, специалистов. Все это
сумасшедшие деньги и долгое время. Между тем возможен проект-оптимум,
который позволит нам переместить Шар, куда захотим. Он потребует ровно
вдвое больше средств и сил, чем первый. Изложить?

Страшнов, помаргивая веками, смотрел на инженера со скрытым любованием:
ну активность, ну напор!

- Изложите.

- Все просто: нужно изготовить две сети. Перемещая верхнюю, можно вести
Шар. Вот и надо вкатить его на вторую, поднять ее, связать с верхней.
Шар окажется, как между ладонями, можно вести его во взвешенном
состоянии. Притарабаним к городу и здесь будем с ним работать... Вот,
пожалуйста! - И Корнев протянул еще рисунок: схему пленения Шара в две сети.

Секретарь рассмотрел листок, потом - впервые за беседу - улыбнулся
автору проектов:

- И вы за неполных трое суток исследовали там, в ущелье, и идею
продумали, и проект рассчитали... все сам?!

- Нет, почему же, проекты считала моя лаборатория. Так на какой из них
будем ориентироваться: на минимум или на оптимум?

- На минимум,- твердо сказал Страшнов. Полюбовался разочарованием на
лице собеседника, потом добавил:

- С последующим развитием его в случае успеха в проект-оптимум.

Час спустя было собрано бюро крайкома; членами его состояли и директор
"Катаганькабеля", и генерал-майор Мягких, командир дивизии ПВО.

Виктор Пантелеймонович ознакомил бюро с обстоятельствами, с проектом
Корнева. Бюро приняло решение. Сразу после него Александр Иванович
вместе с военными вылетел на вертолете к ущелью - для рекогносцировки.
Страшнов в городе изыскивал средства, поднимал общественность.



На следующее утро Мамед Кербабаев и его помощники спешно перегоняли
отары далеко в степь, перевозили свои юрты, кошмы, все имущество.

На освободившемся лугу раскатывали бунты проволоки - вдоль и поперек на
сотни метров; ревели армейские дизель-генераторы, сверкали искрами
контактно-сварочные аппараты. Из подъезжающих автобусов выходили
работники, грузовики подвозили оборудование, катушки кабеля, канатов,
харчи, палатки, спальные мешки - все необходимое. На открытом "газике"
разъезжал охрипший Корнев с электрофоном. Дальше к степи расположилась
аргоно-водородная станция - над зелеными фургонами ее уже вяло
колыхались надуваемые голубые баллоны аэростатов.

Время от времени Корнев поднимался на вертолете: обозреть все работы
можно было только с достаточной высоты. Экранная сеть развертывалась на
вытоптанном лугу километровым цветком о шести лепестках, окантованных
стальными канатами. Паутинно блестели под солнцем тысячи
перекрещивающихся проволок. Букашками путались в них арматурщики и
сварщики, прикладывали к каждому перекрестию контактные щипцы.

Работали споро. Нервы у всех были напряжены: никто не знал толком, что
за чудище колышется бугром тьмы и оптических искажений в глубине
ущелья; знали только, что эта штуковина в один присест разрушила город.

Перед закатом Шар снялся и улетел. Александр Иванович провожал его
глазами и с ужасом думал, как на него будут смотреть все, если завтра
Шар сюда не вернется. И послезавтра... никогда. "А ведь может, стихиям
не прикажешь". Он ослабел от этой мысли, но, поняв это, прогнал ее - и
снова командовал, проверял, советовал, ругался.

Ночью работали при прожекторах. Выбившиеся из сил люди спали кто где
мог: в автобусах, в палатках, прямо на траве в спальных мешках, а кому
их не хватило - завернувшись в пальто или фуфайки.

Утром со спокойного неба скатился в ущелье Шар. И весь день, пока шла
работа, а затем и проверка, стоял там темным, сравнимым с горами
размытым комом, легко колыхался от редких атмосферных зарядов в
проплывавших облаках, обдавая каждый раз порывами ветра работавших,
будто дыханием.

К пяти часам вечера все секторы-лепестки сети были сплетены, сварены,
укреплены прутьями жесткости. Через блоки в центре и на краях лепестков
продели канаты от установленных на танках мощных лебедок. К канатам
присоединили аэростаты: к лепесткам по одному, в центре связка из
четырех. И...

- Поднима-а-а-ай!

Закрутились, вытравливая блестящие тросы, барабаны лебедок.
Пятидесятиметровые продолговатые баллоны, лоснясь голубыми боками и
мягко ударяясь друг о друга, тянули канаты вверх. Скоро из них
образовались треугольники: в нижней точке их находились танки, в
верхней - аэростаты, боковые линии изламывались углом в месте шкивов на
сети. Все треугольники были криволинейными, из геометрии Лобачевского;
они вытягивались вверх контурами косых парусов.

Вскоре внутренние углы их стали тупыми, еще расширились - в небо,
кренясь и покачиваясь, вознесся четырехсотметровый шатер, блестящий и
прозрачный. Барабаны лебедок крутились до тех пор, пока макушка шатра
не поднялась на полукилометровую высоту.

Далее начиналось самое ответственное. Шесть тяжелых танков повели
аэростаты и проволочный шатер к Шару, пробираясь по самым краям ущелья
- три слева, три справа. Выше сети, ниже аэростатов летели два "МИ-4".
В одном находился майор Ненашев, командир спецотряда, в другом Корнев,
который с беспокойством поглядывал на низкое солнце: через час, самое
большее через полтора, Шар снимется с места, улетит.

Танки ревели в сумрачном ущелье, наполняя воздух синим дизельным перегаром.

С первого захода сеть была подведена низковато и, вместо того чтобы
накрыть Шар, попятила его в глубь ущелья. Корнев едва не выпрыгнул из
вертолета на Шар, увидя, как тот норовит податливо ускользнуть. "Стоп!
- заорал он в микрофон.- Задний ход! Стоп! Вира передние канаты! Вперед
помалу! Еще вира передние!.. Трави задние!.." Выправили.

Наконец нахлобучили на Шар проволочную шапку - и на сегодня это было
все. Люди вымотались. Наступил вечер. Жгли костры, готовили ужин.
Кое-где даже пели песни; а что? - победили. Приделали Шайтан-шар. Танки
стояли в ущелье правильным шестиугольником* На краях сети и на
аэростатах, державших ее, зажглись предусмотренные майором Ненашевым
красные огни. Шар темной полукилометровой копной выпирал из ущелья на
фоне алой зари.

Проект-минимум был исполнен.





ГЛАВА 5

КОНЦЕРТ ДЛЯ ШАРА С ГРОЗОВЫМ ОРКЕСТРОМ

В проблеме "коллектив и личность" решено не все - и это томит душу. Да,
20 слабаков сильнее одного атлета. Но 20 дураков умней ли одного
мудреца? А двести? А тысяча? А миллион?..

К. Прутков-инженер. Мысль ‘ 225.

На следующее утро снова раскатывали по степи катушки стальной
проволоки, сваривали по той же схеме вторую сеть. Теперь работали хоть
и без недавней горячки, но все равно споро: людей сняли с заводов и
строек Катагани, держать лишнее время их было ни к чему. Окончившие
свое задание тотчас уезжали автобусами.

Нижнюю сеть изготовили за двое суток. Наполнили аргоно-водородной
смесью новую партию аэростатов. Водители заняли места в застоявшихся в
ущелье танках. Корнев и Ненашев поднялись в вертолет. По их
радиоприказам механики лебедок перетянули канаты так, что шатер-экран
накренился в сторону гор, тем слегка выталкивая Шар вперед. Танки
осторожно тронулись. Шар пополз по ручью из лощины в степь. Александр
Иванович, видя это, пережил еще более сильные чувства, чем два дня
назад: то было обуздание Шара-теперь оно переходило во владычество над ним.

По мере того, как Шар набирал скорость до установленных пяти километров
в час, в верхней части его нарастало гудение; оно повышало тон и
громкость, пока не перешло в могучий музыкально-сиренный вой. Это
"запела" сеть в урагане вихревой перекачки: невинный звук, который
издают под ветром телефонные провода, только помноженный на число
проволок в сети. Из-за него общаться вблизи движущегося Шара оказалось
возможным только посредством микрофона и наушников или прямого крика в ухо.

На первом километре движения обнаружилось и более серьезное осложнение:
ураган перекачки засасывал воздух "перед Шаром до высоты в тысячу
метров и выдувал его шквалом позади. От этого несущие аэростаты
раскачивались, плясали, дергали канаты, и сеть-система грозила потерять
устойчивость. Пришлось остановиться и нарастить канаты так, что они
унесли баллоны на полуторакилометровую высоту; там они выглядели
серо-голубыми продолговатыми мячами для игры в регби и не имели,
казалось, отношения ни к темной махине Шара, ни к танкам - ни к чему
земному.

Так с воем, разбойным свистом, треском моторов вывели Шар в степь,
накатили на нижнюю сеть. Поддели ее лепестки на тросы второй партии
аэростатов, запустили их в компанию к первым. Края обоих сетей схватили
металлическими связками, закрепили. Перетянули по-иному километровые
треугольники канатов - Шар поднялся над степью, застыл, искривляя
контуры гор и облаков за собой.

- Ф-фу!..- Майор Ненашев выпрыгнул из приземлившегося вертолета, снял
фуражку, отер пот с бледной, контрастировавшей с загорелым лицом
лысины, улыбнулся подошедшему Корневу.- Ну, Александр Иванович,
спеленали мы его, как лилипуты Гулливера. Что теперь?

- Теперь? Начать и кончить.

Если это и было преувеличением трудностей, которые ожидали их на пути к
Катагани, то не слишком большим. По прямой до города двести с небольшим
километров; однако Шар вместе с танками и зоной опасных ветров
захватывал в движении полосу двухкилометровой ширины. Поскольку в нее
не должны попасть ни населенные пункты, ни хозяйственные сооружения, ни
линии электропередач, то на прямой путь рассчитывать не приходилось.
Прикинув по карте, самый короткий маршрут едва уложили в пятьсот
пятьдесят километров; от краевого центра их отделяли, стало быть,
многие дни и ночи умеренного, не быстрее 10 км/час на ровных участках,
и осторожного, со многими остановками, движения.

...Наверное, участникам этой уникальной операции больше всего
запомнилось звучание перемещаемого пространственного феномена: оно
сопровождало их дни и ночи. Рев танковых двигателей и треск вертолетов
в сравнении с ним казались игрушечными - как и они сами на фоне Шара.
Когда скорость движения приближалась к девяти километрам в час, вой
сети становился вибрирующим - видно, отдельные участки ее начинали
дрожать от напряжения; от этого звука делалось муторно на душе. Каждый
рывок танков в пересеченной местности добавлял что-то новое в
дьявольское пение Шара: то гогот внутреннего эха, то резонансное, с
тембрами электромузыкальных инструментов улюлюканье... Корнев на
остановках объяснял военным, что они транспортируют всего лишь пустоту
с особыми свойствами. Те воспринимали это с вежливым недоверием: чтобы
пустота - и выделывала такое!..

Впереди на "газике" ехал офицер связи: оповещать, объяснять,
прослеживать, чтобы согнали в сторону скотину, птицу, убрали с полей
инвентарь. Убрать могли далеко не всђ; стога соломы, которых много
оказывалось на пути, ревущий вихрь Шара втягивал, размазывая так, что
сам становился на минуту желтым и пыльным, а затем выдувал из себя
солому под самые облака. Часто оказывалось, что прибывшему на хутор или
в станицу офицеру уже некого оповещать и некому объяснять,-
объяснил-оповестил все своим видом сам Шар. Издали не были заметны ни
танки по бокам, ни аэростаты вверху, ни канаты - катится по степи жутко
воющая полукилометровая шаровая тьма...



Александр Иванович более других желал, чтобы все поскорее осталось
позади. Его одолевало беспокойство, которое, чем далее, приобретало все
более определенный смысл: что-то он в спешке, в сумасшедше напряженном
и стремительном исполнении проекта упустил из виду. "Что?" - спрашивал
он себя, объезжая на "газике" танковую колонну или облетая на вертолете
Шар и придирчиво осматривая в бинокль секции-лепестки сети, места
крепления канатов, блоки, стяжки. Все было в порядке. Но предчувствие
не проходило.

Погода тем временем портилась. Почти ясное в первые дни небо все гуще
пятнали облака. Они шли все ниже, цепляясь иногда и за область
воздушного вихря над Шаром. Дважды Корнев наблюдал с вертолета, как
вихрь засасывал небольшие облака целиком, гнал их, вытягивая шлейфом, в
переднюю часть Шара; тот их заглатывал через проволочную сеть,
туманно-молочно белел на несколько минут, затем прояснялся, только
сине-черное ядро его оставалось подернутым пепельной пленкой. Затем
исчезала и она, и воздушный вихрь позади Шара рассеивал моросящий
дождичек - будто гигантский пульверизатор.

В середине шестого дня пути, когда небо полностью забили серо-черные,
напитанные влагой и электричеством тучи и впереди по движению колонны
уже громыхало и полыхало, Корнев наконец понял, какую он допустил
ошибку и чем она сейчас может обернуться: грозовая защита сетей. Не то
чтобы он не учел ее в проекте (это было бы смешно!), но... он исходил
из показавшейся ему впопыхах очевидной посылки, что сеть представит для
молний не большую мишень, чем металлические крыши высоких зданий; эти
крыши защищают молниеотводами очень умеренно, а то и вовсе обходятся
одним заземлением; практика это оправдывает. Вот и он запроектировал
для порядка десяток трехметровых штырей на стыках секций верхней сети.

И только ввиду надвигающейся грозы - а какими они бывают в этих местах,
он знал! - Александр Иванович дозрел до мысли, что эта сеть сама по
себе была бы такой скромной мишенью. А сеть, нахлобученная на Шар,
погрузившаяся на какое-то расстояние в его неоднородное, имеющее свое
электрическое поле пространство... да еще усилившая собой краевую
напряженность этого поля,- совсем иное дело! Молнии обожают разряжаться
в местах повышенной напряженности. Корнев остановил, машину, вытащил
блокнот и ручку, прикинул схему: да, каждое перекрестие проволок сети
будет не менее притягательно для молний, чем молниеотводы.

Он догнал Ненашева, объяснил, что может случиться. Тот расстроенно
сказал: "Что же ты, Александр Иванович, раньше-то... мать твою за
ногу!" Посовещавшись, решили остановить .танки, подтянуть пониже
аэростаты и...

Танки стали, завыли лебедки, наматывая на барабаны тросы аэростатов,
пока те не вынырнули из туч в сотнях метров над Шаром. Вихрь перекачки
успокоился. В наступившей тишине слышалось негромкое урчание танковых
двигателей на холостом ходу да поодаль трещали вертолеты, рассекая
винтами первые капли дождя. И налетела гроза!.. Ах, как хотелось
Корневу, чтобы Шар вдруг стал маленьким! Но он остался
четырехсотметровой громадиной - и в нее, в шатер над ним исправно били
молнии: белые, голубые, лимонно-желтые, фиолетовые, ломаные, ветвистые,
наклонные, вертикальные... Предчувствия Александра Ивановича оправдались.

Он уговорил своего пилота поднять машину. (Ненашев, на которого
канонада над Шаром произвела сильное впечатление, отказался дать
соответствующий приказ: "Если бы боевая обстановка, или людей
выручать... а так не имею права". С высоты при вспышках новых молний
Корнев увидел, какие дыры прожгли в сети предыдущие. На его глазах
белая толстая молния жахнула в стягивающий лепестки нижней и верхней
сетей стальной канат. Тот лопнул гнилой ниткой. Край верхней сети,
утягиваемый аэростатом ввысь, задрался, нижний лепесток отвис. "Ну,
если эта дыра расширится..."

- Ненашев,- безнадежно-спокойно сказал Корнев в микрофон,- поднимись,
может, ты что-то придумаешь?

- Спешу и падаю! - донесся сквозь разрядные трески в наушниках злой
голос майора.- У меня, между прочим, семья! А у лейтенанта вот старики
и невеста. Из-за твоей-то дури!..

Тем не менее через две минуты в серой завесе дождя, расцвеченной
вспышками, вырисовался неподалеку силуэт второго вертолета. А еще
минуту спустя новая молния разорвала второй стягивающий канат.
Шатер-экран поехал в сторону, между сетями распахнулась огромная прореха.

Покуда Корнев смотрел в оцепенении, как она расширяется, Ненашев таки
что-то придумал. Его машина взмыла к аэростатам. Оттуда сквозь треск
моторов Александр Иванович расслышал крепкие хлопки пистолетных
выстрелов, увидел, как один из задиравших верхнюю сеть баллонов
съежился, опал. "И верно!" Корнев взбодрился, начал отдавать команды
танкам. Те перестроились, перетянули канаты - сеть выровнялась.

К вечеру гроза прекратилась. Корнев и Ненашев вместе облетели Шар,
насчитали в верхней сети двадцать семь дыр - некоторые многометровые, в
опасной близости одна от другой. Внизу техники надували запасной
аэростат; другие с помощью второго вертолета закидывали новые канаты-связки.

- Двигаться теперь надо очень осторожно,- молвил Корнев.

- Осторожничай не осторожничай, а еще такая гроза - и кончен бал,-
сказал майор.

...И снова был страх, было уныние. "Если следующая гроза размечет сети,
освободит Шар, то все, не вернется он в Овечье ущелье, снова не
поймаешь... И это будет конец, жизненное поражение. Большего позора для
меня, электрика-атмосферника, и не придумать: осрамился в своей
специальности! Те, кто будет разбирать причины неудачи, конечно, не
примут во внимание, что фокус с напряженностями не лежал на
поверхности, поэтому и не допер сразу, времени не было. У них-то будет
достаточно времени - и обсудить, и осудить, и предложить верные
решения... и хихикать в спину, указывать пальцем: грозозащиту не
сделал, повесил такую пену!.. А Страшнову-то как я бойко про
громоотводы разъяснял... Стыд какой!".

Воображение - то, которое помогало Корневу вживаться в проблемы,
придумывать интересные идеи, находить решения,- теперь схватило его за
шиворот, терзало, малевало мрачными красками предстоящую беду и ее
последствия. Так всегда бывало при осложнениях, он знал это за собой -
но ничего не мог поделать.

Повреждения залечивали всю ночь.



Следующее утро начиналось ясным небом, сверкающим восходом умытого
солнца; неискушенных по части погоды в предгорьях такое начало дня
могло бы успокоить. Танковая процессия поволокла Шар дальше на север -
осторожно, со скоростью пешехода. Рев перекачки казался теперь умеренным.

В одиннадцатом часу ночи тучи обложили -небо. Посерело, затем и
потемнело. К "музыке" Шара добавились далекие раскаты грома. Корнев и
Ненашев ехали на "газике" впереди колонны по раскисшему лугу. Машину
кидало на кочках. Осунувшийся за ночь Корнев смотрел в упор на сизые
тучи, которые вот сейчас отнимут у него и сделанное, и неисполненные
замыслы - весь смысл жизни.

- Обложили-то как, и не сманеврируешь,- сказал Ненашев. Притормозил,
сочувственно взглянул на инженера.- Что, Александр Иванович, надо опять
останавливаться, готовиться, подтягивать аэростаты. Авось пронесет.
Полетаем еще около сети, подстрахуем... Сделаем, что возможно. Удержим
- так удержим, а нет - что попишешь! Что мы против грозы? Она же все
равно как ядерное оружие, факт.

"Вот только и осталось надеяться на русский авось,- зло думал Корнев,
чувствуя бессилие.- Подожди... я снова что-то упускаю из виду, не
учитываю. И ведь не прощу себе, если соображу потом, когда Шар
вырвется... Это будет страшнее всех казней. Что?! Ведь руки же на себя
наложу... Что?!! Ну?!"

И всплыло в памяти, как - давным-давно, еще до вчерашней грозы, до всех
терзаний - аэродинамический вихрь Шара заглатывал над собой облака, что
шли ниже других.

- Есть! - Он схватил за рукав майора.:- Ядерное, говоришь, оружие?
Сейчас мы... мы сами будем делать погоду!

И принялся командовать в микрофон рации: механикам- вытравливать тросы
аэростатов на максимальную высоту, поднимать Шар, водителям - набирать
скорость до восьми... нет, до десяти, до двенадцати, километров в час!
Бегом!

...Никогда еще Шар не звучал так: это был и сатанинский вой, и рев во
всех клавирах исполинского органа, и удары сверхзвуковых переходов в
вихре перекачки. И не было для Корнева прекрасней, возвышенней музыки -
потому что вихрь в охваченном им километровом слое атмосферы съедал
грозовые тучи! Стягивал в ком темно-серое одеяло их над Шаром, справа и
слева от него, скручивал в кудельный жгут, тотчас начинавший истекать
дождем и искриться молниями - и Шар заглатывал, всасывал, пил
невиданную струю уплотнившихся грозовых туч с их влагой и
электричеством. От них он и сам клубился, будто набухал грозой:
уменьшившиеся молнии сверкали внутри сине-голубым, громики выскакивали
вовне коро