Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
ся, что она большая и зубастая. Понимаешь, стою
лицом к скале и вдруг чувствую, что кто-то смотрит на меня. Думаю - не
может быть, но чувствую - смотрит!
- Да, взгляд всегда чувствуется, - согласился Денни Уилкинс. - Иной раз
стоишь, затерявшись в толпе, или даже идешь по пустой улице и чувствуешь
чей-то пристальный взгляд...
- Почему это, Николай Федорович? - спросил Виктор.
- Существует психическая энергия, передающаяся на расстояние... Или вот
материальные и идеальные явления, - сказал Батыгин, и тут Безликов перебил
его.
- Материя первична, сознание - вторично! - бодро вскричал он. - Бытие
определяет сознание!
- Ну а дальше? - прервал его Батыгин. - Дальше что?
Безликов ничего не понимал.
- Мы знаем, что существуют материальные явления и порожденные ими
идеальные: мысли, образы, ощущения. Ну а дальше-то что?.. Уж больше ста
лет твердим мы эту азбучную истину! А что вы можете рассказать нам об
идеальных явлениях?
Перед мысленным взором Безликова в бешеном темпе замелькали страницы
прочитанных сочинений. Неужели авторы обошли этот вопрос?.. Увы, обошли. И
Безликов сник, застеснялся. Спрятав портфель за спину, он начал понемножку
отставать.
- Вот видите, - сказал Батыгин. - Признаем существование в мире и
материальных и идеальных явлений. Но вся наша наука почему-то до недавнего
времени изучала лишь материальные или в лучшем случае процессы, вызывающие
ощущения, мысли. Но если идеальные явления существуют, значит, у них есть
свои природные свойства, свои особые формы движения, значит, они могут,
должны изучаться именно с этой, природной точки зрения. Теперь это
осознано, и новая наука - идеальнология - уже оформилась в своеобразную
отрасль знаний.
- Жаль, что это не имеет никакого отношения к астрогеографии, -
вздохнул Виктор.
Батыгин улыбнулся.
- Как тебе сказать?.. Некоторое отношение имеет. Помнишь? - был у нас
со Светланой разговор о существах, более сложных, чем люди...
- Помню.
- Если такие существа имеются, то они должны обладать более мощным и
сложным интеллектом. Мозг - ведь это самое высокоорганизованное и
таинственное, чем располагает человек, и если мы считаем, что где-то во
вселенной имеются существа, поднявшиеся по ступенькам эволюции выше земных
людей, то они должны отличаться от нас прежде всего своим мозгом,
способностью производить вот эти самые идеальные явления - мысли, образы,
и не только производить, но и как-то иначе - совершеннее и разнообразнее -
использовать в своей жизни.
- А как - совершеннее? - спросил Виктор.
- Трудно ответить на этот вопрос... Достижения идеальнологии пока
невелики...
- Не может быть, чтобы вы ничего не знали, - убежденно сказал Виктор.
Батыгин засмеялся.
- Немного я знаю, ты прав, но очень немного. Когда-то, разрабатывая
эволюционное учение о вселенной, я размышлял и над этими проблемами.
Однажды я попытался представить - какими же могут быть эти существа, более
сложные, чем люди? В чем будет заключаться их основное отличие от людей?
Мне тогда подумалось, что если я сумею предсказать, каким станет человек,
скажем, через сто или двести тысячелетий, то тем самым я узнаю и каковы те
существа, более высокоорганизованные, которые уже сейчас обитают
где-нибудь во вселенной. Я и до сих пор убежден, что в любом уголке
вселенной основные направления в эволюции очагов жизни совпадают: материя
приходит к выработке все более сложных идеальных продуктов, а это прямо
зависит от развития нервной системы. И я занялся анализом эволюции жизни,
но под особым углом зрения: я стал выяснять, как изменялась на протяжении
миллионолетий роль идеальных явлений в жизни организмов...
Вы, конечно, знаете, что молодые волки, например, ни разу не видавшие
лесных пожаров, боятся красных флажков. А цыплята, едва вылупившиеся из
яиц, разбегаются при виде коршуна, хотя ни одному из них не довелось
побывать в его когтях... Я постарался уяснить для себя, в чем тут дело, и
думаю, что мне это удалось... Способность вырабатывать идеальный продукт -
это исключительное свойство живой материи. Даже самые низкоорганизованные
животные, вроде амебы, обладают раздражимостью, и у них возникают наиболее
простые идеальные явления. Нынешние амебы, так же как и кусочки
протоплазмы, впервые появившиеся на Земле, испытывают раздражение, у них
возникают "ощущения", но "ощущения" эти не закрепляются в нервной системе,
они почти тотчас затухают. Поэтому у простейших животных не было и нет
никаких навыков, они не приобретают опыта в процессе жизнедеятельности.
Накопление опыта - удел более высокоорганизованных существ. И именно в
этом направлении развивалась нервная система: идеальные явления, навыки,
правда наиболее простые, стали закрепляться в нервной системе, и это
позволяло организмам "не повторять ошибок прошлого". Но много ли навыков
может приобрести за свою недолгую жизнь бабочка или пчела? Очевидно, очень
немного. Да и нервная система у них настолько низкоорганизованная, что не
способна накопить большое количество навыков. Поэтому биологически
целесообразно было закрепленные навыки передавать по наследству. Именно в
таком направлении и пошло развитие нервной системы: идеальные явления,
навыки, стали передаваться по наследству, и постепенно возникли сложнейшие
инстинкты, которые особенно характерны для насекомых.
Инстинкт - это и есть навыки, выработанные видом за все время его
существования и передающиеся по наследству. Но инстинкты очень
консервативны, они строго определяют поведение животного и не позволяют
уклониться от предначертанного пути, даже если он ведет к гибели. Поэтому
у всех животных, которые сложнее насекомых по своей внутренней
организации, нет уже таких хитрых и многообразных инстинктов: у них все
большую роль начинают играть навыки, приобретаемые за время жизни.
Следовательно, внешне процесс пошел в обратном направлении. Волки,
например, очень многие навыки усваивают в течение своей жизни: учатся
охотиться, путать следы и так далее. Но кое-что к ним по-прежнему
переходит по наследству, и в частности "образ огня", заставляющий даже
молодых животных слепо бояться всего красного. А цыплятам по наследству
передается "образ коршуна". В жизни человека врожденные инстинкты играют
совсем маленькую роль и проявляются главным образом в младенческом
возрасте.
Но как же пойдет эволюция дальше? Сейчас мозг человека способен на всю
жизнь сохранять многие воспоминания, знания, навыки, но по наследству они
не передаются: сын летчика не рождается летчиком. Но это - сейчас. А я
убежден, что через десятки, если не сотни, тысячелетий человеческий мозг
научится передавать по наследству знания и опыт предыдущих поколений, дети
будут рождаться обогащенными знаниями своих родителей.
Я понимаю, что это звучит фантастично. Но это - не фантазия. Это широко
известный диалектический закон отрицания отрицания, согласно которому
каждая следующая ступень в развитии "отрицает" предыдущую, повторяя ее на
более высоком уровне: зерно "отрицается" зеленым растением, а зеленое
растение - созревшими зернами. Смотрите, что получится, если мы
последовательно расположим все известное нам:
у простейших животных - амебы - "ощущение", раздражение возникает и
тотчас затухает, не закрепляется в нервной системе, и накопления опыта не
происходит;
у более высокоорганизованных животных - насекомых - сложнейшие
навыки-инстинкты постепенно закреплялись в нервной системе, и опыт
предыдущих поколений стал передаваться по наследству; второе, как видите,
отрицает первое;
у человека мозг достиг такого развития, что надобность в многочисленных
наследственных навыках временно отпала - человек успевает вырабатывать
необходимые ему навыки в течение жизни, и они гибнут вместе с ним. В этом
случае третье отрицает второе в ходе эволюции органического мира, на более
высокой ступени "повторяя" первое;
наконец, в очень далеком будущем человеческий мозг начнет передавать
потомкам навыки родителей по наследству и в то же время будет вырабатывать
множество новых навыков. Иначе говоря, четвертое отрицает третье, то есть
наше нынешнее состояние, на более высоком уровне "повторяя" и второе и
третье.
Вот вам закон отрицания отрицания в его классической форме, но в той
области бытия, где его еще никто не обнаруживал.
Биологическая и социальная целесообразность именно такого развития
мозга - очевидна. Какому-нибудь средневековому рыцарю было довольно просто
освоить опыт предыдущих поколений. Нам это уже не под силу - до такой
степени увеличились человеческие знания! Что же говорить о сверхдалеких
потомках наших! Дилемма, стоящая перед ними, проста: либо они не смогут
использовать ими же накопленные теоретические богатства, либо научатся
передавать приобретенные знания и навыки по наследству. Случится
последнее, и почему бы ему не случиться, если передаются по наследству
некоторые физические признаки, приобретенные в течение жизни?
Теперь представьте себе, каким могучим и свободным будет человек
сказочно далеких тысячелетий. В детские годы ему нужно будет лишь
"проявить" опыт своих родителей, на это ему не придется затрачивать много
труда, и он начнет активную жизнь, уже зная все, что успели узнать
предыдущие поколения. И знания тогда будут множиться так, как нам и не
снится... Думаю, что именно таковы и те сверхразумные существа во
вселенной, о которых мы говорили. Тогда тем, кто с ними встретится,
придется туго!
- А вдруг та рыба и есть такое разумное существо? - спросил Виктор и
поежился, как от озноба. - А? Николай Федорович?
- Нет, Виктор. Я тебе уже сказал, что это предположение несерьезно, и
по многим причинам.
- По каким же?
- Водная среда не способна породить существа с очень развитым
интеллектом...
- Почему?
- Потому, что она слишком однообразна.
- Не понимаю.
- Да потому, что она слишком _однообразна_, - повторил Батыгин, сделав
ударение на последнем слове. - Тут мы сталкиваемся с очень любопытным
противоречием. Относительное однообразие Природных условий в водной среде
способствовало возникновению и развитию жизни в море - резкая смена их,
скажем температуры, наверняка погубила бы еще не окрепшие, не научившиеся
сопротивляться суровым внешним условиям организмы. Но когда жизнь
развилась и окрепла, то же самое относительное однообразие водной среды
стало тормозить эволюцию, стало препятствовать дальнейшему прогрессивному
развитию жизни. Удивительного в этом ничего нет. Вода согревала и питала
жизнь, пока та была очень слаба и не способна выдержать резкую смену
природных условий. Но она же "избаловала" жизнь, приучила ее к
сравнительно легкому существованию. Для быстрого и разнообразного развития
жизни требовались и разнообразные природные условия.
Вот почему на Земле выделяются две основные пространственные фазы
эволюции - морская и материковая. На суше жизнь попала в неизмеримо более
суровые и изменчивые условия, иона начала активно приспосабливаться к этим
условиям, бороться за существование. Тут уж не оставалось места
"изнеженным", "избалованным" - выживали сильнейшие, и эволюция жизни на
Земле пошла значительно быстрее.
В борьбе за существование на суше, не сумев приспособиться к суровым
условиям, погибли сотни тысяч видов растений и животных, но зато в конце
концов возникли мыслящие существа, и они победили, потому что разум
оказался наиболее действенным, могучим орудием в борьбе с природой... Вот
как трактует эту проблему историческая психология.
Поэтому и нет надежды встретить мыслящие существа на тех планетах, где
жизнь еще не вышла из океана... Теперь понимаете? - Батыгин обращался и к
Виктору и к Денни Уилкинсу.
- Понимаем, - ответили они.
- Ученые-антропологи, занимающиеся антропогенезисом, - продолжал
Батыгин, - до сих пор не обращали внимания на одно чрезвычайно любопытное
совпадение. Известно, что люди возникли около миллиона лет назад, в самом
начале четвертичного периода. Но, по данным палеогеографии, природные
условия на Земле никогда не были так разнообразны, как в то время.
Догадываетесь, куда я клоню?..
- Догадываемся...
- Совпадение, разумеется, не случайное. А это позволяет нам сделать еще
один вывод: существа, более сложные и совершенные, чем люди, могут
возникнуть только в исключительно разнообразных природных условиях и на
планетах, более крупных, чем Земля, на планетах, которые было труднее
освоить, чем Землю... Твоя рыба, Виктор, не могла быть людеподобным
существом, так сказать "венерцем", еще и потому, что человека создал труд.
Приспособление всегда пассивно, а труд - активен, он требует более
высокого и развитого интеллекта. Поэтому люди и совершенствовались, не
приспосабливаясь к природе, а преобразуя ее. Но чтобы трудиться, нужны
орудия труда, нужны развитые руки, которых у рыбы не было. Или были? -
улыбнулся Батыгин.
- Не было, - согласился Виктор.
- Вот видишь!.. Это и есть вторая причина, по которой твоя рыба не
могла быть существом с мощным интеллектом... И еще один вывод: существа,
превосходящие людей разумом, должны превосходить их и умением трудиться...
А Безликов в это время в мрачном одиночестве сидел на камне. Невысокие
волны, рассуждая о вечности, накатывались на отлогий песчаный берег.
Затосковавший "философ" не прислушивался к их бормотанию. Сам он размышлял
о бренности и скоротечности всего сущего, и огромный портфель, небрежно
брошенный рядом, казалось, осмеивал самую мысль о чьем-то бессмертии, о
постоянстве. Муторно было на душе у Безликова, очень муторно и тоскливо.
Не поднимись он так высоко по ступенькам эволюции - завыл бы с горя. Что
же это получается, если разобраться серьезно?.. Всю жизнь верил он
солидным апробированным трудам, всю жизнь благодаря им жил, пользуясь
устаревшим выражением, как у Христа за пазухой, не ведая скорби, не ведая
сомнений... Портфель, до отказа набитый сочинениями, вобравшими в себя все
самое прочное, самое проверенное из человеческих знаний, обеспечивал ему
на Земле почет и уважение, все с восхищением говорили о нем -
энциклопедист! - а зеленые юнцы, раскрыв рты, слушали его содержательные
лекции... Так почему же на Венере ему недостаточно этих прочных,
проверенных знаний? Почему он то и дело попадает впросак, и никто здесь не
нуждается в его справках?.. Безликову даже казалось, что если бы он сам
подумал над тем, о чем его спрашивают, то нашел бы вразумительный ответ.
Но он верил прочитанному, верил слепо и не смел думать сам...
Безликов хмуро покосился на портфель, и у него появилось откровенное
желание пнуть его ногой, да так пнуть, чтобы исчез он в волнах!.. Но
Безликов не пнул портфель, он просто хмуро отвернулся от него и тяжело
вздохнул. Что же делать?.. Неужели он усвоил неправильный метод познания
истины, он, стремящийся охватить мыслию весь мир, все постигнуть? Но как
ему действовать дальше? Как быть ему, наконец?
Безликов готов был расплакаться от досады. Надо же - такая
неприятность. Но посмешищем он не станет, нет! Он не допустит, он всем
докажет, что Безликова не зря взяли на Венеру!
Приняв такое решение, Безликов подхватил ненавистный портфель и зашагал
к Землеграду.
Когда кончились долгие сумерки и наступила ночь, почти все население
Землеграда вышло на рыбную ловлю. Виктор и Денни Уилкинс мобилизовали все
лодки, приготовили специальные фонари, взяли сети и остроги. Желающих
принять участие в ловле оказалось так много, что пришлось устроить
жеребьевку. Все очень волновались, запуская руку в мешок, где лежали
свернутые трубочкой бумажки, а философа Бейликова прямо-таки било мелкой
дрожью. Но ему повезло, и он громким криком "ура" оповестил всех о своей
удаче.
Мрачны ночи на Венере. Свет луны никогда не заливал скалистые горы и
равнины, а черную гладь моря ни разу не рассекала надвое серебристая
лунная дорожка. Ни одна звезда не вспыхивала на черном небосводе. И свет
огней Землеграда был первым светом, загоревшимся в ночи на Венере...
Виктор, Денни Уилкинс, Шатков и философ Безликов, по привычке
захвативший с собою портфель, плыли в одной лодке. Начать рыбную ловлю
решили в реке. Когда очертания берега исчезли во мраке, Виктор опустил в
воду лампу и включил свет. Лодку медленно сносило вниз по течению, и
следом за нею плыл яркий шар, погруженный в реку. И Виктор, и Денни
Уилкинс, и Шатков, и Безликов пристально вглядывались в освещенную воду,
но ни одно живое существо не явилось "на огонек". Лишь плывущие песчинки
вспыхивали тусклым серебристым светом...
- Нет ничего, - сказал Виктор.
- Терпение, мой друг, терпение! - призвал Шатков.
- А может быть, венерские рыбы равнодушны к свету? - высказал
предположение Денни Уилкинс. - Это наши, земные, стремглав несутся на
огонек...
- Не думаю, - Шатков теперь один с надеждой всматривался в освещенную
воду. - Если они действительно рыбы, то огонь и на них должен производить
магическое действие.
- Что за вопрос! - поддержал астрозоолога философ Безликов.
Лодка приближалась к морю. Уже слышался ровный рокот наката. Виктор
вытащил из воды лампу, озарившую, подобно вспышке молнии, реку и надувные
лодки с рыболовами, и выключил свет. Шатков и Денни Уилкинс сели на весла,
и лодка быстро понеслась к морю. Шум наката равномерно нарастал, и вскоре
легкое покачивание подсказало гребцам, что они вышли из реки.
- Нужно отплыть подальше, - предложил Шатков. - Незачем толкаться всем
у самого берега.
- Можно и подальше, - согласился Денни Уилкинс.
Они плыли до тех пор, пока красный огонек на вершине радиомачты не
снизился наполовину.
- Стоп, - сказал Виктор. - А то маяк потеряем из виду.
Было очень тихо. Шум наката уже не доносился сюда.
- Зажигать лампы? - спросил Виктор.
- Подождите немного. Может быть, морские животные на Венере тоже
фосфоресцируют, как и на Земле, - Шатков, стоя посередине лодки,
осматривал море. - Мне показалось, что раза два под веслами вспыхивали
зеленоватые искры.
Да, ночное море жило своей, таинственной и мало понятной жизнью. Иногда
слышался короткий всплеск, а иной раз словно кто-то спичкой чиркал по
черной воде - слабый белый свет вспыхивал и гас. Виктор лег на дно лодки и
свесился через борт. Рядом с собою он чувствовал сидящего на портфеле
"философа". Виктор лежал долго и вдруг ему показалось, что в черной
глубине зажглись два неярких огонька. Он тихонько окликнул своих
спутников, и они тоже склонились над бортом. Огоньки приближались. Теперь
они стали похожи на два круглых зеленоватых глаза. Свет их не озарял воду,
но они выделялись четко и медленно увеличивались в размерах.
- Что это? - прошептал Виктор, чувствуя, как мурашки пробежали у него
по спине.
- Не знаю, - шепотом ответил Шатков. Как видно, он чувствовал себя
менее уверенно, чем днем, потому что немножко отодвинулся от борта.
Теперь глаза были совсем близко и перестали увеличиваться в размерах.
Они были круглые, как блюдца, и без зрачков. Виктору хотелось отвернуться,
спрятаться от этих глаз, но глаза словно приказывали ему лежать
неподвижно. Рядом что-то тревожно забормотал Безликов, а потом Виктор
по