сплылись,
сделались туманно-серо-желтыми, но и снежное поле впереди, еще
секунды назад поднимавшееся в гору, теперь загибалось вниз - чем
дальше, тем круче. Ушло вниз и далекое ярко-оранжевое игрушечное
зданьице в два этажа, с сарайчиками-ангарами возле, со строящейся
поодаль кривой кирпичной трубой и фигурками рабочих около. Справа и
слева местность тоже заваливало. Валерьян Вениаминович стоял, будто
на пятачке, на вершине. Он сделал шаг, другой - и чуть не упал.
Идти было невозможно: это для глаз все впереди уходило вниз, а
искривленное в сторону Шара тяготение выворачивало местность
по-прежнему "вверх", на подъем. Зрительные ощущения Пеца вступили в
болезненный спор с чувством равновесия: глаза заставляли корпус
откидываться назад, а для шага надо было податься вперед.

"Что за чепуха! - Пец двинулся, сердясь на себя,- Ходят же люди,
вот и тропинка - а я что за цаца!"

В этот момент дунул ветер. Воздух шатнул Валерьяна Вениаминовича,
взметнул порошу; качнулась под ногами тропинка. Он увидел, как
предметы по стронам заколыхались, будто были погружены в прозрачное
желе. "Ну и ну..." Он сделал еще несколько шагов, балансируя
руками. Снова качнуло местность. Поле перед ним с каждым шагом
запрокидывалось круче. "Все правильно, я прохожу область краевых искажений".

Но он ее не прошел, эту область. Тело взмокло, желудок вел себя
самостоятельно, ноги дрожали, сердце замирало - все признаки
укачивания. Пец опустился на' снежный холмик: пейзаж вокруг сразу
выровнялся, сделался почти нормальным. "Ну, ясно,- он снял шапку,
подставил ветру разгоряченную голову,- у почвы кванты почти
обычные, а чем выше, тем они мельче, искажения сильнее. Здесь
хорошо бы иметь глаза на ногах..."

Через минуту он пришел в себя, встал. Впечатление было
необыкновенно сильным! он будто воспарил над накренившейся и
завернувшейся краями вниз местностью. Пришлось обратно сесть.

Валерьян Вениаминович чувствовал растерянность и унижение. "И
стыдно, и смешно, и ноги не идут... первооткрыватель! Еще
покачивания эти - неужели нельзя было жестче натянуть канаты?.. И
ведь я все фокусы НПВ понимаю. До чего, оказывается, ничтожно мое
теоретическое знание, если по ощущениям я переживаю то же, что
пережила бы забредшая сюда корова! Да корове и легче бы пришлось-у
нее четыре ноги, глаза ниже. Что же мне, к подчинђнным на
четвереньках добираться?!"

Он рассердился всерьез, поднялся, глядя только под ноги. "Ну,
хватит, возьми себя в руки, директор! Хорошо еще, не видит никто.

Я действительно знаю, что все это иллюзии неоднородного
пространства, нет здесь ни провала, ни подъема. Я знаю и больше,
что необязательно знать в однородном мире: пространство вокруг меня
и во мне, во всем - мощная упругая среда, воспринимать как
реальность надо не пустячные неоднородности в ней - домики, поле,
деревья, канавы - а его самое. Пространство-время. Я в нем - как
рыба в воде. Ну, вперед!"

Он зашагал - сначала балансируя руками, потом ровнее, спокойней.
Обморочно покачивалась окрестность, кривлялись контуры строений,
изгибалось поле... Но реальность была вокруг и в нем, основная,
постигаемая рассудком реальность. Вскоре идти стало почти так же
легко, как и перед Шаром.

"А что? - сказал себе Валерьян Вениаминович, отирая платком
лицо.-Ты полагал, что если прошел войну, сделал научную карьеру и
сочинил теорию, то уже познал жизнь? Нет, похоже, это еще впереди".



Вдали на тропинке показался человечек; он шел, быстро-быстро
перебирая коротенькими ножками. "Еще исторический момент: встреча с
первым сотрудником!" Завидев Пеца, человек остановился, поглядел по
сторонам, снова двинулся вперед, ненатурально быстро вырастая в
размерах. Его тоже пошатывало на ходу.

Вблизи Первый Встречный Сотрудник оказался приземистым мужчиной в
зеленой армейской стеганке, в сапогах и в кубанке с синим верхом;
через плечо был перекинут бунт ВЧ-кабеля в голубой хлорвиниловой
оболочке. Из-под кубанки выбилась рыжеватая челка. Рыжими были и
брови, и короткие щетинистые усы на обветренном докрасна лице.
Голубые глазки недобро и настороженно глянули на Валерьяна
Вениаминовича. Сотрудник явно был не в восторге от исторической
встречи, хотел пройти мимо. Но Пец его остановил:

- Это куда же вы несете?

- А вам что за дело? - сипло сказал сотрудник.

- А то, что материальные ценности надо выносить через проходную. И
по пропуску.

- А может, он у меня есть, пропуск. А так мне короче.

- А есть, так покажите,- с нарастающим отвращением к диалогу потребовал Пец.

- Чего-о? - Мужчина взглянул, будто примериваясь.- Да кто ты такой?

- Директор новый. Так как насчет пропуска?

-Директор...- В голубых глазках Сотрудника возникло смятение.
Какой-то миг он колебался, не свалить ли ему Пеца ударом кулака и
не кинуться ли в бег. Но- понял, что влип, раскис лицом и голосом.-
Товарищ директор, так я ж... так мне же разрешили...

- Ну, ясно! - Теперь и у Валерьяна Вениаминовича был такой вид, что
сам того и гляди врежет.- Поворачивай. Неси обратно, ну!

Мужчина понуро брел впереди, бормотал: "Вот тебе и на... так ведь я
же ж в первый и последний раз!.." Пец шагал за ним молча, только в
уме матерился так густо, как не приходилось с военных времен. "Ну,
начинается научная работенка, и в бога, и в душу, и в печенку!.. С
первым успехом, товарищ член-корреспондент: несуна поймал,
распро..! Засужу шельмеца, чтоб другим неповадно было. Ах, не
следовало соглашаться на директорство! Завом теоретического отдела
или там замом по науке - это пожалуйста. А ведь теперь надо быть и
недреманным оком, и погонялой, и пробивным дядькой - кем угодно,
только не мыслящим исследователем".

- Иди, не озирайся! - рыкнул он на Сотрудника, который оглянулся,
хотел что-то сказать.- Как фамилия, кем работаешь?

- Ястребов я, механик-монтажник. Я ж, не на продажу, товарищ
директор! - запричитал тот сипло.- Я ж для себя... И он списанный,
этот кабель, еще от авиаторов остался. В конце концов, я мог и иск
предъявить, мне советовали: разве для того я отвалил семь сотен за
телевизор, чтобы он из-за вашего Шара ничего не показывал? У
соседей через два двора показывает, а у меня ничего. Вот и хотел
нарастить антенну, отвести ее в сторону...

"Хм, еще один фокус Шара: радионепрозрачность. С чего бы?.."

- Где живешь?

- Да вон там, на Ширме,- обернувшись, указал вдоль тропинки механик
- А телевышка как раз за Щаром.

"Это непонятно. В Шаре пространство как пространство, вышка
остается в пределах прямой видимости, радиоволны должны проходить.
Ну, в пути до центра Шара они сокращаются - так ведь затем
удлиняются, все симметрично. Или там в глубине есть что-то, что
отражает?.. Непохоже".

Дальше шли молча, все внимание отнимала дорога: путь" преграждали
многочисленные трубы, выложенные в разных направлениях, выгнутые,
сваренные. Так они приблизились к сарайчикам, которые оказались не
такими и маленькими: полутораэтажные строения с арочными крышами.
"Ремонтные ангары для легких самолетов",- понял Пец. Из ближнего
донесся визг циркулярной пилы, из соседнего - стук движка; там
вспыхивали голубые блики сварки.

За ангарами находился двухэтажный дом, который издали казался
ярко-оранжевым; он был из красного кирпича. Крышу его венчала
метеобашенка с флажком и стрелкой ветроуказателя. Флажок висел на
нуле, только изредка колебался.

Площадка перед домом была заставлена контейнерами, ящиками, снег истоптан.

Пец остановился, огляделся: окрестность отсюда заваливалась
равномерно во все стороны. Над головой висела тьма с сумеречно
серыми краями.

Механик Ястребов стоял рядом, опустив голову,- переживал. Валерьян
Вениаминович задумчиво глядел на него. Тот поднял глаза, криво
усмехнулся: мол, что ж, теперь воля ваша.

- Ладно,- молвил Пец,- отнесите кабель на место, и на первый раз
все. Не вас пожалел, не хочу с этого начинать. А еще замечу -
безусловно, под суд. И это припомню. Ступайте.

- Спасибо, ой, спасибо вам... не знаю, как вас?

- Валерьян Вениаминович.

- Ой, спасибо. Валерьян Вениаминович! Да я ж никогда и ничего!..

Механик радостно направился к ангару. А Пец, смеясь в душе над
собой: сибарит, ушел от скандала, нервы свои пожалел...-вошел в здание.



III



В коридоре первого этажа гуляли сквозняки, пахло маслом и горелой
изоляцией; где-то гулко били по железу. На втором этаже было чище,
уютней. Обшарпанные дермантиновые двери украшали новенькие
таблички: "Бухгалтерия", "Главный энергетик", "ПКТБ", "Директор"
(Пец подергал двери: заперты), "Отдел снабжения". Из-за последней
двери слышался нестройный гул.

Валерьян Вениаминович вошел - прямо в галдеж, перемешанный с сизым
дымом. В обширной, на три окна комнате людей было не так и много,
но все они - и сидящие за столами, и стоящие возле - переговаривались.

- Альтер Абрамович, когда же придут ртутные вентили? Ведь
разнарядка давно утверждена!

- Мы запрашивали Дубну. Обещают во втором квартале.

- Послушайте, или мне курированием заниматься, или снабжением!..

- Надо ставить вопрос перед Вериванной, а Вериванна...

- Если во втором квартале, так вполне могут и 31 июня отгрузить.

- Да в июне тридцать дней, побойтесь бога!

- При чем здесь бог, о чем вы говорите! Они все могут.

- Э, что Вериванна! Надо ставить вопрос прямо перед товарищем
Документгурой. А уж товарищ Документгура...

"Ну, шарага!..- прислоняясь к косяку, подумал Пец.- Как ни в чем не
бывало... А чего ты ждал? Чтобы они обсуждали здесь теорию
неоднородных пространств? Снабжение - всюду снабжение, Х
действительно, могут и 31 июня отгрузить".

Троекратно с непривычной размеренностью прозвенел телефон. Грузный
мужчина со скульптурным профилем римлянина и скептическими
еврейскими глазами взял трубку:

- Давайте, жду... Рига? Алло, Рига!.. Здравствуйте, товарищ
Коротков. Почему не отгружаете нам высоковольтные трансформаторы?..
Как кому, как куда! В Катагань, в филиал Института электростатики,
заказ номер 211... Что? Ничего не понимаю. Тише, товарищи, я с
Ригой разговариваю!

В комнате стихли.

- Мы давно вам перечислили все сполна,- упрекал мужчина собеседника
в Риге дребезжащим баритоном,- а вы... Что-что?.. Бог с вами,
товарищ Коротков, какая я девушка? С вами говорит заведующий
отделом снабжения Приятель, мы же не первый раз беседуем. Что?! Вы
не Коротков, вы его секретарша? Коротков будет через час?..

Он с отвращением бросил трубку. Кто-то фыркнул. Кто-то сочувственно
покачал головой. "Ага,- приободрился Пец,- специфика все-таки себя
показывает!

- Невозможно работать,- сказал Приятель плачущим голосом.- Ну
просто совершенно невозможно работать! - Он поднял глаза к двери,
увидел кого-то входящего.- Александр Иванович, как хотите, но я в
таких условиях бесперебойного обеспечения не гарантирую. Невозможно
вести переговоры с поставщиками! Я ему, понимаете, о
трансформаторах, а он: "Не щебечите, девушка!" Это я девушка, я
щебечу. И в заключение оказывается, что баритон, который я принял
за коротковский, принадлежит его секретарше, у которой на самом
деле дискант. Как вам это понравится?

Валерьян Вениаминович оглянулся: рядом стоял рослый шатен с
веселыми глазами и прямым мужественным носом; слушая снабженца, он
обхватил нос пальцами, будто доил, потом отпустил; борт синего
пиджака украшала красно-белая колодочка. Вот он какой, Корнев!

- Спасение утопающих, Альтер Абрамович,- сказал шатен,- как
известно, дело рук самих утопающих. Доставайте скорее инверторы.
Сейчас мы в зоне двухкратной деформации, и то трудно общаться с
внешним миром. А проникнем в десятикратные и выше,- там будут
диалоги уже не баритона с дискантом, а инфразвука с ультразвуком.
Без инвертеров онемеем!

- Инверторы? - поинтересовался Пец.- Это вроде телемониторов,
которые моменты забития гола растягивают?

- Да, только эти проще, для телефона. Те тоже привлечем, без
телевизионного контроля здесь не обойдешься,- ответил Корнев,
внимательно взглянув на Пеца.- А вы, простите, кто и к кому?

- К себе... и к вам,- Валерьян Вениаминович представился.

- О, я вас второй день выглядываю! Вот вы какой!

Рукопожатие. Корнев повернулся к сотрудникам. - Минуту внимания,
товарищи! Как вы знаете, с нового года мы больше не филиал ИЭ, а
самостоятельный НИИ НПВ, научно-исследовательский институт
неоднородного пространства-времени. Позвольте представить вам
человека, о котором вы, несомненно, слышали: Валерьян Вениаминович
Пец, член-корреспондент Академии наук, теоретический
первооткрыватель Шара и - директор нашего института!

Это было сказано звучным торжественным голосом, пожалуй, даже
излишне торжественным - потому что все, кто сидел, встали, а те,
кто стоял, выпрямились. Пец, обходя снабженцев и пожимая с
бормотаньем "Оч-приятно!" их руки, чувствовал себя стесненно.



ГЛАВА 7

ТОЛЧОК В ОПРЕДЕЛЕННОМ НАПРАВЛЕНИИ

- Ты чего меня ударил
балалайкой по плечу?
- Я того тебя ударил:
Познакомиться хочу.

Фольклор.

На самом деле Корнев был настроен далеко не радушно. Успех
развращает даже скромного. Когда же человек сам жаждет погрязнуть в
славе, искуситься властью и влиянием, погрузиться в пучину
почитания, если он уже слегка вкусил - в самый раз для возбуждения
аппетита - этих плодов, то для него оказывается серьезным ударом,
когда обстоятельства и люди (главное, люди все эти!) отодвигают его
в сторону. "Обошли!" - так воспринял Александр Иванович весть, что
директором нового НИИ назначен Пец, а его кандидатура
предполагается на должность главного инженера. Нет, вы подумайте:
Пеца, не глядя, ставят директором, а он, человек, понявший Шар,
захвативший его и доставивший из дебрей к городу, только
предполагается на вторую должность! А кто откопал этого, извините,
Пеца, как не он? Кто бы его знал по репринтной брошюрке! "Выходит,
мавр сделал дело - мавр может удалиться? Ну, люди!.. И ладно, и
пожалуйста, могу вообще уйти к чертям, вернусь в ИЭ - посмотрим,
как тут управится этот профессор, будет ли себя не жалеть, вникать
в каждую неувязку! Конечно, там, наверху, академикам в рот
смотрят... Еще пожалеют!"

И хотя сознавал Корнев, что никудашеньки он от Шара не уйдет, за
уши не оттянешь, да и быть главным инженером ничем не хуже, чем
директором (кто реально окажется хозяином,; вопрос больше
характеров, чем статуса), но сам факт, что вышло Не по-его, не как
он представлял в мечтах, всколыхнул в нем волну самоутверждения.
Так бывало всегда: вернули статью или заявку на изобретение, не
повысили в должности, когда ожидал, или - это еще в студенческие
годы - отвергла девушка... И всякий раз он разочарованно и зло
мечтал, что все равно добьется, возвысится, совершит - и уж
тогда!.. О, тогда они (или он, или она - все противоставшее)
пожалеют, будут, искать его расположения. А уж он... и так далее.
Конечно, эти чувства быстро проходили. И если случалось, что он
потом оказывался прав делом и мыслью, достигал, совершал и
возвышался (а так случалось не раз), то эти злые мальчишеские
мечтания - повыламываться и благородно посчитаться - Александр
Иванович никогда не исполнял, ибо глупость их была очевидна. Но и
они были стимулом его действий.

(И не знал, кстати, Корнев, что не академики, которым "наверху в
рот смотрят", продвинули В. В. Пеца в директора, а сработал все его
лучший друг Виктор Пантелеймонович Страшнов. Он сам слетал в
Саратов, познакомился с Валерьяном Вениаминовичем, убедился в его
авторитете и положительности - и продвинул кандидатуру Пеца через
Академию и ЦК).

К моменту прибытия Пеца чувства Александра Ивановича почти пришли в
норму. Осталась настороженность, опаска уронить себя;

разумеется, было и холодное уважение к теоретической мощи
профессора. Но более всего он был озабочен тем, чтобы направить
развитие работ в Шаре в то русло, которое наметил и начал прокладывать.



Они разговаривали сначала в кабинете, потом прогуливались по
территории; Александр Иванович показывал Валерьяну Вениаминовичу,
где что есть, что как делается... У Пеца был свой план освоения
Шара, умеренный академический план: сначала изучить возможность
жизни и работы людей в НПВ - постепенно, начиная от внешних слоев;
исследовать свойства Шара (напряженность электрического поля,
градиенты неоднородности, гравитационные искажения...). Для этого
следовало организовать небольшой, сотрудников на двести, институт с
мощным теоретическим отделом и вспомогательными, преимущественно
измерительными лабораториями. После фундаментальных исследований -
эдак года через три-четыре - можно дать рекомендации и для
практического использования Шара. Но то, что он узнавал от Корнева,
сокрушало его планы и портило настроение.

Факт разрушения Таращанска, печальный сам по себе, для
развертывания работ в Шаре обернулся несомненным благом: явление
следовало принимать всерьез. Были выделены немалые суммы, открыт
доступ к лимитированным материалам, изделиям - и это даже в текущем
году, не дожидаясь начала нового. Соответственно и Корнев не стал
медлить, дал работу проектировщикам и строителям, загрузил заказами
заводы, вступил в договорные отношения с серьезными
организациями... Александр Иванович не спешил информировать Пеца о
договорах, откладывал это напоследок. Но они как раз подошли к
участку, огороженному забором с колючей проволокой по верху; за
забором слышалась строительная деятельность и лаяли собаки.

- А здесь что - питомник? - недоуменно спросил Пец.- Ускоренное
выращивание чистопородных гончих?

- Н-нет,- с заминкой ответил Корнев,- здесь будет лаборатория
ускоренных испытаний бортовой аппаратуры. По хоздоговору с
предприятием РК-14.

- РК-14... то самое, ракетно-космическое?

- Да.

- И на какую сумму договор, на какой срок?

- На семьдесят пять миллионов, на три года. Пец только крякнул и не
нашелся, что сказать.

- Оказывается, надежностные испытания сильно тормозят их
разработки. Многие системы надо годами проверять в тяжелых режимах,
прежде чем пускать в серию. Вот они и закупили наше ускоренное
время наперед."

Собаки бодро лаяли, оповещая, что здесь секретный объект, на
который они, р-р-гаф! - ни одного шпиона не пропустят.

- Собак сами добывали? - хмуро поинтересовался профессор.

- Нет, заказчики привезли. И строят сами, материалы их... В
интонациях Корнева сквозило удивление, что Пец не одобряет сделку.
А Валерьян Вениаминович был наслышан об этой фирме, об ее умении
накладывать лапу, действуя деньгами -либо через правительство. "Не
клевал тебя, парень, жареный петух,- думал он.- Подомнут - и
прости-прощай широкие исследования! Ну, это мы посмотрим. И собак
надо убрать". У него была застарелая, от времен, когда его ловили
после побега, нелюбовь к охранным овчаркам.

Они направились к краю зоны, в сторону кирпичной трубы. Корнев
шагал широко и вольно - привык. Валерьян Вениаминович Сделал каждый
шаг с опаской, косился на дико искривленные пейзажи "внизу".
Раздражение его возрастало: выходит, без него его 'женили - да еще
на такой фирме! Вот и прикидывай: опротестовать договор - хлопотно,
исполнять - может выйти еще хлопотнее. Но исполнять - все-таки
дело, а отказываться - скандал, :склока, испорченные отношения...
Черт знает что!

- Хорошо,- Пец решил переменить тему.- Какая здесь закономерность
уменьшения кванта h с высотой?

Вопрос был прямой, как на экзамене. И Корнев почувствовал себя
студентом на экзамене, студентом не из успешных. Он совсем упустил
из виду этот чертов квант.

- Квант h... м-м... ну, чем выше, тем он меньше,- сказал он..

- Какие величины вы измерили? - не отставал профессор.

- Мы измерили... мы, Валерьян Вениаминович, измерили нечто большее,
чем величину h,- бодро ответил Корнев.- Мы сняли барометрический
закон по высоте, интересный вышел закон. С его помощью промерили
изменение темпа времени до километровой высоты. Ну, а темп легко
пересчитать и в квант...

Тут он по неуловимым признакам почувствовал, что внимание Пеца
стало неодобрительным. "Нет, это не тот человек,