Иерихонских? Не нужны эти откровения MB, настолько не нужны,
что впору самому рубить канаты, а не хлопотать, чтобы они не
оборвались. Пусть даже разрушится что-то и кто-то погибнет - это ничто
в сравнении с крушением мира представлений людей. Ничего, что он
иллюзорен. Общая суть этих иллюзий та, что, добиваясь "своего", мы
исполняем закон природы - величественный, космического масштаба. А
раскрыть людям глаза... да это все равно что показать ребенку, каким он
будет стариком и как помрет. Так калечат психику. В том-то и дело, что
нормальное протекание общепланетного процесса смешения - сиречь
"цивилизации" - необходимо включает наши заблуждения, наше непонимание
его. Вот и пусть все развивается нормально.

Главное, как хорошо совпало: знаю о возможной беде от Метапульсаций
только я. Мог и не знать. Иерихонский? Он решил задачу - и все, далее
озабочен карьерой... Ах-ах, как это вы допустили, товарищ Страшнов. В
следующий раз учтем. В следующий раз, ха! Ищи-свищи... Можно даже
соврать, что это Корнев своим шальным рывком нарушил шаткое равновесие
в ядре Шара, вот и... Или напротив, что он героическими действиями
пытался предотвратить и погиб? Поди проверь... Э, да не буду я врать!
Или буду - для успокоения умов. Раз уж все иллюзорно. Восприятие
веревки как змеи столь же ложно, как и восприятие веревки как веревки".

Так. Но это потом. А сейчас надо очищать башню и зону. Понапрасну
губить людей нельзя".

Валерьян Вениаминович почувствовал такую жажду деятельности, что даже
потер руки. Набрал код лаборатории MB:

- Вызываю Бурова. Любарскому присутствовать. На экране тотчас возникли оба.

- Виктор Федорович,- объявил директор,- назначаю вас исполняющим
обязанности главного инженера Института. Пока временно. А там посмотрим.

Лицо Бурова не дрогнуло, только сразу как-то подтянулось и отвердело.
Любарский глянул на него доброжелательно, всеми морщинами выражая, что
одобряет выбор и поздравляет.

- Приказ издадим завтра,- продолжал Пец,- но к исполнению обязанностей
вам лучше приступить немедленно. После вчерашней катастрофы нас
справедливо упрекают в плохой организации техники безопасности. С этим,
и верно, запустили, давайте подтягивать. Тем более что день все равно
кувырком.

- Согласен, Валерьян Вениаминович, слушаю. И голос у Вити стал гуще, тверже.

- Я сейчас объявлю учебную тревогу с эвакуацией всех помещений. Вы
отвечаете за верхнюю часть башни - от крыши по десятый уровень. Ваша
задача: проверить, все ли покинули помещения, в каком состоянии
оставили - вырублен ли ток, перекрыли ли краны, газ... ну, не мне вам
объяснять. Неполадки и виновных записывайте. В помощники можете взять
Панкратова или Анатолия Андреевича - на ваше усмотрение. До 37.00
эпицентра наверху должно быть чисто.

- Ясно. А низ?

- Низ я беру на себя. Там и встретимся.

- Но... поскольку мероприятие учебное,- вмешался Любарский,- я хотел бы
остаться, не прерывать...

- Смешной разговор, Варфоломей Дормидонтович,- отчеканил Буров,
повернув к нему лицо,- это же приказ.

Пец отключился. Наверху дело было на мази. Секунду он колебался: зайти
в кабинет напротив или связаться? По телесвязи врать было сподручней.
Набрал код. В кабинете Корнева сидели те же двое.

- Валентин Осипович, вы назначаетесь исполняющим обязанности главного
инженера Института. (Валя встал, лицо его на миг стало
растерянно-глуповатым, но тут же подтянулось и отвердело. Иерихонский
выпрямился в кресле, выразил на физиономии удовлетворение происшедшим.)
Пока временно. А там посмотрим...- И далее Валерьян Вениаминович, не
утомляя себя разнообразием, повторил Синице слово в слово то же, что и
Бурову, только ответственность на него возложил за низ баши и зону.- До
33.00 эпицентра ниже десятого уровня не должно остаться ни одного человека.

- Ясно, Валерьян Вениаминович, принято. А верх?

- Верх я беру на себя,- и Пец отключился.

"Кого бы еще назначить главным инженером? Впрочем, хватит и этих двоих.
В том состоянии, в кое я их ввел (как это я удачно сказал: временно, а
там посмотрим), люди проявляют чудеса усердия. Так, теперь общий аврал".

Он нажал зеленую кнопку общей связи. Сейчас его лицо под звуки сигнала
внимания (удары гонга) повторилось на экранах в сотнях комнат, залов и
вестибюлей башни.

- Внимание всем! - сказал директор.- Объявляю учебную тревогу,
проверочную эвакуацию помещений Института. Приказываю прекратить все
работы, кроме обеспечения внутреннего транспорта и связи.
Контрольно-пропускной группе прекратить впуск людей и машин в зону.
Диспетчерам - свернуть погрузо-разгрузочные работы, перекрыть впуск
машин на спирали, очистить зону. Всем сотрудникам, за исключением служб
низа, не позже 33.00 эпицентра или 16.00 Земли приказываю покинуть
башню и зону. Ночная смена отменяется. Начало работы завтра в 8.00
Земли. Ответственность за эвакуацию сотрудников и соблюдение порядка
возлагаю на моих заместителей Бурова и Синицу, а также на всех
начальников отделов, лабораторий, мастерских и на старших групп. Связь
с дирекцией с этого момента прекращается.

Но он не успел прекратить связь: вспыхнула лампочка экстренного вызова,
на экране показался Петренко:

- А нам как быть. Валерьян Вениаминович? "Да, в самом деле..."

- Где вы расположились со сборкой сети?

- Заняли вертолетное поле и площадку автостоянки.

- Так... ("Это вне зоны, их не тронет? Все-таки оттесним еще
подальше".) Ближнюю часть вертодрома не занимайте, аппаратам тоже надо
где-то стоять. Расчистьте себе участок за ним - и действуйте. На вас
приказ не распространяется. Как дела?

- Дотемна управимся с тремя самыми крупными заплатами.

- Дотемна? Нет, медленно. Хорошо бы их засветло накинуть на сеть.
Отберите среди покидающих сейчас Шар десятка два мастеров, подключите
их. Оплата аккордно.

- Слушаюсь.

Экран погас.

"Вот теперь никакой суд меня не тронет - полное алиби. Даже скажут: как
чувствовал папа Пец (он же Вэ-Вэ и Хрыч), обо всем распорядился,
форсировал. Но... не успели. Кто ж знал! Еще и поблагодарят за учебную
эвакуацию".

Валерьян Вениаминович выдернул кабель телеинвертера, сложил по привычке
бумаги в стол, вышел, запер дверь. Заглянул в кабинет Корнева (поймав
себя на том, что все именует его так) - там было пусто. Запер и
приемную, направился в координатор. Там находился Иерихонский и два
оператора. Выдворил их: "Исполняйте приказ, я сам все выключу".
Поставил стул в экранном зале - как всегда, спинкой вперед - сел,
упершись подбородком в кулаки, и смотрел, как на экранной стене, в
пирамиде осевой башни, развертках среднего и внешнего слоев и
подвижного кольца расширялись и стекали вниз пятна темноты: гасли
экраны. У Бурова из-за ускоренности времени дело шло спорее, чем у Синицы.

Гасли экраны - пятна интенсивности.

"Сейчас на меня работает весь отлаженный механизм иллюзорных чувств:
исполнительности, ответственности, опаски, честолюбия... а у многих и
просто стремление посачковать, школярское "Ура, учитель болен!". Давай,
выручай себя, реальность пены, реальность поверхностного кипения и
мелких связей - та, которую писатели-реалисты именуют "жизнь как она
есть". Что они знают о Жизни и Какая Она Есть! И не будут знать И не надо.

...Ведь сказано: не вкушай от древа познания добра и зла, человече. Не
лезь на него. Живи, радуясь приятному, избегая неприятного, делай
добро, если можешь, борись со злом, если в силах,- но не вникай в эти
категории. Не исследуй природу своих чувств. Ведь это все равно как
разобрать себя на части. Разобрать разберешь - а кто соберет?

Так нет, вникает: почему то, почему се? Бескорыстно, из любопытства.
Кое-что узнает. А потом человеческая натура, замешанная на добре и зле,
вреде и пользе, выгодах и убытках, радости и горе, приятном и
неприятном, берет свое. И из бескорыстных знаний дискретных основ
материи возникает атомная бомба, Хиросима, Чернобыль. Из знания, почему
светят звезды,- термоядерное оружие. Из законов тяготения и небесной
механики - ракеты с начинкой... Все возвращается на круги своя, к
пещерной морали; не приближается к запретному древу изгнанный из рая
человек, только мотается вокруг все быстрее, энергичней: на
автомашинах, поездах, самолетах, ракетах... И кажется ему, будто так и надо.

...Получается так: от каждого малого, ничтожного семечка истинного
знания, которое попадает на нашу почву (активность стремящейся к
благоденствию протоплазмы), вырастает не то что дерево, а целый сыр-бор
псевдознаний о том, как его употребить в своих целях. Это псевдознание
- Книга о Вкусной и Здоровой Пище, помноженная на все отрасли
деятельности,- для людей наиболее ценно.

И у нас здесь начиналось так. Выросло древо - сто метров в обхвате,
полкилометра высоты - да еще "ветви" в виде аэростатов, кабины,
электродов. Но в сочетании с Шаром оно оказалось (не по нашему
хотению), так сказать, бетонным баобабом познания - мощным и
изобильным, какой и не мнился тому еврейскому богу. Сколько ни
приноравливай узнанное здесь под выгоды, сколько ни извлекай их, все
равно беспощадных истин о мире оказывается несравнимо больше. Настолько
больше, что человеческая натура этого вынести не может. (Корнев тогда
толковал: человек существует в узком диапазоне температур, умеренных
давлений, ускорений, излучений... теперь могу добавить: и при очень
малой концентрации подлинного Знания.)

А раз так, то мы это дерево тюк под корень - и свалим. И все будет
по-прежнему: плодитесь, размножайтесь и заселяйте Землю... а там уж что
Бог-вселенная даст".

Странно: приняв час назад решение. Валерьян Вениаминович почувствовал
себя легко, уверенно, освобожденно. А сейчас поймал себя на том, что
вроде как оправдывается.

А тут еще в динамике общей связи прервался метрономный стук - и на
притихший зал полились шипения и рокот возникающих галактик, комариный
звон танцующих созвездий, чистые звуки ввинчивающихся в пространство по
спиралям планет... Не иначе как Буров проявил самостоятельность на
новом посту, дал команду транслировать "музыку сфер". Она напомнила
Пецу о том, о чем сейчас вспоминать не стоило.

"А ведь если всерьез, то именно Бурова и надо бы ставить главным,-
рассеянно подумал он о том, о чем думать теперь не имело смысла.-
Любарский стар и узок, Васюк слабохарактерен, Мендельзон силен только в
критике. А этот молод, талантлив и развился - здесь, в НПВ, в институте
- как личность. Какие у него гордые планы сейчас в голове роятся, какие
устремления... бог мой! Как это в Гите: "Тщетны надежды, тщетны дела
неразумных, их знания тщетны!.." Никто не знает будущего, никто".

Гасли на стене экраны. Величественный шум Меняющейся Вселенной звучал
как реквием башне, реквием порывам дел и мыслей людей, их взлетам и
низвержениям.

Валерьян Вениаминович поднялся, решив не ждать, пока погаснет стена.
"Правило: капитан покидает корабль последним - вряд ли относится к
капитанам, которые губят свой корабль". Он вышел из зала, направился вниз.



глава 28 "И ТЫ - НАД ТЕМ!"

особенность человека

Впереди стада идет круторогий баран с колокольчиком. Овцы уверены, что
он знает, куда их ведет. А баран всего лишь желает быть впереди:
непыльно и хороший выбор травы. К. Прутков-инженер. Мысль N` 211

"Главное, делать ничего не надо,- с тайным удовлетворением думал Пец,
опускаясь лифтами к основанию башни.- Красться под покровом тьмы к
причальным лебедкам, перепиливать канаты или закладывать взрывчатку -
это я не смог бы, устарел. Было время, рвал мосты, пускал немецкие
эшелоны под откос... но силы не те, умонастроение не то. А так - пусть
делается само. Я погублю свое учреждение по высшему бюрократическому
классу, посредством попустительства и ничегонеделания..."

Внизу народ валил к проходным сплошным потоком. Тех, кто обращался с
вопросами и заботами, Валерьян Вениаминович отшивал стереотипно:
"Завтра, на сегодня все, эвакуация есть эвакуация". Но желающих
уточнить обстановку было немного: у всех в памяти хранились вчерашняя
вспышка и сегодняшние похороны.

Напоследок директор обошел владенья свои. Кольцевая площадка эпицентра
была, как обычно, заполнена механизмами, автомобилями, приборными
контейнерами, саженными катушками кабелей. Но на спиральную дорогу уже
не въезжали. Одна за другой застывали стрелы кранов. В зоне еще
работали человек двадцать. Да в башне, в нижних этажах, прикинул Пец,
человек десять энергетиков и обслуги, да охрана - всего с полсотни
наберется. Ну, эти эвакуируются легко, когда начнется, ноги сами
унесут. "Ч т о начнется? - спросил он себя.- Как это будет выглядеть?
Волны неоднородности, идущие сверху, сильные колебания засосанного в
Шар воздуха... словом, весело будет. Самум, тайфун и землетрясение".

Лавируя между машинами и ящиками, Валерьян Вениаминович выбрался к краю
зоны. У ограды на бетонном фундаменте стояла лебедка. От ее барабана
уходили вверх сплетенные вместе канаты:

металлический, для заземления сети, и капроновый - из тех, что удержат
работающий всеми движителями океанский лайнер. Рядом прохаживался
охранник в черной форме и с карабином. Увидев директора, он встал
смирно, назвался, доложил, что на вверенном ему посту все в порядке.
Пец осмотрел канат: пожалуй, выдержит. Тогда, вероятно, вырвет лебедку
вместе с фундаментом?.. Скорее всего, еще до этого порвутся сети.

Молодцеватый блондин-охранник с таким уважением смотрел на Пеца, что
тому захотелось сделать что-то приятное и ему. "Не назначить ли его с
завтрашнего числа начальником охранотряда?" Но Валерьян Вениаминович
вовремя понял, что это провор-резвунчик толкает его на выходку,
удалился молча.

У проходной "П, Р, С" его ждал озабоченный Буров. Он сообщил об осечке:
в хозяйство Волкова его не пустили, поскольку право входа туда имели
только директор и главный инженер по спецпропускам, а у него такого еще
нет. Он связался с Волковым по телесвязи, потребовал выполнить
распоряжения дирекции...

- ...а он, понимаете ли, ни в какую: они не могут прервать испытания,
да и с техникой безопасности, говорит, у нас порядок.

- Ага...- Пец заколебался. "Они в середине башни, от десятого до
двадцатого уровня. Успеют удрать?.. Ой, вряд ли! Эй, если ведешь
крупную игру, не думай о пешках. На войне как на войне. Предупредили
их, что еще? Нет, нельзя".

Вместе с Буровым он вошел в комнату табельщиков, вызвал по инвертору
Волкова. Тот возник на экране, заговорил первым:

- Товарищ Пец, о таких вещах нас следует предупреждать заранее. Мы не
можем прервать испытания, это ведь испытания на время непрерывной
работы - именно! Если остановить, весь комплект устройств надо
выбрасывать, ставить новые. А это миллионы и миллионы. И потом, вы ведь
знаете: у нас за все время ни одного случая, ни одного ЧП.

- Дело не только в технике безопасности...- Пец, желая поладить миром,
попытался даже вспомнить имя-отчество полковника, но не вспомнил,-
товарищ Волков. Вы лучше меня знаете, что в армии о подъемах по тревоге
заранее не предупреждают. Так и здесь. Не ставьте себя государством в
государстве, выполняйте приказ!

- Я никем себя на ставлю, но ваш приказ выполнить не могу, поскольку он
противоречит приказу моего начальства: срочно провести испытания.
Снеситесь... вы знаете с кем, добейтесь отмены.

В упорстве, с каким это было сказано, Валерьян Вениаминович легко
уловил подтекст: не заставишь, и про то оружие докладную напишу!

- Хорошо. А какие вам даны приказы на случай опасности?

- Какой еще опасности?

- Такой, когда можно и машины, и головы потерять. Скажем, землетрясение
в семь баллов? - Пецу все-таки не хотелось говорить прямо.

- Что-то я не слышал о присоединении Катагани к сейсмической зоне,-
быстро отпарировал Волков.- Во всяком случае, будем вести себя, как
там: нет землетрясений - работают, есть - спасаются. Вот так!

- Так вот,- симметрично отозвался Пец; он сознавал, что отправляет себя
на скамью подсудимых, и тем не менее сказал все весомо и четко: - Мы
ожидаем сегодня, в 17 часов с минутами, нечто вроде землетрясения,
только придет оно сверху, из ядра Шара. Какие формы оно примет, неясно,
но возможны и самые катастрофические. Поэтому... и учтите, наш разговор
записывается на пленку! - к пяти часам будьте настороже - и при первых
признаках опасности... она проявит себя изменениями неоднородности,
почувствуете - все вниз. И не рассчитывайте заработать медаль "За
отвагу", полковник. И медали не будет, и головы.

Он отключил инвертор, вышел с Буровым наружу.

- Что-то вы его слишком натурально стращали. Валерьян Вениаминович,-
заметил тот,- не понарошке.

- Так ведь геройские люди, их иначе не урезонишь,- ответил Пец,
направляясь за проходные, в сторону вертодрома. Он был взбудоражен
разговорами и очень хотел остаться один, успокоиться; и вообще - чтобы
все поскорее кончилось.- Ну, Витя. на сегодня все, отправляйтесь домой,
отдыхайте, набирайтесь сил, завтра будет трудный день. ("Завтра не
будет трудного дня, вообще больше не будет трудных дней".)

- Нет, я хотел бы остаться,- заявил Буров.- Надо же кому-то из... из
руководителей находиться здесь, присматривать.

"А оставь его, он тотчас утянется наверх. Вот еще морока!.."

- Не согласен, эвакуация есть эвакуация,- сказал директор.- Для
поддержания порядка здесь достаточно комендантской команды. Но раз вы
настроены работать, поедем вместе в город, обсудим по дороге проблемы
дальнейших исследований.- Он не глядя почувствовал, как приободрился,
даже просиял Буров, и вознегодовал, что снова и снова приходится врать.
"Мир заблуждений, спасаемый ложью,- что ж, это естественно. Я за эти
часы навру больше, чем за все время работы в Шаре".- Только сейчас
помолчим, хорошо?

И зашагал по тротуару вдоль ограды, будто спешил. Врал и этим,
озабоченной спешащей походкой. Куда теперь было спешить!

Поток машин на кольце иссякал. Люди разъезжались, расходились. Бетонный
склон башенного холма за оградой светил внешними огнями, с высотой
меняющими цвет от желтого до белого и голубого. Шар нахлобучивался на
башню-гору грозовым облаком. "Красивую махину сгрохали,- прощально
думал Валерьян Вениаминович.- Доказали, что можно жить и работать в НПВ
- и еще как! Могли и больше развернуться, да только черт догадал там
оказаться этой MB? Зачем человеку Вселенная, да еще Меняющаяся!.. И,
конечно, исключительной сволочью выглядит директор, который отдает на
уничтожение такой уникальный Институт. Просто вредитель... Ну, суд так
суд. Не боюсь. - Что могут мне сделать в сравнении с тем, что уже
сделалось?"

Виктор Федорович посматривал, на директора - растерянно спешащего, о
чем-то напряженно думающего (с подергиванием плечами, с жестами, с
гримасами наклоненного вниз лица),- с недоумением. Таким он его еще не
видел.

- Валерьян Вениаминович,- сказал он,- а ведь это и в самом деле может
быть. То, чем вы Волкова пугали. От метания Метапульсаций, очень просто. А?

- Что? А!.. Ну, почему же... но почему бы и нет! Витя, я же вас просил!

"Ох, что-то темнит Хрыч!"

А Пец сейчас ненавидел не только себя, но и настырного Бурова. "Вот
навязался!" Он глянул на часы: 16.15. Оставался час.

Впереди стояли вертолеты с устало обвисшими лопастями. На дальней части
вертодрома трудились люди: наклонялись, перебирали руками. Коротко
вспыхивали огоньки электросварок. Сеть собирают, понял Пец. Или заплаты?

Оттуда к директору двигался широким шагом Петренко, на лице его
выражалась готовность доложить. Но Валерьян Вениаминович взмахами рук
остановил его, направил обратно на поле, сам поворотил назад. Он уже
боялся новых встреч.



II



Однако у проходной, когда они вернулись, его ждала еще одна встреча:
возле директорской "Волги" маячила знакомая долговязая фигура - Юрий
Зискинд, загорелый и худой.

- Я к вам. Валерьян Вениаминович,- сказал он грустно.- Только час, как
вернулся в Катагань...

- Рад вас видеть, Юра! - возбужденно (сам не понимая, почему его так
будоражит встреча с уволившимся полгода назад - страшно давно! -
архитекто