.  Я  подумал,  что  люди  с  такой
фамилией не должны кланяться тому, кто им годится в сыновья.
   - Хотел вот справиться,  Михаил  Алексеевич.  Извините,  вижу,  вы  не  в
настроении, но все же...
   Как там мое...
   "Дельце", подумал я. Если он скажет "дельце", я плюну ему в лицо.  Потому
что Одоевские не должны...
   - ...заявленьице.
   Он безнадежен. И как в тот раз, после выстрела Куцапова, я удивился:  где
я?
   Не говоря ни слова, я направился в сторону "Покушай".
   Внутри было пусто. За стойкой дремал усатый  здоровяк  в  мятом  фартуке.
Дверь хлопнула, стекло в ней задребезжало, и человек сонно поднял голову. На
его  румяной  физиономии  возникло  недовольство,  но  через  мгновение  оно
сменилось подобострастием.
   - О, какие гости! Михаил Алексеевич!
   - А где Ян? - спросил я, про себя отмечая, что никогда раньше усатого  не
встречал.
   - Ян? - озаботился тот. - Извините, не...
   - Хозяин кафе. Мужчина побелел.
   - Так... я и есть хозяин.
   - Ах, ну да!
   - Михаил Алексеевич... уф-ф, так ведь и до инфаркта... - промямлил он.  -
Вам посмеяться, а у меня дети.
   - Налей-ка ты мне водки.
   - Водки? - заулыбался он. -  Вы  бы,  Михаил  Алексеевич,  лучше  героину
попросили. Или уж сразу атомную бомбу. - Усатый несолидно захихикал. -  Нет,
мы люди честные. Законы уважаем. Они ведь для чего  писаны  -  чтоб  простой
человек их соблюдал. Неукоснительно.
   Слово "простой" он произнес с едва  заметным  ударением:  кто  захочет  -
расслышит, кто нет - пропустит мимо ушей. Я расслышал. И  догадался,  что  с
усатым нас разделяет не столько прилавок, сколько разница в  положении.  Так
же как с тем, в мокрой шляпе. С Одоевским.
   Положение - у меня?
   - Значит, водку не наливаешь. Ну а поесть-то у тебя можно?
   - Вы, Михаил Алексеевич, сегодня такой  загадочный...  Проверяете  нашего
брата? Это правильно.
   - Нет, я серьезно. Кушать хочется. Написано же: "Покушай".
   - Приготовить, конечно, недолго, но если честно, Михаил  Алексеевич...  Я
ведь не ожидал, что вы заглянете, - снова разволновавшись, залебезил хозяин.
- Если б заранее - тогда другое дело...
   - Короче, - оборвал я.
   - Может, как всегда, обойдемся наборчиком?
   - Давай как всегда.
   Хозяин убежал в подсобку и вынес оттуда бумажный пакет,  доверху  набитый
консервными банками.
   - Вот так, за донышко, - заботливо проговорил он.  -  Порвется  не  ровен
час.
   - Спасибо. Сколько с меня?
   - Ну что вы, Михаил Алексеевич! Обижусь.
   - Бесплатно, что ли?
   - Вы так спрашиваете, я прямо не знаю, - засмущался усатый. - Ведь я  вас
очень уважаю, мы все вас очень уважаем, поверьте.
   - Послушай, скажи мне одну вещь. Считай за шутку  или  как  хочешь.  -  Я
поставил пакет на стойку и положил руку ему на плечо. - Кто я?
   - Заступник наш, спаситель...
   - Кто я такой? По должности.
   - Ну,  если  угодно...  Вы  заместитель  куратора  муниципального  района
"Перово", Николая Трофимовича заместитель. Кланяйтесь от меня, как  увидите.
Очень все...
   - Что еще за куратор?
   -  Уполномоченный  наблюдателя  по  Восточному   сектору,   -   испуганно
проговорил хозяин.
   - Какой наблюдатель, какого сектора? Рожай быстрее, что мне  из  тебя  по
капле выдавливать приходится?
   - Восточного сектора. Наблюдатель ООН, мистер Ричардсон.
   - Англичанин?
   - Американец.
   - Вот теперь ты  мне  скажи,  мурло,  откуда  в  Москве  взялся  какой-то
Ричардсон?
   - Не знаю. До него Баркер был.
   - А до Баркера?
   Усатый  прищурился,  сканируя  меня  своими  холодными   глазами.   Маска
лакейства вдруг спала, и за ней проступила горечь.  Нормальное  человеческое
чувство. Я перегнулся через  прилавок  и  прислонился  лбом  к  его  жесткой
шевелюре.
   - Ташков я, да. Только не тот, не иуда. Маминой могилой клянусь.
   - До Баркера я служил в милиции,  -  прошептал  усатый.  -  Ничего  жили,
нормально. Всем было хорошо. А потом мы на гансов сбросили бомбу.  Прямо  на
Ригу. А потом на Вильнюс. И правильно сделали.
   Он рассказывал, а я слушал  и  тихо  сходил  с  ума.  Мои  фантастические
придумки  не  шли  ни  в  какое   сравнение   с   тем,   что   случилось   в
действительности.
   Я плохо помню, как вернулся.  С  кем-то  здоровался,  кого-то  спрашивал,
кому-то обещал. Все, кто меня узнавал, стремились  показать,  как  они  меня
любят. И Николая Трофимовича тоже. И мистера Ричардсона. Они  растекались  в
слащавых улыбках, изгибались, как  раненые  черви.  Их  лица  говорили:  да,
Михаил Алексеевич, мы черви. За их зрачками прятался страх.
   Ксению я застал в полном оцепенении. Она сидела на кухне, прямо на  полу.
Рядом стояла пепельница, но похоже, она в нее ни разу не попала.
   - Поздравь меня, я здесь популярен. Книжки уже не пишу, служу полицаем.
   Она оторвалась от созерцания своей коленки и  затравленно  посмотрела  на
меня.
   - Ты не взял с собой деньги.
   - Меня кормят бесплатно. Они меня ненавидят, все! За что? Меня!
   - Деньги, - потерянно молвила Ксения, рассыпая по линолеуму ворох  синих,
с желтыми разводами, бумажек. - Это рубли.  Наши  новые  рубли.  Ты  богатый
человек, Миша. Но это... ладно. Я смотрела телевизор. Много интересного...
   Мы собрали все, что нам стало известно,  и  из  этих  осколков  составили
относительно полную картину. Некоторые фрагменты  в  ней  отсутствовали,  но
того, что мы узнали, было достаточно.
   В две тысячи третьем году Латвия, Литва и Эстония вышли из состава России
и объединились в Балтийский Союз.
   Через год, в две тысячи четвертом,  отношения  между  Россией  и  Балтией
испортились, и Союз попросился в НАТО.
   В две тысячи пятом Российская Федерация нанесла ядерные удары по  Риге  и
Вильнюсу. Сто двенадцатая воздушно-десантная  дивизия  захватила  территорию
бывшей Эстонии. Причину военного конфликта мы с Ксенией так и не выяснили.
   По роковому стечению обстоятельств за два часа  до  бомбежки  Балтийского
Союза в Женеве собрались главы государств - членов  НАТО.  Вопрос  о  приеме
Балтии в свою организацию они  решили  положительно.  Юридически  Российская
Федерация атаковала одну из стран НАТО.
   Россия  вывела  войска  с  территории  Эстонии  и  принесла  Союзу   свои
извинения. НАТО это не  удовлетворило.  В  течение  нескольких  месяцев  вся
европейская часть России была занята так называемыми миротворческими  силами
ООН.
   Вскоре состоялись внеочередные президентские выборы. К тому  времени  вся
Россия уже  была  под  контролем  "голубых  касок".  Страну  потрясла  волна
протестов и мятежей.  Президентом,  как  ни  странно,  был  избран  молодой,
малоизвестный политик, абсолютно лояльный к новым властям.
   Ведущую роль в  управлении  Россией  взяли  на  себя  Соединенные  Штаты.
Несмотря  на   то   что   московское   правительство   было   марионеточным,
экономическая блокада Федерации продолжалась и набирала силу. Под  давлением
США от сотрудничества с Россией отказывались даже те страны, которые были  в
нем кровно заинтересованы.
   После  национализации  все  стратегические  отрасли  промышленности  были
отданы под временное управление иностранных специалистов.
   Летом две тысячи шестого  патриотически  настроенные  офицеры  подняли  в
Краснодарском крае мятеж, который через двадцать дней был задушен. Это  дало
повод ООН затянуть гайки еще туже.
   На  сегодняшний  день  Российская   Федерация   находилась   в   условиях
чрезвычайного положения. За год с  небольшим  страна  оказалась  отброшенной
далеко назад, превратившись из сверхдержавы в колонию.
   - Мы вернемся, - сказал я. - И постараемся исправить.
   - Вот этого мы больше всего и боялись.  Последствия  любого  вторжения  в
прошлое непредсказуемы. Его влияние со временем нарастает  в  геометрической
прогрессии.
   - Ага, нарастает. Драка в гадюшнике и десяток разбитых  тачек.  Чушь!  Но
исправлять все равно надо. Надеюсь, ты в этом не сомневаешься?
   - Нет. Только ты напрасно развоевался, ты там не нужен. Хватит  и  одного
раза.
   - Я понял, в чем дело. У моей бывшей  осталась  машинка.  Машинка  -  это
джокер. Никакие выстрелы и даже горы трупов не сравнятся с  тем,  что  можно
сотворить с ее помощью.
   - Хватился! Кто же позволит твоей Алене владеть таким прибором! Давно уже
забрали.
   - Значит, все-таки она ее сперла?
   Ксения кивнула, но как-то неопределенно, словно не мне, а своим мыслям.
   - Я здесь не останусь, - заявил я со всей твердостью, на какую только был
способен. - Прошу считать меня политическим беженцем.
   - За тобой там охотятся.
   - В две тысячи первом меня не убьют, потому что в две тысячи шестом я все
еще жив.
   - История обратима. Хочешь проверить, обойдется ли человечество без твоей
персоны?
   - Ты все равно не пойдешь без меня.  Ведь  это  ты  звонила  Кнуту,  тому
парню, что вез меня к врачу.
   - Я, - призналась Ксения.
   - А теперь вопрос на засыпку. Откуда у тебя его телефончик?
   Ксения покусала губу, потерла пальцами лоб, но так и не ответила.
   - Не тужься. Это очевидно.
   - Что же, у меня нет выбора? - усмехнулась она.
   Я хотел оставить Мефодию записку, но решил,  что  это  не  имеет  смысла.
Ксения открыла шкаф, чтобы убрать консервы, но оказалось, что он  уже  набит
до отказа.
   Обогнув мертвую стройку, мы вошли в лес в  том  же  месте,  откуда  вышли
вчера. По размокшей тропинке прохаживалась пожилая дама.
   - Добрый день, Михаил Алексеевич. Воздухом подышать вышли? Это правильно.
   - Всем, кого увидите, передайте...
   Ксения схватила меня за рукав, но  я  вывернулся  и  сделал  два  шага  в
сторону женщины.
   - Передайте: Михаил Алексеевич - подонок.

***

   Человек редко знает день своей смерти. Еще реже ему  удается  перескочить
через роковую дату.
   Если это и случится, то никак не раньше  четверга.  Четверг  нам  был  не
нужен - все, из-за чего мы вернулись, пришлось на  среду.  А  днем  позже  я
превратился в мишень, и моя голова стала для кого-то тем заветным кружочком,
за попадание в который полагается приз.
   Киллеры. Это слово я услышал от Миши-младшего, но  тогда  не  обратил  на
него внимания. Теперь я понял, что ни с килем, ни с  килькой  оно  не  имеет
ничего общего, и в сложном причинно-следственном ребусе стало одной загадкой
больше: мое собственное прошлое, кроме неизвестных мне событий, хранило  еще
и новый жизненный опыт.
   Я опять переставил календарь в часах на две тысячи первый год, но Ксения,
посмотрев на циферблат, сказала:
   - Не среда, а воскресенье. Я ведь тоже руку приложила.  Исправлять  будем
все.
   - И что ты сделала? Подожди, я сам догадаюсь. Открыла счет  в  банке?  По
дешевке купила акции перспективной компании?
   - Как ты примитивен. Хорошо, если хочешь... Я совершила самое  безобидное
и, наверно, самое опасное, что только могла: передала матери лекарство.
   - Извини.
   - Она крепко выпивала и... как бы это сказать... плохо кончила.  А  через
несколько лет алкоголизм  перестал  быть  проблемой.  Ей  бы  протянуть  еще
немного...
   Ксения опустила  голову.  Мне  хотелось  ее  утешить,  изречь  что-нибудь
оптимистическое, но я удержался. Она  собиралась  лишить  маму  единственной
возможности начать новую жизнь.  Мы  словно  оказались  на  разных  полюсах:
спасти мать - и протолкнуть рукописи...
   - Похоже, все в порядке, - заметила Ксения.
   Нас окружал свободный город. Вряд  ли  кто-то  из  прохожих  ощущал  себя
счастливым, но если им рассказать, что ожидает их в будущем... Что может  их
ожидать через каких-то пять лет... Поверят ли они? Узнает ли  себя  чопорный
Одоевский в раздавленном старике? Что скажет крепкий  розовощекий  лейтенант
на  предложение  поработать  буфетчиком?  "Мы  все  очень  уважаем   мистера
Ричардсона".
   Москве полагалось быть живой и суматошной, и она такой была -  пока  еще.
Люди не имели понятия ни о каком  Восточном  секторе,  они  называли  районы
привычными именами. На пересечениях проспектов не стояли  голубые  ооновские
джипы, и каждый ехал куда хотел. Я вернулся в родной город, он  казался  мне
ближе и понятнее, чем Москва две тысячи  шестого.  Несмотря  на  присутствие
неопознанного Костика, странного следователя Федорыча, несмотря  на  выходки
Куцапова и недвусмысленные намерения киллеров, здесь мне дышалось легче.  Во
всяком случае, здесь я еще не был предателем.
   - Где жила твоя мама? - спросил я.
   - Тебе не надо со мной ехать. Подожди, к вечеру я вернусь.
   - Нет, я буду волноваться. Не хочешь, чтобы я узнал адрес, - не надо,  но
одну я тебя не отпущу.
   - Я поеду на метро. Все будет в порядке.
   - Метро! Успокоила. Слушай,  а  может,  не  стоит?  Исправим  только  мои
ошибки, вдруг этого будет достаточно?
   - Сомневаюсь, что у нас это вообще получится, слишком многое не на  своем
месте. Дело ведь не только в бомбах, сброшенных на Прибалтику.  Сначала  они
отделились, все три республики, и это тоже произошло не сразу.
   - Чего им не жилось в Федерации?
   - Вот и я о том же. Надо искать первопричину, а раз  она  неизвестна,  то
придется вычищать все.
   Ксения и сама не очень верила в то, что  говорила.  Одинокая  алкоголичка
бросает пить - следует ядерный  удар  по  Риге.  На  московском  перекрестке
сталкиваются несколько машин, в результате начинается  международный  бойкот
России. Нет связи. Это события разного порядка, и  чтобы  найти  между  ними
хоть что-то общее, недостаточно даже моего тренированного воображения.
   Мы подошли к метро, и я с тоской посмотрел  на  сияющие  окна  "Покушай".
Бедолага Ян не догадывается, что отказ  в  получении  гражданства  не  самое
страшное. Он возьмет семью и вернется домой. Одоевским и милиционерам  ехать
некуда, им придется остаться здесь. И устраиваться - кто как сможет.
   Капризно бибикнув, с проезжей части на газон перед кафе  заехала  красная
машина.
   - Совсем распоясались, - раздраженно буркнула женщина рядом.
   Чтобы узнать спортивный "ЗИЛ-917",  мне  хватило  одного  взгляда.  Я  не
удивился. Давно уже было ясно, что мы с Куцаповым - фигуры из одной и той же
игры. Как бы мы ни перемещались, далеко друг от друга нам не  уйти,  похоже,
на этой доске не так уж много свободных клеток.
   Куцапов вылез из машины и  расслабленно  прикрыл  дверцу.  Ему  нравилось
производить впечатление. Он любовно  погладил  сияющую  крышу  "ЗИЛа",  едва
достававшую  ему  до  груди,  и  с  превосходством  оглядел  пешеходов.  Его
самодовольный взор коснулся и меня, но не выделил среди прочих.
   Словно он меня не помнит. Как будто я не угнал его машину, а он не  хотел
меня за это убить. Стоп. К Федорычу меня таскали  в  понедельник,  а  Ксения
сказала, что сегодня воскресенье. Еще ничего не случилось.
   Куцапов сладко потянулся и зашел в "Покушай". Сквозь стеклянные  стены  я
видел приветственные кивки Яна и его радушную улыбку. Я умудрился пересечься
с Куцаповым даже здесь.
   - Нам нужен транспорт, - сказал я.
   - Ну и что? - не поняла Ксения. Ей известно далеко не все.
   - У меня как раз завалялась индульгенция на угон, - я  похлопал  себя  по
животу, и Ксения сразу же нахмурилась. Для  женщины  с  правильными  чертами
лица она соображала слишком быстро. - Наказания без преступления не  бывает,
верно? Восстановим справедливость.
   - Мы вернулись не для этого,  -  быстро  проговорила  она.  -  И  как  ты
собираешься ее завести? Я расстегнул на рубашке две пуговицы  и  показал  ей
шрам.
   - Он есть. Он существует независимо от моего выбора. Следовательно, выбор
уже сделан. А ключи наверняка торчат в замке  зажигания,  иначе  у  меня  не
получилось бы.
   Я был прав: Куцапов даже не потрудился  заглушить  мотор.  Он  не  привык
опасаться  за  свое  имущество.  Любопытно,  кем  он  станет   при   мистере
Ричардсоне? Кем-нибудь да станет, обязательно. Это его карма - быть в струе.
   Не представляю, сколько на "ЗИЛ" пошло лака, но казалось, что его низкий,
сужающийся к носу капот облит стеклом.  Впереди  капот  плавно  переходил  в
узкую монофару, между ней и землей оставалось расстояние  не  более  ладони.
Колеса "ЗИЛа" были  спрятаны  за  чуть  выгнутые  крылья,  отчего  возникало
впечатление, что это вовсе и не машина, а торпеда, решившая  передохнуть  на
бережку.
   Я не был большим знатоком автомобилей,  однако  о  девятьсот  семнадцатом
кое-что слышал. Что спортивная машина собирается не на конвейере, а вручную,
в количестве двенадцати штук в год, -  это  естественно.  Обивка  салона,  а
также всякие навороты  вроде  компьютера  и  спутниковой  связи  подбираются
индивидуально,  и  в  этом  тоже  нет   ничего   необычного.   Но   сиденье,
изготовленное на заказ... Я помнил, как Кнут, брызгая слюной и  тыча  мне  в
лицо автомобильным каталогом, расписывал процесс снятия мерок.  Для  сидения
самая важная часть тела - это  задница.  Задницы  у  нас  с  Куцаповым  были
разные.
   Я кое-как устроился в чрезмерно глубокой впадине и нежно взялся за  руль.
В принципе было удобно.
   - Случай с угоном - один из тех немногих, что закончатся благополучно,  -
заверил я Ксению, примериваясь к  педалям.  -  Отметина  на  пузе  -  вполне
умеренная плата за такое удовольствие.
   - Удовольствие? - с сомнением переспросила она.
   Я нажал на газ как можно мягче, но этого  было  достаточно,  чтобы  "ЗИЛ"
перепрыгнул через пешеходную дорожку и, в мгновение ока  долетев  до  рынка,
зарылся в пирамиде  пустых  коробок.  Я  включил  заднюю  скорость  и,  едва
коснувшись педали, так же молниеносно вернул автомобиль на прежнее место. На
газоне остались две черные борозды, а у торговцев фруктами  появилась  новая
работа: смятые картонки веером разлетелись по  траве.  В  большой  и  чистой
витрине "Покушай" было  видно,  как  Куцапов  бросает  наполненную  рюмку  и
устремляется к выходу.
   - Что такое удовольствие? - спросил я сам у себя. - Да вот оно!
   Я вывернул руль и снова дал газу. Когда автомобиль выскочил на асфальт, я
просунул руку в открытое окно и, подняв ее вверх, сделал Куцапову "бай-бай".
   Москву я знал неважно, а электронный навигатор попросту не смог включить,
однако для первого вояжа результат был сносным: те несколько крюков, которые
нам пришлось сделать,  с  лихвой  окупились  скоростью.  Инспекторы  на  мои
выкрутасы не обращали внимания, видно, машина Куцапова была заговоренной.
   - Здесь останови, - попросила  Ксения,  когда  мы  выскочили  на  площадь
Ермака.
   - Я подвезу поближе.
   - Ты не узнаешь, где я живу. Жила.
   Своего адреса она, конечно, не сказала. Позволить  человеку  заглянуть  в
твое прошлое - это то же самое, что перед ним раздеться. Хотя на последнее я
все еще не терял надежды.
   Магнитофон  у  Куцапова  стоял  классный  -  квадросистема  "Вега".   Мой
компьютер вместе с принтером наверняка не стоили столько, сколько  одни  его
динамики. Я смело ткнул в первую попавшуюся кнопку, и каждый уголок кожаного
салона возвестил:
   - ...аналитического отдела городского ОВИРа о том, что за последние шесть
месяцев количество обращений иностранных граждан за въездными документами на
территорию Российской  Федерации  увеличилось  по  сравнению  с  аналогичным
периодом прошлого года в четыре и семь десятых раза. Россия  становится  все
более привлекательной как для гастарбайтеров с Запада, так и для беженцев из
стран с неблагополучной экономикой.
   Слов диктора я не слушал - я в них купался. Это была самая сладкая музыка
на свете. Все еще впереди! В две  тысячи  третьем  году  иммиграционный  бум
достигнет пика, и властям придется вводить ограничения на въезд иностранцев.
   Я закурил и с тоской подумал о стимулирующих сигаретах Ксении, а вместе с
ними и о новостях, которые мы смотрели  по  телевизору  в  моем  две  тысячи
шестом. В моем ли?
   На меня напало уныние,  необходимо  было  как-то  отвлечься.  У  Куцапова
наверняка валялась куча кассет, только где их найти?  Открыв  "бардачок",  я
запустил  в  него  руку  и  извлек  целую  стопку  пластиковых  коробочек  в
разномастных облож