дымку. Он, пожалуй, даже смог бы добраться туда,  но  ему  почти  не
хотелось этого. Зачем?.. Зачем ему возвращаться?  Чтобы  встретить  смерть
там? Но разве не безразлично ему, где умирать? И все, что  делал  в  жизни
Денни Уилкинс, все, из-за чего рисковал жизнью,  -  все  вдруг  показалось
таким мелким и неинтересным, что  он  даже  удивился:  как  он  раньше  не
замечал этого, как он мог раньше относиться к этому  серьезно?..  Нет,  уж
погибать так погибать. Сразу.
   - Все равно погибнем, - сказал Денни Уилкинс. -  Что  ни  делай  -  все
равно погибнем.
   Виктор упрямо мотнул головой.
   - Черта с два! Раз в шторм не погибли, теперь  и  подавно  продержимся.
Нас обязательно найдут. А пока я знаю, что нам делать.
   - Ничего тут не сделаешь! - Денни Уилкинс  зачерпнул  за  бортом  воды,
взял ее в рот, сморщился и выплюнул. - Под таким солнцем  мы  без  пресной
воды и двух суток не продержимся. И никто нас  искать  не  будет.  Кому-то
нужны мы!
   Виктор снова упрямо мотнул головой.
   - Нужны! Нас обязательно найдут.
   - Я-то смерти не боюсь, но не думал, что так  умирать  придется.  Думал
иначе... Но ты... как ты надумал прыгнуть за мной?
   - А я не думал. Прыгнул и все.
   - И не страшно было?
   - Когда с головой в воду ушел - перетрусил,  думал  -  каюк,  -  Виктор
застенчиво улыбнулся.
   - Дурак ты, - Денни Уилкинс произнес это с неподдельным восхищением.  -
Я бы ни за что не прыгнул, - чистосердечно признался он.
   - Прыгнул бы, - не согласился Виктор. - Это тебе сейчас кажется, что не
прыгнул бы.
   - Я-то себя знаю, - возразил  Денни  Уилкинс.  -  Можешь  быть  уверен.
Хорошее сердце у тебя.  С  такими,  как  ты,  мне  раньше  не  приходилось
встречаться, а теперь уж больше и не встречусь...
   - Опять ты...
   - А знаешь, это ведь тоже мужество - честно признать свое  поражение  и
спокойно встретить смерть.
   - Замолчи.
   - Когда будем умирать, я открою тебе великую тайну,  и  у  тебя  волосы
дыбом встанут!
   - Открой сейчас.
   - Нет, сейчас не открою. Когда будем умирать. Не хочется мне уносить ее
под воду, не разделив ни с кем из людей. А вы - славные ребята. Все вы,  с
кем я работал в экспедиции. Очень славные.
   - Что ты разговорился сегодня?
   Но Денни Уилкинс не унимался.
   - Если бы мне еще раз довелось родиться, я пошел бы с вами на  все.  Но
по два раза не рождаются. Вот в чем беда!
   - Чудак ты! -  Виктор  спустил  ноги  за  борт  и  шевелил  пальцами  в
прохладной воде.  -  Вот  и  несет,  и  несет  чепуху.  Давай-ка  займемся
чем-нибудь полезным.
   - Ничего я не буду делать.
   - Будешь.
   - Нет, не буду. Умирать нужно спокойно. Мы  достаточно  суетимся,  пока
живем.
   "Надо его переломить - любой ценою  переломить,  -  подумал  Виктор.  -
Иначе нам плохо придется".
   - Размазня, - сухо сказал Виктор. - Берись за дело, а то хуже будет!  -
он стиснул кулаки так, что суставы побелели.
   Денни Уилкинс засмеялся.
   - Что может быть хуже, чем отправиться на дно?.. Ах  да!  Издохнуть  от
солнца, раздуться и плавать на этом корыте! Выбор чудес...
   Сильный удар в челюсть опрокинул его навзничь. Денни Уилкинс  удержался
на плоту и, приподнявшись, увидел прямо перед собой бледное лицо Виктора.
   Рука Денни Уилкинса привычно потянулась к карману, но оружия  не  было.
Он успел заметить кулак Виктора  и  слегка  отклонился.  Удар  пришелся  в
скулу. Денни Уилкинс, не вставая, ногами обхватил ноги  Виктора  и  рывком
повернулся со спины на живот. Виктор плашмя рухнул на плот.  Они  вскочили
одновременно, бросились друг на друга и, потеряв равновесие, упали в воду.
   Виктор первым забрался на плот и помог влезть Денни Уилкинсу.
   - Ну, пришел в себя? - спросил Виктор. - Остался б ты без зубов  -  как
бы тогда к Наде вернулся?
   Денни Уилкинс вздрогнул, и в тусклых глазах его  вспыхнули  на  секунду
живые искорки.
   - К Наде?.. Ни к кому мы уже не вернемся.
   Виктор, не отвечая, встал, и в  этот  момент  что-то  сильно  и  больно
ударило его в затылок. Он ткнулся носом вперед,  неловко  подскочил,  и  в
воздухе повернулся  так,  чтобы  очутиться  лицом  к  новому  неожиданному
врагу... На дне плота прыгала небольшая летучая рыбка.
   - Рыба! - заорал Виктор. - Рыба! - ликуя повторил он. - Рыба!
   От волнения он все никак не мог схватить ее, и рыба прыгала перед  ним,
а он то накрывал ее ладонью, то выпускал снова, но наконец схватил и зажал
в  кулаке,  с  невыразимой  любовью  глядя  на  круглый  рыбий  глаз,   на
топорщившиеся жабры. Он поднес рыбу к самому лицу Денни Уилкинса.
   - Видал?
   - Вот и мы как эта рыба, - Денни Уилкинс слабо улыбнулся. -  От  одного
врага спаслись, другому попались, а он еще безжалостнее.
   Но Виктор уже не слушал его. Внимательно осмотрев спасательный круг, он
обнаружил на продетой в петле веревке кусочек проволоки.
   - У тебя нет ножа?
   Денни Уилкинс пошарил в карманах и протянул  ему  маленький  перочинный
нож. Виктор перерезал веревку, распустил ее и сплел лесу.  Согнуть  крючок
было совсем не сложно.
   Насадив уснувшую рыбку на крючок, Виктор бросил удочку.  Он  ничуть  не
сомневался, что все макрели Атлантического океана  немедленно  кинутся  на
приманку, но ему пришлось  жестоко  разочароваться:  макрели,  как  видно,
предпочитали охотиться за живыми рыбками.
   - Ничего ты не поймаешь! - почти торжествуя, сказал Денни Уилкинс.
   Виктор не отвечал. Солнце пекло нещадно; намокшая во  время  невольного
купания одежда давно высохла, и казалось, что на  плечи  насыпана  горячая
зола. Хотелось пить и, должно быть от этого, слегка мутило. Виктор вытащил
на плот приманку, зачерпнул воды и взял ее в рот. Она  была  противна,  но
все-таки он заставил себя сделать глоток. А потом снова забросил удочку.
   Почти тотчас  удочку  сильно  дернуло  вниз,  а  Виктор,  вздрогнув  от
неожиданности, в свою очередь дернул удочку вверх.
   - Есть! - заорал он не своим голосом. - Есть!
   Денни Уилкинс приподнялся и  перегнулся  через  борт;  длинная  плоская
рыбина с плавником во всю спину яростно металась из стороны в сторону; она
была необычайно красива - нежно-золотая, с синеватыми разводами.
   - Золотая макрель, - со знанием дела сказал Денни Уилкинс; он припомнил
небольшой коралловый островок, затерянный в Тихом океане.
   Виктор так волновался, что едва не упустил  макрель,  но  все-таки  ему
удалось втащить ее на плот.
   - Вот, - сказал он. - Обед на столе.
   Солнце стояло очень высоко, почти в зените, и лучи его, не отражаясь от
поверхности, уходили глубоко в воду и там расплывались в радужные пятна.
   - Будем есть, - решил Виктор.
   Он раскрыл нож и вырезал из спины макрели две полоски розоватого  мяса.
Одну полоску он отдал Денни Уилкинсу, а вторую взял себе. Сладковатое мясо
макрели  оказалось  сносным  на  вкус  -  Виктор  думал,  что  сырая  рыба
противнее.
   - Совсем неплохо, - сказал он и заставил себя проглотить.
   - Дрянь! - Денни Уилкинс  сморщился  и  выплюнул  за  борт  разжеванный
кусок.
   - Ты! -  Виктор  чуть  не  задохнулся  от  бешенства  при  виде  такого
кощунства. - Да я тебя!..
   Он держал в руке раскрытый перочинный нож, на лезвии  которого  сверкал
крохотный солнечный лучик.
   - Противно, - пожаловался Денни Уилкинс.
   - Ешь! - Голос Виктора прозвучал так повелительно, что Денни Уилкинс не
осмелился ослушаться. Он положил в рот другой кусочек  рыбы,  разжевал  и,
давясь, проглотил.
   - Ешь еще, - приказал Виктор, и Денни Уилкинс  съел  еще;  Виктор  тоже
съел. - Это не бифштекс, конечно, - согласился он. - Но есть можно.
   Подкрепившись таким образом, они мирно легли рядом, прикрывшись одеждою
от солнца, которое уже клонилось к закату.
   Под вечер Виктор решил наловить планктона.
   Он встал и с хозяйским видом оглядел океан.  Пологие  волны  равномерно
вздымались вокруг плота; их было очень много, бесчисленное  количество,  и
они заполняли все видимое пространство; Виктор знал, что и там, за  чертой
горизонта, точно такие же волны медленно  катятся  к  Америке...  Близился
вечер, и красные мазки лежали на гребнях... На секунду  Виктору  сделалось
жутко, и он едва не поддался отчаянию, но совладал с собой.
   Денни Уилкинс тоже встал.
   - Словно кровь пролита на океан,  -  глухо  сказал  он.  -  Кровь  всех
убитых... Посмотри - солнце садится. И  с  каждой  минутой  все  больше  и
больше крови становится в океане, словно она стекает с неба. Если  собрать
кровь всех убитых за тысячелетия - наполнился бы океан?..
   - Тебя противно слушать.
   - Может, и не наполнился бы, но она разлилась бы по  всей  поверхности;
океан тогда и днем и ночью казался бы красным...
   - Прекрати, пока просят по-хорошему!
   Денни Уилкинс молча лег на дно плота.
   Тропические  сумерки  коротки,  и  через  полчаса   багрянец   сменился
позолотой; потом море сразу погасло, став  черным,  а  на  небе  вспыхнули
звезды.
   Виктор тоже лег. Они лежали  рядом  и  смотрели  вверх.  Высокие  борта
скрывали от них воду, и порою Виктору казалось, что все это, - и "Коралл",
исчезнувший в штормовом океане, и сам океан, и плот, - все это сон,  а  на
самом деле они просто лежат в гамаке и смотрят в черное звездное небо...
   - Когда мы вернемся и расскажем о нашем приключении, нам не поверят,  -
сказал Виктор.
   - Почему тебе так хочется вернуться?
   - Хотя бы потому, что я еще не был на  Марсе,  -  Виктор  произнес  это
тихо, в задумчивости глядя на крупные махровые звезды.
   - Ерунда какая!  -  в  голосе  Денни  Уилкинса  слышалось  неподдельное
презрение. - Вздор все это. Нелепость. Он вдруг  приподнялся  и  заговорил
сбивчиво, горячо: - Как будто это так уж нужно - лететь  туда,  как  будто
нельзя обойтись без этих космических полетов! Мы оба с тобой  были  глупы.
Слышишь?.. Оба! Мы беспомощны у себя на Земле, среди океана, а  что  будет
там, на Марсе?.. Представить страшно!
   - Что с тобою? - перебил Виктор. -  Я  никак  не  пойму,  что  с  тобою
происходит.
   Теперь они сидели рядом, касаясь друг  друга  плечами.  Волны  тихонько
раскачивали плот.
   - Ты выглядел  таким  сильным,  уверенным,  -  продолжал  Виктор,  -  и
вдруг... Да, умирать нужно спокойно,  но  сначала  надо  все  сделать  для
спасения. А ты словно смирился с судьбою, и весь мир перестал существовать
для тебя. Не понимаю я этого. Ведь  ты  любишь,  и  тебя,  наверное,  тоже
любят...
   Денни Уилкинс не вздрогнул, но Виктор почувствовал, что плечо его стало
горячее, а грудь вздымается чаще и сильнее.
   - Меня не любят, мне хуже, - грустно сказал Виктор. - И все-таки  я  не
сдаюсь и не сдамся. Рыба, вынутая из воды, и то бьется до последнего!
   - Зря бьется, - машинально ответил Денни Уилкинс; он думал о другом.
   - Не всегда зря; случается, что с пользой. Но люди и подавно не  должны
сдаваться. Это самое оскорбительное - сдаться!
   Денни Уилкинс молчал. Они снова легли и снова стали смотреть на звезды,
влажно блестевшие в черной глубине неба.
   - Она меня любит, - неожиданно сказал Денни Уилкинс. - Любит.
   - Конечно, - охотно подтвердил Виктор.
   - Любит, - тихо повторил Денни Уилкинс и умолк. - Мы должны спастись! -
это он почти крикнул. - Должны, понимаешь?  -  Он  нашел  руку  Виктора  и
крепко стиснул ее. - Если бы не Надя - тогда ладно! Но  теперь  мы  должны
спастись! Надина любовь - это единственное, что принадлежит только мне. На
нее больше никто не имеет права! Я никому не отдам Надину любовь! Никому!
   - Кто же отнимает у тебя любовь?..
   - Никому, - сказал Денни Уилкинс. - Она  -  единственное,  что  есть  у
меня...
   - Странный ты, Крестовин.
   - Может быть. Но того, что ты сделал, я никогда не забуду.
   - Ерунда все это. Какую ты хотел открыть тайну?
   - Да нет, никакую. Так болтал...
   Советский геликоптер обнаружил их на третий день - голодных, обожженных
солнцем.
   - Нашли! - несколько раз с удивлением повторял Денни Уилкинс, пока  они
летели к ближайшему американскому порту. - Вот чудеса!
   - Какие там чудеса, - устало отвечал Виктор. - Все как полагается! - Он
смотрел на океан, который сверху казался неподвижным.
   "Полагается! - мысленно усмехнулся Денни  Уилкинс.  -  Черта  с  два  -
полагается!.. Или прав Виктор? Или Герберштейн заслал меня в мир,  живущий
по другим  законам?..  Если  так,  у  этого  мира  до  странности  хорошие
законы..."
   В чужом городе, среди  множества  незнакомых  людей,  Денни  Уилкинс  и
Виктор поменялись ролями: Виктор  держался  настороженно,  даже  робко,  а
Денни Уилкинс обрел прежнюю самоуверенность, энергию.
   Но в глубине его души  навсегда  затаился  страх,  и  если  бы  он  мог
отказаться от всяких космических полетов, он отказался бы от них и  вообще
от борьбы - борьбы с теми странными людьми, которые спасли его в океане...
   Денни Уилкинс догадывался, что предстоит встреча с шефом, и, когда  она
состоялась, попытался пуститься на хитрость.
   - По-моему, все это выеденного яйца не стоит. Не знаю  даже,  нужно  ли
мне лететь на Марс... - начал он.
   - Ты куда клонишь? - резко прервал Герберштейн; он не добавил больше ни
слова, но Денни Уилкинс сник, почувствовав угрозу.
   - Экспедиция послана за самоопыляющимися растениями...
   - Что за чертовщина?
   - Ну... за теми, которые опыляются без помощи насекомых...
   Денни Уилкинс впервые видел своего шефа растерявшимся.
   - При чем тут насекомые?
   - Сам ничего не понимаю...
   - А должен понимать! - вспылил Герберштейн,  но  тотчас  успокоился.  -
Любопытно. И с каждым днем становится все любопытнее...
   ...Через несколько  дней  Денни  Уилкинс  и  Виктор  вылетели  вдогонку
экспедиции. Ночь они провели в отеле аэропорта на берегу Амазонки, а потом
сели в геликоптер... Широкая Амазонка медленно текла к океану меж зеленых,
заросших непроходимым тропическим лесом берегов. Изредка внизу  проплывали
лодки и небольшие пароходы. И  наконец  Виктор  и  Денни  Уилкинс  увидели
"Коралл" - он шел вверх по течению, оставляя за собою пенный след...




ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОКИНУВШИЕ ЗЕМЛЮ


1

   Конгресс астрогеографов, посвященный началу Международного космического
года, состоялся весною  ****  года  в  Рио-де-Жанейро  и  привлек  к  себе
внимание всей мировой общественности. Газеты на все  лады  склоняли  имена
Батыгина и Джефферса.
   А  "соперники"  отдыхали  на  веранде  отеля,  с   которой   открывался
прекрасный вид  на  Атлантический  океан,  и  мирно  беседовали.  Рядом  с
Джефферсом сидела его жена - пожилая женщина в темных очках, почти  совсем
седая, с моложавым приветливым лицом. Большие темные  очки  прикрывали  ее
невидящие глаза - более двадцати  лет  назад  она  ослепла  после  тяжелой
болезни.  Джефферс  всегда  был  неразлучен  с  женою,  и  вне   Института
астрогеографии они всюду появлялись вместе. И после болезни она продолжала
ездить с ним в экспедиции, переплывала океаны, и Джефферс  рассказывал  ей
обо всем, что видел, а она уверяла, что живо представляет себе и  горы,  и
леса, и звезды, отраженные в тихих северных  озерах,  и  волны,  идущие  с
океана. Она была другом Джефферса, он делился с ней всеми замыслами, и  за
последние годы они расставались  всего  один  раз,  когда  Джефферс  повел
астроплан на Луну.
   Батыгин был давно знаком с Элеонорой Джефферс  и  знал,  какое  большое
место занимает она в жизни  своего  прославленного  мужа.  Когда  Джефферс
улетел на Луну, Батыгин переписывался с  Элеонорой  Джефферс,  подбадривая
ее, и и даже лукавил, уверяя, что полет совершенно безопасен.
   И сейчас ученые разговаривали не стесняясь ее, потому что  от  Элеоноры
Джефферс у них не было и не могло быть секретов.
   - Все это писалось уже не один раз, -  говорил  Джефферс,  указывая  на
жирные газетные заголовки. - Они не очень изобретательны,  эти  репортеры.
Они уже не раз стыдили меня и натравливали на вас. Я  привык  не  обращать
внимания на газеты.
   - Меня они тем более не могут тронуть - пусть  себе  пишут.  -  Батыгин
отпил из фужера лимонад со льдом и прямо посмотрел  на  Джефферса.  -  Но,
может быть, вы все-таки подсознательно уступаете им, этим репортерам,  или
тем, кто стоит за ними - заправилам вашей пресловутой Компании?
   Джефферс вопросительно взглянул на Батыгина.
   - Видите ли, - Батыгин тщательно подбирал слова.  -  У  меня  сложилось
впечатление, что вы не успеете подготовить астроплан ко  времени  великого
противостояния, точнее, к тому дню, когда нужно вылететь, чтобы  наверняка
встретиться с Марсом в космосе...
   - Успеем, - возразил Джефферс. - Работы спланированы так, что мы должны
успеть. Правда, в обрез, лишнего времени у нас не будет.  Но  все-таки  мы
сможем вылететь...
   - Я не имею права учить вас, но вы мне очень дороги, и мне не  хотелось
бы потерять вас...
   - Вы думаете, это так опасно? - спросила Элеонора Джефферс.
   - Да, это очень рискованно. Все нужно рассчитать с предельной точностью
и вылететь обязательно в срок.
   - В таком случае, - сказала Элеонора Джефферс, - мы, непременно полетим
вместе. - Она подчеркнула слово "непременно", и Батыгин понял, что они  не
в первый раз говорят на эту тему.
   -  Но   можно   вообще   не   лететь,   можно   ограничиться   засылкой
астролабораторий с передающей аппаратурой - "звездоходов", как  их  у  нас
окрестили. Риск при космических полетах огромен.
   - Вы говорите хорошие и  верные  слова,  дорогой  коллега,  -  возразил
Джефферс, - но я - сын своей страны. Я знаю ее недостатки. Но в отличие от
вас  я  нахожу  немало  положительных,  симпатичных  мне  сторон  в  нашем
общественном строе. И я не могу  _совсем_  игнорировать  газетные  статьи,
пожелания руководителей Компании  по  эксплуатации  планет,  да  и  нашего
правительства. А общее мнение таково, что на Марс нужно лететь, даже  если
риск будет больше, чем обычно,  -  все  равно  лететь.  Как  ученому,  мне
безразлично, кто первым прилетит на Марс, но от меня требуют, чтобы я  это
сделал первым. И я должен попытаться сделать это первым, хотя бы для того,
чтобы оправдать деньги, пожертвованные моему институту.
   Джефферс задумался, машинально переставил свой бокал, а потом сказал:
   - Есть  еще  одна  причина,  обязывающая  меня  лететь:  я  не  дождусь
следующего великого противостояния Марса. Годы, мой дорогой  коллега,  уже
не те. А я поработал достаточно много  в  астрогеографии,  чтобы  в  конце
жизни доставить себе и своей жене маленькое  удовольствие  -  побывать  на
Марсе и нарвать  большущий  букет  цветов;  они,  наверное,  там  есть,  а
Элеонора так любит цветы!
   - Вы твердо решили лететь вместе?
   - Слишком много шансов никогда больше не увидеться, если  один  из  нас
останется на Земле...
   Батыгин смотрел на Элеонору Джефферс. С океана дул бриз, и седые волосы
ее слегка шевелились на ветру, иногда падая на щеку, и тогда  она  убирала
их... Лицо ее было ясно и спокойно, словно к концу своей нелегкой,  полной
страхов   и   затаенных   страданий   жизни,   жизни    жены    и    друга
ученого-астрогеографа,   Элеонора   Джефферс   обрела   полное    душевное
равновесие, простое и светлое понимание вещей.  Батыгин  догадывался,  что
спокойствие и ясность, хоть это и казалось парадоксальным, пришли  к  ней,
когда было окончательно решено,  что  она  отправится  вместе  с  мужем  в
сопряженное с огромным риском космическое путешествие и разделит с ним его
судьбу, как бы эта судьба ни сложилась - трагично или счастливо.
   И Батыгин вспоминал свою жену, ее застывшее, словно окаменевшее лицо  и
напряженный, - все силы собраны, чтобы не расплакаться, - взгляд, когда он
прощался с ней на астродроме перед отлетом на  Луну.  Да,  нелегка  участь
жен. Раньше они волновались, когда их мужья учились  водить  самолеты  или
увлекались парашютизмом, когда уходили на войну, а  теперь  -  космические
полеты... Что ж, его, Батыгина, никто не будет провожать, когда он  пойдет
по широкому полю астродрома к звездолету, - единственный человек,  который
имел бы пра