м делают? Да ничего -  просто
обходят  его  подальше.  Обходят, потому что  так  им  удобнее.  Разглыба,
напротив,  не побоялся уйти с головой именно в эту проблему. По мере  того
как  он  накапливал факты, рылся в библиотеках, строил модели,  окруженный
громадами  самых шустрых компьютеров, он все отчетливей видел,  что  здесь
зарыта  собака,  да  еще  какая собака! Сначала  профессор  надеялся,  что
исходное противоречие удастся как-то сгладить, а то и совсем устранить.
     А  оно между тем разрасталось. Все факты говорили о том, что Космос и
впрямь возник из одного атома, но они же говорили о том, что такого  атома
не могло быть. Тут, разумеется, напрашивалась гипотеза Господа Бога, но ее
Разглыба из рассмотрения исключил как слишком уж крайнюю. Помню улыбку,  с
которой  он  говорил мне: "Не стоит сваливать все на Господа Бога.  И  тем
более  это не занятие для астрофизика..." Размышляя так месяцами, Разглыба
наконец  вспомнил  о  прежнем предмете своих занятий.  Спросите,  если  не
верите,  любого  знакомого  физика, и он  подтвердит  вам,  что  некоторые
явления  в  микромире  происходят как бы в кредит.  Скажем,  мезоны  порой
нарушают  законы  сохранения, но нарушают так неслыханно быстро,  что  как
будто  и  вовсе  не  нарушают.  То,  что законами  физики  запрещено,  они
проделывают в мгновение ока и тут же как ни в чем не бывало возвращаются в
рамки  законности.  И  вот, гуляя как-то утром по университетскому  парку,
Разглыба  спросил себя: а что, если Космос повел себя так же, но  в  самом
большом,  вселенском масштабе? Если мезонам позволено выкидывать  подобные
штуки  в  мельчайшую  долю секунды, по сравнению с которой  целая  секунда
кажется  вечностью,  Вселенная, учитывая ее  габариты,  будет  вести  себя
вышеуказанным образом соответственно дольше. Скажем, пятнадцать миллиардов
лет...
     И  вот  она возникла, хотя не могла возникнуть, поскольку не из  чего
было  ей  возникать.  Космос  есть запрещенная  флуктуация.  Это  минутный
фортель, мгновенное отклонение от предписанного образа действий, но только
мгновение  это  -  колоссальных размеров. Вселенная - такое  же  нарушение
законов  физики,  каким в микромире бывает мезон! Чувствуя,  что  разгадка
тайны  близка,  профессор  тотчас  отправился  в  лабораторию  и  проделал
необходимые вычисления, которые шаг за шагом подтвердили его гипотезу. Но,
еще  не  успев  закончить  расчеты,  он начал  догадываться,  что  решение
Космогонической Загадки таит в себе самую грозную опасность, какую  только
можно вообразить.
     А  дело  в  том, что Космос существует в кредит. Вселенная, со  всеми
своими  созвездиями и галактиками, - чудовищная задолженность, грандиозная
закладная,  долговая  расписка, по которой  непременно  придется  платить.
Вселенная  -  это  противоправная ссуда, материально-энергетический  заем;
мнимый ее актив на самом деле есть чистейший пассив. Так что Космос,  этот
Беззаконный Эксцесс, в один прекрасный день лопнет как мыльный пузырь. Как
всякая  аномалия, он канет в то самое Небытие, из которого вдруг появился,
и лишь тогда восстановится нормальный Порядок Вещей!
     То,  что  Космос  так  громаден и что  столько  всего  успело  в  нем
произойти,   не   должно  никого  удивлять:  ведь,  перед   нами   Эксцесс
Максимальнейшего  Масштаба. Разглыба немедленно начал рассчитывать,  когда
наступит ужасный конец, то есть когда материя, солнце, звезды, планеты,  а
значит,  и  Земля вместе с нами исчезнут, словно сдутые ветром. Оказалось,
однако, что этого предвидеть нельзя. Да оно и понятно: как-никак речь идет
об  эксцессе, то есть о нарушении нормального порядка вещей! Ужас, которым
веет от этого открытия, лишил профессора сна. После долгой душевной борьбы
Разглыба, вместо того чтобы предать гласности свои космогонические  труды,
ознакомил  с  ними виднейщих астрофизиков. Ученые признали  обоснованность
его  теории  и вытекающих из нее выводов, но в частных беседах указали  на
то, что огласка истинного положения дел ввергнет мир в духовную анархию  и
отчаяние,  результатом чего может стать крушение цивилизации. Кто  захочет
что-нибудь  делать, хотя бы мизинцем пошевелить, если все вокруг,  включая
его самого, того и гляди исчезнет?
     Дело  уткнулось  в  тупик.  Разглыба, автор  величайшего  открытия  в
истории (причем не только в истории человечества), разделял опасения своих
ученых  коллег.  Хотя  и с тяжелым сердцем, он решил  не  разглашать  свою
теорию,  а  вместо  того  начал искать во всем арсенале  физики  средства,
которые   как-то   поддержали  бы  Космос,   укрепили   и   упрочили   его
кредитообразное бытие. Но все его усилия не дали никаких результатов.  Как
ни старайся, нельзя погасить космическую задолженность сегодня, коль скоро
задолженность  эта коренится не в нынешнем Универсуме,  а  в  его  Начале,
когда Космос стал самым крупным - но также и самым беззащитным - Должником
Небытия.
     Как раз в то время я познакомился с профессором и целыми неделями вел
с ним беседы, в которых сначала он посвящал меня в суть своего открытия, а
потом сопутствовал мне в поисках средств спасения.
     Ах, думал я, возвращаясь в гостиницу с пылающей головой и сокрушенным
сердцем,  если  бы  хоть  на  долю секунды  попасть  Туда  -  на  двадцать
миллиардов  лет  назад!  Достаточно было  бы  поместить  в  пустоте  один-
единственный  атом,  и из него, как из брошенного в почву  зерна,  мог  бы
вырасти  Космос,  уже совершенно легальным образом, в  полном  согласии  с
законами  физики, с принципом сохранения материи и энергии...  но  как  же
Туда попасть?!
     Профессор,  которому  я  поведал, об этих  мечтаниях,  меланхолически
улыбнулся  и  объяснил,  что  из обычного  атома  Вселенная  не  могла  бы
возникнуть:  зародыш  Космоса должен содержать в  себе  энергию  всех  тех
процессов  и  превращений,  которые раздули бы  его  до  метагалактич„ской
необъятности. Поняв свою ошибку, я, однако, не переставал размышлять и как-
то  пополудни,  натирая  бальзамом распухшие  от  комариных  укусов  ноги,
погрузился  мыслями в те давние времена, когда, пробираясь сквозь  шаровое
Скопление  Гончих  Псов, от нечего делать я штудировал курс  теоретической
физики,  а именно том, посвященный элементарным частицам... Тут я вспомнил
о  гипотезе  Фейнмана,  согласно  которой существуют  частицы,  движущиеся
"против  течения"  времени. Электрон, который движется таким  образом,  мы
наблюдаем  как частицу с положительным зарядом (позитрон).  И  вот,  держа
ноги  в  тазу, я сказал себе: а что, если взять один электрон да разогнать
его  хорошенько,  чтобы  он помчался обратно во  времени,  все  быстрей  и
быстрей?  Придать  ему  столь большой импульс, чтобы  он  проскочил  точку
начала  космического  времени и очутился в том месте  календаря,  где  еще
ничего  не  было?  А  вдруг  из этого разогнавшегося  электрона  возникнет
Вселенная?!
     Я  как  был,  с  мокрыми, босыми ногами, помчался  к  профессору.  Он
моментально  оценил  грандиозность моей идеи и,  не  тратя  слов  попусту,
принялся  за  вычисления. А из них вышло, что это вполне  возможная  вещь.
Энергия   электрона,  движущегося  против  течения  времени,   будет   все
возрастать, а когда электрон вылетит за Начало Вселенной, приобретенная по
дороге  энергия  взорвет его изнутри, причем в момент взрыва  эта  частица
будет  располагать ресурсами, в точности покрывающими сумму долга. И тогда
Мироздание будет спасено от банкротства, существуя отныне уже не в кредит!
     Теперь   оставалось  подумать  о  практической  стороне  предприятия,
имевшего  целью  узаконить Вселенную, а вернее, сотворить ее!  С.Разглыба,
будучи человеком кристально честным, в беседах с проф. Тарантогой, а также
со  своими ассистентами и сотрудниками, неоднократно подчеркивал, что идея
Сотворения Мироздания принадлежит мне и, в сущности, это я, а не он должен
называться как Творцом, так и Спасителем Мира. Я упоминаю об этом  не  для
того  чтобы  хвастаться - скорее наоборот. Похвалы  и  дифирамбы,  которых
тогда,  в Бомбее, я наслушался вдоволь, боюсь, вскружили мне голову,  а  в
результате  я  не проследил за работой, как следовало бы. Я, к  несчастью,
почил  на лаврах, по наивности полагая, что главное сделано усилием мысли,
а с техническими вопросами справятся и без меня.
     Роковая  ошибка! Все лето и немалую часть осени мы с проф.  Разглыбой
определяли  параметры, то есть свойства и качества, того, что должно  было
проклюнуться из электрона, - нашего космического зерна. Собственно,  лучше
было  бы  назвать  его творящим боезарядом, поскольку техническая  сторона
дела  выглядела так: мортирой, нацеленной на Начало Времен,  нам  послужил
огромный    университетский   синхрофазотрон,   соответствующим    образом
перестроенный.  Всю  его мощность, сфокусированную  на  одной-единственной
частице-  том  самом  творящем  электроне,  -  предполагалось  высвободить
двадцатого  октября;  профессор Разглыба настаивал, чтобы  именно  я,  как
автор  этой идеи, сделал миротворящий выстрел из хрономортиры. И  коль  уж
подворачивался  такой  небывалый,  единственный  в  истории  случай,  было
решено, что из нашей махины, нашего миромета вылетит не первый попавшийся,
заурядный  электрон, а частица, переделанная, перекроенная, перелицованная
так,  чтобы  из  нее возник Космос во всех отношениях более  пристойный  и
доброкачественный,  нежели существующий ныне. Особое внимание  мы  уделили
тому побочному и отдаленному результату Космотворения, которым должно было
стать человечество.
     Конечно, запрограммировать в одном электроне, запихнуть в него  такую
адскую массу управляющей и контролирующей информации - дело нелегкое. И  я
не  стану утверждать, будто сделал все сам. Разделение труда между мной  и
проф.   Разглыбой  состояло  в  следующем:  я  разрабатывал  улучшения   и
усовершенствования,   а  он  переводил  их  на  точный   язык   физических
параметров,  теории  вакуума,  теории  электронов,  позитронов  и   прочих
многочисленных  "тронов".  Мы также устроили нечто  вроде  инкубатора  или
питомника,  в котором покоились надежно изолированные опытные частицы;  из
этих частиц нам предстояло выбрать одну, наиболее удачную, а из нее, как я
уже говорил, двадцатого октября должна была родиться Вселенная!
     Сколько  прекрасного  и  даже,  не побоюсь  сказать,  совершенного  я
спроектировал  в  те  горячие дни! Сколько ночей просидел  я  над  грудами
физических, этических, зоологических сочинений, чтобы собрать  воедино,  в
один кулак, самую ценную информацию, которую профессор затем, на рассвете,
заносил  в  электрон - наш вселенский зародыш! Мы добивались, в частности,
того, чтобы Космос развивался гармонично, а не беспланово, как до сих пор,
чтобы  его  не  сотрясали  взрывы Сверхновых,  чтобы  энергия  квазаров  и
пульсаров  не транжирилась так бестолково, чтобы звезды не потрескивали  и
не  коптили, как огарки с подмокшим фитилем, чтобы межпланетные расстояния
были  поменьше  и  космоплавание благодаря этому стало  более  совершенным
средством  общения  и  сплочения  разумных  существ.  Долго  пришлось   бы
рассказывать обо всех улучшениях подобного рода, разработанных мною  всего
лишь  за  несколько месяцев. Да и не это самое главное; надо ли  пояснять,
что  больше  всего я потрудился над человечеством? Чтобы улучшить  его,  я
изменил основополагающий принцип естественной эволюции.
     Как  известно, эволюция- это либо массовая обжираловка, когда сильные
за  обе  щеки  уплетают  тех, кто послабее, то есть  зооцид,  либо  сговор
слабейших,  которые  берутся  за  тех,  кто  сильнее,  изнутри,  то   есть
паразитизм. В нравственном отношении безупречны лишь зеленые растения: они
живут  на  собственный  счет, заведенный в солнечном  банке.  А  потому  я
замыслил  хлорофилизацию  всего живого и,  в  частности,  набросал  проект
Человека  Лиственного. Поскольку тем самым высвобождался живот, я  перенес
туда нервную систему, соответственно ее увеличив. Конечно, располагая лишь
одним  электроном,  все  это  я  делал не напрямую;  по  договоренности  с
профессором я установил - в качестве основного закона эволюции в Новом, Не
Обремененном  Долгами  Космосе  -  правило  приличного  поведения  каждого
организма по отношению ко всем остальным. Кроме того, я разработал гораздо
более  эстетичное  тело,  более деликатную  половую  жизнь  и  много  иных
усовершенствований,  которые  даже  не  стану  перечислять,   ибо   сердце
обливается  кровью при одной только мысли о них. Скажу лишь, что  в  конце
сентября была готова Миротворящая Мортира и ее электронный заряд.  Но  еще
оставались   некоторые,  весьма  сложные  вычисления,   которыми   занялся
профессор и его ассистенты, ведь наведение на цель во времени (а вернее, с
небольшим  перелетом за начало времени) - задача, требующая исключительной
точности.
     Разве  не  должен  я  был сидеть на месте, не  отходя  ни  на  шаг  и
приглядывая   за   всем,  коль  скоро  на  мне  лежала  такая   чудовищная
ответственность?  Что  поделаешь - я решил отдохнуть...  и  отправился  на
морской  курорт.  Стыдно  сказать, но все-таки я  признаюсь:  комары  меня
просто заели, я весь распух и мечтал о прохладных морских ваннах. И вот из-
за  этих чертовых комаров... но я не вправе сваливать собственную вину  ни
на  что  и  ни на кого на свете. Перед самым отъездом случилась  небольшая
стычка  между мной и одним из сотрудников профессора. Собственно,  это  не
был  даже  сотрудник Разглыбы, а простой лаборант, хотя  он  и  приходился
профессору  земляком; звали его Алоиз Кучка. Этот субъект,  которому  было
поручено присматривать за лабораторными установками, ни с того ни  с  сего
потребовал,  чтобы  и  его включили в список Творцов Мироздания:  дескать,
если б не он, то криотрон не работал бы как полагается, а если бы криотрон
не  работал, то и электрон не повел бы себя должным образом... и  т.д.  Я,
понятно,  поднял  его  на  смех,  а он,  вроде  бы  отказавшись  от  своих
смехотворных претензий, начал тайком строить собственные прожекты.  Сам-то
он  ничего  толкового  сделать не мог, но сговорился  с  двумя  случайными
дружками,  которые  околачивались  возле  Бомбейского  института   ядерных
исследований, рассчитывая на какое-нибудь теплое местечко. Это были: немец
ACT А. Рот и наполовину англичанин, наполовину голландец Веелс Э.Вулл.
     Как показало расследование - увы, запоздавшее, - А. Кучка впустил  их
ночью в лабораторию, а остальное довершила нерадивость младшего ассистента
проф. Разглыбы, некоего магистра Серпентина. Он оставил на столе ключи  от
сейфа,   что  облегчило  злоумышленникам  задачу.  Впоследствии  Серпентин
оправдывался  болезнью, показывал какие-то медицинские  справки,  но  весь
институт знал, что этот вздорный молокосос завел роман с замужней женщиной
Евой  А., ползал у ее ног, добиваясь благосклонности, и начисто позабыл  о
служебных  обязанностях.  Кучка  провел сообщников  в  зал  с  криотронной
аппаратурой,  там  они  взяли сосуд Дьюара,  извлекли  из  него  футляр  с
бесценным  зарядом  и  внесли  свои  гнусные  параметрические  "поправки";
последствия  их перед глазами у каждого, кто лицезреет чудовищный  мир,  в
котором  мы  обитаем. Позже трое дружков наперебой объясняли,  что  они-де
руководствовались "самыми лучшими намерениями", мало того, рассчитывали на
славу (!!) - между прочим, и потому, что их было трое.
     Тоже   мне  Троица!  Под  тяжестью  неоспоримых  улик  и  под   огнем
перекрестных допросов им пришлось сознаться, что они распределили  задания
между  собой.  Aст А.Рот, когда-то учившийся в Геттингенском  университете
(причем   Гейзенберг   лично  вышвырнул  его  из  ассистентов   за   показ
порнографических  снимков  при  помощи  спектрографа  Астона),   "занялся"
физической стороной Творения и добросовестно ее изуродовал. Это из-за него
слабые  взаимодействия  не  согласуются с сильными,  а  симметрия  законов
сохранения пошла наперекосяк. Каждый физик поймет меня с лета. Тот же Рот,
просчитавшись  при обычном сложении, привел к тому, что  заряд  электрона,
когда мы рассчитываем его сегодня, выражается бесконечной величиной. Кроме
того, из-за этого болвана никак не удается отыскать кварки, хотя из теории
следует, что кварки должны быть! Этот неуч забыл ввести поправку в формулу
дисперсии! То, что интерферирующие электроны самым беззастенчивым  образом
противоречат  логике, тоже его заслуга. И подумать только:  проблему,  над
которой  Гейзенберг  ломал  голову всю свою  жизнь,  подбросил  ему  самый
скверный и самый бездарный его ученик.
     Впрочем, на его совести еще более тяжкий проступок. Мой план Творения
предусматривал  ядерные реакции, ведь без них не было бы лучистой  энергии
звезд;  однако  тяжелые радиоактивные элементы я упразднил, чтобы  атомная
бомба  не  появилась в середине XX века, то есть преждевременно. Овладение
ядерной  энергией  предполагалось  лишь  в  виде  синтеза  ядер  гелия  из
водорода, что гораздо труднее; такого открытия следовало ожидать не  ранее
XXI века. Однако А. Рот вернул актиноиды в проект. К сожалению, не удалось
доказать,  что  он действовал по указке агентов одной из  великих  держав,
лелеявшей  планы глобального военного превосходства... но, в  сущности,  и
без того его следовало привлечь к ответственности за геноцид, ведь если  б
не  он,  не  дошло  бы до атомной бомбардировки японских городов  в  конце
мировой войны.
     Второй  "эксперт"  из этой отпетой тройки, Э.Вулл,  когда-то  получил
медицинское  образование,  но  был  лишен  права  врачебной  практики   за
многократные  злоупотребления.  Он "взял на  себя"  биологическую  сторону
проекта  и соответствующим манером ее "усовершенствовал". Что до  меня,  я
рассуждал  так:  если мир именно таков, каков есть, а  человечество  ведет
себя именно так, а не иначе, то это потому, что все возникло случайно, как
попало,  в  результате  нарушения фундаментальных законов.  Достаточно  на
минуту задуматься, и станет ясно: при таких условиях могло быть еще  хуже!
Ведь  все  решалось  по  принципу лотереи - "Творцом"  был  флуктуационный
каприз  Небытия,  которое чудовищно и бесповоротно залезло  в  долги,  без
всякого смысла и плана раздувая мыльный пузырь Метагалактики!
     Правда,  я  решил,  что  некоторые свойства Космоса  можно  оставить,
подретушировав  их и подправив, и тщательно доработал все, что  следовало.
Но что касается Человека - тут я действовал крайне решительно. Исторически
сложившегося  поганца  я  перечеркнул целиком. Замена  волосяного  покрова
лиственным, о чем говорилось выше, положила бы начало принципиально  новой
этике  жизни;  но господину Вуллу волосы показались важнее, потому  что  -
заметьте-ка!  -  "их  было жаль". Из них, мол, можно  сооружать  гривастые
шевелюры,   бакенбарды  и  прочие  шерстяные  завитушки.   Тут   -   новая
нравственность солидарности и гуманизма, а там - парикмахерские  изыски  и
выкрутасы!  Уверяю  вас, вы бы себя не узнали, если бы  не  Веелс  Э.Вулл,
вернувший в электрон все уродства, которые вы наблюдаете у себя и у прочих
людей.
     Сам  же лаборант Кучка хоть и был ни на что не способен, тем не менее
требовал от дружков, чтобы те увековечили его вклад в сотворение мира;  он
домогался - меня прямо трясет, когда я это пишу! - чтобы его имя  читалось
в  каждом  уголке  небосвода!  А когда Рот растолковал  ему,  что  звезды,
постоянно  перемещаясь,  не  могут  складываться  в  устойчивые  буквы   и
монограммы,  Кучка  потребовал, чтобы они по  крайней  мере  располагались
большими скоплениями, то есть кучкообразно. Что и было исполнено.
     Двадцатого  октября,  держа  палец на кнопке  пульта  управления,  я,
естественно, ведать не ведал, что же я на самом деле творю. Это выяснилось
через  несколько дней, когда мы проверяли расчеты и обнаружили  на  лентах
информацию, внесенную в наш позитрон гнусной Троицей. Профессор был просто
убит.  Д