ча: машинки тебе  достались  в  тридцать
первом, а в Отдел они попали на пять лет раньше, в двадцать восьмом.
   - Не приборы  попали,  а  сам  институт!  Это  мне  уже  потом  Лиманский
рассказал, когда я с ним в Сопротивлении встретился. Были у него такие  идеи
- в прошлое переместиться всей лабораторией, но я отговорил, хотел сперва на
себе  испытать.  Он  ко  мне  прислушивался,  я  ведь  синхронизатору  вроде
крестного отца. А пока я отсутствовал, снялись с места и ушли.
   Сначала было желание эмигрировать в иные  времена,  потом  -  остаться  в
своем и броситься с крыши. К вечеру остыл, начал  что-то  соображать.  Стало
мне дико интересно, откуда вдруг такая напасть. Ведь не на пустом  же  месте
возникли Балтийский кризис и прочее. Снова отправился в прошлое.
   - Меня это тоже всегда волновало.
   - Синяя папка, - коротко ответил Тихон. - Что и как изменил Фирсов, я  не
узнал, зато увидел, с какой целью. К  две  тысячи  третьему  году  сложилась
такая ситуация, что он  пришел  к  власти,  причем  совершенно  естественным
образом. Без единого выстрела.
   - Как это?
   -  Выборы,  -  усмехнулся  Тихон.  -  У  Фирсова  не  осталось  серьезных
противников,  он  их  всех  уничтожил  -  загодя.  Поднял  в  стране   волну
недовольства, заложил противоречия, которые своевременно созрели и сработали
на него.
   - Ты представляешь, какие нужны расчеты для такого пасьянса? Сколько надо
привлечь специалистов?
   - Специалистов? Да черт с ними. Я просто взял и убил его.
   - Как так убил? - опешил я.
   - Не до смерти, конечно. Ранил. Вернулся в тридцать первый - там  все  то
же самое. Пока Иван Иванович отлеживался, появился другой  и  воспользовался
моментом. В сущности, все повторилось, только с новыми фамилиями.
   Но в чем заключался весь кошмар! Я ведь  думал,  что  это  по  моей  вине
случилось: стронул камушек, он и покатился, а там, глядишь, уже  натуральная
лавина. И тут, представь себе, встречаю парня, от которого мне в прошлый раз
халявная сотня перепала. Он меня узнал! Привел к каким-то мужикам, те  долго
сомневались, затем завязали мне глаза и повезли куда-то. Ехали мы  несколько
часов, а когда повязку сняли, я уже был в двадцать шестом,  на  лесной  базе
Сопротивления.
   Там и начальника своего увидел, Петровича. Он меня  тоже  помнил,  только
воспоминания у него какие-то  странные  были:  будто  Россия  участвовала  в
войне, которую то ли выиграла, то ли проиграла,  в  общем,  все  закончилось
иракской диктатурой, которая длится уже много лет. А я, с его слов, все  это
время работал вместе с ним. Нет, работал,  конечно,  я  не  отказываюсь,  но
Лиманский уверял, что я знаю и о бомбежке Таллина, и о  том,  что  случилось
после.
   - Ригу, - поправил я. - Ригу бомбили, а не Таллин.
   - Это смотря где. В некоторых версиях уже  сегодня  ничего  не  осталось.
Народ  в  Сопротивлении  подобрался  толковый,  кто  из  института,  кто  из
разведки. Командовал, нетрудно догадаться, Фирсов. О своем президентстве и о
том, как перекраивал историю, Иван Иванович ничего не помнил - это где-то  в
побочной ветви осталось, то  есть  версии.  Знал  только,  что  давным-давно
подстрелила его какая-то гадина.
   Занимались  в  основном  мелкими  диверсиями  и   попутно   синхронизатор
ковыряли, пытались скопировать. Ну, я им и помог немножко. Наладили выпуск -
по три штуки в неделю. Вскоре приличный арсенал накопился, хотя приборы были
с большой погрешностью - полный  аналог  создать  так  и  не  удалось.  Иван
Иванович уже настоящую партизанскую войну  запланировал:  распределил,  кто,
что и в каком году уничтожит.
   Присматривался я к нему долго. Нормальный старикан, кадровый шпион. Ну  и
не выдержал однажды, рассказал про другой вариант прошлого, где он управляет
страной и все живут счастливо.
   - Зачем? - удивился я.
   - Да чтобы заинтересовать, заставить пройтись по старому маршруту -  а  я
бы посмотрел, куда он суется и где что исправляет. Мне  только  до  заветной
папки добраться требовалось, ведь то,  на  что  я  его  подбивал,  уже  было
сделано: и Россия распалась, и с Балтией погрызлись, и какой-то там Ирак нас
поимел. Фирсов тогда лишь посмеялся, но жизнь я себе таким образом сохранил.
   Однажды ночью лагерь накрыли. Все, кто успел, собрались в одной комнате и
эвакуировались в тридцать восьмой,  а  Фирсов,  уходя,  подорвал  мастерскую
вместе с  двадцатью  инженерами  -  чтоб  врагу  не  досталось.  Из  бывшего
института выжили только мы с Лиманским. Не случайно, как выяснилось,  потому
что навел на базу его же человек по  кличке  Кришна,  и  весь  сценарий,  от
первого выстрела до взрыва мастерской, был расписан заранее.
   Фирсов нуждался в солдатах, а интеллектуалов он всегда недолюбливал. Да и
должность лесного брата Ивана Ивановича уже утомила, у него  амбиции  погуще
были, - Тихон указал глазами на плакатик рядом с дверьми.
   Фюрер  пристально  всматривался  в  лица  пассажиров  и  жирным   шрифтом
предупреждал: "Главные победы - впереди!"
   - Запала ему в душу моя байка, и не партизанить он собирался, а упущенную
власть восстанавливать. Начал Фирсов не откуда-нибудь, а  с  пятидесятых,  с
самой смерти Иосифа Виссарионыча. Фундамент будущего экспромта он заложил за
четыре года до собственного рождения.
   - Не знаю, - снова засомневался я.  -  Какой  должен  быть  умище,  чтобы
события в масштабах страны вычислить на полвека вперед?
   - У него под рукой черновик был - вся наша история.  Целиком  папочку  он
мне не доверил, но в некоторые детали посвятил и даже небольшое задание дал,
для проверки. Одного не отпустил, послал вместе с напарником.
   - Которого ты укокошил и подкинул в мое время.
   - Одним ублюдком меньше.
   - А Маму за что? Спокойный был человек, молчаливый, мухи не обидел.
   - Да, трепаться Мама не любил  -  он  больше  метанием  ножей  увлекался.
Насчет мух не в курсе, а вот в людей он попадал частенько. Разное  про  него
говорили: кто - уголовник, кто - сумасшедший. Иван Иваныч.  неспроста  таких
набирал, ему среди зверей уютнее.
   Тишка всю  дорогу  сидел  смирно,  только  под  конец,  когда  мы  совсем
заболтались и перестали следить за остановками, тактично напомнил:
   - Мы куда едем, на Луну, что ли?
   Так далеко мы не собирались, поэтому пришлось возвращаться. Поднявшись на
поверхность, мы вновь оказались среди моря  волнующихся  знамен  и  пошли  в
сторону моего дома.
   - Если ты знал о планах Фирсова, то почему не помешал? - спросил я. -  По
крайней мере убил бы его еще раз - молодого, рвущегося к штурвалу.
   - Именно так я и поступил. Если б ты не устроил облаву на "Третьяковской"
и не сорвал его с обычного маршрута, то крест на  могиле  Иван  Иваныча  уже
покрылся бы плесенью. А вообще без толку это, Миша. Я же говорил, что  видел
версию без Фирсова. Тоже не годится. Ну, был бы сейчас  не  его  портрет  на
транспарантах, а чей-то другой. Тебе от этого легче?
   - Значит, того Фирсова грохнуть, который в тридцать восьмом окопался.
   - Грохнуть? Испортило тебя Сопротивление. Генерал  Фирсов  -  это  жалкий
старик с простреленными легкими.  Там  все  уже  закончилось.  Разве  ты  не
заметил, что в тридцать пятом России больше нет?
   Я молчал, ожидая продолжения. Его не могло не  быть,  иначе  зачем  Тихон
продолжает что-то делать? Зачем мы сейчас разговариваем, куда-то идем, зачем
мы вообще существуем? Прожить в нищете еще два десятилетия, а потом быстро и
безболезненно скончаться от ядерного взрыва?
   Тихон чего-то не  договаривал.  Даже  по  интонации  было  ясно,  что  за
приговором последует намек на амнистию. Хотя бы отсрочка.
   Мы подошли к моему дому, и Тишка, заприметив  в  небе  что-то  необычное,
восхищенно выдохнул:
   - Ух ты-ы-ы!
   Над  крышами,  делая   неожиданные   виражи,   носилась   стая   голубей.
Немногочисленные прохожие останавливались и,  задрав  головы,  наблюдали  за
птицами. Пустырь через дорогу разразился  радостным  лаем.  Владельцы  собак
натягивали поводки и,  щурясь,  вглядывались  в  небо.  Мальчишки  на  крыше
темно-зеленой голубятни задорно свистели и  размахивали  рубахами.  На  этом
пустыре хоть что-то достроили до конца.

***

   Нерешительно, будто заранее извиняясь за беспокойство, тренькнул  дверной
звонок. Так тихо и коротко умела звонить только соседка: пощупает кнопочку и
тут же отпустит, точно обожжется или чего-то испугается.
   - Добрый день, - сказала Лидия Ивановна.
   - Здрасьте, - скупо ответил я.
   - Вы дома, Мефодий?
   - А что, не похоже? - схамил я,  внутренне  перекашиваясь  от  такого  ее
обращения.
   - Опять вы меня на словах ловите, - с улыбкой заметила она. - Ну я с вами
в каламбурах не буду состязаться, у меня старушечья  болтовня,  а  у  вас  -
профессия.
   Чертовски приятно, только каким образом она пронюхала?
   - Вы что-то спросить хотели или просто поздороваться?
   - Я думала, вас дома нет, а тут  слышу:  голоса  за  стенкой.  Забоялась:
вдруг кто чужой залез?
   - Спасибо за заботу, все в порядке. У меня и брать-то нечего.
   - А документы, а рукописи? Это ведь дороже, чем материальные ценности.
   "Ценности" она произнесла как "гадости" - надменно и немножко  брезгливо.
И все же  откуда  ей  известно  про  рукописи?  Неужто  сам  с  пьяных  глаз
проболтался?
   - Еще раз благодарю, Лидия Ивановна. До свидания.
   Я с облегчением потянул дверь на себя, но соседка настырно схватилась  за
ручку.
   - А без бороды вам, Мефодий, гораздо лучше. Нет, правда. Я все стеснялась
сказать, не хотела обидеть, ну а раз уж вы ее сбрили, теперь можно.  Портила
она вас. Видите ли, есть такие типы лица...
   - Обещаю... - Я дернул дверь сильнее. - Обещаю никогда не носить  бороду.
Простите, у меня гости.
   Отделавшись от старушки,  я  дважды  крутанул  защелку  и  посмотрелся  в
зеркало. Сквозь дымку пыли и сальных оттисков проявилась изможденная  морда,
успевшая отвыкнуть от туалетных принадлежностей. Я с сомнением огладил  щеки
- обычная щетина. Терпеть выкрутасы Лидии Ивановны становилось все труднее.
   Я пинком отправил ботинки в угол, машинально поправил куртку на  вешалке.
Не забыть заменить "молнию" - скоро  зима.  Из  прихожей  была  видна  часть
комнаты:  неубранная  постель  и  письменный  стол  с   компьютером.   Возле
клавиатуры лежала пачка черновиков в картонном скоросшивателе. Краткий вопль
фанфар возвестил о начале выпуска новостей.
   Или не было ничего? Пригрезилось?
   - Миша, ну где ты там? - крикнули с кухни. - Иди, полюбуйся.
   Оба рыжих, старший и младший, синхронно уплетали макароны с тушенкой.
   - Ешь, остынет. - Тихон придвинул мне тарелку и, уставившись в телевизор,
спросил. - Кто приходил-то?
   - Поклонница за автографом.
   - А... Во, во, смотри!
   Посреди  каменистого  ядовито-желтого  пространства  возвышался   сияющий
город: белоснежные и розовые корпуса жилых домов, ячеистые зеркальные башни,
маленький прогулочный вертолет над крышами.
   - В пригороде  Багдада  состоялся  очередной  конгресс  народов  Ближнего
Востока. Форум прошел в специально построенном комплексе,  громко  названном
"Юниверс-Кэпитал", что переводится как "столица вселенной". Пока  это  всего
лишь поселок с населением в несколько  тысяч  человек,  но,  быть  может,  в
недалеком будущем...
   - Весьма недалеком, - пообещал Тихон. - Ты понял?
   - Как не понять. Наелся, Тишка? Еще хочешь?
   - Не, спасибо. - Мальчик выскочил из-за стола и убежал в  комнату.  -  Ух
ты, у тебя компьютер есть? И книжек столько! Я почитаю.
   - Он что, серьезно?
   - Да нет, рисуется. Не похожи мы с ним?
   - Зачем ты его выдернул? Будешь теперь  с  собой  таскать,  лепить  новую
биографию? У человека хоть какое-то детство имелось.
   - Со мной безопаснее.
   - Уверен? За тобой Фирсов охотится!
   - За ним - тем более.
   - Странный ты мужик, Тихон. Два раза пытался меня убить, а от чужих  пуль
спас.
   - Гражданская война, обычное дело. Для того и спас, чтобы третью  попытку
себе оставить. Спасибо за обед, пора нам.
   - Значит, какой-то план все же есть?
   - План... - тяжело вздохнул Тихон. - Пройдусь по времени,  посмотрю,  где
что можно исправить. В Фирсова постреляю. Уже, знаешь ли, привычка:  если  к
вечеру его не казню, засыпаю плохо.
   "Никаких идей, - с ужасом  осознал  я.  -  Ни  замыслов,  ни  воли  к  их
исполнению. Нет даже надежды, что из этого что-нибудь получится".
   - Если, допустим, не позволить мне передать Фирсову то письмо...
   - Решающей роли оно не играет.
   - Или снова наведаться к Алене?
   - Не терзайся, Миша, это бесполезно.
   - Все потеряно?
   - Почему же? Пока остается синхронизатор... - Тихон  не  закончил,  но  я
прекрасно понял, что он хочет сказать.
   То же самое говорил и я, когда отнес в "Реку"  рукописи.  А  за  сорок  с
лишним лет до этого Фирсов уже начал строить свою Вавилонскую башню.
   -  Ты  хоть  раз  видел  нормальное  будущее?  -  спросил  я.  Больше  из
спортивного интереса, чем из-за желания услышать правду.
   - Да, - сказал он. И честно добавил:
   - Однажды. Две тысячи сто десятый год. Это рай.
   - Где он сейчас, твой рай? Только в памяти.
   - Он существует, - возразил Тихон. - Там, где не было синхронизатора. Там
все развивалось естественным путем, там... Знаешь, что я оттуда вынес? Кроме
приятного впечатления, конечно.
   - Оружие, - легко догадался я.
   - Вот так, Миша.
   В дверь опять позвонили. Я поднялся с табурета и пошел открывать, на ходу
соображая, как отшить надоедливую соседку.
   - Побрился? - с порога бросил Кнутовский  и,  не  дожидаясь  приглашения,
ввалился  внутрь.  -  Молодец,  а  то  смотреть  тошно.  Кто  это  у   тебя?
Здравствуйте, - поприветствовал он Тихона и принялся расшнуровывать обувь. -
Надеюсь, гости нас извинят. Работа есть работа.
   - Какая еще работа?
   - Обыкновенная. Хватит отдыхать, заводи свой драндулет. С  повестью  пока
обождать придется. Бумага есть? Я же тебе велел на складе получить!  На  чем
распечатывать будем?
   - Ты чего раскомандовался? - возмутился я. - Пришел в гости -  веди  себя
прилично!
   - Как ты сказал? - Шурик бросил ботинки и вплотную приблизился ко мне.  -
Не забывайся, Мефодий, не надо. Мы хоть и друзья, но всему есть предел.
   - Так вы тот самый Александр Кнутовский? - вмешался Тихон, отодвигая меня
в сторону. - Много о вас слышал, давно мечтал познакомиться.
   - Очень приятно, - сухо  улыбнулся  Шурик.  -  Это  кто?  -  бесцеремонно
обратился он ко мне. - Еще один подающий надежды? Любишь ты с ними возиться,
время тратить. Давай, Мефодий, садись. К утру не управимся - Одоевский шкуру
спустит.  Напрасно  мы  Локина  раздраконили,  его,  оказывается,  сам  Иван
Иванович  почитывает.  Будем  хвалить.  Идейная  выдержанность,   социальная
направленность, что там еще? Стилистическое богатство.
   - Какой Иван Иванович?
   - Издеваешься, да? - страшным голосом спросил Кнут. - Ты при мне  так  не
шути, не посмотрю, что в приятелях числишься.
   Меня, несомненно, принимали за кого-то другого. И кто -  Шурик!  Какие-то
статьи, суровый Одоевский, идеологически  полезные  сочинения  Локина...  Но
особенно меня покоробило высказывание о  том,  что  я  где-то  там  числюсь.
Такого я от Кнутовского не ожидал. Неужели все настолько изменилось?
   -  Александр  Борисович,  я  прочитал  вашу   книгу.   Получил   огромное
удовольствие, - снова подал голос Тихон.
   - Рад слышать. Какую именно? - Разъяренная физиономия Шурика на мгновение
приобрела сходство с человеческим лицом.
   - "Ничего, кроме счастья".
   - Гм, вы что-то путаете, я  такого  не  писал.  Из  последних  -  "Подвиг
сержанта" и "Враги отступают", а про счастье даже не собирался. Внимательнее
надо быть, дружище, ведь книга начинается с обложки.
   - И чего я тогда поперся его прикрывать? - разочарованно произнес  Тихон.
- Только неприятностей нажил. Тишка, хватит по чужим вещам  лазить,  пойдем.
Всего хорошего!
   -  Что,  не  узнаешь  собственного  родителя?  -  спросил  я,   игнорируя
гневно-растерянные взгляды Шурика.
   - Я запомнил его иным.
   - Медные трубы. Чего ж ты хочешь от живого человека?
   - Уже не такого живого, как раньше. Тишка! Ну где ты там!
   - Разыграть решили? - Кнутовский  попытался  улыбнуться,  но  у  него  не
получилось. - Мефодий, мы сегодня работать будем?
   Он некоторое время постоял на месте и, не дождавшись ответа, направился к
компьютеру.
   - Сколько можно тебя звать?! - гаркнул Тихон, теряя терпение.
   - Не орите там, - прошептал Шурик. Он на  цыпочках  вышел  из  комнаты  и
аккуратно прикрыл дверь. - Спит. Забавный мальчишка. Ваш? Похожи.
   - Нам в дорогу собираться, - сказал Тихон. - После отдохнет.
   - Дорога никуда не денется, а ребенку требуется  сон.  Ничего,  на  кухне
посидим. Все равно Мефодий бумагу проворонил. Гениальная рассеянность,  твою
мать!  Напишем  от  руки,  а  в  редакции  распечатаем.  Вам,  кстати,   как
начинающему литератору, будет полезно  потренироваться.  Задание:  хвалебный
отзыв о романе, которого вы в глаза не видели.
   - Я не по этой части, - запротестовал Тихон.
   - Думаете, трудно? Дорогой мой, это же азы!
   Внезапно в прихожей послышалась какая-то возня.
   - Кто там? - спросил я, встревоженно выглядывая в коридор.
   - Кто здесь? - одновременно вскрикнуло эхо, пятясь к стене.
   Мы снова встретились. Я не предполагал увидеть своего двойника здесь,  на
родине, не думал, что две тысячи шестой год, единственное место,  которое  я
занимаю по праву, мне придется с кем-то делить.  Агрессивные  пассажи  Кнута
хоть и намекали на разницу между мной и местным Мефодием, все же  не  давали
повода усомниться в том, что эта версия,  пусть  извращенная,  перевернутая,
готова меня принять.
   Я надеялся занять свою нишу, прижиться и  со  временем  все  забыть  -  и
обрести покой. Забыть по крайней мере о самом  первом  варианте  настоящего,
ведь я видал версии и похуже - гораздо хуже! - а здесь все-таки над пустырем
летают голуби и нет этих проклятых броневиков. Здесь мы снова вместе и живем
сами по себе. Пусть нами руководит негодяй Фирсов, он хоть не так  противен,
как мистер Ричардсон. А что до катастрофы, от которой мы никуда не  денемся,
которая все равно случится  -  просто  потому,  что  она  уже  существует  в
будущем, - то, может, как-нибудь и обойдется.
   - Проходи, не стесняйся,  -  подбодрил  я  Мефодия,  однако  это  ему  не
помогло.
   - Саша... - ошеломленно выдавил он, вцепляясь в вешалку.
   Испугавшись за деревянные крючки и душевное здоровье двойника, я  бережно
довел его до кухни и усадил  на  свою  табуретку.  Тихон  сунул  ему  в  рот
сигарету и заставил затянуться.  После  нескольких  вдохов  Мефодий  наконец
моргнул и зашевелился.
   Все, что говорила Лидия Ивановна, оказалось чистой правдой. На подбородке
Мефодия торчал жидкий светящийся  клинышек,  на  который  хотелось  натянуть
женские трусы. В остальном он мало отличался от того, что я привык видеть  в
зеркале. Вот только затравленный взгляд мне совсем не шел.
   - Саша, кто это? - взмолился Мефодий.
   - Ты, - Кнутовский выглядел более спокойным.  -  Я  решил,  что  это  ты.
Теперь понимаю, что ошибся.
   -  Продолжайте  без  меня,  -  заявил  Тихон,  вставая  из-за  стола.   -
Разбирайтесь тут, выясняйте.
   - Где таскался, раззява? - неожиданно набросился на Мефодия  Шурик.  -  У
тебя тут какие-то люди, а ты гуляешь! Ключи небось кому ни попадя  раздаешь.
Государство тебя жилплощадью обеспечило - оно ведь и спросить может. Устроил
здесь постоялый двор!
   - Яблоки покупал.
   Подтверждая свое алиби, Мефодий метнулся в  прихожую  и  притащил  оттуда
полиэтиленовый пакет с мертвыми буквами РОСПОТРЕБКООП.
   - Вызывай милицию, - приказал Кнут.
   - Нет уж, обойдемся, - возразил я. - Мы у тебя ничего не взяли, разве что
покушали немножко.
   - А вещи? Ты мою рубашку надел.
   - Из-за такой  мелочи  расстраиваться!  Я  еще  ботинки  позаимствую,  не
босиком же мне идти.
   Хозяева времени