в сообщении ТАСС и, более
развернуто, в статьях центральных газет. (Не обошлось и без
курьезов: одна газета, не разобравшись, известила мир, что Шар
создан катаганскими инженерами по теории и замыслу профессора
Пеца). Его тощая ротапринтная брошюра была немедленно перепечатана
в одном научном и двух научно-популярных журналах. Ученый совет
Саратовского университета выдвинул его кандидатуру в
члены-корреспонденты Академии наук, и на днях он узнал, что избран
единогласно. Были и звонки из редакций, приглашения выступить по
радио и телевидению, приезжали на кафедру и домой брать интервью...
Словом, было все, что еще лет десять назад доставило бы ему
искреннее удовольствие.

Но главное было не это. Главным было то, что его "теория" - в уме и
сейчас именовал он ее именно так, в кавычках,- его игра ума, на
которую он не тратил много сил, подтвердилась. И еще как! "Ну, а
этому-то ты рад?" - спрашивал он себя. И как ни копался в душе -
выходило, что не очень. Скорее, было не по себе, проявлялась
озабоченность: не породит ли это проблем больше, чем разрешит?..
Потому что проявил себя слепой случай, стихия: блуждал в просторах
Вселенной сгусток уменьшенных квантов, увлекаемый и отталкиваемый
разными сочетаниями электрических полей туманностей и звезд,
оказался вблизи Земли, потом - вблизи какой-то прорехи в слое
Хевисайда, в прошлом году активного Солнца они были часты. Попал в
атмосферу, приблизился к почве, начал куролесить. Точно так Шар мог
оказаться вблизи Венеры, Плутона, Марса, у иной звезды... Слепая
стихия, от которой никогда не знаешь, чего ждать!

За пятьдесят пять лет жизнь изрядно помотала Валерьяна
Вениаминовича, не раз переворачивала его с боку на бок, роняла с
высот в каменистые низины. У него были основания не любить стихии.
Беспризорник, потерявший в 20-м году родителей, затем детдомовец,
он бедовал со страной и рос со страной. Только выправился, окончил
рабфак, затем институт, начал достаточно, чтобы одеться и есть
досыта, зарабатывать,- война. Командиром взвода связи на Западном
фронте, который был чем угодно, только не фронтом, попал в
окружение в болотах Полесья, а затем, больной и истощенный, и в
плен. Пропадал за колючей проволокой; немного придя в себя, бежал;
был пойман, доставлен обратно ("в состоянии пониженной
трудоспособности", как сказано в сопроводительной бумаге немецкой
полевой жандармерии) и отправлен в спецлагерь Вестербрюкен "на
обработку". С двумя заключенными бежал и оттуда, на сей раз удачно.
Пробрался в оккупированную Белоруссию, нашел партизан, голодал и
мок, подрывал и мерз, убивал и был ранен.

Кончилась война, вернулся в физику. Но из-за пребывания в плену к
серьезным экспериментальным работам не дали допуска; путь был
открыт только в теорию. Как ни странно, но именно в теории поля,
отвлеченной тогда области матфизики, у него прорезались
способности, получились результаты - так что в этом случае стихии
вроде бы вынесли Валерьяна Вениаминовича на хороший путь. Успех,
впрочем, был умеренный: кандидатская диссертация и место ассистента
на кафедре физики в Харьковском технологическом. К тому же началась
кампания "русского приоритета". Он был самый что ни на есть русский
и всегда "за" - но ершист, горяч, верил в немедленную
справедливость, не страшился вступать в спор, в том числе и с
начальством, и на рискованные темы. Декан факультета обвинил его,
что в диссертации он протащил реакционную общую теорию
относительности Эйнштейна и идеалистические взгляды Дирака, а
заодно - используя фамилию и не совсем рязанскую внешность
Валерьяна Вениаминовича: прямой нос, черные в то время волосы,
крутой, выразительной лепки лоб, четкий подбородок - ив том, что он
скрывает свою национальность. Уволили. Пец подал в суд. Суд после
разбирательства склонялся восстановить. Тогда декан встал и сказал:

- Товарищи, у нас закрытая тематика. Как мы можем держать на
кафедре человека, который дважды бежал из лагерей?!

За что Валерьян Вениаминович, поддавшись порыву (опять стихии!),
тут же в кровь разбил ему физиономию, тем доказав, что держать
такового Пеца на факультете действительно не следует.

Уехал с женой в Алма-Ату, где с научными кадрами было туго и к
тонкостям не придирались. Там написал докторскую диссертацию,
преподавал, прошел по конкурсу на заведование кафедрой в
пединституте в Самарканде, перебрался туда. Он был лекарством для
души - древний, видавший все и переживший все, мудрый и
скептический Восток. Валериан Вениаминович отошел, увлекся горным
туризмом, древнеиндийской и древнекитайской философиями и даже
полюбил, наконец, свою теоретическую деятельность - скорее всего за
отрешенность ее от жизненной суеты. На суету уже не доставало ни
охоты, ни сил.

Теория пространств с меняющимися квантами h была его увлечением
последних лет, сначала в Самарканде, потом в Саратове, куда
пришлось перебраться из-за ухудшившегося здоровья жены. Он строил
эту "теорию" дома, после лекций и кафедральных дел, строил для
себя, для души, не рассчитывая на признание и резонанс; даже
приговаривал, адресуя себе слова, кои в "Ревизоре" городничий
высказал зарвавшемуся Держиморде: "Не по чину берешь!"
Действительно, не по "чину" ему, скромному провинциальному
профессору, была эта сверхидея для корифеев. Но что поделать, если
она пришла в голову именно ему и если в работе над ней он более
всего чувствовал себя человеком! С результатами он знакомил только
немногих людей, чье внимание ценил. Один из них, доцент кафедры
астрофизики Варфоломей Любарский, хоть и оспаривал многое, но
все-таки подбил Пеца размножить рукопись на университетском
ротапринте: не пропадать же работе!

Корнев в разговоре со Страшновым, пожалуй, напрасно аттестовал
теорию Пеца как "сумасшедшую". То есть применительно к самим идеям
может быть и так, но по отношению к автору ее - ни в коей мере.
Напротив, эта теория выражала совсем другие черты Валерьяна
Вениаминовича: основательность и скептицизм. Взгляд, что "мировые
постоянные" не всегда и не всюду постоянны, безусловно, излишне
волен для присяжного физика и преподавателя - но для
материалиста-диалектика естественен: все меняется. Основательность
же вообще была созвучна натуре Пеца; недаром и в художественной
литературе он наиболее ценил сочинения великих 'романистов, умевших
так развернуть, исследовать и исчерпать тему, что другим ничего не
оставалось прибавить. По этой же причине, когда начала приобретать
сторонников в физике идея "материи-действия", он не устремился
вместе с другими - в жажде опубликоваться и снискать - на верхние
этажи строящегося здания новой теории, а начал придирчиво
простукивать у этого здания фундамент и стены: а глубоко ли? а
прочно ль? а не выйдет ли, как прежде-пока этажей мало,
идея-фундамент держит, а как нагромоздится большое скопление фактов
и несогласующихся выводов - трещина, авария, обвал? Кризис физики.
И ничего, хорошо даже, что его обобщение на случай переменного
кванта пока не злободневно: можно работать спокойно, не насилуя
мозг и душу гонкой, подгонкой и сиюминутным соответствием.
Когда-нибудь и эта проблема всплывет, окажется злой. Потомки скажут спасибо.

Валерьян Вениаминович и в мыслях не держал, что проблема окажется
злой при его жизни. Да еще так всерьез. Ну пусть бы обнаружили в
галактических просторах, в звездах какие-то там спектральные
феномены, кои только и можно объяснить через изменение кванта h;
или в сверхускорителях что-то такое мелькнуло... И того, и другого
хватило бы за глаза и для признания, и для шумихи, для избрания в
Академию - и, главное, ни к чему особенному не обязывало бы. А тут:
громадный Шар, с одной стороны, опасный катастрофами, а с другой -
пригодный для устройства в нем целого НИИ... Вот что всегда
настраивало Пеца против стихий, так это отсутствие у них чувства меры.

II

Задумавшись, Валерьян Вениаминович не сразу осознал, что шагает с
некоторым усилием и наклонясь вперед, будто поднимается в гору. Он
остановился, огляделся: да, теперь он шел в гору, хотя минуту назад
никакой "горы" перед ним не было. Серо-желтые дома массива
переместились вниз, снежное поле накренилось; два ближние аэростата
грушевидно исказились и нависали над ним.

Пец вернулся метров на пятьдесят назад, наблюдая, как все
восстанавливается в горизонтальной плоскости и в обычных
пропорциях: снова зашагал к эпицентру, туда, где снежное поле
разлиновали косые штрихи и столбы проволочной изгороди. Вскоре он
ощутил, что в корпус ему ударяют время от времени мягкие, но
плотные порывы ветра, а земля под ногами слегка покачивается.
"Порывы - это перекачка, понятно. А почву что шатает?.. Внешний
ветер отдувает аэростаты, смещает сеть и Шар - и меняется вектор
гравитационного поля?.. Но почему около Шара искривляется поле
тяготения?! Не понимаю".

Валерьян Вениаминович поднял голову, следя за стальным канатом,
уходившим откуда-то справа в серую мглу. "Этот инженер остроумно
придумал - заэкранировать Шар сетями и держать его, как бычка на
веревочке. Но что ни говори, а его сети экранируют предсказанное
мною электрическое поле без заряда, от переходной области НПВ. С
этим полем у меня здорово получилось, есть чем гордиться! Другие
свойства пространства-времени с меняющимися квантами предугадать
легко, любой бы дошел, а вот поле, обнаруженное по знаменателю
формулы,- это не на поверхности. Высокий теоретический класс!" У
него поднялось настроение.

Изгородь приблизилась. Пец прочитал фанерное объявление на столбе:



ВНИМАНИЕ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА!

Проход строго воспрещен! За нарушение -- штраф



Рядом за колючей проволокой ззияла метровая дыра. В нее и вела
тропинка. Валерьян Вениаминович пригнулся и осторожно, чтобы не
зацепить пальто, пролез. "Исторический момент,- иронично отметил
он.- Первооткрыватель Шара проникает в Шар".

Распрямился, сделал шаг; его качнуло. Пец остановился, осмотрелся -
и почувствовал головокружение. Мало того что оставшиеся позади
дома, шоссе, река оказались глубоко внизу и как-то ра