ю. Видно: она целое, главный
образ Вселенной.

Что-то ослабело, спало в пространстве - галактический эллипс опять
раскручивается в вихрь. Рукава его расходятся, раскидываю г во вращении
своем звездные ошметья - в них по краям тела галактики звездные
пунктиры накаляются, вспыхивают сверхновыми. а те расплываются в
туманные блики. Они сливаются в волокна и струи теряющей выразительные
формы субстанции. Процесс захватывает центральные области - все
прощально вспыхивает, тает, растворяется во тьме.

Галактика жила восемнадцать секунд. Звезды в ней - от четырех до
четырнадцати секунд.

А в двух соседних с ней вихрях звезды так и не возникли: эти вселенские
образы прожили свой многомиллиарднолетний век круговертями сверкающего
тумана.



Вверху воцарилась Ночь. Кабина возвращалась вниз.

- Все, как у нас,- задумчиво молвил Любарский, отстегиваясь от
кресла-люльки.

Пец вопросительно глянул на него.

- Я о тех двух соседних,- пояснил доцент.- В обычном небе из многих
миллионов наблюдаемых галактических туманностей только десятка два на
снимках расщепляются на звезды. Мы объясняем это так, что те, в которых
звезд не различаем, слишком далеки. Но после увиденного здесь я склонен
подозревать, что и в тех галактиках - если не во всех, то во многих -
звезд нет. Мы полагаем звезды главными образами Вселенной потому, что
считаем главным проявлением материи вещество. Но теперь мы видим, что
это не так.

- Крамольный вы, однако, человек, Бармалеич! - молвил Корнев.

- Здесь станешь...

Кабина, колыхая аэростатами, ползла вниз. Вселенная в ядре Шара
съеживалась, тускнела. Говорить не хотелось. Под стать увиденному были
бы слова и фразы, доступные гениям, их испепеляющие сердца глаголы.
Откуда взять такие им - обыкновенным, поистрепавшим речь в быту, на
лекциях и совещаниях? Но и отмалчиваться не стоило: заниматься-то этим
делом им, уж какие есть.

- Смешение и разделение,- задумчиво сказал Пец,- разделение и смешение.
Два акта в вечной драме материи-действия. Разделение - выделение
образов из однородного... то есть для нас пустого - пространства.
Выделившееся усиливает выразительность свою: четкость границ, яркость,
плотность... Так до максимума, за которым начинается спад, смешение,
распад, растворение в однородной среде. Возвращение в небытие - если
нашу жизнь считать бытием... У этих процессов много подробностей,
маскирующих суть, но она всюду одна: разделение - смешение. Все, что
имеет начало, имеет и конец. Одно без другого не бывает. Снова
замолчали. Корнев хмыкнул, подоил нос:

- Бармалеич, прокамлайте теперь вы что-нибудь. - Если позволите, Саша,
я продолжу вместо него,- мягко и в то же время как-то величественно
произнес директор.- Варфоломей Дормидонтович уже "прокамлал": сказал
слова, которые, хоть их и было всего три, перевешивают все, что мы с
вами сказали и скажем: "Поток и турбуленция в нем". Вы, безусловно,
герой дня сегодня, Варфоломей Дормидонтович, поздравляю вас. Это
многообещающая идея, и даю вам задание исследовать ее. Там есть четкий
критерий Рейнольдса для начала бурления - выжмите из него все. Доклад
через пять дней. Но пока вы не погрузились в гидродинамику, подкину вам
еще информацию. В стихах. Вот первая:

При наступлении Дня из непроявленного все проявленное возникает,
При наступлении Ночи оно исчезает в том, что непроявленным именуют.

Имеется в виду День Брамы и Ночь Брамы, стадии в цикле миропроявления.
Вторая:

Вначале существа не проявляются. Они проявляются в середине. И
растворяются они в исходе...

Обе цитаты из "Бхагаватгиты", "Божественной песни" в древнеиндийском
эпосе "Махабхарата". Ему более трех тысяч лет. "Существа" - в смысле
"все сущее".

- Вы хотите сказать,- оживился астрофизик,- что этими словами описано
миропроявление как вскипание турбуленции в потоке материи-времени?

-.И даже в соответствии с критерием Рейнольдса, Варфоломей
Дормидонтович! Ведь и по нему турбуленция возникает в потоках не сразу,
а когда они наберут напор и скорость. В какой-то из предшествующих
цивилизаций это понимали.

- Занятно.

Корнев только переводил глаза с одного на другого. Наконец не выдержал:

- Ну, наговорили!.. Нет, граждане, как хотите, но я с вами сюда больше
подниматься не буду. Это ж потом не уснешь. И вещества - то есть тела,
то есть мы с вами! - ничего во вселенских процессах не значат, и вообще
существует только мировое пространство да смешение-разделение в виде
турбуленции... Ну и ну!

Варфоломей Дормидонтович поглядел на главного инженера - кажется,
первый и последний раз в жизни - с сожалением и превосходством:

- А слабенек, оказывается, наш главный на философскую мысль, жидковат.
Чем вы, собственно, огорчены и недовольны?

- Послушайте! - В глазах Александра Ивановича действительно были
возмущение и растерянность.- Но если все так страшно просто... ведь это
же и просто страшно!



V



Для зевак (коих всегда много толпилось около зоны) многочасовое
путешествие троих исследователей к ядру. выглядело так: колечко
голубовато-белых баллонов с рафинадно блестящей пирамидкой внутри
скакнуло к темной сердцевине Шара, ринулось вниз, повисло на миг между
тьмой и башней, опять рванулось вверх - и почти сразу шлепнулось на
"наконечник", на крышу башни. "Ух, черт! - подумал не один.- Авария!
Никто, поди, и не уцелел..."

Для Васюка-Басистова и Германа Ивановича, дежуривших на крыше,
впечатление было не столь сильным, хотя первый откат кабины и зависание
ее посредине их обеспокоили. Тем приятней им было увидеть выпрыгнувшего
из пирамидки, едва она коснулась крыши, Корнева и затем приставить
лесенку для директора и Любарского.

- Ну,- сказал главный инженер, беря сигарету из протянутой Толюней
пачки и прикуривая ее от протянутой механиком зажигалки, - вот ты,
Ястреб точной механики, технический Кондор, Орел смекалки, работающий
от идеи...- Тот от комплиментов скалил стальные зубы, щурил
калмыковатые глаза.- Давай как обычно: не надо чертежей, скажите, что
эта хреновина должна делать. Сообщаю: она должна приближаться к ядру и
входить в него. Желательно, не отрываясь от башни.

- Так вот же кабина и аэростаты, Александр Ива...- указал на сооружение
механик.- Вместе строили. Вы же только оттуда, что вам еще?

- Мы не оттуда, мы с высоты два километра, на какой еще держат баллоны.
А далее - пустота, космос, звезды, галактики. Вот к ним бы и надо!

- Какие звезды, ну что вы такое говорите! - Герман Иванович обиделся,
не понимая, чего это главный вздумал над ними шутить.- Светлячки,
мерцания - разве ж звезды такие! Что я, звезд не видел!

Х - Ну вот, не верит...- Александр Иванович повернулся к Васюку.- А ты,
Толюнчик, веришь?

- Верю,- флегматично отозвался тот.

- Так ну?..

- Идею надо.

Корнев махнул рукой и направился к люку, размышляя, что вот есть в его
распоряжении и разнообразнейшая техника, и средства, и умелые
работники, и неограниченное время, которое тоже деньги... а без идеи
все это выглядит так, что лучше бы ничего не было! Он испытывал сейчас
что-то подобное мукам неразделенной любви.



И Валерьян Вениаминович спустился вниз, в прозу. В приемной Нина
Николаевна вручила ему стопку листов с типографским текстом:

- Верстка вашей статьи для сборника, просят скорее вычитать и вернуть.

- Это уж как водится,- буркнул директор, забирая бумаги. В кабинете он
разложил листы на столе, вооружился ручкой, начал читать. Это был его
доклад на конференции, состоявшейся страшно давно, будто в другую
геологическую эру - еще до открытия MB. "Что ж, кое-что придется
исправить",- подумал Пец. И - глаза его зацепились за последний абзац
на последнем листе, за свои заключительные слова, произнесенные неделю
назад перед большой аудиторией: "Неоднородное пространство-время в Шаре
изучено нами еще не до конца. Не совсем ясен, например, закон
уменьшения кванта h в глубинной области; соответственно шатки оценки
ширины промежуточного слоя. Не в полном объеме исследовано еще и
наблюдаемое в ядре Шара явление (по-видимому, атмосферно-ионизационной
природы) "мерцаний" - быстро меняющихся короткоживущих свечений
вихревой и штриховой конфигураций. Познание вышеуказанных явлений и их
закономерностей несомненно усилит наше понимание физики неоднородных
пространств и обогатит практику".

Сначала у Валерьяна Вениаминовича запылали щеки. По мере чтения жар от
них перекинулся на лоб, уши, подбородок, даже на шею. Скоро вся
неприкрытая сединами часть головы приобрела отменный багрово-свекольный
оттенок. Лишь один раз в жизни ему было так стыдно, как сейчас: в
Самарканде, когда встретил Юлю в сквере - после развода... Со страниц
собственной статьи на Пеца глянула самодовольная физиономия
ученого-мещанина, физиономия, которую он так ненавидел и которой боялся
у других: с лоском фальшивой эрудиции и снисходительного разумения
всего. Положитесь, мол, на мой авторитет, граждане, я все
знаю-понимаю... Ну, правда, некоторые незначительные вещи "не в полном
объеме", "не до конца", "не совсем". Вот пока еще не разобрался с такой
малостью, как "мерцания"... Но это все пустяки, граждане,
третьестепенные детали в картине мира, которую я разумею и преподаю
другим; будучи разгаданы, они займут надлежащее место в ней.
Волноваться не из-за чего, граждане, ваше дело меня обеспечивать,
возвышать и хорошо оплачивать.

Неприятно было обнаружить в себе самодовольную ограниченность человека,
который, зная лишь чуть больше других, уверен и убеждает прочих, что
постигнул все. "А ведь конспектировали многие..." - сатанея, подумал Пец.

Он собрал оттиски и, бормоча с яростью: "Подпустить! Подпустить!?" -
разорвал их пополам, потом еще и еще.



ГЛАВА 15

ОДА ТУРБУЛЕНЦИИ И ПОСЛЕДНИЙ ПРОЕКТ ЗИСКИНДА

Наша дружба переросла в любовь, как социализм сейчас перерастает в
коммунизм.

Из заявления о разводе.



...Более трети века, с самого начала работы в фантастике, автора
упрекают, что он излишне научен. Слишком обстоятельно излагает нужные
для понимания проблемы сведения. Излишне добросовестен в обосновании
идей. И так далее.

Само то, что добросовестным можно быть излишне, определенным образом
характеризует нашу фантастику. Упреки участились в последние годы,
когда жанр этот, как мухи зеркало, засидели гуманитарии. Вот уж у
них-то ничего не бывает слишком, за исключением разве одного: вторичности.

Автор не однажды объяснялся на этот счет с редакторами и рецензентами.
Сейчас считает нужным объясниться публично.

Представим себе дерево, скажем - клен. После созревания на нем семян,
соткнутых семядольками двух лопастей, и при малейшем дуновении ветра
рассеивает их; и летят, красиво вращаясь, тысячи, десятки тысяч
пропеллерчиков - чем дальше, тем лучше. Подавляющая часть их падает на
асфальт, на мусор, на камни - пропадает без толку. Несколько попадает и
на благоприятную почву. Но чтобы здесь проросло деревцо, мало почвы -
надо, чтобы и семя было хорошим, плодотворным.

А поскольку неясно, какой пропеллерчик куда упадет, надо, чтобы, все
семена были плодотворны, несли заряд будущей жизни.

Заменим дерево автором (в компании с издателями, разумеется), многие
тысячи семян тиражом его книги, почвы - равно и благоприятные, и
неблагоприятные - читателями... Дальше должно быть ясно.

Да, увы, в большинстве случаев мы сеем на камень. Читатели ждут от книг
развлекухи, в крайнем случае - ответа на злободневные вопросы (т. н.
"жизненной правды"), а иное не приемлют. Поэтому, если отвлечься от
коммерции (а от нее надо отвлечься), книги выпускают большими .тиражами
-ради того единственного экземпляра, который попадет к читателю -
почве; он примет новую идею, совпадающую с тем, что сам чувствовал и
думал. Тогда она прорастет.

Для этого и бывают в книгах идеи-семена. Чем больше - тем лучше, чем
обоснованней - тем лучше. Обоснование суть удобрение. Х

Знать бы того читателя, прямо ему и послал бы, а остальное можно и не
издавать. Но как угадаешь? Вот и переводим леса на бумагу.

По одному читателю-почве на идею - и цивилизация будет продолжаться. Не
станет таких читателей или не станет авторов с идеями - все под откос.
Ни кино, ни телевидение, ни иные игры в гляделки книжный интимный
механизм оплодотворения идеями не заменят.

...Автор это к тому, что излагаемые ниже размышления Варфоломея
Дормидонтовича Любарского, на заданную Пецем тему, смесь гидродинамики
и богоискательства, в сюжетную канву романа, в общем-то, не очень
вплетаются. Их можно было бы и не давать. Даже, пожалуй, ловчее не
давать, выигрышнее. Ну, подумаешь: объяснение тайн мироздания -
сложно-простых недетективных тайн... что они супротив трупа в запертой
изнутри комнате!

Но ради того единственного читателя - дадим. Прочие же все, если им
этот раздел покажется скучным и трудным, могут пропустить его без
ущерба для своего пищеварения.

(Но, кстати, о пищеварении и о других процессах нашего организма, кои
идут когда хорошо, когда худо; да и не только о биологических.

Чтение и обдумывание некоторых мест "Оды турбуленции" - автор убедился
в этом на опыте - помогает самоисцелению от недугов. Уравновешивает.
Улучшает житейскую стратегию и тактику, сиречь поведение. Так что смотрите.)



II



Заметки В. Д. Любарского к докладу "Наблюдаемый мир как
многоступенчатая турбуленция в потоках времени". (Назначение заметок
научное, но от одиночества и неуюта Варфоломей Дормидонтович заносил на
эти листки и посторонние мысли, свое житейское.)

"Почему издревле любят слушать журчанье ручья? Какой смысл в этих
меняющихся звуках, веселых и печальных, звонких и глухих, сложных и
простых, повторяющихся и новых?.. Наверное, тот, что ручей сообщает нам
- полнее всех слов - главную истину о мире и о жизни. Имя этой истины -
турбуленция.

...Кипенье струй, их сердцевин. Бурленье в "ядре потока", как это
именуют в гидродинамике. Множество струй и потоков во Вселенском океане
материи-действия, кои сами порождены крупномасштабной турбуленцией и
которые без кипения-бурления-вихрения в них и обнаружить невозможно".

Академические сведения о турбуленции (только сведения, наукой это не
назовешь). Слово "turbulentia" по-латыни означает "бурный", "вихревой"
(отсюда "турбина"), "беспорядочный". Большинство реальных потоков
жидкости и газа, включая атмосферу, несут в себе турбулентную
сердцевину; бывают турбулентны и целиком.

Переход ламинарного (плавного) потока субстанции, имеющей определенную
вязкость "мю", в турбулентный происходит при увеличении его скорости v
или возрастании сечения S - то есть так или иначе при возрастании
явления потока. Характеризуют переход знаменитым, уважаемым даже В. В.
Пецем (а на мой взгляд все-таки изрядно дутым) критерием Рейнольдса,
или числом Рейнольдса:

Re=vS/(мю)= const.

Дутость его в том, что даже в экспериментальных потоках, текущих в
трубах или каналах заданного сечения, эта величина далеко не "const",
она меняется от двух до семидесяти тысяч. Было бы интересно, если бы
моим коллегам-гидродинамикам с такой определенностью отвешивали и
отмеривали то, что они покупают в магазинах!.. А для вольных потоков
типа струй в реке, ветров в атмосфере или там Гольфстрима, Куросиво Re
и вовсе неизвестно. Да и попробуй определи у таких потоков сечение или
усредни их скорость.

Так что это не формула, а скорее образ: в потоке при некотором напоре и
размерах возникает неустойчивость - бурление-волнение-вихрение. А когда
поток ослабевает, все постепенно успокаивается, возвращается к
плавности-однородности - в ламинар.

Еще не все. Для начала турбуленции (и для образа ее) важна инициирующая
флюктуация - какое-то случайное событие-возмущение. Например, если
кинуть в гладкий поток камешек, турбуленция начнется при Re=2300; если
не кинуть - оттянется до Re= 60 000. Если тот же камешек не кинуть, а
осторожно внести, тоже затянется. Если камень крупный - за ним пойдут
крупные волны, если маленький - мелкие, и т. п.

...Это можно наблюдать на водосливных плотинах: переваливает через
бетонную стенку во всю ее ширь тугая, насквозь прозрачная зеленая
полоса - а ударившись о поддон, сразу делается пенистой, шумной, серой,
в зыби и водоворотах; совсем другая вода.

Или на берегу моря: идет красивая гладкая волна, а как коснулась
галечного дна - запенилась, забурлила...

"Не образумлюсь, виноват". А виноват я в том же, что и Чацкий, смысле:
горе от ума... Прибыло решение ВАКа о лишении меня по ходатайству СГУ
звания доцента. И как быстро-то! Бумаги о присвоении мне такого звания
лежали в комиссии целый год. А здесь в неполные две недели - чик! - и
готово. А еще говорят, что в ВАКе сидят бюрократы.

Теперь я сам подскажу Александру Ивановичу, который любит именовать
меня доцентом (подозреваю, что более под влиянием фильма "Джентльмены
удачи"), уточнение: доцент-расстрига.

Но продолжим о турбуленции. Что существенного удается выжать-обобщить
из всех источников? Какую квинтэссенцию?

...что полного математического описания турбулентных процессов нет и не
предвидится: все они сложны, как... как сама природа. Теории описывают
простенькие частные проявления турбуленции: гармонические волнения -
нарастающие, убывающие, интерферирующие - и вихри.

О последних стоит подробнее:

- центральная часть, "ядро" вихря, вращается по закону твердого тела,
как целое;

- за пределами ядра скорость вихря убывает пропорционально квадрату
расстояния;

- вихревые трубки во взаимодействии завиваются друг около друга;
тонкие, естественно, обвивают те, что толще, мощнее.

(Все это так и просится на аналогию с... но не спеши.)

...что при всем богатстве образов турбуленция не есть хаос - сложные,
но устойчиво повторяющиеся картины пульсаций, колебаний, вихрений.

При этом опять выпирают замечательные свойства турбулентного "ядра" в
потоке:

- во-первых, при нарастании скорости потока "ядро" стягивается,
уплотняется; картина бурлений в нем становится более упорядоченной,
периодической; а при уменьшении напора наоборот - "ядро" разбухает,
рыхлеет, расплывается;

- во-вторых, запас турбулентной энергии в "ядре" пропорционален
квадрату скорости потока.

Это опять ассоциируется с... но молчание, молчание! ...что - и это,
пожалуй, самое важное - крупномасштабная турбуленция многоступенчата, и
энергия в ней распределяется также многоступенчато:

- наиболее крупные пульсации (волны-струи) получают энергию от несущего
потока; когда напор и сечения в них достигают критерия Рейнольдса, то в
этих струях возникают свои зоны турбуленции - то есть первичные
струи-волны сами оказываются для них несущими ламинарными потоками,
питают вторичные ядра и вихри бурления своей энергией;

- самые выразительные и крупные пульсации в этом волнении оказываются
несущими гладкими потоками для еще меньших зон турбулентного кипения
третьего порядка... и так далее;

- и все это древовидно ветвится во времени и пространстве, дробится на
заметные образы в "однородной" среде - до некоего предела. До какого?!

...что, наконец, в информационном смысле взаимоотношения между потоком
и турбуленцией таковы, как, например, между магнитной лентой памяти и
записанной на ней информацией. А содержание информации, как я отмечал,
зависит от вида первичных возмущений потока. Они подобны генам в актах
зачатия.

Но последнего я, пожалуй, в докладе не скажу - побьют.

Турбуленция в живом, турбуленция посредством живого... управляемая
турбуленция. Это тоже тема. Возьмем, к примеру, духовую музыку: если
дуть в мундштук валторны (трубы, кларнета) слегка, без напряжения,-
никакого звука не будет. Шипение, сипение - ламинар. А поднаддать
дыханием да соответственно сжать губы, да нажать нужный клапан - и
пошел музыкальный звук! Да-да: иначе сдвинуть губы, надавить иную
клавишу - будет иной звук... но музыка пошла, прежде всего, потому, что
превзойден критерий Рейнольдса. И все выпеваемые дыханием звуки-ноты
инициированы определенной флюктуацией-затравкой: движением губ,
клавишей, клап