- Чего тащишь? - спросил он, указывая на кейс.
   - Рукописи, - кисло ответил я.
   - Да? Интересно. Рассказы?
   - Роман.
   - И о чем вещица?
   - Саша, может, потом как-нибудь? Уже начало пятого, я не успею.
   - Ты в "Реку"? Они до шести.
   - А ты откуда знаешь?
   - Повесть недавно возил.
   - Ну и как?
   Собственные произведения для Кнута были темой  особой,  и  я  рассчитывал
отвести разговор подальше от чемодана.
   -  Как-как...  Вернули!  Есть  там   один...   Хоботков,   представляешь?
Специально придумаю какого-нибудь урода и назову в честь его.
   - Тебя опередили, - огорчил я Шурика.
   - Вот черт! Жалко. А кто?
   - Забыл.
   Я и правда не помнил, где читал про некоего Хоботкова, но мне показалось,
что это было совсем недавно.
   - А у тебя что? Колись, я ведь не отстану.
   Я слишком хорошо знал Шурку - он действительно не отстанет. Мне  пришлось
открыть чемодан и, держа его  на  весу,  чтобы  Кнут  не  заметил  остальных
романов, достать верхнюю папку.
   - Силен, - ухмыльнулся Кнутовский, взвешивая рукопись. - Отойдем, что ли,
в сторонку.
   Мы расположились у лестницы, и Кнут,  кряхтя  от  удовольствия,  развязал
короткие тесемки.
   - Ты что, читать его собрался? - возмутился я.
   - Хотя бы страниц десять, по диагонали. Нет, ну ты  и  жук!  Такую  глыбу
скрывал!
   Я попытался проследить за его реакцией.  Как  ни  крути,  Кнут  был  моим
первым читателем и критиком. Вскоре  его  лицо  посерело.  Кнутовский  резко
захлопнул папку и гадливо, как дохлую кошку, бросил ее мне.
   - Что тебе сказать? -  процедил  он,  когда  грохот  отъезжающего  поезда
утонул в тоннеле. - Что ты вор? Это грубо. Что ты пакостник? Слишком  мягко.
Ты просто ничтожество, Миша, вот и все. Это то же  самое,  что  жрать  чужие
объедки, за это не ругают.
   Услышав такое от Кнута, я почему-то разволновался. Не было ни злости,  ни
обиды, только желание узнать, почему единственный друг, теперь уже, понятное
дело, бывший, так со мной разговаривает.
   - Я и предположить не мог, что ты способен на подобное, - сокрушался  он.
- Неужели ты себя по-прежнему уважаешь?
   - Саша, на дуэлях нынче не дерутся, так что  я  просто  сброшу  тебя  под
поезд.
   - Меня-то за что?
   - За "ничтожество" и за все остальное.
   - А, дурака включаем? Ну-ну. Еще спой, что это всего лишь недоразумение.
   - Да о чем ты?
   - О романе твоем. Хоботков просыпается на чердаке.  Какое  совпадение,  у
меня он делает то же самое! Кстати, знакомый персонаж, ты не находишь?
   Точно. Вот откуда я знал этого проклятого Хоботкова - я же утром читал  о
нем в собственной рукописи. "Теория вероятностей плюс ловкость  рук".  Лихая
формулировка Мефодия-старшего вдруг перестала мне нравиться.
   - Да если б только фамилия! Мне что, жалко? Чеши Хоботкова в  хвост  и  в
гриву, от него не убудет! Но ты же у меня все начало передрал.
   - Начало чего?
   - Не знаю еще. Вернулся я тогда из редакции  и  настрочил  пару  страниц.
Думал, сгодятся куда-нибудь. Теперь вижу: сгодились.
   - Саша, посмотри на папку, она рвется. Я ее еле тащил, что мне  твои  две
страницы?
   - Это правда. У меня было только начало, и то  набросок,  а  у  тебя  уже
роман готов. Но сцену на чердаке я помню до последнего слова. Хочешь, скажу,
что там дальше будет? Хоботков допьет остатки одеколона, потом споткнется  и
упадет.  Еще  там  есть  такое:  горки  голубиного  помета  он  сравнит   со
сталагмитами. Ну что, проверим?
   Вырывая друг у друга папку,  мы  принялись  просматривать  текст,  и  чем
дальше я читал, тем большую испытывал тревогу. Когда я нашел то  место,  где
герой давится лосьоном после бритья, сомнений уже не оставалось: будет там и
про помет, и про все прочее. Я выпустил листы из  рук.  Сейчас  Кнут  отыщет
упоминание о сталагмитах, и тогда я провалюсь сквозь землю.
   Шурик продолжал читать, снова и снова переворачивая  страницы.  Я  глянул
через его плечо: сцена на чердаке давно закончилась. Кнутовский оторвался от
романа и отрешенно уставился на стену.
   - Начало ты спер у меня, сомнений нет. Но я  думал,  ты  его  механически
вставил  в  свою  вещь,  а  у  тебя  все  развивается   естественно.   Такое
впечатление, что роман ты написал за неделю.
   - Послушай, мы с тобой не вчера  познакомились.  Неужели  я  способен  на
такую подлянку? Не видел я твоих черновиков, чем хочешь поклянусь!
   - А как же тогда все это объяснить?
   - Ума не приложу. Мистика, да и только.
   - Начало, между прочим, ничего. Нет, я не про чердак, а про то, что  идет
дальше. У меня этого не было... Но как же ты мог,  Мишка?  -  Спросил  он  с
горечью. - Я бы тебе сам отдал, если б ты попросил.
   - Ну не брал я!
   - Ладно, будем считать совпадением. Тебе куда,  в  "Реку"?  Давай,  а  то
опоздаешь.
   Кнут развернулся и не прощаясь направился к выходу. Я долго смотрел ему в
спину, пока он не затерялся в толпе пассажиров,  высыпавших  из  подошедшего
поезда.
   И зачем я показал рукопись? Могу я хоть раз поступить  так,  как  хочется
мне, а не как от меня требуют?
   Зато теперь я знал, что спросить у Мефодия. Неужели  на  старости  лет  я
опущусь до такого? Хотя... на чужих черновиках долго не протянешь, имени  на
них не сделаешь. Может, Кнут действительно презентовал  мне  свой  никчемный
отрывок? У него он валялся  крошечным  файлом  в  забытой  директории,  а  я
заставил эти страницы ожить. Но теперь эпизод на  чердаке  выйдет  вместе  с
моим романом до того, как Шурка мне его подарил. Что это, если не кража?
   Сегодня меня дважды назвали вором. Загадочный  миллионер  Куцапов,  ногой
открывающий двери на Петровке, и Кнут. Никакой связи. Ну и не надо.
   Пускай над этим Федорыч голову ломает, ему по  должности  положено.  А  я
поеду в "Реку". Пять остановок до "Динамо", и десять минут пешком.  Из  всех
путей к славе этот - самый короткий.

***

   Хмурый вторник застал меня в чужой постели, рядом с чужим человеком  -  в
чужом времени.
   Вчера я был уверен, что воспользуюсь машинкой сразу же, как только  отдам
рукописи. И я почти сделал  это:  подвывая  от  радости,  предвкушая  скорый
успех, забился в какой-то глухой двор и даже набрал на  пульте  дату  -  тот
самый день и час, в котором меня ждет Мефодий. Однако на ребристую кнопку  я
так и не нажал. Что-то мне мешало. В своем возвращении я увидел не  победный
марш, а постыдное, мальчишеское бегство.  В  прошлом  я  оставлял  множество
вопросов. Почему ушла Алена? Откуда взялся мой новый знакомец Костик? Что за
идиотская история с угоном "ЗИЛа"? За трое  суток,  прожитых  в  две  тысячи
первом, я вдруг почувствовал, что причастен к такому,  о  чем  раньше  и  не
догадывался. Я дал себе еще одни сутки.
   К ночевке у Люсьен я готовился серьезно: четыре бутылки водки должны были
снять вопрос о нашей близости. Но человек, как известно, лишь предполагает.
   Меня разбудило не сентиментальное пение соловья, не постукивание ветки  о
раму, а глубокое омерзение к самому себе. Время шло к полудню.  Когда  спишь
так долго, то события, произошедшие накануне, обычно превращаются в  путаные
обрывки.
   На сей раз я помнил все, вплоть  до  мельчайших  деталей:  неудобство  от
свалявшегося кочками матраса, Люсины сальные волосы  на  своем  лице,  тихий
плач девочки  за  стенкой.  То,  что  вчера,  несмотря  на  полное  затмение
рассудка, я все же выпроводил Оксану на кухню, позволяло верить: во мне  еще
осталась капля  человеческого.  Ее  еще  можно  найти  -  если  как  следует
поковыряться.
   Когда водка кончилась, мы с Люсьен  отволокли  друг  друга  в  комнату  и
рухнули на продавленную  кровать.  Люсьен  упала  на  меня  сверху,  и  я  с
брезгливым  ужасом  отметил,  что  ее  тело  почти  невесомо.  Она  тут   же
завертелась, пытаясь добраться до моей ширинки. Слепой инстинкт, вышедший из
водки, словно ископаемая рыбина из океана, заставил меня вцепиться в  Люсину
прелую одежку. Вдвоем мы справились с  тряпками  и,  раскидав  их  по  полу,
обнялись.  Позвоночник  Люсьен  прощупывался  лучше,  чем  на  анатомическом
муляже. Она откинулась назад, и перед моим лицом заболтались  две  иссохшие,
выжатые груди. Всякий раз, когда они подпрыгивали, до меня доносился резкий,
приторный запах.
   - Помнишь, как ты мне делал раньше? - прохрипела Люсьен.
   - Не надо, молчи, - взмолился я.
   - Боишься кончить раньше времени? Ты так завелся?
   "Боюсь, что меня вырвет" - чуть не сказал я.
   Проснувшись, я с радостью обнаружил, что мне ничего не приснилось. Судьба
иногда делала такие подарки, но сейчас  я  оценил  ее  великодушие  особенно
высоко.
   На кухне было холодно, и Оксанка уснула, клубком свернувшись на столе.  Я
осторожно взял девочку на  руки  и,  не  дыша,  отнес  ее  в  комнату.  Еду,
принесенную с собой, я трогать не стал и позавтракал бутылкой пива.
   - Сегодня придешь? - игриво спросила Люсьен.
   - Если я тебе денег дам, можно надеяться, что ты не все пропьешь, а  хотя
бы половину? А на оставшиеся купишь продуктов?
   Вопреки моим ожиданиям, блеска  в  ее  глазах  не  появилось.  Равнодушно
отвернувшись к окну, Люсьен коротко и жестко ответила:
   - Нет.
   - Ну, сама смотри.
   Покинув Люсьен, я решил, что пора наконец прояснить ситуацию с Аленой.  И
заодно разобраться с Кнутовским.
   Я выскочил из подъезда и замер.  На  лавочке,  покачивая  ножкой,  сидела
жена.
   - Не удержался, значит?
   Скучный диалог "она обвиняет - он  оправдывается"  мгновенно  пронесся  в
сознании, словно я только и делал, что попадался на измене. Все реплики этой
пьесы известны наперед, озвучивать их было бессмысленно.
   - У тебя есть маникюрные ножницы? - спросил я, не позволяя  Алене  начать
наступление.
   - Хочешь сделать себе харакири? - усмехнулась она. - Только пилка.
   Я взял пилку для ногтей и приложил ее к левой ладони.
   - Смотри  сюда,  -  предупредил  я,  прочерчивая  острым  концом  длинную
царапину.
   - Ты что? Зачем?
   - Кровь видишь? Настоящая. Когда я приду домой, обрати  внимание  на  мои
руки. Только не забудь, прошу тебя.
   - Что ты несешь?
   - Запомни: царапина на левой руке. Вечером ее не будет.
   - Ну и что?
   - Это не я. То есть я не твой муж, а другой. Совсем другой.
   - Миша, ты меня пугаешь. Ты слишком увлекся своими фантазиями.
   - Понимаешь, Алена, врать я тебе не хочу. А рассказывать правду...
   - Не надо. У меня есть глаза и уши.
   - Алена, все не так.
   - Ты хочешь сказать, что не был у этой сучки?
   - Был, но...
   - Не на улице, ладно? - она нетерпеливо  оглянулась,  опасаясь,  что  нас
услышат.
   - Хорошо, вечером. Только не забудь. - Я разжал кулак, и с ладони сбежало
несколько капель крови.
   - Психованный, - прошипела  Алена  и  рассерженно  зацокала  каблуками  в
сторону дома.
   Не стоило мне оставаться. Вернулся бы вчера, выбросил из головы  все  эти
приключения. Да какие там приключения! Так, набор заморочек.
   Скверная бабья черта - любопытство. Из-за него многие девушки попадают  в
беду, но я-то какого хрена не  удержался?  Хотелось  узнать  причину  нашего
развода. Да вот же она, на ладони! Алена застукала меня у Люсьен. Почему  бы
ей не уйти, я и сам на ее месте не простил бы.
   Ну уж нет, такой финал меня не устраивает. Эта история может  закончиться
и по-другому...
   Звоня в дверь, я молился только об одном: чтобы  Миша-младший  был  дома.
Если Алена увидит нас обоих, она все поймет сама.
   На Алену мой визит не произвел никакого впечатления, и  это  было  плохим
знаком. Она с преувеличенным вниманием осмотрела мою  ладонь  и  победоносно
улыбнулась.
   - Ты похож на шкодливого пацаненка. Взрослеть надо.
   - Подожди, сейчас придет настоящий...
   Алена достала с антресолей пустой чемодан и молча отнесла его в  комнату.
Она даже не успела переодеться с улицы. Зачем я поперся прямо за ней?  Нужно
было выждать хотя бы пару часов.
   - Алена, постой!
   Все это я уже видел - пять  лет  назад.  И  молчаливые  сборы,  и  лживое
"Пока", сказанное без  всякого  выражения.  Так  говорят,  когда  уходят  на
пятнадцать минут.
   Я вошел в спальню и вывернул чемодан. Блузки, юбки и кофточки рассыпались
по полу праздничной аппликацией.
   - Без истерик, - строго предупредила Алена. - Будь джентльменом. Хотя  бы
недолго.
   - Все, чего я прошу, это подождать до вечера.
   - Дать тебе время, чтобы ты придумал новую байку?
   - Я могу узнать, куда ты уходишь?
   - Это ни к чему.
   Остановить Алену можно было только  силой,  и  я  со  смешанным  чувством
ожидал того  момента,  когда  придется  хватать  ее  за  руки,  отталкивать,
возможно, даже бить. Я пойду  на  это.  Я  ударю  свою  жену,  лишь  бы  она
осталась. Только задержать ее до прихода Миши-младшего, потом она поверит.
   Алена собрала в охапку раскиданные вещи и бросила их обратно в чемодан.
   - Выслушай меня. Пожалуйста.
   - Говори, - пожала она плечами. - Мне еще нужно найти босоножки.
   - Скоро придет Миша, - начал я, кривясь от того, что вынужден  нести  эту
чушь. Однако ничего другого я сказать не мог, ведь это была самая что ни  на
есть правда.
   - Мефодий, а может, ты наркоман?
   - Это было бы здорово, - произнес я скорбно. - Я бы  дорого  заплатил  за
то, чтобы все это оказалось сном. Но даже если  я  проснусь,  ты  все  равно
уйдешь - не сейчас, так через полгода. Это уже случилось. Мы живем отдельно,
и в анкетах я указываю, что холост.
   Алена подхватила чемодан и, дотащив его до прихожей, открыла дверь. Я уже
изготовился ухватить ее за плечо, но тут она исступленно  закричала  и  сама
кинулась ко мне.
   - Кто там? - еле выговорила она.
   - Твой муж, - буднично ответил я, наслаждаясь эффектом.
   - А ты?
   - Тоже муж. Только бывший. Ты ведь от меня ушла.
   Ради того, чтобы увидеть смятение Алены,  ее  широко  раскрытые  глаза  и
капельку слюны, повисшую на губе, стоило пережить и не такое.
   - Что вы тут  хулиганите?  -  невозмутимо  поинтересовался  Миша.  Оценив
обстановку, он решил добавить перца и от себя:
   - Не надо так кричать, соседи милицию могут вызвать.
   - Как это? Почему вас... много? - прошептала Алена.
   - Тезка, покажи супруге руку. Левую, - попросил я,  сожалея  о  том,  что
накал постепенно проходит.
   Миша протянул Алене раскрытую ладонь.
   - А вот  моя,  -  сказал  я,  выставляя  на  обозрение  неровную  полоску
запекшейся крови. - Чудес не  бывает.  Если  ручку  поранить,  то  получится
бо-бо.
   - Не бывает, - покорно повторила Алена и вдруг потяжелела.
   Она сползала на пол, а я не мог  ее  удержать  из-за  того,  что  всецело
отдался ликованию.

***

   - Все равно, - упрямо твердила  Алена  часом  позже,  когда  чемодан  был
разобран и спрятан на антресоли, а моя неистовая радость  победы  усохла  до
слабого послевкусия. Втроем мы сидели на кухне и пили гадкую кофейную бурду,
которую Алена сварила в знак примирения. - Все равно это измена.
   - Позвольте, мадам, - не согласился я. - Мы с вами уже четыре года как  в
разводе. У меня и кольца-то обручального нет, забыл даже, на какой палец оно
надевается.
   - Постой-постой! - Алена пригляделась к нашим прическам. - Ах вы, гады! Я
все  понять  не  могла,  чего  это  ты  меня  своими  расспросами  доставал.
Поменялись, да?
   - А ты, любящая жена, и не заметила, - парировал я. - К  мужу  надо  быть
внимательнее, ферштейн? Посмотри на нас: мы же раз-ны-е!
   - Да, вижу. А когда поодиночке, вроде одно и то же.
   - Так что моя совесть чиста. Если кто-то и попался на измене, так это ты!
   - Не считается! - дурашливо возразила она.
   Миша оторвался от чашки и с улыбкой посмотрел на Алену.
   - Не считается, - согласился он.
   -  Это  следует  понимать  как  мир?  -  полюбопытствовал  я.  -  Значит,
вернувшись домой...
   - Если только не выкинешь нового фокуса, - пригрозила Алена.
   - Все хорошо, только что теперь будет  с  историей?  -  спросил  Миша  и,
поймав испепеляющий взгляд Алены, снова сник. -  Нет,  я  рад,  конечно.  Но
причинно-следственные связи... ведь мы их нарушаем. Ты говорил, что квартиру
разменяли. Что будет теперь? Кто там окажется - мы или новые жильцы?
   - Квартира - ерунда. Если Алена не уйдет, вы с ней родите ребенка. У него
тоже будут дети, потом внуки - это же целая ветвь, которой на самом деле  не
было!
   Я говорил не о том. Ребенок - это тоже не  самая  большая  проблема.  Его
рождение лежит в плоскости вероятного, возможно, никаких  катаклизмов  и  не
произойдет. Просто в две тысячи  шестом  я  окажусь  папой.  Вся  дальнейшая
история человечества будет развиваться с этой маленькой поправкой, и вряд ли
от нее что-то сильно изменится. Но Мефодий! Он ждет меня  в  Перове,  в  том
месте, которое теперь не имеет ко мне  никакого  отношения.  Где  мы  с  ним
встретимся, как я смогу вернуть ему машинку? Не станет  ли  он,  прожив  всю
жизнь с Аленой, совсем  иным  человеком,  захочет  ли  он,  другой  Мефодий,
отправиться в прошлое?
   Я судорожным движением ощупал карман - машинка была на месте.
   - Ребята, не усложняйте! Я, конечно, в ваших  теориях  не  сильна,  но  я
где-то читала, что вмешательство в  прошлое  -  фикция.  Будущего  нет,  оно
рождается каждый миг, и  нарушать  попросту  нечего.  "Завтра"  естественным
образом  разовьется  из  "сегодня",  а  все  хитроумные  парадоксы  изобрели
фантасты, чтобы оправдать свои писания.
   - В любом случае не разводиться же нам теперь специально, - заявил Миша.
   - Тоже правда.
   Пока  машинка  находилась  у  меня,  оставалась  и   возможность   что-то
подредактировать. Значит, точка еще не поставлена.
   Последние события вдруг представились мне в  необычайно  радужном  свете.
Все тревоги  и  сомнения  показались  копеечными,  а  плюсы  моей  миссии  -
выпуклыми и осязаемыми. Я не только обеспечил себе неминуемую славу, но  еще
и умудрился наладить личную жизнь! Нерешенным оставался единственный вопрос:
отрывок про Хоботкова, но после примирения с Аленой мне была по плечу  любая
задача.
   Жена принялась варить суп, а мы с Мишей сели за компьютер.
   - Недурно, - заметил он, прочитав  с  экрана  несколько  страниц.  -  Чей
текст?
   - Вот это и надо установить.
   - Ну, брат, ты не по адресу! Какой из меня лингвист?
   - Похоже на вещи Кнута. Ты ведь его стиль знаешь?
   - Пожалуй, - сказал Миша. - Вот, смотри: "приятность". Это его словечко.
   - Одно слово ни о чем не говорит.
   - Да нет, точно его работа! Что  же  он  скрывал?  Да,  совсем  забыл.  Я
сегодня к нему ездил, а он со  мной  даже  разговаривать  не  стал,  обложил
по-черному и дверь перед носом захлопнул. Придурок.
   - Посмотри еще, - настаивал я.
   - Кнут. Что хочешь на отсечение дам. Вот опять:
   "...взговорил Хоботков". Кто, кроме него, употребляет такие глаголы? Мы с
ним из-за этого постоянно спорим, да ты и сам знаешь. И Хоботков -  что  это
такое? Я ему говорю: нельзя так героев называть. А он мне про Гоголя -  мол,
у того ни одной приличной фамилии не встретишь, и ничего, классик.
   - Стало быть, уверен на все сто?
   - Даже больше. Так чей это все-таки роман? Кнута или нет?
   - Вот завтра и разберемся. Поможешь?
   - Не знаю, - потупился Миша. - Как бы снова дров не наломать.
   - Опыт показывает: люди не верят своим ушам.  А  глазам  верят.  Если  мы
заявимся вдвоем, это будет совсем другое дело.
   - Есть хотите? - крикнула Алена с кухни.
   - Да поздно уже, спать пора. Не выгоните?
   - Не чужой вроде, - заявила  она,  появляясь  в  комнате.  -  Раскладушку
соседка забрала еще на той неделе. До сих пор  не  отдала.  А  может,  и  не
надо?
   Мы с Мишей переглянулись.
   - Я не настаиваю, сами думайте, - подмигнула Алена и удалилась.
   - Нам с тобой делить нечего, - сказал Миша.

***

   Сначала зазвонил телефон. Мы одновременно оторвали головы  от  подушек  и
долго обменивались вопросительными взглядами - кому брать  трубку.  Вылезать
из-под теплого одеяла никто не торопился, потому что  каждый  знал,  что  за
этим последует просьба сварить коф