и посоветоваться.
  Ольга вспыхнула. Если бы этот болтливый активист не стоял у двери, она бы
сказала, о чем с ним можно советоваться. Она бы сказала! Но сейчас как же ей
вывернуться? Что придумать? Ведь при Бабкине она не может отказаться от
предложения Никифора Карповича.
  Шульгина прикусила губу, села и, чтобы ее молчание не показалось и этому
парню и Васютину слишком красноречивым, вынула из кармана платья листок
бумаги.
  Она морщила лоб, как бы что-то вспоминая. Вот-вот она сейчас повернется и
спросят техника, не считает ли товарищ Бабкин, что первый вопрос можно
поставить третьим.
  Никифор Карпович выжидательно молчал, чуть слышно постукивая палкой, -
видимо, он очень хотел, чтобы Ольга первая заговорила с Бабкиным. Может
быть, это и будет шаг к примирению?
  Васютин был твердо убежден, что эти комсомольцы просто недопонимают друг
друга.
  Вероятно, Шульгина все-таки решилась бы заговорить с московским техником,
однако тот сам все испортил. Он видел колебания Ольги, ее растерянность и
пришел ей на помощь.
  - Ну, я пойду, Никифор Карпович. Обещал Багрецову начертить кое-что, -
сказал Тимофей и мгновенно исчез.
  Ольга облегченно вздохнула и, не дожидаясь, пока смолкнут шаги Бабкина,
быстро заговорила:
  - Я думаю, первым вопросом поставить дело Тетеркина. Комсорг из МТС обещал
приехать. Может быть, даже сам директор.
  - Ого, уже и дело завели! Ну, прямо как на суде, - усмехнулся Васютин. -
Строгости у вас в комсомоле пошли.
  - Ну, а как же, Никифор Карпович? - возразила Ольга, разглаживая бумажку с
"повесткой дня". - На работе уснул, горючее сначала сэкономил, потом сжег.
Участок, который мы хотели отвести под опытное поле, весь исковырял: Да и
вообще, разве это комсомолец? Зря мы его к себе прикрепили. Индивидуалист
он, вот кто!
  - В твоей особой бригаде работать не хочет, - добавил Никифор Карпович. -
Правильно?
  - Сколько раз предлагала! Никак не отзывается.
  - Что же на бюро решили?
  - Хотели выговор, да голоса разделились. - Ольга опустила голову и
задумчиво провела мизинцем по губам. - Придется на собрании так и оказать.
  - Вон ведь какая заковыка у тебя получается. Ну, а что же Кузьма?
  - Признал свою вину.
  - А почему все это произошло, выяснили?
  - Он нам ничего не сказал. Молчал больше. Конечно, и ему неприятно.
  Васютин прошелся по комнате, остановился у окна и, повернувшись к нему
спиной, стал смотреть на лампочку. Около все кружились бледные мотыльки. Их
тени метались по свежевыбеленной стене и казались огромными черными птицами.
  Ольга заметила, что тень мотылька промелькнула по лицу Васютина. Он
взмахнул рукой, будто этим движением пытался отогнать надоедливую мысль.
  - Как с машиной для очистки семян кок-сагыза? - прервав молчание, спросил
он. - Кузьма за это дело не взялся?
  - Нет. Ему неинтересно. Копытин, Антошечкина и еще кое-кто из девчат
выписали на складе проволочные решета. Строят к ним разные приспособления. У
Буровлева тоже есть остроумная идея.
  - Кстати, о Буровлеве. Ты еще не говорила с ним насчет колхоза "Партизан"?
  - Нет. Оставила на завтра.
  Васютин протянул было руку к этажерке с книгами, но затем, видимо о чем-то
вспомнив, повернулся к Ольге.
  - Какой второй вопрос в твоей повестке?
  - О драмкружке. Антошечкина докладывает.
  - Я бы посоветовал перенести его. Помнишь, я тебе рассказывал о том, что
городской комсомолец предложил интересную систему орошения. Он здесь и может
сделать доклад:
  - Бабкин? - испуганно спросила Ольга.
  - Нет, другой: А Бабкина тоже нужно пригласить. Он тебе будет очень
полезен.
  - Нет, Никифор Карпович, - возразила Ольга, - в этом я не уверена.
Наоборот: - Она хотела продолжать, но тут же спохватилась и умолкла.
  - Да что у вас с ним произошло? - улыбнувшись, спросил Васютин.
  - Тогда, может быть, первым вопросом мы поставим доклад Багрецова? -
спросила, в свою очередь, Ольга, решив обойти щекотливую тему. - Вы с ним
уже говорили?
  - Да, представь себе! Проявил инициативу, не дожидаясь поручения комсорга,
- с легкой усмешкой заметил Никифор Карпович.
  Ольга густо покраснела.
  - Да, вот еще что, - сказал инструктор, не замечая ее смущения. - Как дела
у полеводов? Мне новый бригадир Шмаков высказывал опасения, что молодежь
плохо подготовлена к уборке зерновых. В механизации нельзя надеяться только
на МТС, твои выдумщики из ОКБ тоже должны поработать.
  - Нам еще многое не ясно, - возразила Ольга, - что будет с урожаем:.
  - Должна представлять. Помнишь, Сталин говорил: чтобы руководить, надо
предвидеть. А ведь ты руководитель, и не маленький. Вся девичьеполянская
молодежь за тобой идет. Понимаешь ты это или нет? Ольга потупилась.
  - Ну, то-то, - Васютин шутливо постучал пальцем по столу. - Что касается
урожая, подумать надо, и главное - все сомнения выбросить из головы. Хлеба
мы должны собрать не меньше прошлогоднего. Ну, беги, Ольгушка, - сказал
Никифор Карпович, взглянув на часы. - Завтра мне в город ехать. Видишь,
бумаг сколько? Пока свет горит, хочу разобраться. Я тебя также прошу
поддержать Шмакова. Он ждет от твоих ребят очень многого в механизации. Сама
понимаешь, как ему трудно руководить бригадой. Он пока еще живет старыми
представлениями: вся ставка на звено. - Васютин задумался. - Звеньевой он
был настоящий: Посмотрим Шмакова на просторе: бригадиром.
  Девушка попрощалась.
  Звякнуло кольцо на двери. Застучали каблучки по ступенькам.
  Никифор Карпович высунулся в окно. В темноте мелькнуло белое платье.
  - Ольгушка! - окликнул он.
  Шульгина подбежала к окну и подняла голову. Она чувствовала себя и немного
пристыженной и в то же время благодарной этому человеку. "Надо сегодня же
обо всем подумать, - решила она. - Никифор Карпович зря ничего не скажет".
  Ольга смотрела вверх, и электрическая лампочка золотыми точками отражалась
у нее в зрачках.
  - Обязательно позови Бабкина, - еще раз напомнил Васютин. - Ванюше
подскажи новую задачу. Пусть тоже выходит на простор. Понятно?
  Девушка молча кивнула головой.
  - А теперь исчезни, стрекоза!
  Через минуту за изгородью палисадника мелькнули белые полоски Ольгиного
платья и растаяли в темноте.
* * * * * * * * * *
  Совсем недалеко от дома, где жил Васютин, Ольга столкнулась с Буровлевым.
Парень шел задумчиво, опустив голову.
  - Я тебя искал, - проговорил он, пожимая девушке руку. - Никифор Карпович
ничего насчет нашего звена не спрашивал?
  - Нет. Интересовался машиной для очистки. Твое предложение как будто бы
самое простое.
  Буровлев подвел Ольгу к скамейке и предложил сесть.
  - Тороплюсь я, Ванюша, - возразила она. - Бегу в правление.
  - Погоди, - глухо сказал Буровлев. - Ты секретарь. Понимать меня должна,
коль дело такое получилось.
  - Ну и говори сразу, - сказала Ольга, присаживаясь на лавочку. - Чего ты
меня пугаешь?
  Парень повел широкими округлыми плечами и медленно опустился рядом с
Ольгой.
  - У нас все ребята здоровые, - начал он. - Таких бы в кузню или на
погрузку, мешки таскать. А на проверку выходит, что звено Антошечкиной, где
все девчата мелкие, уплыло от нас вперед, да еще конец нам девчата бросили:
цепляйтесь, мол, на буксир: Думаешь, ребята забыли фонарики на своем поле?
  - Знаю, что помните. Подтянулись после этого здорово.
  - Это что, - Буровлев досадливо махнул рукой. - Мы отомстить решили.
  - Не понимаю, - встревожилась Ольга.
  - А тут и понимать нечего. Должны мы девчатам их труд отдать или нет?
  - Предположим:
  - Так и мы думали, - вздохнул Буровлев. - У Антошечкиной за бугром большой
участок кок-сагыза остался непрополотый. Собрали мы еще вчера фонарики, до
утра думали работать, чтоб все по-честному было. Девчата за нас потрудились,
а мы за них. Ну и: - он развел руками.
  - Можешь не договаривать, - перебила его Ольга. - Надеюсь, твои ребята
вовремя поняли, что это дело не такое простое?
  - Я тут же дал отбой. Разве нам сразу разобрать, какой правильный
одуванчик, какой нет? Тут и днем-то путаешь их, а то при фонарях. Девчата не
первый день с кок-сагызом возятся. У них чутье особое. - Буровлев помолчал,
затем снова начал жаловаться: - Семена хотели собирать, тоже ничего не вышло
- роса. Как поняли ребята, что долг за ними не списывается, разошлись по
домам и сейчас, наверное, вспоминают меня недобрым словом: А я тут при чем?
Хотел сделать, как лучше.
  В окне соседнего дома вспыхнул свет и упал на лицо Ольги. Девушка грустно
улыбалась.
  - Жалко мне тебя, Ванюша, - сказала она. - Теперь ночи не будешь спать
из-за этого долга.
  - Ясное дело, - согласился Буровлев. - Вот если бы у Антошечкиной на поле
другая культура была. Все, что хочешь: кукуруза, подсолнух, свекла:
  - Постой! А не думал ли ты, что у твоего передового звена, которое
досрочно выполнило план, есть еще другой долг, и не менее важный?
  - Чего-то не припоминаю.
  - Напрасно. Мы вчера вместе читали сводку в районной газете. Плохи дела у
колхоза "Партизан". Особенно с кукурузой.
  - А нам-то что! У них свои головы есть.
  - Мне думается, что комсомолец Буровлев мог бы ответить по-другому, -
сказала Ольга и хотела было встать.
  - Что ты от меня хочешь? - удержал ее парень и неловко придвинулся ближе.
- Мы не для себя стараемся, а для всего колхоза. Значит, и для всей страны.
  - Вот в том-то и дело - для всей страны, - подчеркнула Ольга. - Мы же
вместе со всем народом должны идти к коммунизму. Так почему не подтянуть за
собой отстающих?
  - Хозяйка не отпустит на такое дело. Бригадир тоже. У них свои планы.
  - Бригадир согласен. С Анной Егоровной договоримся. А как ты сам смотришь
на помощь "Партизану"?
  - Откровенно?
  - Только так я и говорю с тобой.
  Буровлев замялся. Широко расставив колени, он похлопывал по ним тяжелыми
ладонями.
  - Непривычно что-то, - наконец вымолвил он, - вроде как на дядю работать.
У самих дел по горло. Ты не думай, Ольга, что я отказываюсь. Умом я все
понимаю, а вот нутром не чувствую:.
  - Видно, в твоем "нутре" где-то в закоулочке еще старый мужичок сидит, -
рассмеялась Ольга. - Сейчас от нас требуется совсем новое отношение к труду.
Об этом мне только что говорил Никифор Карпович. Нельзя строить коммунизм,
не выходя за ворота нашего колхоза. Мы должны радоваться успехам соседей и,
если нужно, помогать им трудом, техникой, чем угодно. Поэтому я думаю, что
ты возьмешь с собой ребят из ОКБ. Надо у "Партизана" появиться в полном
вооружении. Потом ты должен понимать, что скоро наши колхозные ворота далеко
передвинутся вперед. Иначе тесно нам будет.
  - Это почему же?
  - Приедет к нам на постоянное жительство и "Партизан" и колхоз имени
Мичурина, в других колхозах тоже поговаривают об этом. Нет лучше места для
нового агрогорода, чем Девичья поляна, про то все знают:
  Мимо, не здороваясь, прошел Тетеркин. Он сделал вид, что не заметил
сидящих. Дойдя до поворота, Кузьма оглянулся, постоял минуту и скрылся в
переулке.
  - Нужно культиватор подготовить, - сказал Буровлев, поднимаясь. - Пусть
Никифор Карпович с хозяйкой поговорит. Если Шмаков согласен, то мы хоть
завтра к "партизанам" поедем. Может, и впрямь на одной улице будем с ними
жить:
  - Решено. - Ольга крепко, по-мужски пожала ему руку, на мгновение
задержала ее в своей и тут же спросила: - Что ты думаешь о Бабкине?
  - Это который поменьше?
  - Вот именно. Мне не нравится его любопытство, болтливость и: - Ольга
мучительно подбирала слова. - Понимаешь, Ванюша, я даже не знаю, как это
расценивать: уж очень странно: Он только что приехал, а я его уже дважды
встречала со Стешей, причем один раз на улице поздно ночью и на другой день
в нашей оранжерее.
  - А что говорит Стеша?
  - Насколько я ее понимаю, она здесь ни при чем.
  Буровлев задумался.
  - Придется узнать, - наконец сказал он. - Прижму к стенке Багрецова, пусть
отвечает за своего друга.
  - Погоди, - остановила его Ольга, видя, что Ванюша собирается бежать к
москвичам. - Ты помягче, повежливее:
  - Какой тут может быть разговор! Только комсомольский. Начистоту!


  ГЛАВА 2


  "УРОКИ ВЕЖЛИВОСТИ"


"Ах!
        вы
            малюточку-ошибку
                допустили в чертежах."

  В. Маяковский


  Багрецову не спалось: Все эти дни вместе с Бабкиным он вычерчивал контуры
будущей ветрогидростанции. Чертежи получились добротными, на толстых листах
ватмана, подкрашенные акварелью. Такие чертежи не стыдно было бы показать в
любой проектной организации. Правда, в основном их делал Тимофей, так как у
Вадима просто не хватало терпения медленно и осторожно вести тонкую линию.
Вот-вот она оборвется или из рейсфедера выскочит капля туши! Прощай тогда
вся кропотливая работа, прощай почти законченный чертеж! Начинай все
сначала!
  Вадим был искренне благодарен Бабкину за его бескорыстную помощь не только
в чертежах, но и в расчетах. Правда, непосредственно все вычисления делал он
сам, но сколько труда потратил Тимофей, прежде чем его ученик вспомнил, как
извлекать кубичный корень!
  В сарае, где всегда спали наши друзья, была организована школа. Бабкин с
важным видом ходил около несколько странной и ни на что не похожей классной
доски. Техники откуда-то притащили старые ворота, и теперь их потемневшие от
времени доски покрывались формулами и вычислениями. Тимофей обычно вставал
на цыпочки и, нервно стуча мелом, пояснял единственному ученику Багрецову
правила деления многочленов.
  Но вот, наконец, все закончилось. Багрецов доложил Никифору Карповичу все
свои варианты. Был выбран и утвержден один из них, сделаны чертежи, и теперь
осталось только хорошенько выспаться, чтобы завтра со свежей головой, в
бодром настроении выступить перед комсомольцами с докладом о своем проекте.
  Однако сон никак не приходил к Багрецову. Напрасно он старался не думать о
завтрашнем докладе, напрасно он считал до ста, даже пытался возводить
трехзначные числа в квадрат. Ничто не помогало.
  Да и нетрудно понять молодого изобретателя. Завтра ответственный экзамен.
Какой там экзамен! Багрецову казалось, что завтра он защищает, по меньшей
мере, докторскую диссертацию. Разве тут уснешь?! Кроме этого, Вадиму не
спалось и по другой причине. Вчера поздно вечером его вызвал Буровлев и,
отведя за калитку, потребовал "усилить воспитательную работу" среди
технического коллектива, прибывшего в Девичью поляну. Речь шла о Тимке.
Помимо всего прочего, Буровлев обвинял его в нетактичном поведении,
касающемся некоторых обитательниц Девичьей поляны. По его словам. Бабкин
буквально не давал проходу Стеше. Вадим не верил этому, но все же обещал
поговорить с другом. Тимка - он скрытный. Разве от него чего-нибудь
добьешься?
  "А вдруг примут мой проект? - подумал Багрецов и сразу же выбросил из
головы историю с Тимофеем. - Начнутся работы, и вдруг в самом разгаре
строительства нам придется уезжать. До чего ж обидно!"
  Вадиму вспомнилось, что Васютин после того, как техник принес ему чертежи,
сам пересчитал и выверил все варианты. Тогда это даже показалось обидным
Багрецову. Сколько времени он потратил на повторение алгебры, на расчеты, а
тут Никифором Карповичем за два часа все было сделано:
  Петухи как бы старались перекричать друг друга. Это не было тихим и
мелодичным кукареканием, утренней перекличкой, когда то в одном, то в другом
конце деревни раздается тонкий голосок - вежливое напоминание о времени:
Нет, в это раннее утро петухи просто бессовестно разорались. Разве при таком
концерте уснешь?
  Багрецов завернулся с головой в одеяло в забился в сено. Но даже и сквозь
эту, казалось бы, "абсолютную звуковую изоляцию" слышались горластые голоса.
Вадим отбросил одеяло, выплюнул попавшую в рот травинку и больше уже не
пытался уснуть.
  "То ли дело техника, - подумал он, морщась от особенно пронзительного
крика петуха. - Повернешь рычажок на будильнике - и скова спи. А тут для
того, чтобы они замолчали, нужно всем этим горластым головы свертывать: До
чего же несовершенные будильники!.. Хорошо Тимке, он счастливый! Его не
разбудит и тысяча петухов, даже если их всех запереть вместе с ним в сарае!
Лежит себе, похрапывает: плевать ему на то, что я глаз не сомкнул, думал
этой ночью о проекте, а также и о своем легкомысленном товарище.
Удивительное спокойствие".
  Однако Багрецов ошибался. Бабкин, так же как и его беспокойный Друг, не
мог уснуть этой ночью. Лежал, слегка посапывал, притворяясь спящим, чтобы
Димка не донимал его разговорами. У него были свои думы и свои заботы.
Конечно, Тимофей беспокоился за Багрецова - как никак он его друг. Кроме
того, если Димка провалится, то тем самым будет задета и честь Бабкина и
честь института, несмотря на то, что доклад молодого техника не имел прямого
отношения к институтским работам.
  А еще Бабкин думал и о своем выступлении: ему оно казалось не менее
сложным, чем Димкино. "Говорун я не очень подходящий, - размышлял Тимофей. -
А то бы я показал здешним ребятам, как надо ценить настоящие таланты. Может
быть, на самом деле когда-нибудь будут бродить по полям необыкновенные
тракторы изобретателя Тетеркина?.."
  Сквозь сомкнутые веки видит Бабкин чудесную машину. Залитая солнцем,
ползет она по целине. Блестящие хромированные буквы горят на радиаторе -
"ТАТ". Это значит - "Трактор-автомат Тетеркина".
  "Везет же людям, - с грустью подумал Тимофей. - Вполне подходящими буквами
могли быть и другие: Ну, скажем: "ТАБ". Впрочем, скорее так называлась бы
машина Багрецова, а не Бабкина. Димка, вот кто настоящий изобретатель!
Здорово все-таки он придумал бассейн с гидротурбиной: Что бы мне такое
сделать? Может, и вправду заняться автоматикой бокового смещения, которая не
получается у Тетеркина?" Ему начали представляться шестеренки,
поворачивающиеся в разные стороны, попеременно выключающиеся гусеницы,
щелкающие реле, реле с выдержкой времени: втягивающиеся сердечники
соленоидов: Все было перед глазами, словно он водил рейсфедером, закапчивая
чертеж.
  Нет, ничего путного не приходило в голову. А Бабкину очень хотелось помочь
изобретателю не только своим выступлением на собрании, но и совершенно
конкретно - конструктивным решением недостающего звена. Тимофей злился,
хотелось спать, а решение так и не приходило.
  Бабкин осторожно, чтобы не разбудить товарища, перевернулся на другой бок.
Он почувствовал, как острый сучок впился в тело. "Пожалуй, на нем не
заснешь". Лежать было неудобно, и Тимофей вспомнил какого-то бодрствующего
рыцаря из книжки, который, чтобы не уснуть, поставил себе у подбородка шпагу
острием вверх. Как голова опустится, так он и наколется. Но: сучок не шпага.
Боль притупилась, и Тимофей опять стал дремать.
  Уже никакие шестеренки в голову не лезли, а снился ему рыцарь, похожий на
Дон-Кихота: Потом он вдруг превратился в Димку, и все исчезло:
  Тимофей снова отогнал сон и невольно пожалел, что под ним лежит безобидный
сучок, а не грабли.
  Опять он думал о боковом смещении, и опять ничего не получалось. Одна
ошибка тащила за собой другую:
  Трактор снова ходил по полю, но уже не настоящий, а сказочный, похожий на
расписной пряник. Блестели буквы на радиаторе, рисованные славянской вязью.
Тимофей пригляделся: "ТАТиБ". Совсем непонятно. Но вдруг все прояснилось.
"Трактор-автомат Тетеркина и Бабкина", - прочел он дрожащую радужную надпись
над радиатором.
  Сон мгновенно исчез. Так обрывается лента в кино. Тимофей вскочил и
фыркнул, как рассерженный кот. Перед ним стоял улыбающийся Димка и завязывал
галстук. Не глядя на него, Бабкин побежал умываться.
  "Приснится же такая чушь! - еще не остыв от волнения, размышлял он, стоя
возле рукомойника. - Жалкое тщеславие! Хорошо, что только во сне". Он не
спеша намылил лицо и снова задумался.
  "Как же мне сегодня говорить об этом? Как сказать, что я хочу работать
вместе с механиком? Нет, этого не нужно делать. Тетеркин не должен
догадываться, что я особенно заинтересован в его делах:"
  Едкая мыльная пена пробиралась в глаза, но Тимофей будто и не замечал
этого. Только сейчас он почувствовал, какую сложную задачу взял на себя.
"Тетеркин обидчив, Ольг