казался угрюмым, но это была задумчивость: он обдумывал  про  себя
какое-то решение, ранее принятое и послужившее причиной этого визита,  ибо
сейчас им вновь овладело  сомнение.  Я  чувствовал  это  по  его  взглядам
исподтишка. У меня было впечатление, что он ненавидит меня -  за  то,  что
хочет, что вынужден мне сказать.
     - Я сделал  открытие,  -  бросил  он  внезапно  охрипшим  голосом.  -
Изобретение. Такого еще не было. Никогда. Вы не обязаны мне верить.  Я  не
верю никому, значит, нет нужды, чтобы мне кто-либо верил. Достаточно будет
фактов. Я докажу вам это. Все. Но... я еще не совсем...
     - Вы опасаетесь?  -  подсказал  я  благожелательным  и  успокаивающим
тоном. Ведь это же все сумасбродные дети, безумные, гениальные дети -  эти
люди. - Вы боитесь кражи, обмана, да? Можете  быть  спокойны.  Стены  этой
комнаты видели и слышали об изобретениях...
     - Но не о таком!!! - решительно вскричал он, и в его голосе и  блеске
глаз на мгновение проступила невообразимая гордость. Можно было  подумать,
что он - творец вселенной. Дайте мне какие-нибудь ножницы, -  произнес  он
хмуро, в новом приливе угнетенности.
     Я подал ему лежавший на столе нож для разрезания бумаги. Он перерезал
резкими и размашистыми движениями  бечевку,  разорвал  оберточную  бумагу,
швырнул ее, смятую и мокрую, на пол с намеренной,  пожалуй,  небрежностью,
словно говоря: "можешь вышвырнуть меня, изругав за то, что я  пачкаю  твой
сверкающий паркет, - если у тебя хватит смелости выгнать такого  человека,
как я,  принужденного  так  унижаться!".  Я  увидел  ящик  в  форме  почти
правильного куба, сбитый из  оструганных  досок,  покрытых  черным  лаком;
крышка была только наполовину черная,  наполовину  же  -  зеленая,  и  мне
пришло в голову, что ему не хватило лака одного  цвета.  Ящик  был  заперт
замком с шифром. Мольтерис повернул диск, похожий на телефонный,  заслонил
его рукой и наклонившись так, чтобы я не мог  увидеть  сочетание  цифр,  а
когда замок щелкнул, медленно и осторожно поднял крышку.
     Из деликатности, а также не желая его спугнуть,  я  снова  уселся  на
кресло. Я почувствовал - хоть он этого не показывал, - что  Мольтерис  был
благодарен  мне  за  это.  Во  всяком  случае,  он  как  будто   несколько
успокоился. Засунув руки вглубь ящика, он с огромным усилием - даже щеки и
лоб у него налились кровью -  вытащил  оттуда  большой  черный  аппарат  с
какими-то колпаками, лампами, проводами... Впрочем, я  в  таких  вещах  не
разбираюсь. Держа свой  груз  в  объятиях,  словно  любовницу,  он  бросил
сдавленным голосом:
     - Где... розетка?
     - Там, - я указал ему угол рядом с библиотекой, потому что во  второй
розетке торчал шнур настольной лампы.
     Он приблизился к книжным полкам и с величайшей осторожностью  опустил
тяжелый аппарат на пол.  Затем  размотал  один  из  свернутых  проводов  и
воткнул его в розетку. Присев на корточки у  аппарата,  он  начал  двигать
рукоятки, нажимать на кнопки; вскоре комнату заполнил нежный певучий  гул.
Вдруг на лице Мольтериса изобразился страх; он приблизил глаза к одной  из
ламп, которая, в отличие от других, оставалась темной. Он  слегка  щелкнул
ее пальцами, а увидев, что ничего  не  изменилось,  порывисто  выворачивая
карманы, отыскал отвертку, кусок провода, какие-то металлические щипцы  и,
опустившись перед аппаратом на колени,  принялся  лихорадочно,  хотя  и  с
величайшей осторожностью, копаться в  его  внутренностях.  Ослепшая  лампа
неожиданно заполнилась розовым свечением.  Мольтерис,  который,  казалось,
забыл где находится, с глубоким выдохом удовлетворения сунул инструменты в
карман, встал и сказал совершенно спокойно, так, как говорят "сегодня я ел
хлеб с маслом":
     - Тихий, это - машина времени.
     Я не ответил. Не знаю, отдаете ли вы  себе  отчет  в  том,  насколько
щекотливо и  трудно  было  мое  положение.  Изобретатели  подобного  рода,
которые придумали эликсир вечной жизни, электронный предсказатель будущего
или,  как  в  этом  случае,  машину  времени,  сталкиваются  с  величайшим
недоверием  всех,  кого  пробуют  посвятить  в  свою  тайну.  Психика   их
болезненна, у них много  душевных  царапин,  они  боятся  других  людей  и
одновременно презирают их, ибо знают, что обречены на их  помощь;  понимая
это, я должен был  соблюдать  в  такие  минуты  необычайную  осторожность.
Впрочем, что бы я ни сделал, все было бы плохо  воспринято.  Изобретателя,
который ищет помощи, толкает на это отчаяние, а не надежда, и  ожидает  он
не благожелательности, а насмешек. Впрочем, благожелательность - этому его
научил  опыт  -  является  только  введением,  за  которым,  как  правило,
начинается пренебрежение, скрытое за уговорами, ибо, разумеется,  его  уже
не раз и не два пробовали отговорить от этой идеи. Если б я  сказал:  "Ах,
это необыкновенно,  вы  действительно  изобрели  машину  времени?"  -  он,
возможно, бросился бы на меня с кулаками. То, что я молчал, озадачило его.
     - Да, - сказал  он,  вызывающе  сунув  руки  в  карманы,  это  машина
времени. Машина для путешествий во времени, понимаете?!
     Я кивнул головой, стараясь, чтобы это не выглядело преувеличенно.
     Его натиск разбился о пустоту, он  растерялся  и  мгновенье  стоял  с
весьма неумной миной. Лицо  его  было  даже  не  старым,  просто  усталым,
немыслимо  измученным  -  налитые   кровью   глаза   свидетельствовали   о
бесчисленных бессонных ночах, веки у него были припухшие, щетина,  сбритая
для такого случая, осталась около ушей и под нижней губой, указывая на то,
что брился он быстро и  нетерпеливо,  говорил  об  этом  и  черный  кружок
пластыря на щеке.
     - Вы ведь не физик, а?
     - Нет.
     - Тем лучше. Если б вы были физик, то не поверили бы мне, даже  после
того, что увидите собственными глазами, ибо это, - он показал на  аппарат,
который все еще тихонько мурлыкал, словно дремлющий кот (лампы его бросали
на стену розоватый отблеск), - могло появиться  лишь  после  того,  как  я
начисто отбросил нагромождение идиотизмов,  которые  они  считают  сегодня
физикой. Есть у вас какая-нибудь вещь, с которой вы могли бы без сожаления
расстаться?
     - Может, найду, - ответил я. Что это должно быть?
     - Все равно. Камень, книжка, металлический предмет,  лишь  бы  ничего
радиоактивного. Ни следа радиоактивности, это важно. Это могло бы привести
к катастрофе.
     Он еще продолжал говорить, когда я встал и направился  к  письменному
столу. Как вы знаете, я педант и для любой мелочи у меня  есть  постоянное
место, а уж особое значение придаю я сохранению порядка в библиотеке;  тем
больше поразило меня событие, которое произошло  накануне:  я  работал  за
письменным  столом  с  самого  завтрака,  то  есть  с  раннего  утра,  над
введением, которое доставило мне много  хлопот,  и,  подняв  на  мгновение
голову от разложенных по всему столу бумаг,  заметил  в  углу,  у  книжных
полок темно-малиновую книжку формата in octavo <в  восьмую  долю  -  лат.;
имеется в виду печатный лист>; она лежала на полу, словно  ее  кто-то  там
бросил.
     Я встал и поднял ее. Я  узнал  обложку:  это  был  оттиск  статьи  из
ежеквартального журнала по космической медицине дипломная работа одного из
моих  довольно  далеких  знакомых...  Я  не  понимал,  каким  образом  она
оказалась на полу. Правда, принимаясь за работу, я  был  погружен  в  свои
мысли и не озирался особенно по сторонам, но мог бы поклясться, что  когда
я входил в комнату, на полу у  стены  ничего  не  лежало;  это  немедленно
обратило бы мое внимание. Наконец, я все же счел, что  углубился  в  мысли
более обычного, поэтому на время перестал воспринимать окружающее - и лишь
когда  концентрация  моей  сосредоточенности  уменьшилась,  я  ничего   не
видевшими до тех пор глазами заметил книгу  на  полу.  Иначе  нельзя  было
объяснить этот факт. Я поставил книгу  на  полку  и  забыл  обо  всем,  но
сейчас, после слов пришельца, малиновый корешок этой  совершенно  ненужной
мне работы словно сам полез мне в руки, и я без слова подал ее Мольтерису.
     Он взял ее, взвесил на ладони, даже  не  глядя  на  название,  поднял
черный колпак в центре аппарата и сказал:
     - Пожалуйста, подойдите сюда...
     Я стал  рядом  с  ним.  Он  опустился  на  колени,  покрутил  круглую
рукоятку,  похожую  на  регулятор  громкости  у  радиоприемника,  и  нажал
вогнутую белую кнопку рядом с  ней.  Все  лампы  в  комнате  померкли;  из
розетки, куда  была  вставлена  вилка  провода  от  аппарата,  вылетела  с
характерным пронзительным  треском  голуба  искра,  но  больше  ничего  не
произошло.
     Я подумал, что сейчас  он  пережжет  мне  все  предохранители,  а  он
произнес хрипло:
     - Внимание!
     Мольтерис вложил книгу внутрь аппарата так, что она легла  плашмя,  и
нажал выступавшую сбоку маленькую черную рукоятку. Свет  ламп  снова  стал
прежним, и одновременно с этим темный томик в картонном переплете  на  дне
аппарата потускнел. На долю секунды он стал  прозрачным,  мне  показалось,
что сквозь обложку я вижу бледные контуры страниц  и  сливающиеся  строчки
печатного текста, но в следующий миг книга расплылась, исчезла, и я  видел
лишь пустое, черное оксидированное дно аппарата.
     - Переместилась во времени, - сказал Мольтерис, не глядя на меня.  Он
грузно поднялся с пола. На его лбу  поблескивали  мелкие,  как  булавочные
головки, капельки пота. - Или, если хотите, - омолодилась...
     - На сколько? - спросил я.
     От деловитости этого вопроса его лицо  несколько  посветлело.  Левая,
меньшая, словно высохшая сторона -  она  была  и  немного  темнее,  как  я
заметил вблизи - дрогнула.
     - Примерно на сутки, - ответил он. - Точно я еще не  могу  вычислить.
Впрочем... - Мольтерис вдруг замолк и посмотрел на меня.  -  Вы  тут  были
вчера? - спросил он, не скрывая напряжения, с которым ждал моего ответа.
     -  Был,  -  медленно  произнес  я,  потому  что  пол   словно   начал
проваливаться у меня под ногами. Я понял, и в ошеломлении, не сравнимом ни
с чем, кроме ощущений, которые испытываешь в невероятном  сне,  сопоставил
два факта: вчерашнее, такое необъяснимое появление книги точно в  этом  же
месте, у стены - и теперешний эксперимент.
     Я сказал ему об этом. Он не просиял, как можно  было  бы  ожидать,  а
лишь молча вытер несколько раз лоб  платком;  я  заметил,  что  он  сильно
вспотел и немного побледнел. Я придвинул ему стул, сел и сам.
     - Может, вы скажете мне теперь, чего от меня  хотите?  -  спросил  я,
когда он несколько успокоился.
     - Помощи, - пробормотал он. - Поддержки... нет, не  милостыни.  Пусть
это будет... пусть это называется авансом за участие в  будущих  прибылях.
Машина времени... вы, вероятно, сами понимаете... - Он не окончил.
     - Да, - отвечал я. - Полагаю, что  вам  нужна  довольно  значительная
сумма?
     - Весьма  значительная.  Видите  ли,  речь  идет  о  больших  запасах
энергии, кроме того, временной прицел, - чтобы перемещаемое тело  достигло
точно того момента, в который мы  желаем  его  поместить,  -  требует  еще
длительного труда.
     - Сколько на это нужно времени? - поинтересовался я.
     - По меньшей мере год...
     - Хорошо, - сказал я. - Понятно. Только, видите ли, я должен  был  бы
обратиться за помощью... к третьим лицам. Попросту говоря - к финансистам.
Думаю, вы ничего не будете иметь против...
     - Нет... разумеется, нет, - сказал он.
     - Хорошо. Я открою перед вами карты. Большинство людей на моем  месте
после того, что вы показали, предположило бы, что имеет дело с  трюком,  с
ловким мошенничеством. Но я вам верю. Верю вам и  сделаю,  что  смогу.  На
это, конечно, мне понадобится время. В настоящий момент  я  весьма  занят,
кроме того, мне придется обратиться за советом...
     - К физикам?  -  вырвалось  у  него.  Он  слушал  меня  с  величайшим
вниманием.
     - Нет, зачем же? Я вижу, что у вас  это  больное  место,  пожалуйста,
ничего не рассказывайте, я ни о чем не  спрашиваю.  Совет  нужен  мне  для
того, чтобы выбрать наиболее подходящих людей, которые были бы готовы...
     Я запнулся. И у него, наверное, в этот момент мелькнула та же  мысль,
что и у меня, глаза его заблестели.
     - Тихий, - сказал он, -  вам  не  нужно  обращаться  к  кому-либо  за
советом... Я сам скажу вам, к кому обратиться...
     - С помощью своей машины, да? - бросил я.
     Он торжествующе усмехнулся.
     - Конечно! Как мне это раньше не пришло в голову... ну и осел же я...
     - А вы уже путешествовали во времени? - спросил я.
     - Нет. Машина действует лишь недавно, с прошлой пятницы...  Я  послал
только кота...
     - Кота? И что ж он, вернулся?
     - Нет. Переместился в будущее - примерно на пять лет,  шкала  времени
еще неточна. Чтобы точно определить момент  остановки  во  времени,  нужно
встроить дифференциатор, который бы координировал  завихряющиеся  поля.  А
пока десинхронизация, вызванная квантовым эффектом туннелирования...
     - К сожалению, я абсолютно не понимаю того,  о  чем  вы  говорите,  -
сказал я. - Но почему вы сами не попробовали?
     Мне показалось это  странным,  чтобы  не  сказать  больше.  Мольтерис
смутился.
     - Я намеревался, но... знаете... Я...  мой  хозяин  выключил  у  меня
электричество... в воскресенье...
     Его лицо, вернее  нормальная  правая  половина,  покрылась  пурпурным
румянцем.
     - Я  задолжал  за  квартиру,  и  поэтому...  -  бормотал  он.  -  Но,
естественно... сейчас... Да, вы правы. Я это - сейчас.  Стану  вот  здесь,
видите? Приведу аппарат в действие и...  окажусь  в  будущем.  Узнаю,  кто
финансировал мое предприятие - узнаю фамилии людей, и благодаря  этому  вы
сможете сразу же, без промедления...
     Говоря это он раздвигал в  стороны  перегородки,  делящие  внутреннее
пространство аппарата на части.
     - Подождите, - остановил я его, - нет, так  не  пойдет.  Ведь  вы  не
сможете вернуться, если аппарат останется здесь, у меня.
     Мольтерис улыбнулся.
     - О, нет, - сказал он. - Я буду путешествовать во  времени  вместе  с
аппаратом. Это возможно - у него есть два  варианта  регулировки.  Видите,
вот тут вариометр. Если я перемещаю какой-либо предмет во времени и  хочу,
чтобы  аппарат  остался,  то  концентрирую  поле   здесь,   на   небольшом
пространстве под клапаном. Но если я сам хочу переместиться во времени, то
расширяю поле, чтобы оно охватило весь аппарат. Только потребление энергии
будет при этом больше. У вас предохранители многоамперные?
     - Не знаю, - ответил я, - боюсь, однако, что  они  не  выдержат.  Уже
раньше, когда вы пересылали книгу, свет мерк.
     - Пустяки, - сказал он, - я сменю  предохранители  на  более  мощные,
если вы, конечно, разрешите...
     - Пожалуйста.
     Он принялся за дело. В его  карманах  была  целая  электротехническая
мастерская. Через десять минут все было готово.
     - Я отправлюсь, - заявил он,  вернувшись  в  комнату.  -  Думаю,  что
должен передвинуться минимум на тридцать лет вперед.
     - Так много? Зачем? - спросил я. Мы стояли перед черным аппаратом.
     - Через несколько лет об  этом  будут  знать  только  специалисты,  -
отвечал он, - а спустя четверть века каждый ребенок. Этому станут учить  в
школе, и имена людей, которые помогли осуществлению дела, я смогу узнать у
первого встречного.
     Он бледно усмехнулся, тряхнул головой и вошел внутрь аппарата.
     - Свет померкнет, - сказал  он,  -  но  это  пустяки.  Предохранители
наверняка  выдержат.  Зато...   с  возвращением   могут   быть   кое-какие
трудности...
     - Какие же?
     Он быстро взглянул на меня.
     - Вы никогда меня здесь не видели?
     - Что вы имеете в виду? - Я его не понимал.
     - Ну... вчера или неделю назад, месяц... или  даже  год  назад...  Вы
меня не видели? Здесь, в этом углу, не появлялся внезапно человек, стоящий
обеими ногами в таком аппарате?
     - А! - вскричал я. -  Понимаю...  Вы  опасаетесь,  что,  возвращаясь,
можете передвинуться во времени не  к  этому  моменту,  а  минуете  его  и
появитесь где-то в прошлом, да? Нет, я никогда вас  не  видел.  Правда,  я
возвратился из путешествия девять месяцев назад; до этого дом был пуст...
     - Минуточку... - произнес он и глубоко задумался. - Сам  не  знаю,  -
сказал он, наконец. - Ведь если б я здесь когда-то был,  -  скажем,  когда
дом, как вы сказали, был пуст, то я ведь должен  был  помнить  об  этом  -
разве нет?
     - Вовсе нет, - быстро ответил я, - это  парадокс  петли  времени,  вы
были тогда где-то в другом месте и делали что-то  другое,  -  вы  из  того
времени; а не желая попасть в то  прошлое  время,  вы  можете  сейчас,  из
настоящего времени...
     - Ну, - сказал он, - в конце концов это не так уж и важно. Если  даже
я отодвинусь слишком далеко назад, то сделаю поправку. В  крайнем  случае,
дело немного затянется. В конце концов это первый опыт... Я  прошу  у  вас
терпения...
     Он наклонился и нажал первую кнопку. Свет  сразу  потускнел;  аппарат
издал слабый высокий звук, как  стеклянная  палочка  от  удара.  Мольтерис
поднял руку прощальным жестом, а другой рукой коснулся черной  рукоятки  и
выпрямился. В этот момент лампы снова вспыхнули с прежней  яркостью,  и  я
увидел,  как  его  фигура  меняется.  Одежда   его   потемнела   и   стала
расплываться, но я  не  обращал  на  это  внимание,  пораженный  тем,  что
происходило  с  ним  самим;  становясь  прозрачными,  его  черные   волосы
одновременно белели, его фигура и расплывалась, и в то же время ссыхалась,
так что когда он исчез у меня из глаз вместе  с  аппаратом  и  я  оказался
перед пустым углом в  комнате,  пустым  полом  и  белой,  нагой  стеной  с
розеткой, в которой не было  вилки,  когда,  говорю,  я  остался  один,  с
открытым ртом, с горлом, в котором застрял крик ужаса, перед  моим  взором
все еще длилось это ужасное превращение: ибо он, исчезая в потоке времени,
старел с головокружительной быстротой - должно быть, прожил десятки лет  в
долю секунды! Я подошел на трясущихся  ногах  к  креслу,  передвинул  его,
чтобы лучше видеть пустынный, ярко освещенный угол, уселся и стал ждать. Я
ждал всю ночь, до утра.
     Господа, с тех пор прошло семь лет. Думаю,  что  он  уже  никогда  не
вернется, ибо, поглощенный своей идеей, он забыл об одном  очень  простом,
прямо-таки элементарном обстоятельстве, которое, не знаю уж  почему  -  по
незнанию или по  недобросовестности,  обходят  все  авторы  фантастических
гипотез. Ведь если путешественник во времени передвинется на двадцать  лет
вперед, он должен стать на столько же лет  старше  -  как  же  может  быть
иначе? Они представляли себе это таким  образом,  что  настоящее  человека
может быть перенесено в  будущее,  и  его  часы  станут  показывать  время
отлета, в то время как все часы вокруг показывают время будущего. Но  это,
разумеется, невозможно. Для этого он должен был бы выйти из  времени,  вне
его как-то добираться к будущему, а найдя желаемый момент, войти в него...
извне... Словно существует нечто, находящееся вне времени.  Но  ни  такого
места, ни такой дороги нет, и  несчастный  Мольтерис  собственными  руками
пустил в ход машину, которая убила его старостью, ничем иным, и когда  она
остановилась там, в избранной точке будущего, в  ней  находился  лишь  его
поседевший скорченный труп.
     А  теперь,  господа,  самое  страшное.  Машина  остановилась  там,  в
будущем, а этот дом вместе с квартирой, с этой  комнатой  и  пустым  углом
тоже ведь  движется  во  времени  -  но  единственным  доступным  для  нас
способом, - пока не доберется в конце концов  до  той  минуты,  в  которой
остановилась машина, и тогда она появится там, в этом белом углу, а вместе
с ней - Мольтерис... то, что от  него  осталось...  И  это  совершенно  не
подлежит сомнению.


                              Станислав ЛЕМ

                    ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ИЙОНА ТИХОГО: II


     Лет шесть назад, по во