брыва:  склоны
ущелья обрывались почти отвесно.
   - Каньон, - сказал Батыгин. - Типичный каньон. Здесь нам делать нечего.
Для городка нужно найти удобное во всех отношениях место, чтобы  потом  не
искать Другое.
   - А столица? - спросил Виктор. - Уж строить - так сразу столицу!
   - Вот как! На меньшее он не согласен!
   Все засмеялись,  но  Виктор  даже  не  улыбнулся.  Он  чувствовал  себя
хозяином будущего - он должен был все предусмотреть заранее,  чтобы  потом
не переделывать.
   - Да, сразу столицу, - повторил он. - Центр будущего поселения.
   - А, пожалуй, он прав, - согласился Батыгин. -  Мы,  старики,  немножко
эгоисты. Нам бы  только  сделать,  что  сейчас  завещано...  А  что  будет
потом... Да, он прав: строить, так уж сразу столицу!
   - И строить на берегу океана, в устье большой реки, - продолжал Виктор.
- Мы в северном полушарии, значит, подмываться будет правый берег реки,  а
строить нужно на левом. Строить на века!
   - На века! Это нам сейчас не под силу. Но сборные домики мы поставим.
   - На века, - упрямо повторил Виктор. - Все  города  на  Земле  начинали
строить  с  небольших  хижин.  Некоторые  из  городов  умирали  в  детском
возрасте, другие старились прежде времени. Но есть на Земле вечно  молодые
города, которые цветут тысячелетия!
   - Есть, - сказал Батыгин.
   - Вот такой город мы и должны заложить!
   Они вернулись к  звездолету.  После  того  как  Батыгин  убедился,  что
никаких сверхъестественных опасностей на Венере людям  не  встретится,  он
разрешил всем выйти из звездолета - астронавтам нужно  было  освоиться  на
новой планете.
   В первую очередь Батыгин отдал приказ собрать вертолет,  чтобы  уже  на
следующий день отправиться на разведку - искать  место  для  строительства
будущей столицы  Венеры,  которой  все  единодушно  решили  дать  название
"Землеград".


   На следующее утро вертолет поднялся с плато и  полетел  к  океану,  над
которым позавчера промчался астроплан. Кроме пилота Мачука и Батыгина,  на
разведку отправились Травин, Виктор, Денни Уилкинс,  рельефовед  Свирилин,
астроботаник Громов и астрозоолог Шатков.
   Летели над самой поверхностью Венеры, на высоте семидесяти-ста  метров.
Сначала путь пролегал над уже  знакомым  каменистым  плато,  а  потом  оно
кончилось; за крутым уступом, который Травин назвал "чинк", по аналогии  с
такими же уступами в  Средней  Азии,  началась  равнина  -  плоская,  лишь
местами слегка всхолмленная и такая же  безжизненная,  как  плато.  Травин
попросил снизиться, и вертолет повис над вершиной одного из  холмов.  Холм
был сложен бурой глиной, и дождевые воды прорезали в его склонах  бороздки
и ложбины; они расходились от вершины холма  к  подножию,  и  сверху  холм
казался поделенным на дольки.
   С вертолета сбросили трап, и  Травин  спустился  по  нему.  Держась  за
перекладинку, он осторожно ступил на грунт: ноги  слегка  увязали,  как  в
обыкновенной сырой глине. Никаких признаков жизни  Травину  обнаружить  не
удалось, но на всякий случай он взял пробу грунта.
   Равнина  постепенно  понижалась  в  одном  направлении,  и   астронавты
напряженно всматривались вперед, надеясь увидеть океан.
   - Прямо по курсу, вон за теми бурыми холмами... - начал Мачук.
   - Море! - крикнул Виктор, но теперь уже и все остальные видели  светлое
ровное поле, расстилавшееся впереди.
   Через несколько минут вертолет миновал последнюю  гряду  холмов,  очень
похожих на самые обыкновенные земные дюны, и полетел над морем.  Ветра  не
было, но к берегу подходили невысокие волны и опрокидывались на песок...
   - Неужели оно мертвое? - с тоской спрашивал Виктор. - Давайте спустимся
и проверим!
   - Нет, сначала нужно установить, не протекают  ли  поблизости  реки,  -
сказал Батыгин. - Заберитесь повыше, Мачук.
   Вертолет  пошел  вверх.  Приборы  показывали  высоту:  двести   метров,
пятьсот, километр, полтора километра...
   - Вулкан! - крикнул Виктор. - Смотрите, вулкан!
   Все прильнули к окошкам и увидели далеко на юге, среди  невысоких  гор,
почти геометрически правильный конус с усеченной  вершиной.  Темный  столб
дыма упирался в низкое небо,  и  облака  над  вулканом  казались  темными,
словно прокоптились на дыму.
   - Вулкан... А ведь их, наверное, немало на Венере. Планета  молодая,  и
тектоническая деятельность должна протекать активно, - сказал Свирилин.  -
И землетрясения тут, конечно, не редки.
   - В общем, первозданная картинка, - заключил Травин.
   - Точнее - один из первых дней творения,  -  поправил  Батыгин,  и  все
улыбнулись. - А вон и река - к северу от нас.
   Действительно,  светлая  изогнутая  линия  делила  там   надвое   бурое
пространство. Вертолет, не снижаясь, полетел туда.
   - А море какое - без конца и без края, - вздохнул почему-то Виктор.
   - Океан, наверное.
   - Да, скорее всего - океан...
   А Батыгин думал о другом.
   - Забавно получается, - сказал он. - Мы,  астрогеографы,  объединяем  в
своей работе и далекое прошлое и сегодняшний день географии:  вновь  мы  -
описатели  неведомых  материков  и  океанов,   и   в   то   же   время   -
преобразователи!..  Я  уж  не  говорю  о  том,  что   как   исследователи,
натуралисты мы должны познать природные условия планеты!
   ...Река впадала в море, не  разбиваясь  на  рукава,  единым  руслом,  и
вертолет опустился на ее левом берегу. Все вышли из него. Совсем  рядом  с
глухим шумом накатывались на берег волны. А река была широка  -  никак  не
меньше двухсот метров!
   Батыгин подошел к самой воде. Он чувствовал себя  необычайно  легким  и
свободным - словно мог оттолкнуться и полететь над волнами. На  душе  было
так радостно и восторженно,  что  утрачивалось  ощущение  реальности,  все
виделось как бы сквозь дымку - прозрачную, но скрадывающую  резкие  линии.
Батыгин пригляделся к своим товарищам и заметил, что они тоже  возбуждены,
взвинчены; только астроботаник Громов отчего-то помрачнел и насупился.
   - Прекрасно, - сказал Батыгин, делая широкий жест. - Лучшего места  для
города не найдешь. Тут у вас будет и морской и  речной  порт.  Организуете
перевалку грузов с речных судов на морские...
   Никто не улыбнулся. Как ни фантастично это звучало, но они прилетели на
Венеру для того, чтобы стало именно так, - чтобы здесь, в устье реки,  был
основан город, а океанские пароходы уходили от его  причалов  в  затянутые
пасмурью дали, к причалам других портов.
   - Берега придется облицевать, - решил Виктор;  глаза  его  сияли,  щеки
горели. - Гранитом или даже мрамором.
   - Мрамором красивее,  -  сказал  Денни  Уилкинс;  он  держался  ровнее,
спокойнее других.
   - Конечно красивее, - согласился Виктор.
   - Кто ж это мрамором берега облицовывает?  -  удивился  Травин.  -  Вот
чудаки!
   - Ну ладно, гранитом, - уступил Виктор. - А  пока  нужно  отметить  это
место, вогнать первый кол в землю!
   Виктор оглянулся, ища какую-нибудь палку, и тут же расхохотался -  нет,
на  Венере  палку  не  найдешь!  И  все  тоже  стали  хохотать  -   бурно,
захлебываясь; лишь Громов по-прежнему мрачно озирался вокруг.
   Взяв в вертолете два алюминиевых шеста, Виктор вогнал  их  в  грунт  и,
скрестив, связал веревкой.
   - Ну вот, - сказал он с облегчением, как будто все  самое  трудное  уже
сделано. - Теперь давайте купаться в море. Такая теплынь!
   Предложение с радостью подхватили, и  все,  кроме  Батыгина  и  хмурого
Громова, бросились в волны. Батыгин,  оставшись  на  берегу,  наблюдал  за
купальщиками, подбадривал их  возгласами,  шутил.  Но  потом  пришло  иное
ощущение: странно и даже неприятно было видеть, как барахтаются в  мертвом
море крепкие молодые тела... Батыгин подумал об этом и вдруг понял, что их
восторженное состояние, чувство отрешенности -  следствие  тех  причин,  о
которых предупреждал психиатр  Нилин,  что  только  этим  можно  объяснить
безумную выходку - купание в неведомом, совершенно неисследованном море...
   К счастью, купальщикам, видимо, самим стало не по себе, и они  один  за
другим вышли на берег.
   - Черт-те что, - сказал Травин. - Когда купаешься в море, все равно  не
видишь этих рачков и микроскопических водорослей. А  тут  знаешь,  что  их
нет, - и совсем не то настроение!
   - Живое оно! - вдруг закричал Виктор. - Живое море!
   Сидя на корточках, он старался подцепить ладонью  какую-то  студенистую
массу.
   - Осторожнее! - не своим голосом завопил астрозоолог Шатков. - Кто  так
обращается с животными!
   На песке перед Виктором лежал небольшой студенистый комок,  похожий  на
мертвую, помятую медузу.
   - Да, это жизнь, - подтвердил взволнованный Батыгин. -  Это  безусловно
жизнь!
   А Виктор и Денни Уилкинс уже бежали к вертолету за  надувной  резиновой
лодкой и планктонной сеткой. Они на руках  протащили  лодку  через  полосу
наката и влезли в нее.
   - А меня! - Шатков развернулся на  каблуке,  не  зная,  что  делать  со
студенистым комочком, лежащим в его ладонях. - Меня возьмите!  -  закричал
он, но бросился в противоположную - сторону, к вертолету.  На  полпути  он
передумал, помчался обратно, отдал  растерявшемуся  Свирилину  студенистый
комочек, на ходу прокричал  что-то  насчет  способа  сохранения  пойманных
животных в свежем виде и пешком попытался добраться до лодки.  Убедившись,
что в море это не лучший способ передвижения, он пустился вплавь, призывно
крича при каждом взмахе, и Виктору поневоле пришлось подождать его.
   Как только мокрого астрозоолога втащили в лодку, Виктор бросил за  борт
сеть, сделанную из желтого мельничного газа; внизу к сетке был  прикреплен
небольшой металлический стакан с краном. Денни Уилкинс  сел  на  весла,  а
Шатков принялся руководить, энергично размахивая руками.
   Они погорячились и почти сразу  же  вытащили  сетку.  Шатков  трепетной
рукой открыл кран, и вода из  металлического  стакана  вылилась  в  банку.
Волнуясь, все трое пристально вглядывались в прозрачную воду, но ничего  в
ней не обнаружили.
   -  Давайте-ка  отплывем  подальше,  -  сказал  Виктор;  он   неожиданно
успокоился, тщательно расправил сеть и снова бросил ее за  борт.  -  Греби
сильнее!
   Денни Уилкинс старался изо всех сил, Шатков  помогал  ему  советами,  и
скорость движения значительно возросла: сеть надулась, пропуская  воду,  и
начала медленно тонуть. Лодка описала большой круг  и  подошла  к  берегу;
только тогда они вытащили сетку и перелили содержимое стаканчика в  банку.
Даже простым глазом теперь было видно, как толчками передвигаются  в  воде
какие-то крохотные  существа,  как  плавают,  не  погружаясь,  неподвижные
зеленые точки.
   - Живые, они живые! - твердил Шатков, никому не доверив банку,  он  сам
вынес ее на берег.
   - Сине-зеленые водоросли! - прошептал астроботаник Громов. -  Вот  эти,
зелененькие!
   - Похоже, - согласился Батыгин. - С сине-зеленых водорослей и на  Земле
все начиналось. В сущности это они расчистили дорогу другим организмам.
   А Шатков ревниво предлагал всем обратить внимание на прыгающих блошек.
   - Животные же! - почти  стонал  он  от  восторга!  -  Самые  настоящие,
какие-нибудь рачки, наверно! Прыгают! - глаза Шаткова  излучали  любовь  и
нежность. - Нет, вы посмотрите, как прыгают!
   - Н-да, неожиданные результаты, - задумчиво сказал Батыгин. - Я  думал,
что тут иначе, - что жизнь только-только начинает возникать...
   - Возникать! - торжествующе воскликнул Шатков и гордо вздернул  голову.
- Возникать! Да она тут ключом бьет! - заявил он таким  тоном,  как  будто
всегда утверждал, что в морях Венеры жизнь бьет ключом.
   - Тем лучше, - все также задумчиво продолжал Батыгин. - Нам будет легче
преобразовать планету.  Возьмите,  пожалуйста,  пробу  воды,  -  обратился
Батыгин к своим помощникам. - И все. Больше никаких исследований, - сказав
это, он вновь ощутил смутную тревогу и за своих спутников и  за  тех,  кто
остался у звездолета. - Пора возвращаться.
   - Николай Федорович, а сеять лучше всего на приморских равнинах!  -  не
слушая,  говорил  Виктор.  -  В  почве  наверняка  имеется  хоть   немного
органических веществ. Я возьму образцы вон там, за дюнами...
   Громов и Шатков в это время боролись  за  банку  с  морской  живностью.
Маленький толстый Шатков прижимал ее обеими руками к  груди,  а  Громов  -
высоченный, косая сажень в плечах - боком наступал на  него  и  уговаривал
добром отдать банку: сине-зеленых водорослей  в  банке  было  больше,  чем
прыгающих блошек, и поэтому, утверждал Громов, хранить ее должен  ботаник,
а не зоолог. Шаткову великолепно было известно, что Громов -  призер  XXII
олимпийских игр в полутяжелом весе по боксу, но сейчас он, не задумываясь,
мог выйти против него на ринг и увещеванию не внимал. Черный чуб  Громова,
придававший ему разбойничий вид, уже сполз на самые глаза, что  обозначало
высшую степень разгневанности.
   Чем бы кончилась борьба  за  банку  -  можно  только  догадываться,  но
Батыгин вовремя вмешался, и хранителем  банки  был  утвержден  толстенький
Шатков.


   К звездолету отряд вернулся  уже  под  вечер.  Плохо  скрывая  тревогу,
Батыгин с беспокойством вглядывался в лица встречающих, стараясь  угадать,
не произошло ли чего-нибудь, но его быстро  успокоили  -  нет,  ни  с  кем
ничего не случилось.
   Весть об открытии жизни на Венере взволновала весь экипаж,  но  Батыгин
распорядился, чтобы в первую очередь был произведен анализ  воды,  а  всех
купавшихся в море отправил на медицинский осмотр.
   Результат анализа показал, что вода совершенно безвредна  и  отличается
от земной морской воды лишь соленостью и составом солей - океаны на Венере
были солоноватоводными.
   - Как гора с плеч, -  облегченно  вздохнул  Батыгин.  -  Значит,  можно
купаться. А что океан  не  успел  осолониться  -  это  я  предполагал.  Не
случайно же мы брали водоросли из опресненных лагун...
   Помня, что психиатр Нилин ведет  систематические  наблюдения  за  всеми
участниками экспедиции, Батыгин  тоже  отправился  во  врачебный  кабинет.
Нилин только что закончил обследование астроботаника Громова.
   - Видите, какой неожиданный эффект?  -  сказал  Нилин  Батыгину,  когда
астроботаник  удалился.  -  У  большинства  -  неестественная   веселость,
возбужденность, а этот - в черную  меланхолию  ударился,  смотрит  на  все
подозрительно, недоверчиво, словно его обмануть собираются...
   Батыгин, когда психиатр проделал с ним все, что  посчитал  необходимым,
пригласил его к  себе  в  каюту  и  чистосердечно  покаялся  в  неразумных
поступках на берегу моря. Врач в свою  очередь  поведал  ему  о  поведении
людей, оставшихся у звездолета.
   - Я полагал, что отклонения от нормы  будут  значительнее,  -  заключил
Нилин, и в голосе его  послышалось  чисто  профессиональное  сожаление.  -
Отделались пустяками...
   Едва он произнес эти слова, как дверь  каюты  открылась,  и  на  пороге
появился астрогеолог Безликов. Лицо его было строго, почти торжественно.
   - П'ошу считать меня философом, - картавя объявил он. - Подумал и 'ешил
- тео'ия п'ежде всего. Буду обобщать...
   Психиатр Нилин, не вставая с кресла, возбужденно потер руки, а в глазах
его вспыхнули искорки неподдельного интереса.
   - Превосходно, - шепотом произнес он. - Лучше и не придумаешь!
   Безликов не расслышал, что сказал психиатр, но памятуя прежнюю  вражду,
выразительно повернулся к нему широченной спиной.
   А Батыгин растерянно молчал.
   - Философом? - переспросил  он  наконец  и,  спохватившись,  сказал:  -
Садитесь, пожалуйста.
   - Да, п'ошу, - подтвердил Безликов и величественно опустился в  кресло.
- Так 'ешил.
   - То есть, вы собираетесь заняться теорией познания? - Батыгин вспомнил
о их последнем разговоре.
   Безликов пренебрежительно махнул рукой.
   - Это для меня слишком узко. Гово'ю же - буду  обобщать.  Вы,  конечно,
знаете, что философия спасает конк'етные науки от ползучего эмпи'изма...
   - Так вы нас спасти намереваетесь? - Батыгин неожиданно развеселился.
   - 'азумеется. Дам общую ми'овозз'енческую ка'тину.
   - Но что вы будете обобщать?
   - Все. Аст'огеологии мне мало. Масштаб не тот.
   - Значит, вы можете обобщить материал любой науки? - сдерживая  улыбку,
спросил Батыгин.
   - Да, - сказал Безликов.
   - И биологии?
   - Да.
   - И физики?
   - Конечно.
   - И кибернетики? - Батыгин все еще пытался быть серьезным.
   - Что за воп'ос!
   - И астрономии!
   - Безусловно.
   - И астрогеофизики?
   - П'авильно!
   - Ну и шутник вы!
   - Ничуть!
   Психиатр Нилин не выдержал - исчез из каюты и почти тотчас вернулся  со
своим прибором.  Безликов  сидел  в  величественной  позе,  преисполненный
чувства   собственного   достоинства,    и    наслаждался    впечатлением,
произведенным на Батыгина.
   Нилин подступал к новоявленному философу робко, бочком.
   - Во имя науки,  -  заискивающим  тоном  сказал  он.  -  Ради  грядущих
поколений...
   Увидев ненавистный аппарат, Безликов подскочил, как ужаленный.
   - А-а! - вскричал он. - Я за себя не 'учаюсь! Я т'ебую, чтоб ко мне  не
п'иставали!
   С завидной легкостью увернувшись от  психиатра,  Безликов  выскочил  из
каюты.
   - Какой экспонат! - всплеснул руками Нилин. - Но от меня он  не  уйдет!
Нет, не уйдет!
   Батыгин расхохотался - весело, неудержимо, и Нилин тотчас повернулся  к
нему.
   - Я ничего, - Батыгин поперхнулся. - Я по-настоящему смеюсь...
   - Конечно, конечно, - Нилин подозрительно  приглядывался  к  начальнику
экспедиции. - Я понимаю...
   - Пойдемте-ка отсюда, - не выдержал Батыгин.  -  Посмотрим,  чем  народ
занимается.
   Астрозоолог Шатков и астроботаник Громов взялись наконец за микроскопы,
и получалось у них так, что каждому для работы требовалась в  обязательном
порядке вся банка целиком. Воинственных биологов едва уговорили  заключить
короткое  перемирие;  устроившись  за  одним  столиком  и  поставив  банку
посередине, они принялись за определение.
   Сине-зеленые водоросли так и были признаны сине-зелеными,  а  прыгающие
блошки оказались рачками, но  отнести  их  к  какому-нибудь  земному  роду
Шаткову не удалось.
   Анализ почв, произведенный к тому времени, дал любопытные результаты. В
первом образце химики обнаружили лишь очень слабые признаки  органического
вещества.  Есть  ли  там  бактерии  -  сразу  установить  не  удалось,   и
бактериологи поместили крохотную частичку  образца  в  особую  питательную
среду, а банку поставили в  термостат:  если  в  образце  грунта  бактерии
все-таки имеются, то через неделю они  должны  расплодиться  и  образовать
хорошо заметную под микроскопом колонию.  Во  втором  образце,  взятом  на
приморской  низменности,   содержание   органических   веществ   оказалось
значительно выше, а под микроскопом  были  замечены  бактерии,  питавшиеся
органическими остатками.
   - Вот так жизнь сама себе подготавливает условия для выхода из моря  на
сушу: мертвые животные и растения оседают на дно,  сгнивают  там,  образуя
органические илы, а когда илы после тектонических подвижек оказываются  на
суше, следом за ними устремляются бактерии, и возникают первичные почвы, -
говорил Батыгин. - Повторяется земная история.  Впрочем,  этого  следовало
ожидать, потому что развитие биогеносфер, несомненно, протекает однотипно.
А насчет темпов развития - вот, судите сами. Принцип неравномерности помог
нам правильно предсказать, что биогеносферы в пределах  солнечной  системы
находятся на разных ступенях развития.
   - Да,  теперь  теория  превратилась  в  доказанную  научную  истину!  -
подтвердил Травин.
   - Но как было смело там,  на  Земле,  построить  на  этой  теории  весь
грандиозный замысел! - вдруг спохватился и испугался астроботаник  Громов.
- Невероятно смело и рискованно!
   Утром и рельефовед Свирилин и Шатков с  Громовым  дружно  подступили  к
Батыгину с требованием  отправить  их  на  берег  моря,  чтобы  они  могли
развернуть там исследования. Но Батыгин остался неумолим.
   - Сейчас - никаких исследований ради исследований, - ответил