следовало, что машинки у
них нет.
   - Чего они от тебя хотят? - спросила Ксения. -  Очень  серьезные  ребята,
даже не представляешь, насколько.
   Вместо ответа я закурил. Меня и самого тревожил этот вопрос.
   - Что ты называл парком? Вон тот плешивый садик? И сюда мы тащились через
весь город! Здесь же полно народу.
   Я почувствовал себя полным идиотом и, чтобы как-то занять  руки,  закурил
вторую.
   - Придется ждать дотемна, путешествий на сегодня достаточно.
   - В две тысячи шестом будем тоже ночью?
   - Разумеется. Хватит тех двоих, что видели нас в метро.
   С Мефодием мы договаривались, что я вернусь с шести до двенадцати вечера.
Что ж, я даже не опоздаю.
   У меня  кольнуло  сердце  -  ведь  я  вывожу  Ксению  прямехонько  на  ее
"пассажира". Ничто не пропадает и не возникает из  пустоты,  все  уже  есть:
младший  бросил  меня  в  мексиканском  ресторане,  а  я,  такой   умный   и
благородный, сдаю с потрохами старшего. Вряд  ли  Мефодия  похвалят  за  его
самодеятельность.
   С другой стороны, у нас с ним была одна машинка на двоих, и она  пропала.
Какой бы приговор ему ни вынесли, это будет лучше, чем навсегда  остаться  в
прошлом.
   До наступления сумерек мы просидели на скамейке, но никакой информации  я
из Ксении не выудил. Возможно, Кнуту и удалось  бы  ее  разговорить,  но  я,
несколько раз услышав "Не твое дело", заткнулся. К вечеру у  меня  кончились
сигареты, и я купил новую пачку.
   - Оставишь здесь, - приказала Ксения.
   - Да ничего не будет.
   - Уже есть.
   Она была права.  К  вопросам,  на  которые  я  так  и  не  нашел  ответа,
прибавилась история с билетами на метро.  О  стрельбе  из  такси  думать  не
хотелось. Я старался себя убедить, что это всего лишь  недоразумение,  такое
же, как с угоном "ЗИЛа", хотя было ясно,  что  люди  со  спецвооружением  не
ошибаются. По крайней мере, три раза подряд.
   Ксения вынула машинку и потыкала пальцем в круглые кнопки-пуговички.
   - Что, так интересно? - усмехнулась она, перехватив  мой  взгляд.  -  Ну,
посмотри. На табло горело: 2006.09.20.23.30.
   - Во сколько ты договорился встретиться со своим приятелем?
   - До двенадцати успеем. Только он мне не приятель.
   Мы шагнули в  зыбкую,  слабо  светящуюся  плоскость,  и  рябина,  одиноко
торчавшая слева, из чахоточной веточки превратилась в молодое  самоуверенное
деревце. За жидкими кронами виднелись желтые пятна горящих окон,  и,  пройдя
совсем немного, мы оказались перед стеной многоэтажек.
   - Куда сейчас?
   От автобусной остановки расходилось несколько тропинок, в том числе и та,
что вела через пустырь прямо к моему дому.
   - Мимо стройки будет быстрее.
   - Стройка - это хорошо. Сразу видно, все ли по-прежнему.
   - Ты на самом деле беспокоишься? Значит,  повлиять  на  будущее  все-таки
можно?
   - А разве не за этим ты возвращался в две тысячи первый год?
   Мысль была настолько простой, что я удивился, как это она до сих  пор  не
пришла мне в голову. Конечно, будущее меняется! Я  же  сам  отнес  в  "Реку"
рукописи, теперь я маститый писатель. В меня стрелял долбанутый  Куцапов,  и
на моем животе белый рубец, точь-в-точь как у Мефодия. Ко  всему  прочему  я
помирился с Аленой - помирился до того, как развестись, и теперь... Теперь я
женат?!
   - Ксения, возможно, мы идем не туда. Я должен жить в другом месте.
   - Надеешься, что прославился и переехал в особняк с павлинами?
   Из-за дома  выглянула  югославская  стройка,  и  я  машинально  подсчитал
количество готовых перекрытий.
   Двух этажей не хватало.
   Я повторил попытку. Так и есть.  Днем,  когда  я  ходил  за  яблоками,  -
сегодня днем! - их было двенадцать, к вечеру осталось лишь десять. Даже если
кому-то приспичило демонтировать здание, сделать это так  быстро  он  бы  не
смог.
   - Не сходится? - угадала Ксения.
   - Чуть-чуть, - ответил я, улыбаясь,  как  тот  ребенок,  что  по  шалости
спалил деревню.
   Мостки, проложенные  вдоль  забора,  куда-то  исчезли,  и,  добираясь  до
асфальта, мы изрядно перепачкались в глине и отсыревшей извести. Лампочка  в
подъезде не горела, и кодовый замок мне пришлось открывать на ощупь.  Ксения
молчала, изредка посматривая на улицу.  Когда  мы  оказались  в  лифте,  она
спросила:
   - У вас всегда так безлюдно?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Мы никого не встретили. Ни одного человека.
   Я пожал плечами, потому что не знал, что ответить. Шляться по  стройке  в
полночь никто не обязан.
   Подойдя к своей двери, я немного успокоился.
   Дверь была моей, это подтверждали и цифры 88,  прибитые  мною  не  совсем
ровно, и царапина на коричневом дерматине, появившаяся уже при  мне.  Ксения
коротко взглянула на меня и надавила кнопку звонка. Потом еще раз.
   - Куда он мог деться?
   Я вставил ключ и осторожно повернул. В прихожей висело родное  залапанное
зеркало, из встроенного шкафа высовывался знакомый рукав. На сердце отлегло.
Я прошел  на  кухню.  Пепельница  была  полна  окурков  и  пакетиков  из-под
"Липтона". Других следов Мефодий не оставил.
   - Так где же пассажир? - спросила Ксения
   Я разыскал пульт  от  маленького  "Витязя"  на  кухне.  По  всем  каналам
показывали только черно-белую рябь. Будильник также не работал. Я достал его
из серванта и встряхнул -  иногда  это  помогало.  Часы  были  подозрительно
легкими. Я откинул тонкую пластмассовую крышку и  обнаружил,  что  батарейка
исчезла.  Странно,  совсем  недавно  я   поставил   новую   "ВЭФ"   рижского
производства.
   - Ты что, живешь без телефона? - поинтересовалась Ксения. - Я забыла,  вы
пользуетесь мобильными, или их изобрели позже?
   Телефонный аппарат пропал, и это было уже слишком. Что же, Мефодий совсем
очумел? Ладно, на месте старику не сиделось, но на фига,  спрашивается,  ему
мой телефон - допотопная модель с дисковым набором. Я как-то пытался в  него
залезть - ни одной пайки, все на винтиках. Говорят,  их  собирают  эстонские
зэки.
   - Можно разбудить соседей. Постучимся и  спросим,  не  встречался  ли  им
пришелец из будущего.
   - Смешно. - Она села на  диван  и  закурила.  Сделав  несколько  затяжек,
Ксения затушила сигарету и, прикрыв глаза, процитировала:
   - "Они знали,  что  плохо  будет  всем,  но  каждый  верил,  что  его  не
коснется".
   - Откуда это?
   - Так, не важно. Вот что, Миша, проверь квартиру. Мебель, одежду,  посуду
и так далее. Все, что найдешь необычного, диктуй.
   - Для чего?
   - Составим список изменений, так будет легче. Не  к  соседям  же  идти  в
самом деле. Тем более что они ничего не помнят. Вернее, не подозревают,  что
был и другой вариант  настоящего,  тот,  который,  благодаря  двум  идиотам,
превратился в побочную ветвь истории.
   Я хотел возразить, но Ксения молча указала  на  окно,  и  я,  вспомнив  о
пропаже двух этажей, осекся.
   - Может, хоть на завтра отложим? Утро вечера мудренее. Да и с телевизором
придумаем что-нибудь.
   - Спать хочешь? - спросила она, но ее  сострадание  было  сродни  участию
опера, заарканившего меня по дороге в издательство. - Покури, пройдет.
   Ксения вытрясла из своей пачки сигарету и даже  поднесла  мне  зажигалку.
Сигарета ничем не отличалась от тех, к которым я привык, да и дым был  самым
обыкновенным, разве что полегче, словно у дамского  "Пегаса".  Однако  после
третьей или четвертой затяжки я понял, что табачок у девочки не простой.
   - Долбитесь, стало быть, в своем будущем.
   - Это как?
   - "Травкой" балуетесь.
   - Обычный стимулятор. Его даже беременные курят, особенно если двойня.
   Дотянув бодрящую  цигарку  до  самого  фильтра,  я  принялся  за  осмотр.
Движения мои стали точны и выверенны, мысли  дисциплинировались  и  потекли,
против обыкновения, в нужном мне русле. Методично проверяя свое имущество, я
попутно сочинил недурственный сюжет  для  рассказа  и  решил,  что  было  бы
здорово запастись волшебным куревом впрок.
   Результаты ревизии были следующими: не считая батарейки  в  будильнике  и
телефона, из квартиры исчезла кофемолка, а также сломанный тысячу лет  назад
миксер и  не  новая,  но  еще  приличная  куртка.  Кроме  того,  не  работал
телевизор, а парадно-выходная рубашка лишилась всех  пуговиц.  Кажется,  еще
пропало несколько дискет с играми,  впрочем,  они  всегда  валялись  где  ни
попадя и могли потеряться задолго до встречи с Мефодием.
   - Теперь нужно найти связь между этими предметами, - проговорила  Ксения,
покусывая ручку. Ручка была моей, но я не возражал. Мне было приятно, что на
колпачке останутся следы ее ровных белых зубок. - Куртка - понятно.  Телефон
и кофемолка... допустим. Но зачем срезать пуговицы?
   - Есть предположение. Он забрал  все,  что  сделано  в  Прибалтике.  Даже
батарейку. Вероятно, пуговицы тоже оттуда. Сделаны в каком-нибудь Шяуляе или
Паневежисе.
   Версия родилась сама собой. Я просто выплюнул ее, не подумав,  но  теперь
мне казалось, что она близка к истине.
   - А телевизор? Не смог унести и сломал?
   - Что ты меня допрашиваешь? Хочешь яблоко?
   - Хочу.
   Мы вышли на кухню, и я поставил чайник.
   - Извини, ничего вкусного нет. Только макароны и тушенка.
   - Пойдет. Отдыхай, я сама сделаю.
   Пока вода закипала, мы дружно грызли яблоки, и мне уже не было жалко того
рубля, что я переплатил наглому латиносу. Потом я выкурил сигарету  -  свою,
поскольку Ксения больше не угощала.
   - Макароны сейчас варить или на завтра оставить? - спросила она.
   Значит, завтра мы проведем вместе!
   - Нам еще пассажира разыскать нужно, - сказала она, заметив мою  радость.
- Молитесь оба. Если недостроенный дом  -  единственный  ущерб,  который  вы
нанесли человечеству, то считайте,  что  вам  повезло.  Но  думаю,  этим  не
ограничится. Куртка, кофемолка и телефон. Для чего? Стели себе на  кухне,  -
неожиданно закончила она и встала из-за стола.
   - Спокойной ночи, - вежливо произнес я, но Ксения не ответила. Наверно, у
них это не принято.
   Я долго ворочался, задевая ногами табуретки и мечтая о том, как  наберусь
храбрости и прилягу рядом с Ксенией - хотя бы на самый краешек.
   - Ты не спишь? - спросила она из комнаты.
   В голове взорвались тамтамы, и сердце, воя от  радости,  погнало  горячую
кровь  к  отдаленным  участкам  тела.  Я  лежал  ровно  одну  секунду,  дико
соображая, что мне делать - ответить, что, да, мол, не сплю, или сразу пойти
к ней, ведь она этого ждала!
   Я отбросил одеяло и вскочил. Вот оно как! Мир  устроен  куда  проще,  чем
кажется на первый взгляд. Долой условности, на дворе  двадцать  первый  век!
Под одной крышей мужчина и женщина, оба молоды, и оба хотят  одного  и  того
же!
   Мои босые пятки успели сделать два гулких шага.
   - Я прошла специальный курс рукопашного боя, - томно сообщила  Ксения.  -
Спи, Миша...
   Мне снились люди. Обычные милые люди, спешащие по своим делам. Каждый нес
в правой руке какой-нибудь чемодан или сумку, из которых мне в лицо смотрели
зоркие зрачки стволов.  Немощная  старушенция  с  седым  пучком  на  затылке
остановилась рядом, чтобы поправить кошелку. Между пакетом  молока,  батоном
хлеба и двумя луковицами в сетке что-то  блеснуло.  Старушка  прицелилась  и
улыбнулась...
   Утром Ксения сварила макароны - из ее рук они казались амброзией даже без
тушенки. Затем мы выпили жидкого чая - сволочь Мефодий оставил  только  один
пакетик, и нам пришлось заваривать  его  на  двоих.  После  завтрака  Ксения
вымыла посуду. Она сделала это так  естественно,  что  я  невольно  вспомнил
Алену.
   Пульт от телевизора лежал прямо под рукой, и я ни с того ни с сего  нажал
на зеленую кнопку.
   - Вчера о своем присоединении к экономическим санкциям против  Российской
Федерации объявили Австралия, Объединенная Англия, Заир и Лесото, - сообщил,
фотогенично улыбаясь, незнакомый диктор. -  Таким  образом,  на  сегодняшний
день в эмбарго участвуют уже пятьдесят две страны, причем сорок одна из  них
заявила о полном разрыве всяческих отношений  с  Россией  и  отозвала  своих
дипломатических представителей. Продолжается массовый отъезд  лиц,  временно
проживающих на территории Российской Федерации.
   Ксения остервенело щелкала зажигалкой. Я попытался ей помочь, но мои руки
тряслись еще сильнее.
   - Что он говорит? Это шутка, да?
   Она сделала несколько затяжек и передала сигарету мне.
   - Какие санкции? Какое, на  хрен,  эмбарго?  -  Я  переключил  на  другую
программу, но лучше бы я этого не делал.
   - ...поэтому еще раз напоминаю, - с несильным, но  раздражающим  акцентом
говорил мужчина в иностранной военной форме. - В городах Абакан,  Актюбинск,
Алма-Ата... - Он  нудно  перечислил  все  мало-мальски  значимые  населенные
пункты Федерации, при этом назвал Петроград Петербургом и упомянул  какой-то
Волгоград. - ...с четвертого августа введен  комендантский  час.  На  улицах
этих городов после двадцати  двух  ноль-ноль  могут  находиться  лишь  лица,
имеющие пропуск, выданный районной комендатурой. Всякое передвижение...
   Из тридцати  шести  каналов  работали  только  два  государственных.  Все
остальные показывали либо "сетку", либо вообще ничего.
   - Беда, - проронила Ксения.
   - Бред, - уточнил я.
   - Бред? Так сказал лаборант, который собственноручно ввел крысе цианид, а
через пять минут увидел ее живой и здоровой.
   - Я в курсе.
   - То, о чем объявил полковник, - тоже  про  крыс.  Про  триста  миллионов
крыс, пострадавших неизвестно за что.
   - Вот почему стройку забросили,  -  не  к  месту  догадался  я.  -  Бегут
югославы.
   - Бегут. А что у меня дома? Двадцать лет экономической блокады. Кошмар.
   - И все из-за меня?
   - Вчера думала - да. Там, в две тысячи первом, за  тобой  подчистили,  но
что-то могло и остаться. Авария, например. Куда ее денешь? Но  пять  лет,  и
такие последствия! Вряд ли.
   - Сначала надо узнать, в чем  дело.  С  какого  перепугу  вдруг  санкции,
комендантский час и прочее. Сходить, что ли, правда к соседке? Она  бабулька
словоохотливая, только спроси, не отвяжешься.
   - Какая соседка? Очнись же  наконец!  -  разозлилась  Ксения.  -  Это  ты
считаешь, что отсутствовал несколько часов. А для остальных все случилось не
сегодня и не вчера. О чем ты ее спросишь? Что произошло пять лет назад?  Или
четыре? Что было потом? В две тысячи первом мы  перевели  стрелку.  На  один
градус, на пятнадцать - неизвестно. И все пять  лет  поезд  ехал  с  прежней
скоростью, и где он оказался в результате...
   - Мы? - переспросил я.
   - Ты, - поправилась Ксения не очень уверенно. -  Ну  ладно,  я  там  тоже
кое-что... Чуть-чуть. Но это касается только одного человека, - добавила она
скороговоркой.
   - Так и я, кроме себя никого не трогал.
   - А вышло вон как...
   - Вообще-то не все еще потеряно. Машинка у нас, значит, есть  возможность
все переделать, расставить так, как было.
   - Что переделать?
   - Ну, взять, к примеру, меня. Отнес в издательство ненаписанные романы  -
это первое. Их можно забрать обратно.
   - Не беспокойся, уже сделано.
   - Премного .благодарен. То-то я смотрю: ни особняка, ни павлинов.  Второе
- потасовка в ресторане. Вернуться и предупредить себя, чтобы  прошел  мимо.
Куцапов, конечно, все равно нажрется и, может быть, даже кого-то подстрелит.
Но не меня. Я имею в виду не то, что...
   - Ой, да правильно я тебя поняла! - скривилась Ксения.  -  Только  ерунда
все это. Так ты сделаешь еще хуже. Появишься в прошлом уже не в  двух,  а  в
трех экземплярах. Потом помчишься исправлять  сделанное  уже  тем,  третьим.
Абсурд. Ну и самое главное: авария. Я ведь ее наблюдала  от  и  до.  Знаешь,
сколько народу побилось? Как ты ее собираешься предотвратить - броситься под
такси, в котором ехал со своим другом?
   - Если б знать, из-за чего она произошла.
   - Самое интересное я пропустила. Слышу только -  грохот,  и  машина  ваша
переворачивается. Спасибо, грузовик подстраховал.
   Мы еще с полчаса смотрели телевизор, однако  ничего  нового  не  увидели.
Никакой  рекламы,  никаких  фильмов  и  развлекательных   программ,   только
постоянные  напоминания   про   комендантский   час   и   предупреждения   о
необходимости быть бдительными, не поддаваться на  провокации  и  по  любому
поводу набирать 02.
   Для того чтобы получить представление о происходящем, нужно было выйти на
улицу, и я стал собираться.
   - Документы возьми, - посоветовала Ксения, но тут же раздумала. - Нет, не
надо. Вдруг здесь новые образцы какие-нибудь ввели.
   - Если б ввели, они бы у меня были. Я же эти пять лет  прожил  вместе  со
всеми, а не в воздухе провисел. Хотя не представляю, как это может быть.
   - Мы оба выпали, Миша. Ты - из своего времени, я-из своего.
   Мне хотелось ее утешить, сказать, что  все  будет  пучком  -  вот  только
сгоняем в Две тысячи первый, - но врать  было  противно.  Когда  дяденька  с
орденом за заслуги перед отечеством - не твоим,  а  его,  далеким  и  чужим,
отечеством - говорит тебе:
   "Хароший мальчик пит вотка и играйт балалайка, плахой  мальчик  висет  на
верофка", - вера в светлое будущее начинает таять.
   Из дома я выполз, как вор,  пригнувшись  и  подозрительно  вглядываясь  в
каждого встречного. Ксения предложила составить мне компанию, но я  приказал
ей остаться дома. Второй выпуск новостей, в котором говорилось  о  том,  что
правительство  планирует  ввести  продовольственные  карточки,  подкосил  ее
окончательно.
   Прохожие, такие же сгорбленные, как я,  отвечали  мне  такими  же  косыми
взглядами. Люди - их было совсем немного -  шли  быстро  и  не  дыша,  будто
протискивались в узком коридоре между пьяными хулиганами. Так ходили  только
беженцы из фашистской Монголии, и то неделю-две, пока не привыкали  к  тому,
что их никто не схватит и не бросит в застенок.
   Сначала мне почудилось, что над Москвой навис туман: дома были  серыми  и
какими-то влажными,  улицы  жаждали  уборки  и  солнечного  света.  Потом  я
сообразил, что во всем виновата реклама, вернее,  ее  отсутствие.  Привычные
транспаранты и щиты исчезли, остались  только  ржавые  рамы  вдоль  проезжей
части. Машин почти не было. Даже деревья тяготились своей осенней наготой  и
от этого казались еще более убогими и совсем черными.
   У магазина "Автозапчасти" копошились двое  рабочих.  Тот,  что  повыше  и
помоложе, стоял  на  складной  дюралевой  лестнице  и  колотил  молотком  по
ярко-красной вывеске над входом. Я деловито поздоровался.  Он  посмотрел  на
меня сверху вниз и шумно утер нос.
   - Сигаретой не угостишь? - спросил второй, сидевший на деревянном ящике.
   Я полез в карман, но вспомнил, что оставил почти полную пачку на лавке  в
две тысячи первом. Дома сигарет не нашлось; сегодня было первое утро,  когда
я не покурил перед завтраком.
   - А что, магазин закрывается?
   - Почему закрывается? Оформление меняем, как  положено.  Теперь  на  двух
языках будет - на русском и на английском.
   - Зачем?
   Мужик на стремянке перестал стучать и, сунув молоток за  ремень,  снял  с
кронштейна правую часть вывески.
   - Ты че, парень, только проснулся?  -  он  спустился  вниз  и  передвинул
лестницу. - Как Ричард велел, так и делаем.
   - А нам что? - добавил второй. - Мы их не рисуем.  Повесить?  Пожалуйста.
Убрать? Пожалуйста. Работа!
   - Ты иди куда шел, не мешайся тут. Я приблизился  к  метро  и  растерянно
остановился. На месте гомонливого рынка зябли  пустые  ряды.  У  перекрестка
высилась  пирамида  из  желтого  песка.  Несколько  человек   наполняли   им
брезентовые мешки. Неподалеку стоял голубой джип с большими буквами "UN"  на
двери. Это не мой город, не моя страна. Это не моя жизнь.
   -  Здравствуйте,  Михаил  Алексеевич!  Сзади  неслышно  подошел   пожилой
мужчина.
   С его шляпы тоненькой струйкой стекала вода. Дождь.
   А я и не заметил.
   - Здравствуйте, Михаил Алексеевич, - повторил он, старательно выговаривая
отчество. Незнакомец  улыбался  так  заискивающе,  что  мне  за  него  стало
совестно.
   - Здрасьте. Не припомню...
   - Одоевский, - услужливо подсказал  он