решение, столь  легкое
на бумаге, на деле  оказалось  очень  трудным.  Суть  в  том,  что  атомы,
распадаясь, разбрасывают обломки во все стороны, а для движения ракеты  их
нужно направить  в  одну,  и  техника  тех  времен  считала  эту  проблему
неразрешимой. Но вот появились новые открытия, и  одна  из  самых  молодых
наук - синтетическая химия атомного ядра - решила  проблему  межпланетного
полета.
   Химики,  которые  раньше   только   подражали   природе   и   старались
воссоздавать в своих  лабораториях  тела,  встречающиеся  на  Земле  и  на
звездах,  научились  строить  вещества,  не  существующие  в  природе,   и
поступали при этом, как архитекторы, подчинившие форму и устройство здания
своему творческому  замыслу.  Они  могли  по  желанию  получать  вещества,
твердые, как алмаз, и прочные, как сталь; пластмассы, легкие и прозрачные,
как  стекло,  но  поддающиеся  ковке  и  механической   обработке;   клеи,
скрепляющие  металлы  с  силой  заклепочного  шва;  вещества,  изолирующие
греющие, способные поглощать звуки, излучения и даже атомные частицы.  Так
был получен люцит -  синтетический  строительный  материал,  который  днем
поглощал солнечные лучи, а ночью отдавал их энергию, светясь ровным  белым
светом. Научившись по своему желанию строить и соединять атомные  решетки,
ученые обратили еще большее внимание на непокорное  доселе  атомное  ядро.
Речь шла о том, чтобы атомы, отдавая свою энергию, распадались не  как  им
угодно, а строго определенным образом и чтобы при этом распаде  получались
частицы, которые можно было бы направить в любую сторону.
   Легко сказать, но гораздо труднее достичь цели. Атомное  ядро  окружено
потенциальным барьером, и, чтобы пробить этот  барьер,  нужна  энергия,  в
миллионы раз превышающая энергию самых мощных взрывчатых веществ.  Внешний
вид  физических  лабораторий   тоже   совершенно   изменился.   Раньше   в
сравнительно небольших залах стояли на столах и полках красивые стеклянные
приборы; теперь же в  массивных  залах  с  бетонными  сводами  возвышались
аппараты для дробления частиц, формой и величиной похожие на средневековые
укрепления-башни. Эта  мощная  атомная  артиллерия  науки,  бомбардирующая
упрямые  атомные  ядра,  была  самых  различных   калибров:   от   старых,
построенных еще в тридцатых годах XX века циклотронов, через  синхротроны,
альготроны, кавитроны, микротроны, румбатроны и  ралитроны  до  чудовищных
беватронов, в которых частицы под  воздействием  многих  миллиардов  вольт
разгонялись до скорости света. В тяжелых защитных одеждах,  закрывая  лица
масками из свинцового стекла, приближались ученые к отверстиям в  бетонных
стенах, откуда било свистящее белое  пламя  нуклеонов,  и  подвергали  его
действию щепотку какого-нибудь нового элемента. Таким образом, в 1997 году
был получен коммуний - светло-серебристый, очень тяжелый металл из  группы
актинидов, не существующий во Вселенной элемент, занявший сто третье место
в Периодической таблице Менделеева. Этот металл, химически  нейтральный  и
твердый при  обычной  температуре,  при  нагревании  до  150.000  градусов
распадался, выбрасывая дейтроны, ядра  тяжелого  водорода.  Для  получения
температуры  распада  и  для  удобства  регулирования  хода  реакции  была
использована идея  великого  русского  физика  Капицы,  благодаря  которой
Советский Союз получил атомную энергию еще в 1947 году.
   Эта идея заключалась в очень быстром включении и выключении чрезвычайно
сильного магнитного поля, причем между полюсами электромагнита  получались
температуры  порядка  250.000  градусов.  Однако  электромагнит  мог  быть
кое-чем большим,  чем  "запальная  свеча"  двигателя:  он  мог,  наподобие
выпуклой линзы, собирать поток частиц и  направлять  их  в  одну  сторону.
Благодаря этому получился идеальный атомный двигатель, способный перенести
межпланетную ракету не любое место  в  Космосе.  Таким  образом,  тяжелая,
кропотливая работа многих тысяч  инженеров,  техников  и  физиков  подняла
земную  техническую  цивилизацию   на   новую,   высшую   ступень,   когда
межпланетные полеты перестали быть капризной  фантазией  единиц,  проектом
фантазера-изобретателя, а стали насущной потребностью всего  человечества,
которое,  навсегда  освободившись  от  подневольного  физического   труда,
направляло взгляд в бесконечные просторы Вселенной, ища там новых  загадок
и тайн природы, чтобы помериться силами с ними.
   Именно  так  возник  "Космократор"  -  огромный  межпланетный  корабль,
который в 2006 году должен был полететь на  Марс.  Но  известные  уже  нам
важные события изменили курс этого корабля.



ЛЕКЦИЯ ПО АСТРОНАВТИКЕ

   Было  ненастное  июньское  утро.  По  автостраде,   ведущей   к   верфи
межпланетных кораблей, ехал  большой  междугородный  автобус.  Асфальтовая
лента, вившаяся в глубоких выемках, блестела под дождем, как вода.  Крутые
откосы, спускавшиеся почти до самых краев бетона, отражались в его гладкой
поверхности, создавая  у  пассажиров  впечатление,  будто  они  плывут  по
извилистой горной реке. У окон столпились ехавшие в  автобусе  ребята.  По
мере того как двигался автобус, скалистые хребты перемещались,  кружились,
прятались друг за друга, а на их место выплывали другие; склоны  гор  были
покрыты черными лесными массивами. Через час высоко  над  верхушками  елей
заблестел купол астрономической обсерватории, и вскоре автобус, поднявшись
на перевал, проехал мимо огромного полушара, разрезанного, как  яблоко,  с
торчащими из разреза деталями большого телескопа. Немного погодя двигатель
умолк, и его  напряженная  работа  сменилась  певучим  шипением  тормозов.
Начался спуск в долину, где находилась верфь.
   Еще несколько минут трудного пути по крутой, извилистой дороге, и среди
широко расходящихся  горных  цепей,  вершины  которых  тонули  в  облаках,
раскинулась равнина со скелетами стальных башен, трубами и блестящими  под
дождем,  как  стекло,  металлическими  резервуарами.  Посредине   огромным
восьмиугольником темнели стены верфи.
   Инженер Солтык пил кофе в пустой  чертежной,  когда  зазвонил  телефон.
Дежурный доложил, что приехала экскурсия. Солтык,  даже  не  поморщившись,
сказал: "Пусть подождут, я сейчас", - и положил трубку. Он допивал кофе  и
отогревал горячим стаканом руки, застывшие не от холода, а  от  усталости.
Накануне  корабль  совершил  свой  последний  перед  великим  путешествием
одиннадцатичасовой пробный полет.  Инженер  принимал  в  нем  участие  как
первый штурман. Полет этот был проведен ночью, в особо  тяжелых  условиях:
при сильной облачности и почти нулевой видимости.
   Солтык уже месяц находился  на  верфи  как  представитель  технического
персонала экспедиции. Во время ночного полета он  ни  на  миг  не  сомкнул
глаз,  следя  за  контрольными  приборами.  Потом  участвовал  в  проверке
аппаратуры, а утром ему пришлось  вместе  с  конструкторами  просматривать
рентгеновские снимки оболочки корабля. Работы начались, как только корабль
ввели в док, то есть с часу ночи. Заседание  комиссии  было  назначено  на
одиннадцать. Солтык взглянул на часы. Было девять  -  оставалось  еще  два
часа. Он хотел немного вздремнуть, но после телефонного звонка передумал и
решил провести еще и эту экскурсию. Он проводил все экскурсии с  тех  пор,
как прибыл на верфь,  так  как  у  местных  инженеров,  по  горло  занятых
спешными делами, связанными  с  приближением  сроков  полета,  никогда  не
оказывалось свободного времени.
   Солтык  прошелся  по  пустой  комнате,   машинально   дотрагиваясь   до
разбросанных по столам чертежей, глянул в окно, где темнели в мелком дожде
горы, и вошел в лифт, спустивший его тремя этажами ниже. Между  внутренней
и наружной стенами верфи  в  густых  кустах  краснели  бутоны  удивительно
крупных пионов. Экскурсия, как сказал ему встретившийся техник, ожидала  у
тоннеля. Он спустился еще на этаж.  В  большом  помещении  стояли  человек
двадцать ребят.  Узнав,  что  он  поведет  экскурсию,  они  окружили  его,
забросали вопросами:
   - Правда ли, что ночью был пробный полет?
   - Как жаль, что мы не приехали вчера!..
   - А нам можно будет сейчас увидеть корабль?
   - Скажите, пожалуйста, неужели здесь все члены экспедиции?
   - А внутрь можно войти?
   Вопросы сыпались градом. Инженер даже не пытался отвечать.  Отмахиваясь
от ребят и отступая, как под струями воды, он добрался до двери.
   - Сами все увидите, - сказал он. - Входите.
   Вошли в длинный коридор; в конце находилась  большая  тяжелая  дверь  с
похожим на линзу окном. Как только экскурсанты  приблизились,  двери  сами
медленно разошлись в стороны, словно створы шлюза.  За  дверьми  вниз  вел
наклонный спуск. Зеленые лампы, расположенные в  нишах,  бросали  на  лица
идущих странный отсвет. Наконец спуск кончился. Они вошли в низкую большую
комнату  с  шершавыми  стенами  и  потолком  из   портландского   цемента.
Раздвинулись еще одни двери, и - на этот раз в голубом свете  -  открылась
как бы внутренность большого вагона.
   - Это лифт? - спросил кто-то.
   - Нет, транспортный вагон, - ответил инженер.
   Когда все уселись  в  кожаные  кресла,  он  нажал  кнопку.  Пол  слегка
дрогнул, и вагон двинулся. Инженер стоял, опершись о стену. Он все еще был
одет  в  рабочий  комбинезон,  осыпанный  спереди   мелкой,   как   пепел,
металлической пылью. Закурив папиросу, он заговорил низким, слегка ленивым
голосом:
   - Мы находимся сейчас на два этажа ниже поверхности  земли  и  едем  по
тоннелю под защитными стенами. Восемь лет тому назад здесь не было  верфи,
а стоял большой атомный котел старой системы.  Тогда  еще  не  был  открыт
коммуний. Поэтому котел был обнесен  семиметровыми  стенами,  поглощавшими
излучения. Теперь, при новой системе, все это отошло в историю, но стены и
тоннель остались.
   Раздался скрежет невидимых буферов. Вагон  остановился.  Открылись  еще
одни двери, за которыми была движущаяся  лестница.  Сверху  на  нее  падал
светло-золотистый  свет,   словно   лучи   зимнего,   негреющего   солнца.
Поднимаясь, мальчики  смотрели  вверх,  где  в  четырехугольном  отверстии
виднелась светлая стеклянная крыша. Равномерно скользя,  лестница  привела
их к широкому входу - и тут они остолбенели.
   Перед ними открылся зал, выложенный зеркальным гранитом. Он  был  такой
огромный, что вдали потолок, казалось, сходился с полом;  впечатление  это
создавалось лишь благодаря перспективе, так  как,  подняв  головы,  ребята
увидели, что молочно-белые стекла в  стальных  рамах  висят  над  ними  на
высоте нескольких этажей. Стен не было; с обеих сторон крыша опиралась  на
длинные ряды колонн, между которыми виднелась внутренность  другого  зала.
Несмотря на  ясный  день,  помещение  было  залито  искусственным  светом.
Посредине на двух рядах платформ  покоился  длинный  серебристый  корабль.
Множество людей, казавшихся на таком расстоянии маленькими,  как  муравьи,
ползали по его бокам, таща за собою черные ниточки проводов. Пылали  сотни
ослепительно  синих  искрящихся  звезд:  это   работали   электросварщики.
Поворачивались башенные краны, игрушечные, словно сделанные из спичек. Под
самым потолком,  на  фоне  огромных,  освещенных  изнутри  стекол,  темнел
мостовой кран, растянувшийся через весь зал одним гигантским пролетом.
   Инженер, зная,  какое  впечатление  производит  верфь  на  посторонних,
подождал немного, прежде чем двинуться к  кораблю.  Только  идя  по  залу,
можно было в полной мере оценить его размеры. Они  шли  и  шли,  а  высоко
поднятый, блестящий, как ртуть,  нос  корабля  был  все  еще  далеко.  Они
миновали несколько глубоких шахт в полу,  окруженных  барьерами;  заглянув
туда, можно было увидеть  рельсы  электрической  узкоколейки,  по  которым
каждые  десять-двадцать  секунд  змейкой   проскальзывали   вагончики;   с
локомотивом. Но  ребята  ни  на  что  не  обращали  внимания;  их  взгляды
приковывал корабль. Шагая по отполированным плитам, они дошли, наконец, до
первой платформы, на которой покоился корпус. Вблизи  оказалось,  что  это
выгнутая алюминиевая колонна, расщепленная надвое: на каждой из ее  частей
помещалось по четыре широких гусеницы.
   Инженер остановился. Он не произнес ни слова с тех пор, как  они  вышли
из вагона. Теперь он смотрел на ребят с ленивой, чуть насмешливой улыбкой,
как бы говоря: "Ну почему же вы ни о чем не спрашиваете?"
   Корпус  корабля  простирался  у  них  над  головами  в  обе  стороны  -
серебряный, огромный, неподвижный. От него падала  холодная  тень.  Ребята
прошли мимо поддерживающих платформ. Метрах в десяти-пятнадцати  за  носом
на серебристой поверхности краснели огромные  буквы;  они  складывались  в
слово:    "Космократор".    А    дальше    поверхность    корабля     была
непроницаемо-гладкой. Ребята, вырвавшиеся вперед,  невольно  остановились,
так как с высоты трех этажей спускался длинный кронштейн,  заканчивавшийся
грушей из белого металла. На груше верхом сидел человек; в поднятых  руках
он держал направляющие тросы и, потягивая их, направлял тупой конец  груши
на середину серебристого хребта корабля. На  фоне  молочных  плит  потолка
необычайный  ездок,  одетый  в  длинный  черный  халат,  в  черных  очках,
закрывающих лицо, был отчетливо виден, несмотря на большое расстояние.
   -  Мы  просвечиваем  оболочку  лучами   рентгена...   ищем   внутренние
повреждения, - пояснил инженер.
   Ребята  шли  вдоль  корабля,  глядя  на  ездока  с  таким   Напряженным
вниманием, что один столкнулся со спешившим  рабочим,  а  другой  чуть  не
попал под колеса электрички.
   "Космократор" стоял слегка наклонно. Среди  огромных  решетчатых  ферм,
алюминиевых переплетов, свисающих кабелей, при непрерывном шуме поездов  и
суетне  людей  гладкое   серебристое   веретено   покоилось,   как   нечто
удивительное  и  невиданное.  Его  корпус,  суживаясь  к  заднему   концу,
переходил в четыре острых плавника,  развернутых  во  все  стороны.  Самый
нижний, по высоте равный многоэтажному дому, почти касался  земли.  Ребята
задирали головы и, невольно  жмурясь,  вглядывались  в  сопла  двигателей,
открывавшиеся между матово-серебряными плавниками. Казалось, каждую минуту
из темных отверстий может вырваться  страшное  атомное  пламя,  и  корабль
мгновенно вылетит сквозь тонкую стеклянную крышу.
   Некоторые из ребят отходили немного или поднимались на цыпочки, пытаясь
заглянуть внутрь неподвижных  жерл,  окруженных  каймой  чистого  гладкого
металла. Только в нескольких местах на массивных краях были заметны тонкие
параллельные черточки - следы воздействия огромных температур.
   Инженер стоял, держа руки  в  карманах  комбинезона,  и  молчал.  Здесь
работало человек пятнадцать, а молодой парень, сидевший в подвижной кабине
на колесиках, от которой в разные  стороны  разбегались  толстые  провода,
управлял движением переплета, поднимавшегося к верхним плавникам.
   Ребята  не  могли  оторваться;  они  рассматривали   со   всех   сторон
развернутые  гигантские  стабилизаторы,  похожие  на   хвост   серебряного
Левиафана. Один из них, самый младший, с пылающими  глазами  и  щеками,  с
трудом сдерживал желание взобраться на подмостки. И он бы это сделал, если
бы здесь не было инженера.
   - Идемте, ребята. Надо торопиться.
   Они двинулись толпой за Солтыком и, пройдя  несколько  десятков  шагов,
очутились под погрузочным люком. Отсюда между двумя полукруглыми створами,
свисавшими  вниз,  как  дверки  бомбовоза,  видна  была  внутренняя  часть
корабля. На ведущие в  корабль  мостки  длинным  рядом  въезжали  груженые
электрокары. Несколько человек наблюдали за этим оживленным движением.
   Миновав погрузочный люк, они подошли к  белой  алюминиевой  лесенке  на
колесиках, приставленной к видневшемуся  высоко  вверху  отверстию.  Нужно
было подняться на  высоту  добрых  трех  этажей.  Первый  из  поднявшихся,
очутившись на маленькой верхней платформе, оглянулся - и застыл. За спиной
у него  был  матово-серебряный  бок  корпуса,  а  внизу  -  огромный  зал,
казавшийся еще большим. Там в необозримой глубине бегали десятки маленьких
поездов, белели выпуклые корпуса  машин  с  копошащимися  на  переходах  и
мостиках  людьми.  От  сотен  синих  огоньков  поднимались  ниточки  пара,
сливаясь в легкие, прозрачные облака. В воздухе  остро  пахло  озоном.  На
губах оседал металлический вкус. Над головой медленно двигались решетчатые
переплеты мостового крана. Мальчик смотрел как зачарованный и очнулся лишь
в тот момент, когда в воздухе над ним появился человек, одетый  в  кожаный
фартук и с асбестовой маской на лице: он  въезжал  на  блоке,  перекинутом
через траверсу, держа в  руке,  словно  пистолет,  короткую  металлическую
горелку.
   - Ты чего загляделся? - закричали ему.
   Мальчик обернулся и выскочил в открытое в стене отверстие. Он  очутился
в коридоре, закругленные стены которого были покрыты люцитом,  испускавшим
спокойный голубоватый свет.
   - Это входной шлюз,  -  произнес  инженер,  вошедший  вслед  за  ним  с
остальными  ребятами.   -   С   обеих   сторон   помещаются   герметически
закрывающиеся люки, чтобы можно было входить  и  выходить  даже  в  пустом
пространстве. А сейчас  мы  можем  пойти  или  сразу  в  Централь,  или  к
двигателям, - как вы хотите? - обернулся он к ребятам.
   Они сгрудились в тесном коридорчике и, немного оробев, молчали.
   - В Централь, - ответил наудачу самый младший.
   Ему казалось, что инженер смотрит  на  них  недоброжелательно,  как  на
непрошенных гостей. Солтык подошел к  затвору  в  стене  и  обеими  руками
повернул железный штурвал. Открылась дверца, толстая, как  у  несгораемого
шкафа. Они вошли в другой коридор, тоже закругленной  формы,  который  шел
горизонтально внутрь корабля и оканчивался широко открытой  створкой.  Там
была маленькая каморка со стенами,  тоже  покрытыми  люцитом.  Под  низким
потолком ее перекрещивались пучки  труб,  от  которых  отходили  различные
рукоятки.
   - Мы находимся  в  помещении  станции  обслуживания  шлюзов,  -  сказал
инженер и, подойдя к стене, добавил: -  Вот  здесь  манометры,  а  тут,  -
указал он, на трубы, - трубопроводы высокого давления. Под полом -  насосы
и баллоны со сжатым газом. Так... А теперь пойдем в Централь.
   За дверью, пробитой довольно высоко  в  стене,  находился  вертикальный
колодец, очевидно не очень глубокий, так как, заглянув в него, можно  было
увидеть ярко освещенное дно. Туда вела лесенка, вернее  трап,  с  широкими
ступеньками, выложенными губчатой,  очень  эластичной  массой,  в  которой
вязли ноги. Колодец с лесенкой был настолько узок,  что  идти  можно  было
только гуськом. Ребята спустились один за другим. Они очутились в коридоре
странной формы: его сечение было правильным равносторонним  треугольником,
стены сходились наверху, где  бежала  длинная  светящаяся  трубка.  Люцита
здесь не было; стены и пол были выложены  той  же  темно-зеленой  губчатой
массой, что и лестница.
   - По пути мы можем заглянуть в каюты, - сказал инженер и открыл  первую
дверь, которая, находясь в стене треугольного коридора, наклонялась к полу
под углом в сорок пять градусов.
   Каково же было изумление ребят, когда, заглянув внутрь  большой  каюты,
они увидели, что пол от двери поднимается кверху под углом почти  в  сорок
пять градусов к горизонтали!
   Инженер, словно не замечая их удивления, прошел еще несколько  шагов  и
открыл дверь  каюты  по  другую  сторону  коридора.  Там  тоже  пол  круто
поднимался кверху. В каютах никого не было. Под потолком светились трубки,
слабо освещая мебель, прикрепленную к полу, как на корабле.
   Ребята молча взглянули на  инженера.  Наконец  самый  младший  и  самый
нетерпеливый из них спросил:
   - Что это значит? Почему коридор треугольный, а пол в каютах кривой?
   - Не кривой, а только наклонный,  -  поправил  его  Солтык.  Достав  из
кармана комбинезона блокнот и карандаш,  он  добавил:  -  Если  что-нибуд