которому предстояло рекомендовать нас, не был, как я
уже  догадался,  сведущ  в  земных делах,  и  при  мысли  о  том,  что  от
выступления существа столь невежественного зависит, быть или не  быть  нам
на  галактическом форуме, у меня, по правде сказать, перехватило  дыхание.
Вот  невезенье, думал я, и надо же было как раз сейчас отозвать настоящего
специалиста-землиста!
     -   Мы   верим   во  всеобщее  братство,  в  превосходство   мира   и
сотрудничества  над ненавистью и войнами, считаем, что  мерой  всех  вещей
должен быть человек...
     Он положил тяжелый присосок мне на колено.
     -  Ну,  почему же именно человек? Впрочем, оставим это. Ваш  перечень
состоит из одних отрицаний - отсутствие войн, отсутствие ненависти... Ради
Галактики! У вас что, нет никаких положительных идеалов?
     Мне было невыносимо душно.
     - Мы верим в прогресс, в лучшее будущее, в могущество науки...
     -  Ну,  наконец-то! - воскликнул он. - Так, наука... это хорошо,  это
мне пригодится. На какие науки вы расходуете больше всего?
     - На физику, - ответил я. - Исследования в области атомной энергии.
     -  Это  я  уже  слышал.  Знаете что? Вы только молчите.  Я  сам  этим
займусь.  Выступлю, и все такое. Положитесь во всем на меня. Ну, в  добрый
час!
     Машина  остановилась у здания. Голова у меня кружилась, перед глазами
плыло;  меня  вели  хрустальными коридорами, какие-то  невидимые  преграды
раздвигались  с мелодическим вздохом, я мчался вниз, вверх и  опять  вниз,
тарраканин  стоял рядом, огромный, молчаливый, в складках  металла;  вдруг
все замерло; стекловидный пузырь раздулся передо мной и лопнул. Я стоял на
нижнем  ярусе  зала  Генеральной Ассамблеи.  Девственно  белый  амфитеатр,
отливая  серебром, расширялся воронкой и уходил вверх полукружьями скамей;
далекие, крошечные фигурки делегатов расцвечивали белизну спиральных рядов
изумрудом, золотом, пурпуром, вспыхивали мириадами таинственных искр. Я не
сразу  смог  отличить  глаза от орденов, конечности  от  их  искусственных
продолжений, я видел только, что они оживленно жестикулируют,  пододвигают
к себе кипы документов, разложенных на белоснежных пюпитрах, и еще - какие-
то черные, сверкающие как антрацит таблички; а напротив меня, в нескольких
десятках  шагов,  обнесенный справа и слева стенами  электрических  машин,
восседал  на  возвышении  перед целой рощицей микрофонов  председатель.  В
воздухе  носились обрывки бесед на тысяче языков сразу,  и  диапазон  этих
звездных  наречий простирался от самых низких басов до птичьего щебета.  С
таким  чувством, словно пол подо мною проваливается, я одернул свой  фрак.
Раздался  протяжный, нескончаемый звук - это председатель включил  машину,
которая  молотком  ударила  по пластине из чистого  золота.  Металлическая
вибрация ввинтилась в самые уши. Тарраканин, возвышаясь надо мной, показал
мне  наши  места, голос председателя поплыл из невидимых мегафонов,  а  я,
прежде чем сесть перед табличкой с названием родной планеты, обвел глазами
ряды,  все выше и выше, в поисках хотя бы одной братской души, хоть одного
человекообразного  существа, - впустую. Огромные клубни  приятных,  теплых
тонов;   завитушки  какого-то  смородинового  желе;  мясистые  плодоножки,
опершиеся  на  пюпитры; обличья темно-коричневые, как хорошо  заправленный
паштет, или светлые, как рисовая запеканка; присоски, прищупки, вцеплялки,
держащие судьбы звезд, ближних и дальних, проплывали передо мной словно  в
замедленной  съемке, в них не было ничего кошмарного,  ничего  вызывающего
отвращение,  вопреки всему, что думали мы на Земле,  словно  это  были  не
звездные чудища, а творения ваятеля-абстракциониста или кулинара с  буйной
фантазией...
     - Пункт восемьдесят второй, - прошипел мне на ухо тарраканин и сел.
     Сел и я. Надел наушники, лежавшие на пюпитре, и услышал:
     - Как отмечается в протоколе специальной подкомиссии ООП, устройства,
которые, согласно договору, ратифицированному этим высоким собранием, были
поставлены,  с  точным  соблюдением  всех  пунктов  означенного  договора,
Альтаирским  Содружеством  Шестерному Объединению  Фомальгаута,  проявляют
свойства,  не  могущие  быть  результатом  незначительных  отклонений   от
технологических   требований,  апробированных  высокими  договаривающимися
сторонами.   Хотя,  как  справедливо  отметило  Альтаирское   Содружество,
договором  о  платежах  между обеими высокими договаривающимися  сторонами
нами предусматривалось, что произведенные Альтаиром просеиватели излучения
и планеторедукторы будут наделены способностью к воспроизводству машинного
потомства,  однако означенная потенция должна была проявляться,  сообразно
принятой   во   всей  Федерации  инженерной  этике,  в  виде   сингулярного
почкования,  без  использования для этой цели программ с  противоположными
знаками,  что, к сожалению, как раз и произошло. Такая полярность программ
привела  к  нарастанию любострастных антагонизмов в главных энергетических
блоках  Фомальгаута,  что,  в  свою очередь, стало  причиной  оскорбляющих
общественную   нравственность   сцен  и  крупных   материальных   убытков.
Изготовленные  поставщиком агрегаты, вместо того чтобы целиком  отдаваться
труду, для которого они предназначены, часть рабочего времени отводили  на
процедуры размножения, причем их неустанная беготня со штепселями, имеющая
целью акт воспроизводства, повлекла за собой нарушение Панундских Статутов
и  вызвала к жизни феномен машинографического пика, причем вина за оба эти
достойных  сожаления  факта  лежит на ответчике.  В  силу  вышеизложенного
настоящим постановлением задолженность Фомальгаута аннулируется.
     Я  снял наушники - голова разболелась вконец. Черт бы побрал машинное
оскорбление  общественной  нравственности,  Альтаир,  Фомальгаут   и   все
остальное!  Я  был по горло сыт ООП, еще не став ее членом. Мне  сделалось
нехорошо.  Зачем  я послушался профессора Тарантогу? Зачем  я  принял  эту
ужасную  должность, вынуждающую меня сгорать со стыда за чужие  грехи?  Не
лучше ли было бы...
     Меня как будто прошило током - на огромном табло загорелись цифры 83,
и  тут же я почувствовал энергичный рывок. Это мой тарраканин, вскочив  на
присоски, а может, щупальца, потянул меня за собой. Юпитеры, плавающие под
сводами  зала,  обрушили  на нас поток голубого  света,  лучистое  сияние,
казалось,  просвечивало  меня насквозь. Я машинально  сжимал  в  руке  уже
совершенно  размякший рулон верительных грамот; чуть ли  не  в  самом  ухе
раздавался   мощный  бас  тарраканина,  гремевшего  с   воодушевлением   и
непринужденностью на весь амфитеатр, но слова доходили до  меня  урывками,
как брюзги шторма до смельчака, склонившегося над волнорезом.
     -  ...Изумительная  Зимья  (он даже не  мог  как  следует  выговорить
название моей родины!)... великолепное человечество... прибывший сюда  его
выдающийся  представитель... изящные, миловидные млекопитающие...  атомная
энергия,  с  редкостной виртуозностью освобожденная их верхними лапками...
молодая,   динамичная,   одухотворенная  культура...   глубокая   вера   в
плюцимолию, хотя и не лишенная амфибрунтов (он явно путал нас с кем-то)...
преданные делу единства космонаций... в надежде, что принятие их в ряды...
завершая   период   эмбрионального  социального  прозябания...   одинокие,
затерянные   на   своей  галактической  периферии...   выросли   смело   и
самостоятельно, и достойны...
     "Пока что, несмотря ни на что, неплохо, - подумал я. - Он нас хвалит,
все как будто в порядке... но что это?"
     -  Конечно,  их  парность...  их жесткий каркас...  следует,  однако,
понять...  в  этом Высоком Собрании имеют право на представительство  даже
отклонения  от  нормы... никакая аберрация не позорна... тяжелые  условия,
сформировавшие их... водянистость, даже соленая, не может, не должна стать
помехой...  с  нашей помощью они когда-нибудь изживут свой  кошма...  свой
нынешний  облик,  который  это  Высокое  Собрание,  со  свойственным   ему
великодушием,  оставит  без  внимания...  поэтому  от  имени  тарраканской
делегации   и  Союза  Звезд  Бетельгейзе  вношу  предложение  о   принятии
человечества  с  планеты Зумья в ряды ООП и предоставлении присутствующему
здесь  благородному  зумьянину полных прав делегата, аккредитованного  при
Организации Объединенных Планет. Я кончил.
     Раздался  оглушительный шум, прерываемый загадочными посвистываниями;
рукоплесканий не было, да и не могло быть за отсутствием рук;  удар  гонга
оборвал этот гомон, и я услышал голос председателя:
     -  Желает  ли какая-либо из высоких делегаций выступить по вопросу  о
кандидатуре человечества с планеты Зимья?
     Тарраканин, сияющий и, как видно, весьма довольный собой, увлек  меня
на  скамью. Я сел, глухо бормоча слова благодарности, и тут же два бледно-
зеленых луча выстрелили из разных точек амфитеатра.
     -  Слово имеет представитель Тубана! - произнес председатель.  Что-то
встало.
     - Высокий Совет! - услышал я далекий, пронзительный голос, похожий на
скрежет разрезаемой жести; но вскоре я перестал замечать его тембр.  -  Из
уст  пульпитора  Воретекса мы услышали теплый отзыв о  доселе  неизвестном
Собранию  племени с далекой планеты. Весьма сожалею, что внезапный  отъезд
сульпитора  Экстревора  не  позволил нам полней ознакомиться  с  историей,
обычаями  и природой этого племени, в судьбе которого Тарракания принимает
столь живое участие. Не будучи специалистом по космической монстрологии, я
все  же  в  меру своих скромных сил попытаюсь дополнить то, что  мы  имели
удовольствие  услышать.  Прежде всего отмечу,  просто  ради  порядка,  что
родная планета так называемого человечества зовется не Зимьей, Зумьей  или
Зымьей,  как  - разумеется, не по незнанию, а лишь в ораторском  задоре  и
угаре,-  говорил  мой  почтенный коллега. Это,  конечно,  малосущественная
подробность.  Однако и термин "человечество", принятый им, взят  из  языка
племени  Земли  (именно  так звучит настоящее название  этой  заброшенной,
провинциальной планеты), тогда как наша наука определяет землян  несколько
по-иному.  Надеюсь,  что  не утомлю это Высокое Собрание,  зачитав  полное
наименование   и   классификацию  вида,  членство  которого   в   ООП   мы
рассматриваем;  я воспользуюсь трудом выдающихся специалистов,  а  именно:
"Галактической монстрологией" Граммплюсса и Гзеемса.
     Он раскрыл перед собой огромную книжищу там, где была закладка.
     -  "В соответствий с общепринятой систематикой, встречающиеся в нашей
Галактике аномальные формы составляют тип Aberrantia (извращенцы), который
делится   на   подтипы:   Debilitales  (кретиноиды)  и   Antisapientinales
(противоразумники).   К   этому  последнему   подтипу   относятся   классы
Canaliacaea (мерзантропы) и Necroludentia (трупоглумы). Среди трупоглумов,
в    свою    очередь,   различается   отряд   Patricidiaceae   (отцегубы),
Matriphagideae   (мамоеды)  и  Lasciviaceae  (омерзенцы,  или   блуднецы).
Омерзенцы,  формы  уже крайне выродившиеся, подразделяются  на  Cretininae
(тупонцы,  в  частности,  Cadaverium Mordans,  или  трупогрыз-межеумок)  и
Horrorissimae  (квазиморды,  классическим  представителем  которых   может
служить  обалдон-выпрямленец,  Idiontus  Erectus  Gzeemsi).  Некоторые  из
квазиморд образуют собственные квазикультуры; сюда относятся, в частности,
такие  виды,  как Anophilus Belligerens, или задолюб-кромешник,  именующий
себя Genius Pulcherrimus Mundanus - красивец-гениалец вселенчатый, а также
редкостный  экземпляр  с почти лысым телом, наблюдавшийся  Граммплюссом  в
самом  темном закоулке нашей Галактики, - Monstroteratum Furiosum (тошняк-
полоумник), называющий себя Homo Sapiens.
     Зал загудел. Председатель привел в действие молоточную машину.
     - Ну, держитесь! - прошипел мне тарраканин. Я не видел его, то ли из-
за  блеска  юпитеров, то ли из-за пота, застившего глаза.  Слабая  надежда
затеплилась   во   мне,  когда  кто-то  потребовал   слова   для   справки
представившись  членом делегации Водолея, астрозоологом,  оратор  принялся
возражать  тубанцу  - увы, лишь постольку, поскольку,  будучи  сторонником
школы  профессора Гагранапса, считал предложенную классификацию  неточной;
он,  вслед  за  своим  учителем,  выделял особый  отряд  Degeneratores,  к
которому   принадлежат  пережраки,  недожраки,  трупощипы  и   мертвомилы;
определение "Monstroteratus" применительно к человеку он считал  неверным;
дескать,  следовало  предпочесть терминологию водолейской  школы,  которая
последовательно   использует   термин   суррогад   чудоюдный   (Artefactum
Abhorrens). После краткого обмена мнениями тубанец продолжил:
     - Многоуважаемый представитель Тарракании, рекомендуя нам кандидатуру
так  называемого  человека разумного, или, если  быть  точным,  полоумника
чудоюдного,  типичного  представителя трупомилов,  не  решился  употребить
слово  "белок",  как  видно,  считая  его  непристойным.  Бесспорно,   оно
пробуждает  ассоциации, распространяться о которых не позволяет  приличие.
Правда,  ДАЖЕ  такой  телесный материал - факт сам по  себе  не  позорный.
(Возгласы:  "Слушайте! Слушайте!") Не в белке дело! И не в назывании  себя
человеком  разумным, пусть даже в действительности ты всего лишь трупомил-
недоумок. Это, в конце концов, слабость, которую можно объяснить - хотя  и
не извинить - самолюбием. Не в этом, однако, дело, Высокий Совет!
     Мое  сознание  отключалось,  словно у  обморочного,  выхватывая  лишь
обрывки речи.
     -  Даже плотоядность не может вменяться в вину, раз уж она возникла в
ходе  естественной эволюции! Но различия между так называемым человеком  и
его  сородичами-животными почти совершенно отсутствуют! И подобно тому как
БОЛЕЕ ВЫСОКИЙ рост еще не дает права пожирать тех, кто ростом ПОНИЖЕ,  так
и  несколько  БОЛЕЕ  ВЫСОКИЙ разум отнюдь не дает  права  ни  убивать,  ни
пожирать  тех,  кто ЧУТЬ НИЖЕ умственно, а если уж кто-то иначе  не  может
(возгласы:  "Может!  Может! Пускай ест шпинат!"), если  он,  повторяю,  НЕ
МОЖЕТ  иначе, по причине трагического наследственного увечья, то пусть  бы
уж  поглощал  свои  окровавленные жертвы в тревоге и  в  тайне,  забившись
подальше  в  норы  и  самые  темные закоулки пещер,  терзаясь  угрызениями
совести и надеясь когда-нибудь избавиться от бремени непрестанных убийств.
Увы,   не  так  поступает  тошняк-полоумник!  Он  над  бренными  останками
глумится,  он  их  режет,  кромсает, полосует, поджаривает  и  лишь  потом
поглощает в публичных кормилищах и пожиральнях, глядя на пляски обнаженных
самок  своего  вида и тем самым разжигая в себе аппетит на  мертвечину;  а
мысль  о  том, чтобы покончить с этим галактически нестерпимым  положением
дел, даже не приходит в его полужидкую голову! Напротив, он насочинял  для
себя  множество  высших резонов, которые, размещаясь между  его  желудком,
этой гробницей бесчисленных жертв, и бесконечностью, позволяют ему убивать
с  высоко поднятой головой. Больше я не буду говорить о занятиях и  нравах
так  называемого человека разумного, дабы не отнимать у Высокого  Собрания
драгоценное  время.  Среди его предков один подавал кое-какие  надежды.  Я
говорю  о  homo  neanderthalensis, человеке неандертальском.  От  человека
теперешнего  он  отличался большим объемом черепа,  а  значит,  и  большим
мозгом, то есть разумом. Собиратель грибов, склонный к медитации, любитель
искусств,  добродушный,  спокойный, он, несомненно,  заслуживал  бы  того,
чтобы  его  членство  сегодня рассматривалось в этой Высокой  Организации.
Увы, его уже нет в живых. Может быть, делегат Земли будет столь любезен  и
скажет   нам,   что  случилось  с  неандертальцем,  таким   культурным   и
симпатичным? Он молчит... Что ж, я скажу за него: неандерталец был начисто
истреблен,  стерт  с  лица Земли так называемым  homo  sapiens.  А  земные
ученые,  как  будто им мало было позора братоубийства, принялись  очернять
убиенного,   объявив   носителями  высшего  разума   себя,   а   не   его,
большемозгого!  И  вот  среди  нас,  в  этом  почтенном   зале,   в   этих
величественных  стенах,  мы  видим представителя  трупоедов,  искусного  в
изобретении    кровавых   забав,   многоопытного   конструктора    средств
истребления,  вид которого вызывает смех и ужас, которые мы едва  способны
сдержать;  там, на девственно белой доселе скамье, мы видим  существо,  не
обладающее  даже отвагой обычного уголовника, ибо свою карьеру, отмеченную
следами   убийств,  он  маскирует  все  новыми  красивыми  наименованиями,
истинное,   страшное   значение  которых  ясно   любому   беспристрастному
исследователю звездных рас. Да, да, Высокий Совет...
     Хотя  из  его двухчасовой речи я улавливал лишь разрозненные обрывки,
этого хватало с лихвой. Тубанец рисовал образ чудовищ, купающихся в крови,
и  делал  это  не торопясь, методично, поминутно раскрывая разложенные  на
пюпитре  ученые книги, анналы, хроники, а потом с грохотом  бросая  их  на
пол,  словно охваченный внезапной гадливостью, словно даже сами  страницы,
повествующие  о  нас,  были запачканы кровью жертв.  Затем  он  взялся  за
историю  уже  цивилизованного человека; рассказывал о  резнях,  избиениях,
войнах,  крестовых походах, массовых человекоубийствах,  демонстрировал  с
помощью  цветных таблиц и эпидиаскопа технологию преступлений,  древние  и
средневековые  пытки;  а  когда  дошел до новейшего  времени,  шестнадцать
служителей  подкатили  к  нему  на  прогибавшихся  тележках  кипы   нового
фактографического  материала;  тем  временем  другие  служители,   вернее,
санитары ООП оказывали с небольших вертол„тиков первую медицинскую  помощь
теряющим  сознание  слушателям, обходя лишь меня  одного,  в  простодушной
уверенности,  что  уж  мне-то потоп кровавых  известий  о  нашей  культуре
нисколько  не  повредит. И все же где-то на середине этой речи  я,  словно
впадая  в безумие, начал бояться себя самого, как если бы среди окружавших
меня  уродливых,  странных существ я был единственным монстром.  Казалось,
эта  грозная  прокурорская  речь не кончится вовсе,  но  наконец  до  меня
донеслись слова:
     -  А  теперь пусть Высокое Собрание голосует по вопросу о предложении
тарраканской делегации!
     Зал  застыл в гробовом молчании. Вдруг что-то звякнуло рядом со мной.
Это  встал  тарраканин,  решив  отразить хотя  бы  некоторые  обвинения...
несчастный!  Он  погубил меня совершенно, пытаясь заверить  собрание,  что
человечество чтит неандертальцев как своих достойнейших предков,  вымерших
без  всякой посторонней помощи; но тубанец уничтожил его всего лишь  одним
лобовым   вопросом:  эпитет  "неандерталец"  у  землян   -   похвала   или
оскорбление?
     Все  кончено,  проиграно, думал я, и теперь я  поплетусь  обратно  на
Землю,  словно  прогнанная из будки собака, у которой  из  пасти  вытащили
задушенную   птицу;   но  среди  слабого  шороха   зала   раздался   голос
председателя, наклонившегося к микрофону:
     - Слово имеет представитель эриданской делегации.
     Эриданин был маленький, круглый и серебристо-сизый, как клубок тумана
под косыми лучами зимнего солнца.
       -  Я хотел бы узнать, - начал он, - кто будет платить вступительный
взнос  землян?  Они  сами? Ведь сумма немалая - биллион  тонн  платины  не
всякий плательщик осилит!
     Амфитеатр наполнился сердитым гулом.
     -  Вопрос  этот  будет  уместен лишь в случае  положительного  исхода
голосования! - чуть помедлив, сказал председатель.
     -  С  позволения Вашей Галактичности, я осмеливаюсь думать  иначе,  -
возразил эриданин, - и поэтому свой вопрос дополню рядом замечаний, на мой
взгляд  весьма  существенных. Вот здесь передо  мной  труд  прославленного
дорадского  планетографа,  гипердоктора Враграса.  Цитирую:  "Планеты,  на
которых  жизнь  самопроизвольно зародиться не может,  обладают  следующими
особенностями:   а)   катастрофические   изменения   климата