чувствовал, что Крестовин отполз от борта.  Лодка  слегка  вздрогнула  -
Крестовин встал на ноги. А Виктор все смотрел и смотрел в круглые  зеленые
глаза...
   Острога с коротким всплеском врезалась в воду. Глаза  потухли.  Потухли
мгновенно. И ничто не шевельнулось в глубине.
   - Далеко была, гадина, - выругался Денни Уилкинс. - А то бы я ее...
   Он вытащил острогу и, не спрашивая разрешения у Шаткова, включил свет и
поднял лампу, как факел, над головой. Лодка слабо  покачивалась  в  центре
светлого круга, но дальше ничего не было видно.
   - У меня п'едложение, - запинаясь, сказал "философ" Безликов. - Давайте
подплывем немножко к берегу. Мы одни так далеко ушли в море.
   - Нет, - к Шаткову вернулось самообладание. - Ведь пока еще  ничего  не
случилось.
   -  Боже  ж  мой!  -  Безликов  нервно  двинулся  на  портфеле  и  вдруг
убедительно  доказал,  что  логическое  мышление  -  это  именно  то,  что
свойственно ему: - Когда случится - будет поздно!
   Неизвестно, чем кончился бы этот  спор,  но  Денни  Уилкинс  решительно
сказал:
   - Опускаем фонари в воду! А вы все-таки не свешивайтесь над бортом!..
   Снова запылал в чернильной воде светлый шар со  срезанной  поверхностью
воды макушкой. Потом рядом с ним загорелся  второй,  они  слились.  Прошла
минута, вторая, третья... Узкая темная тень скользнула по краю освещенного
пространства. Она промелькнула так быстро, что ни Денни Уилкинс, ни Виктор
не успели поднять остроги... Прошла еще минута, и внезапно в светлый  круг
влетело  веретенообразное  существо  с  острой  мордой.  Ослепленное,  оно
неподвижно замерло в полуметре от лодки. Денни Уилкинс  не  промахнулся  -
острога вонзилась у основания черепа,  и  животное,  пронзенное  насквозь,
бешено рванулось в глубину. Денни Уилкинс выпустил острогу  и  вцепился  в
линь. Лодка вздрогнула, двинулась с места, но почти тотчас остановилась, и
натянутый линь  ослаб.  Денни  Уилкинс  осторожно  выбрал  его,  и  убитое
животное вновь появилось в круге света.
   - Рыба! - восторженно прошептал  Шатков.  -  Это  несомненно  рыба!  Не
утопите ее, пожалуйста... Осторожней, осторожней. Вот так. Кладите сюда.
   Рыбу бросили на дно лодки, а Денни Уилкинс и  Виктор  вновь  застыли  с
острогами в руках. Ждать пришлось  недолго.  Какое-то  другое  животное  с
широкой тупой мордой и роговыми шишками на черепе осторожно приблизилось к
светлому кругу. Животное  остановилось  далеко,  у  противоположного  края
светлого пространства, и не спешило войти в него: морда животного  застыла
на грани света и тьмы, а два длинных уса, очевидно  очень  чувствительных,
медленно двигались в освещенной воде, словно животное  пыталось  на  ощупь
определить, что это такое - свет.
   Философ Безликов, успевший забыть о своем предложении плыть  к  берегу,
поглощенный необычным зрелищем, двинулся на портфеле и  почувствовал,  как
больно уколол его открывшийся замок. "И зачем только я притащил  портфель,
- сердито подумал он, не спуская глаз с рыбы.  -  Увидят  -  вот  смеяться
будут". Безликову очень захотелось  спрятать  портфель,  но  он  пришел  к
заключению, что самое разумное - сидеть на  нем,  и  тогда  никто  его  не
заметит.
   Едва слышно щелкнул в руках Шаткова фотоаппарат.
   - Бить? - спросил Виктор.
   - Попробуй.
   Острога вошла в воду в сантиметре от  морды  животного,  и  оно  тотчас
исчезло.
   - 'астяпа! - громко крикнул Безликов. - Вот 'астяпа. Дай сюда ост'огу!
   - Как же! - возразил Виктор. - Это ж вам не справочники цитировать!
   - Как 'азгова'иваешь, мальчишка! Когда  я  их  цити'овал?!  -  обиделся
Безликов и сам же застеснялся, увидев обращенные к нему  удивленные  лица.
Чувство, очень похожее на бешенство, начало овладевать Безликовым. Нет, он
злился не на этих ребят, он злился на самого себя и еще на кое-кого. Но он
не позволит, он не позволит! Он вырвет с корнем!
   - Дай ост'огу! - потребовал еще раз Безликов.  -  Дай!  -  он  протянул
руку, но Виктор остался неумолим.
   - Можете стукнуть рыбу портфелем - сдохнет, - уверенно сказал он.
   Философ Безликов не стал спорить.  Он  тихо  опустился  на  портфель  и
скорбно уставился в воду. Да, жизнь не удалась, увы - не удалась.  Он  сам
виноват и все должен снести безропотно. Даже недоверие  этих  мальчишек  -
Виктора и ухмыляющегося  Крестовина.  Ничего  не  поделаешь.  Но  грустно,
грустно было на душе у Безликова.
   Один фонарь почему-то погас. Шатков вытащил его, закинул провод себе на
плечо, так что фонарь повис у него на груди, и снова включил свет...  А  к
лодке приближалось какое-то странное животное, широкое и плоское,  похожее
на ската...
   Шатков облизал пересохшие от волнения губы.
   - Бесподобно, - прошептал он. - Бес... А-ай!
   Черная скользкая плеть  с  размаху  ударила  астрозоолога  по  плечу  и
опрокинула навзничь. Нападение произошло  так  неожиданно,  что  в  первое
мгновение все растерялись,  а  философ  Безликов  отскочил  в  сторону,  с
непостижимой ловкостью  подхватив  портфель.  Еще  мгновение  -  и  Шатков
очутился бы за бортом, но Виктор успел схватить его за ноги.  Лодка  резко
накренилась. Что-то  холодное  и  скользкое  коснулось  руки  Виктора.  Он
инстинктивно отпрянул и едва не выпустил ноги Шаткова. В ту же  секунду  в
воду шлепнулось что-то очень тяжелое, и неслыханный вопль потряс  планету:
"философ" в панике уронил портфель в океан. Ни Виктор, ни Денни Уилкинс не
успели еще отреагировать на это чрезвычайное происшествие, а Безликов  уже
бросился вниз головой в воду. Он камнем пошел ко дну и,  наверное,  догнал
бы тонущий портфель, но темная тень метнулась ему  наперерез,  и  огромная
рыба мимоходом заглотнула портфель, как песчинку. А на лодке  продолжалась
отчаянная борьба, и трое людей видели  совсем  рядом  в  черной  воде  два
круглых зеленоватых глаза. Денни Уилкинс с силой всадил в них острогу.  На
этот раз глаза не погасли, хотя острога вонзилась во что-то мягкое и конец
ее остался над водой.
   - Нож! - крикнул Виктор. - Режь!
   Уже три плети, гибкие и круглые, как змеи, схватили Шаткова  за  грудь,
там, где висел фонарь, и тянули под воду. Шатков вырывался, иногда  хрипло
вскрикивая, но чудовище одолевало, и  голова  астрозоолога  погрузилась  в
воду. Денни Уилкинс не промахнулся -  вот  когда  пригодилось  его  умение
владеть любым оружием! - и с одного удара  перерезал  плеть.  Виктор  тоже
дотянулся до ножа и отрезал вторую. Но еще две плети стремительно вылетели
из воды и упали на фонарь. Шаткову удалось на секунду  приподнять  голову,
но она тотчас снова опустилась в воду; если  бы  не  маска,  он  давно  бы
захлебнулся. Одна из  плетей  обвилась  вокруг  шеи  астрозоолога,  и  это
закончилось бы трагически, если бы Денни Уилкинс вовремя не перерезал  ее.
Еще две плети упали рядом с фонарем. Виктору показалось, что вместо  одной
отрезанной каждый раз появляются две новые. И вдруг он все понял.
   - Фонарь! - закричал Виктор. - Гаси фонарь!
   И в самом деле, как только погас свет - чудовище отпустило Шаткова. Все
уцелевшие плети исчезли так же внезапно, как появились. Лодка выпрямилась,
и Виктор втащил в нее Шаткова.
   Придушенный, перепуганный астрозоолог  сидел  на  дне  лодки  и  крутил
головой.
   - Свет, - сказал Виктор. - Это свет его привлек. Вот так история!
   - Ну, не только свет - оно же могло схватить  фонарь  и  под  водою,  -
теперь,   когда   опасность   миновала,   Денни   Уилкинс   склонен    был
поиронизировать.  -  Это  товарищ  Шатков  произвел  на  него  неотразимое
впечатление!
   - А ведь это был спрут, - заключил Виктор. - Самый настоящий спрут. Так
ведь?
   - Не знаю, - честно признался астрозоолог. - Не разглядел.
   - Надо было хватать его и тащить! Упустить такого спрута! И где?  -  на
Венере!
   - Отстаньте! - взмолился астрозоолог; он массировал шею -  ее  все-таки
сильно помяло.
   Денни Уилкинс расхохотался, Виктор тоже засмеялся - громко, раскатисто.
   И  вдруг  где-то  поблизости  послышалось  глухое   всхлипывание.   Все
оглянулись, увидели рядом с лодкой что-то темное, шевелящееся и только тут
заметили, что Безликов исчез. Да, в воде, держась за  борт  лодки,  горько
рыдал "философ" Безликов, он рыдал  безутешно  и  даже  не  делал  попыток
влезть в лодку - пришлось его втаскивать.
   - Что с вами? - допытывались у Безликова товарищи. - Что случилось?
   - Ничего, - всхлипывая, отмахнулся Безликов. И в самом деле, как  могли
постигнуть они всю глубину его трагедии?
   - А где портфель? - спохватился Виктор. - Неужели утонул?
   - По'тфель 'ыба съела, - едва выговорил философ.
   - Какая рыба? - изумился астрозоолог Шатков.
   - Панци'ная, должно-ик! быть.
   - Зачем ей портфель? - еще больше изумился астрозоолог.
   В самом деле, велико, наверное,  было  разочарование  глупой  панцирной
рыбы,  проглотившей   портфель   Безликова,   но   кому   не   приходилось
расплачиваться за опрометчивые поступки!
   - И вы из-за портфеля так убиваетесь? -  успокаивал  Виктор.  -  Другой
сделаем!
   - П'и чем-ик! тут по'тфель? - скорбно возразил "философ". - Ни п'и  чем
он тут! Я и так-ик! все помню.
   - Ну и хорошо, успокойтесь. Ведь вас рыба не тронула.
   - Меня! Меня ни одна 'ыба не т'онет! Не  об'ащайте  лучше  на  меня-ик!
внимания. Я посижу в сто'онке.
   Так никто и не понял, что потерял Безликов не портфель, что потерял  он
прежнюю опору в жизни, а новую легко ли найти?
   - Продолжим охоту? - предложил Денни Уилкинс.
   - Нет, нет! Завтра продолжим! -  астрозоолог  Шатков  временно  утратил
всякий интерес к проблемам своей науки.  Но  когда  Денни  Уилкинс  поднял
обрезанную плеть и хотел выбросить ее в море, Шатков так  и  подскочил  на
дне лодки.
   - Вы  с  ума  сошли!  -  крикнул  он  фальцетом.  -  Выбрасывать  такую
драгоценность!
   - Берите, пожалуйста, - пожал плечами Денни Уилкинс.
   - Нет, положите ее. -  Брать  щупальце  в  руки  Шаткову  почему-то  не
хотелось. - Вон туда положите, - он показал в самый дальний конец лодки, и
обрезок бросили рядом с безучастным "философом".
   ...Их лодка вернулась последней - товарищи уже  начали  беспокоиться  о
них. Рыболовам удалось добыть еще двух морских животных. Весь улов сложили
до утра в "гроб" с формалином и туда же опустили обрезок плети, в объятиях
которого астрозоолог провел самые неприятные минуты своей жизни.
   Вскоре Землеград уснул. Тихо-тихо стало на планете. Только  шорох  волн
напоминал, что не все мертво вокруг, что время идет своим чередом, и новый
пасмурный день все-таки займется над Венерой.
   Дверь одного из  домиков  бесшумно  открылась,  и  на  пороге  появился
Безликов - в маске, с баллонами  за  плечами.  Он  плотно  прикрыл  дверь,
потоптался на одном месте и побрел подальше от моря, в сторону дюн. Там  и
провел он остаток ночи.
   А утром Безликова не узнали. За ночь он утратил философический  вид,  и
из краснощекого, упитанного молодца превратился в осунувшегося,  бледного,
с ввалившимися глазами анахорета; брюки падали с него,  куртка  висела  на
плечах, как на вешалке, и, глядя на него, можно  было  подумать,  что  всю
жизнь занимался он непосильным творческим трудом, иссушившим  его  мозг  и
тело. Ни с кем не разговаривая, бледной тенью отца Гамлета бродил  философ
Безликов по единственной улице Землеграда...
   Зато астрозоолог Шатков к  утру  совершенно  оправился  и  проснулся  в
превосходном настроении.
   - Удивительно, - говорил он Батыгину. - Никогда бы не  подумал,  что  в
венерском океане столько жизни. Я бы даже сказал - с избытком! И  это  при
полной безжизненности суши.
   Шатков запустил руку в "гроб" с  формалином  и  извлек  оттуда  обрезок
плети.
   - Ну,  конечно  щупальце,  -  он  протянул  обрезок  Батыгину.  -  И  с
присосками. Жаль, что мне  не  удалось  получше  разглядеть  эту  зверюгу.
Безусловно это животное близко к земным головоногим моллюскам, хотя я и не
могу утверждать, что это спрут. Может быть, и не спрут.  На  Земле  спруты
почти не нападают на людей, боятся их.
   - Но все-таки нападают?
   - Кое-кто это  утверждает,  а  кое-кто  решительно  отвергает.  Если  и
нападают, то крупные и очень, очень редко. Но как жаль, что я не разглядел
это животное!
   - Если уж вы так жалеете об этом... - начал Виктор, но Батыгин взглядом
остановил его.
   - По-моему, жизни  на  Венере  давно  пора  бы  выбраться  на  сушу,  -
продолжал Шатков. - Возраст здешней жизни никак не менее миллиарда лет или
даже двух миллиардов.
   - Думаете?
   - Ну конечно! И Громов  того  же  мнения  -  водоросли  в  море  весьма
разнообразны.  Может  быть,  даже  и  двух  миллиардов  лет   мало.   Ведь
палеонтологи никак не могут  договориться  с  геологами  и  астрономами  о
возрасте земной жизни. Палеонтологи  и  биологи  считают,  что  для  столь
пышного расцвета жизни на Земле потребовалось никак не меньше  семи-восьми
миллиардов  лет.  Но  астрономы  определяют  возраст  Земли  в  пять-шесть
миллиардов, а возраст биогеносферы и того меньше  -  всего  около  четырех
миллиардов лет. Видите, какое несоответствие!
   - Да, несоответствие, - согласился Батыгин. -  Но  не  поможет  ли  нам
чем-нибудь философ?
   Безликов стоял поодаль, прислушиваясь к разговору, и беспомощно  вертел
руками: они слишком привыкли к портфелю, и он не знал, чем их занять.
   Батыгин решил отвлечь  его  от  грустных  размышлений.  Безликов  робко
приблизился, как-то снизу вверх глядя на Батыгина.
   - Мате'ия движется, взаимодействует и 'азвивается не'авноме'но, - начал
он,  смотря  на  Батыгина  послушными  испуганными  глазами.   -   П'инцип
не'авноме'ности...
   - Э-э, да вы, кажется, меня теперь цитировать  решили!  -  прервал  его
Батыгин. - Лестно, конечно. Н-да! Но стоит ли,  а?  Может,  не  стоит  при
жизни  в  классики  записывать?..  Кто  же  подскажет,  что  после  смерти
получится!
   Безликов осекся и погас окончательно. Ссутулившись, он побрел к морю, и
ему казалось, что планета раскачалась на  большой  скорости  бегая  вокруг
Солнца; по крайней мере почва уходила из-под ног Безликова. Это уж точно.
   А Батыгин с Шатковым продолжали разговор.
   - Мне тоже кажется, что жизни на Венере давно пора бы выйти на сушу,  -
согласился Батыгин. - Но знаете, кто виноват в том, что она не вышла?..
   - Я вас пока не понимаю.
   - Луна виновата. Вернее - отсутствие спутника у  Венеры.  Земле  больше
повезло.
   Шатков ждал разъяснения.
   - Видите ли, мы уже установили, что уровень венерского океана  остается
почти постоянным. Значит, береговая линия - это резкая природная  граница,
рубеж, перейти который очень трудно.  Бывают,  конечно,  сгоны  и  нагоны,
сдвигающие эту границу. Но  сгоны  и  нагоны  -  явления  эпизодические  и
кратковременные. А систематических, закономерных колебаний  уровня  океана
на Венере практически нет, потому что солнечные приливы незначительны, и в
расчет их можно не брать...
   - Теперь понятно, куда вы клоните, - сказал Шатков. - У  нас  на  Земле
Луна по сути дела выгнала жизнь из моря на сушу...
   - Вот именно.  В  отлив  по  всей  Земле  обнажались  огромные  участки
морского дна, и все животные и растения;  находившиеся  там,  два  раза  в
сутки оказывались на осушке, на воздухе. Многие из них при этом  погибали,
но многие приспособились к закономерной смене среды, научились жить  то  в
воде, то на воздухе. Так сложилась литоральная фауна. Она-то  и  выдвинула
пионеров   заселения   суши,    животных    и    растений,    научившихся,
приспособившихся жить  на  воздухе...  А  Венере  никто  такой  услуги  не
оказывает, никто не подготавливает с  такой  же  настойчивостью  венерскую
жизнь к выходу из моря.
   И Шатков и Громов согласились,  что  это,  пожалуй,  наиболее  логичное
объяснение.
   - И очень хорошо, - продолжал Батыгин, -  что  жизнь  на  Венере  более
развита, чем мы предполагали. Это облегчает нашу задачу. Мы просто заселим
материки Венеры растительностью, она обогатит атмосферу кислородом, снизит
содержание углекислоты, и вы  лет  через  тридцать  сможете  завезти  сюда
сухопутных   животных   и   довершить,   таким   образом,   преобразование
биогеносферы Венеры.


   Кривцов и Вершинин вели атомоход на юго-запад, к  тридцатой  параллели,
где опустился звездолет N_2. Кривцов, проспав  около  суток,  на  рассвете
следующего дня выбрался из каюты и  пошел  проверять  приборы.  Океан  был
спокоен, дул несильный попутный ветер.  Судя  по  показанию  приборов,  он
вторые сутки не  менял  направления.  Временами  начинал  моросить  теплый
мелкий  дождик.  Пока  Кривцов  спал,  на  "Витязе"  взяли  одну  станцию:
медленное течение шло в общем  с  востока  на  запад.  Небольшая  скорость
течения объяснялась просто:  поблизости  находился  материк,  и  ветер  не
успевал "разогнать" воду. "В открытом океане скорость  должна  значительно
возрасти", - заключил Кривцов и  пошел  взглянуть  на  показания  эхолота,
непрерывно измерявшего глубину.
   На пятые сутки "Витязь"  достиг  места  посадки  грузового  звездолета.
Вокруг расстилалось спокойное темно-свинцовое море. В полдень  температура
поднялась до тридцати шести градусов.
   Непрерывная  пасмурность  при  такой  жаре  казалась  невероятной:  все
невольно посматривали, на небо, в надежде, что  вот-вот  брызнут  на  море
яркие лучи солнца, и оно оживет,  заблещет,  откроет  глазу  аквамариновые
глубины, станет густо-синим вдалеке...
   -  Как  Балтика  осенью,  -  хмуро  сказал  Вершинин.  -  Только   жара
тропическая.
   - Да, сюда бы холодный дождичек! - мечтательно произнес Кривцов и повел
худыми острыми плечами, к которым прилипла взмокшая от пота рубашка.
   - И Ленинград, - вздохнул Вершинин. - Ленинград бы сюда!
   Они посмотрели друг на друга и засмеялись...
   Взяли очередную станцию. Течение, немного увеличив скорость, продолжало
идти на запад, лишь слегка отклоняясь к северу.
   - Звездолет где-то поблизости, - сказал  Кривцов.  -  Скорость  течения
по-прежнему невелика, и далеко унести его не могло.
   - А глубина какая?
   - Как обычно, около двух километров.
   Радист атомохода в условленный час связался с  Землеградом  и  сообщил,
что "Витязь", миновав район посадки, продолжает поиски звездолета.
   Через день на шхуне заметили, что течение начинает  круто  поворачивать
на  север.  Объяснить  это  отклонение  действием  силы   Кориолиса   было
невозможно. Кривцов предположил,  что  поблизости  находится  материк  или
длинная  островная  гряда,  расположенная  перпендикулярно  к  направлению
течения.
   Некоторое время шхуна еще  продолжала  идти  прежним  курсом.  Характер
морского дна не менялся, а течение  заворачивало  к  северу  все  круче  и
круче. Выйдя на его внешний край и не обнаружив  никаких  признаков  суши,
Кривцов  распорядился  повернуть  обратно.  Он  так  и  не  понял,  почему
отклонилось течение, но тратить время на выяснение причин не мог.
   Атомоход лег в дрейф, и за борт сбросили вертушку - Кривцов хотел найти
стрежень течения, чтобы продолжать  поиски  звездолета,  следуя  по  самой
быстрой струе.
   На море был полный штиль,  даже  обычная  в  океанах  мертвая  зыбь  не
раскачивала атомоход. Неожиданно с запада подошла широкая,  очень  пологая
волна.  Слабо  качнувшись,  "Витязь"  поднялся  на  ее  гребень  и  плавно
спустился по противоположному склону. Через несколько минут подошла вторая
волна, за ней третья, и море снова затихло.
   - Что это могло быть? - спросил Кривцов. - Похоже на цунами.
   - Похоже, - ответил  Вершинин,  которого  гораздо  больше  интересовали
показания вертушки. Уже темнело, и пришлось зажечь фонарь, чтобы  записать
наблюдения.
   - По-моему, мы как раз на стрежне, -  заключил  Кривцов.  -  Здесь  еще
можно идти ночью, - звездолет все равно унесло к северу, и мы не проплывем
мимо.
   - Малый вперед, - скомандовал Вершинин.
   Снова заработал мотор,  снова  вспенилась  вода  за  винтом.  "Витязь",
набирая скорость, лег на новый курс.
   В обычное вр