. Тучи потемнели. Они
были большие,  с  плоским  основанием  и  выпуклой  серебристой  вершиной.
Вытянувшись в ряд, они шли в  одном  направлении  с  "Космократором".  Еще
минута - и в них открылась  воронка.  Огромная,  гладкая,  она  опускалась
словно в самые недра планеты, а ее устье вбирало пушистые  облака,  и  они
исчезали там. Я отвернулся, так как оттого,  что  глядел  на  колыхавшийся
горизонт, у меня закружилась голова. Бесчисленные перистые облака, плывшие
на уровне "Космократора", исчезали одно за другим. Они летели вниз с такой
быстротой, что казалось, их тянула незримая рука. Внизу тучи,  слившись  в
гладкую,  похожую  на  расплавленный   металл   массу,   головокружительно
вращаясь, падали в  пропасть.  Я  почувствовал,  как  тяжесть  моего  тела
растет; в то же время шум двигателей становился все напряженней и  громче:
это "Предиктор", борясь с силой, притягивающей  его  вниз,  увеличивал  их
мощность.  "Космократор"  мчался  напрямик  по  хорде  гигантского  круга,
диаметр  которого  я  определил  в  сто  с  лишним  километров.  Гравиметр
показывал, что тяготение все возрастает. Я не сообщал об  этом  Арсеньеву,
так как и без прибора он, конечно, чувствовал, что руки и ноги  наливаются
свинцом, а самое простое движение требует огромных усилий. Мы мчались  над
грозным бушующим вихрем. Ракета ни на  волос  не  отклонилась  от  прямой,
только двигатели ее издавали острый свистящий звук, как при торможении  на
большой скорости.
   В Централь вошел Арсеньев, а с ним Солтык и Райнер.
   - Смотрите, - сказал он, - это Большое Пятно!
   - Большое Пятно?
   - Да. Вы помните, что незадолго до прибытия мы заметили на  поверхности
Венеры пятно, которое потом исчезло? Сейчас оно появилось опять, только мы
видим его с несравненно меньшего расстояния.
   - Где-то поблизости должна быть долина Белого Шара, - заметил я.
   - Не поблизости, а под  нами.  Там,  -  указал  астроном  на  вогнутую,
погруженную во мрак часть воронки, оставшуюся уже позади ракеты и  похожую
на огромное зияющее отверстие. Тучи мчались туда разорванными  волнами  со
всех сторон горизонта.
   - Кто сейчас на дежурстве? - спросил Арсеньев.
   - Мое кончается, - ответил я. - Принимает инженер Солтык.
   -  Хорошо.  Сейчас  мы  удаляемся  от  центра  притяжения.  Когда  сила
тяготения упадет до 2 "g", начнем описывать над долиной круги.
   Он оторвался от экрана и взглянул на нас.
   - Все, кроме дежурного, к "Мараксу".
   Я сдавал дежурство Солтыку; это заняло несколько минут. Когда я вошел в
кабину "Маракса", там собрались уже все остальные.  Арсеньев  просматривал
какой-то чертеж, стоя у пульта, за которым сидел Лао Цзу. Райнер  хлопотал
у большого проекционного аппарата.
   - Теперь мы кружим над Большим Пятном, -  сказал  астроном,  откладывая
свои бумаги. - Его образует вихрь облаков, втягиваемый искусственным полем
притяжения. Пожалуйста, коллега Райнер, можно начинать.
   Лампы погасли, и на стене  засветился  четырехугольный  экран.  На  нем
появилось зеленоватое изображение, напоминающее спицы колеса,  сбегающиеся
к центру: некоторые из них были слегка волнистые.
   - Это сеть подземных труб, доставляющих энергию Белому Шару, - раздался
в темноте голос астронома. - По аналогии с  магнитным  полюсом  его  можно
назвать полюсом тяготения, так как он создает искусственное гравитационное
поле. Изображение на экране - это что-то вроде рентгеновского  снимка.  Мы
сделали его четверть часа назад с высоты  восьмидесяти  километров  сквозь
кору планеты.
   Взгляд постепенно  привыкал  к  фосфорическому  свечению  экрана,  и  я
увидел, что линии труб  не  везде  выступают  одинаково  четко.  Это  было
вызвано разным сопротивлением участков почвы просвечивающим лучам.  Горные
цепи  темнели  неподвижными  полосами  вокруг  долины.  Озеро  было  почти
невидимо, и в центре, где экран  светился  слабее,  с  трудом  можно  было
догадываться о его существовании. Темное, почти черное пятно в той  точке,
где трубы сходились, обозначало Белый Шар.
   -  Мы  предполагаем,  -  продолжал  астроном,  -   что   эта   огромная
энергетическая система тесно связана с  опасностью,  грозившей  Земле.  Не
будем подробно останавливаться на этом,  так  как  сейчас  нас  интересует
исключительно техническая  сторона  исследований.  Сделаю  лишь  маленькое
вступление. Приближаясь к Венере, мы заметили  на  ее  поверхности  темное
пятно. Оно продержалось несколько часов и  постепенно  рассеялось.  Потом,
три недели тому назад, когда мы были в долине, Белый Шар отдыхал.  Правда,
он  вызвал  катастрофу  с  нашим  вертолетом,  но  по  сравнению   с   его
максимальной  деятельностью  тогдашнее  напряжение  токов  можно   назвать
покоем. Сейчас его деятельность опять нарастает.  Вероятно,  она  проходит
или уже прошла свой максимум напряжения.
   Как видно из сопоставления этих трех фактов, напряжение силового  поля,
создаваемого Белым Шаром, изменяется. Для нас очень важно узнать, имеют ли
изменения периодический характер, то есть составляют  ли  колебания  между
максимумом  и  минимумом  замкнутый  повторяющийся  цикл,   или   же   это
совершается беспорядочно.  От  решения  этого  вопроса  зависит  все  наше
дальнейшее поведение. Будем ждать в воздухе, пока деятельность Белого Шара
значительно ослабеет. Тогда мы опустимся на озеро и  установим  на  берегу
измерительные аппараты.
   Как видите, к Белому  Шару  сходятся  одиннадцать  труб,  подающих  ему
энергию для создания поля. Токи в  них  могут  взаимно  суммироваться  или
погашаться, в зависимости от частоты импульсов, сдвига фаз,  напряжения  и
всего прочего. Трубы, как вы знаете, лежат глубоко  в  почве.  Над  каждой
трубой мы поставим осциллограф, который будет записывать  изменения  тока.
Анализ полученных записей позволит решить нужную нам задачу. Можно  зажечь
свет, доктор.
   Экран погас и одновременно вспыхнули лампы. Мы  зажмурились.  Астроном,
подойдя к пульту, продолжал:
   - Задача нетрудная, но опасная. Усиление деятельности Белого Шара может
застать нас врасплох. Мы не знаем, как  влияют  на  человеческий  организм
быстрые изменения в гравитационном  поле.  Вероятно,  резкие  колебания  в
известных пределах могут оказаться  для  человека  опасными.  Кроме  того,
могут  возникнуть  различные  неизвестные  нам  явления,  вроде   быстрого
разогревания грунта, изменений движения  воздуха,  перемен  в  преломлении
света и так далее. В таких условиях легко потерять ориентировку,  особенно
на такой трудной горной местности, как район Белого Шара. Из  осторожности
мы будем работать по трое. Двое будут обходить аппараты, а третий - в  это
время наблюдать за ними с некоторого расстояния и держать связь с ракетой.
   Арсеньев раздал нам напечатанные листки.
   - Это план работ с разбивкой на тройки. Первыми идут Осватич, Солтык  и
Смит, чтобы приготовить...
   Зазвонил внутренний телефон. Лао Цзу взял трубку.
   - Напряжение поля слабеет, - обратился он к Арсеньеву, - и  к  тому  же
быстро. Солтык говорит, что собираются грозовые тучи.
   Арсеньев собрал бумаги с пульта.
   - Это сходится  с  предположениями...  падение  силы  тяготения  должно
сопровождаться грозами. Вопросы есть?
   - Да, - сказал я. - Должен ли я готовиться к разведочному полету?
   - Нет, не надо. Мы сразу спустимся на озеро. Еще?
   - Белый Шар построен обитателями планеты, - произнес Осватич.  -  Можем
ли мы встретить их здесь?
   - На это я ответить не могу. Белый  Шар,  по-видимому,  управляется  на
расстоянии. Но такая возможность не исключена. Обитатели  планеты...  они,
несомненно, высокоразумные существа. Больше о них пока ничего не известно,
и потому трудно сказать, что нужно делать в случае встречи с ними. Я  могу
только напомнить то решение, которое мы приняли перед отлетом:  знакомство
с обитателями планеты и устранение угрозы для Земли надо  ставить  превыше
вопроса о нашей личной безопасности. Другими  словами,  мы  не  должны  не
только нападать, но даже и обороняться  сильнодействующими  средствами.  И
нужно стараться  чтобы  наши  технические  приспособления  были  в  полном
порядке. Вот и все.
   Райнер и Осватич вышли. Тарланд спросил меня о чем-то; отвечая  ему,  я
слышал, как Чандрасекар говорил Арсеньеву:
   - Вы не должны были мне отказывать.
   - И не отказал бы, имей я на это  право,  -  возразил  астроном.  -  Но
кто-то должен работать с "Мараксом", а вы это умеете лучше всех.
   - Вы его называете моим джином, - сказал Чандрасекар, - а  оказывается,
что я его раб!
   В кабине уже никого не было. Мне тоже нужно было бы уйти, но я остался.
Оба ученых, казалось, не замечали моего присутствия.
   Чандрасекар  сел  за  пульт.  Арсеньев  двинулся  к  дверям,  но  вдруг
остановился.
   - А о том, что я должен остаться...
   Он вышел, не договорив. Чандрасекар сидел, положив руки  на  клавиатуру
"Маракса"  и  слегка  наклонив  голову,  -  казалось,  он  вслушивался   в
доносившийся из недр корабля шум двигателя.
   - Он прав, - тихо сказал он, - но и я тоже.
   Хотя Чандрасекар не смотрел в мою сторону, я понял, что  он  обращается
ко мне.
   - Вы тоже хотели... идти на берег, профессор?
   - Да. Мы оба правы... так часто  бывает  в  жизни...  потому-то  она  и
сложнее математики.
   Он прикоснулся  к  одному,  к  другому  клавишу.  На  экране  появились
зеленоватые змейки; они начали  трепетать,  раздваиваться,  извиваться.  Я
тихо вышел. В кабине все громче раздавался глухой шум токов.
   Мы опустились на воду в три  часа,  когда  буря  кончилась.  Скалы  над
озером потемнели от влаги, еще падал мелкий дождь, и десятки струй  шумели
среди осыпей, свергаясь  водопадами  с  отвесных  выступов.  "Космократор"
остановился довольно далеко от берега. Белого Шара  не  было  видно:  даже
когда ветер  рассеивал  туман,  его  заслоняла  громада  каменных  шпилей,
торчавших из воды и из береговых осыпей. Горы то появлялись, то исчезали в
тучах, словно размываемые облаками, висящими в воздухе, как белые  столбы.
Между "Космократором" и заливом  начала  курсировать  моторная  лодка.  Мы
перевозили аппараты, аккумуляторы, катушки кабеля, а также стальные звенья
конструкции, из которых предстояло построить на берегу небольшую пристань.
Она должна была облегчить выгрузку тяжестей.
   Когда приготовления кончились, Осватич  отправился  вместе  со  мной  в
обход Белого  Шара,  на  поиски  подземных  проводников.  Мы  пользовались
индукционными аппаратами. Электрическое эхо первой  трубы  слышалось  ниже
большого каменного ребра над заливом. Это была та  самая  труба,  которая,
проходя на юго-восток через ущелье, кратер и плоскогорье, достигала долины
озера с железным берегом. Обозначив ее место  наскоро  набросанной  кучкой
камней, мы пошли дальше. Я заметил, что каменистая почва была  суха,  хотя
все еще моросил мелкий дождь. Падая на скалу, капли испарялись: такая  она
была  горячая.  Все  трещины  в  грунте  были  заполнены  летучим  песком.
Крупнозернистый  и  твердый,  он  трескался  под  сапогами  и   поднимался
маленькими облачками, а когда налетал ветер, все вокруг покрывалось  серой
пылью. Спустившись с возвышенности над заливом, мы потеряли Белый  Шар  из
виду: его заслонили громады каменных шпилей, доходивших иногда  метров  до
тридцати высоты. Эти толстые гладкие столбы  торчали  среди  предательских
каменных глыб, которые, несмотря на свою величину, были  очень  зыбкими  и
уходили из-под ног, как ловушки. Мы по очереди искали места для  установки
осциллографов над остальными трубами. Дождь прекратился, и в тучах кое-где
появились зеленые просветы. Туман снизу все густел,  зато  наверху  воздух
становился прозрачней. Наконец ветер согнал туман на  озеро  и  показались
склоны долины.  Примерно  в  километре  от  берега  среди  камней  зеленым
пятнышком виднелась палатка наблюдательного пункта, откуда Лао Цзу  следил
за нашей работой.
   Поставив последнюю каменную пирамидку там,  где  под  щебнем  проходила
одиннадцатая труба, мы вернулись на ракету.  Солтык  и  Райнер  поплыли  к
берегу. Погода устанавливалась: по небу, сиявшему  чистой  зеленью,  плыли
прозрачные белые облака; солнце появлялось каждые несколько минут, и в его
блеске окрестность как бы разрасталась - в позолоченных скалах  показались
синие полосы оврагов и ущелий; свет был  такой  яркий,  что  невооруженным
глазом виден был каждый камень на другом берегу озера. В большую подзорную
трубу на треноге мы видели с палубы - ракеты, как Солтык и Райнер входят в
залив и поднимаются на возвышенность. У каменного ребра Лао  Цзу  задержал
их, а нам сообщил, что гравиметр указывает на колебания силы поля. В ту же
минуту воздух над берегом начал перевиваться, как  гнутое  стекло;  в  нем
повисали разноцветные плоские радуги, медленно опускавшиеся на поверхность
воды, а контуры дальних скал трепетали, как коптящее пламя, и их  окружала
светлая каемка. Через некоторое время все  успокоилось,  и  наши  товарищи
смогли приступить к работе. То один, то другой  спускался  к  пристани  и,
нагруженный  тяжелым  прибором,  карабкался  вверх,  исчезая  в  лабиринте
выветрившихся обломков. Через четыре часа место на  наблюдательном  пункте
занял Райнер, а вглубь местности пошли Лао Цзу и Тарланд. Солтык,  приплыв
в моторке, сообщил, что вблизи Белого Шара радиосвязи мешает  сильный  гул
токов. Все работавшие на берегу были вооружены сигнальными ракетницами для
связи с наблюдательным пунктом, если радио откажет.
   В шесть часов вечера все аппараты были расставлены, опоясывая Белый Шар
почти полуторакилометровым кругом. Каждые два часа их нужно было обходить,
вынимать пленки с записью токов и закладывать новые.  В  восемь  часов  мы
привезли первую партию и тотчас же отправили их в кабину "Маракса".  Через
два часа на берег поехали Райнер и Солтык; они выполнили свое задание  без
всяких помех и привезли следующую партию пленок. Если Арсеньев не сидел  с
Чандрасекаром у "Маракса", он выходил на палубу, чтобы проверить показания
главного  гравиметра.  Кончался  десятый  час   земного   вечера;   солнце
просвечивало сквозь легкие перистые облака, а  вода  в  озере  стояла  так
неподвижно, что внутри ракеты не ощущалось ни малейшего  колыхания.  Когда
очередь снова дошла до нас с  Осватичем,  высоко  среди  каменных  шпилей,
повыше невидимого с озера Белого Шара,  в  воздухе  образовалось  размытое
мутное облачко, словно перед началом  смерча.  Лао  Цзу,  находившийся  на
наблюдательном пункте, задержал нас у берега, выпустив три красные  ракеты
и одну дымовую. Похоже было, что Белый Шар начинает пробуждаться: от озера
долетали все более сильные порывы ветра, а температура береговых  скал  за
несколько минут поднялась градусов на двадцать. В то же  время  гул  токов
мешал радиосвязи на расстоянии свыше нескольких  метров.  Напряжение  поля
поднялось несколькими небольшими скачками, но  потом  установилось.  Физик
сигнализировал нам, что можно идти. Мы взобрались на  скалистое  ребро.  У
самой его  грани  стоял  первый  аппарат,  укрытый  маленьким  парусиновым
шатром; сменив пленку, что заняло несколько минут, мы двинулись дальше.  С
вершины возвышенности открывалось большое пространство. Воздух  был  очень
прозрачный, только самые дальние вершины были окутаны легкой дымкой. Вдруг
я остановился: на лежавшей у  наших  ног  изрезанной  складчатой  каменной
равнине ничего не было, - торчали только каменные шпили,  виднелись  груды
песка и выветренные глыбы.
   - Осватич, смотрите! - крикнул я. - Белый Шар исчез!
   Он посмотрел прямо вперед.
   - Что за черт!
   - Погодите, погодите, - говорил я. - Мне помнится, что вон  та  большая
глыба под тремя шпилями была справа от Шара, а  те  конусы  -  слева...  а
теперь глыба совсем рядом с конусами... там даже нет  свободного  места...
Где же стоял раньше Белый Шар? Если бы даже он упал, то осталась  бы  яма,
пустое место!
   Мы беспомощно переглянулись.
   - Что делать? - спросил я.
   Мы повернулись к дальнему склону, где на сером  фоне  зеленела  палатка
гравиметра, казавшегося отсюда не более  спичечной  головки.  Я  попытался
вызвать физика по радио, но услышал только частые, как пулеметная  пальба,
потрескивания. Тогда я выпустил одну белую ракету и две  дымовые,  что  по
условленному коду означало: "Можно ли идти дальше?" Прошла добрая  минута,
пока вдали поднялась зеленая  звездочка,  повисла  в  воздухе  и  медленно
опустилась, сдуваемая ветром на озеро.
   - Все в порядке, - сказал Осватич. Мы одновременно повернули голову,  и
оба удивленно вскрикнули: Белый Шар  стоял  среди  скал  огромным  светлым
куполом, окруженный широкой полосой.
   - Это, наверное, был мираж, - вымолвил я  наконец,  не  совсем  веря  в
сказанное, и стал спускаться. Все осциллографы были соединены между  собою
тонким кабелем, синхронизировавшим их показания, и мы пошли  вдоль  белого
провода, то поднимаясь на груды камней, то  спускаясь  с  них.  У  каждого
аппарата мы задерживались: я вынимал барабан с заснятой пленкой, а Осватич
закладывал новый из запаса, который был у него в рюкзаке.  Меньше  чем  за
час мы обошли девять аппаратов. Путь к  десятому  вел  по  верху  каменной
возвышенности. Слева поднималась над кремнистыми  шпилями  вершина  Белого
Шара, справа склон был вдавлен, как корыто: это углубление было  наполнено
грудами камня и походило на заброшенную каменоломню. Я  случайно  взглянул
туда - и остолбенел. Внизу, метрах в ста от меня, на большом  камне  сидел
кто-то -  темная,  коренастая,  совершенно  неподвижная  фигура.  Осватич,
шедший впереди меня, отдалился шагов  на  двадцать.  Я  окликнул  его;  он
обернулся и тоже остановился,  как  бы  растерявшись.  Перепрыгивая  через
наваленные камни, не задумываясь, кинулся я вниз. На миг я потерял  фигуру
из виду, а когда приблизился к ней настолько, что смог разглядеть  ее  как
следует, то убедился, что это вовсе  не  человек.  Большая,  продолговатая
глыба неправильной формы упиралась в плоский валун. Свет ярко отражался от
ее блестящих темных граней. Странно было, что даже издали я принял  ее  за
человека, - только если  смотреть  сверху,  она  была  немного  похожа  на
склоненный торс.
   - Это сгусток лавы! - крикнул я. Осватич,  стоявший  на  возвышенности,
смотрел в мою сторону; конечно, он меня не слышал, так  как  электрические
помехи были очень сильны. Я махнул ему рукой, показывая,  что  ошибся.  Он
повернулся и пошел дальше. Неподалеку  из-за  каменной  пирамидки  торчала
верхушка палатки над десятым осциллографом.
   - Подождите! - крикнул я и побежал вверх по  склону.  Осватич  замедлил
шаг, но не остановился. Его темный силуэт выделялся на светлом фоне Белого
Шара.
   - Подождите! - крикнул я еще раз. Вдруг все  пространство  передо  мною
искривилось  и  присело,  словно  я  увидел  его  отражение  в  неожиданно
согнувшемся блестящем жестяном листе. Потом все заволновалось и  вернулось
в прежнее положение. Я стоял как вкопанный. Осватич исчез.  Только  что  я
видел его движущуюся спину, блеск его шлема; он ступил на большую  плоскую
глыбу  серебристого  камня,  сделал  шаг  или  два  и...   исчез,   словно
растворился в воздухе. Несколько секунд я стоял окаменев,  потом  пустился
что было сил к этому месту.
   - Осватич! - кричал я. - Осватич!
   Никакого ответа...
   Стараясь не терять из виду отличавшуюся по форме и цвету плиту, я полез
по  каменным  глыбам,  наваленным  у  гребня  возвышенности,  и,  наконец,
очутился наверху.  Поверхность  этой  большой  плиты,  наклоненной  в  мою
сторону, была покрыта как бы крупным инеем и потому так блестела. Она  вся
заросла мелкими хрустящими кристаллами. В одном  месте  я  увидел  на  ней
длинную беловатую  черту.  Камень  был  довольно  мягкий,  и  шип  башмака
оцарапал его. Я подумал, не спрыгнул ли Осватич  на  другую  сторону.  Там
была ниша, образованная двумя опиравшимися друг на друга скалами; она была
совсем светлая и  внутри  усыпана  мелким  грави