оря, последний опрос показывает -
скорее всего на Собрании Акционеров для роспуска военного флота не хватит
шести процентов голосов.

- Так отлично! - просиял Вернер. - Это же просто здорово!

- Здорово-здорово, а ничего не здорово, - неожиданно зло высказался стихами
Мозер. - У соседа моего вы...ли борова!

Вернер опешил. О существовании такой лихой баварской поговорки он, судя по
всему, не слышал. Даром что был немец только по фамилии.

- Ты чего?.. - с опаской спросил он.

- Да ничего. Видишь, стою, дурака валяю, а дальше идти - боюсь. Мне сейчас
твоего папочку в парадку одевать. Бляху ему драить, башмаки чистить и все
такое...

- Что-то случилось? - посочувствовал Вернер. - В Адмиралтейство, к Дяде
Гуннару на пистон?

- А то... Слышал, "Рипли" к Церберу послали?

- Даже видел. И правильно сделали, что послали.

- Я не знаю, правильно или как, только вот денежки на бустер твой обожаемый
Рашен хапнул из резервного фонда. Никого не спросясь, без серьезного
обоснования. Накарябал записочку для отчета... И какая-то сволочь из штаба
Задницы, ясное дело, капнула вниз. А знаешь, что внизу бывает за
разбазаривание средств? В лучшем случае припаяют самоуправство. И Рашена
теперь - на вздрючку. Ладно, ему не впервой. Только вот если информация
выйдет из стен Адмиралтейства и попадет в Сеть... Найдется ведь зараза,
раззвонит на всю Солнечную. А Рашен, может, последний вояка, которого на
Земле еще с дерьмом не смешали. И плакали твои шесть процентов голосов. Он
же эти бабки, считай, украл! А главное, зачем?!

- Во-первых, не "твои шесть процентов", а наши, - поправил его Вернер. -
Или ты уже не наш, а, крыса штабная?

- На себя посмотри, жертва радиации. Таракан реакторный!

- А во-вторых, ничего ему не будет, - продолжил Вернер твердо. - Ты же сам
знаешь, для чего Файн пошел к Церберу. Наоборот, Рашена хвалить надо. Он
же, можно сказать, работает на опережение. Защищает мир от внешней угрозы.

- Это, что ли, от чужих? - спросил Мозер с нескрываемой издевкой.

- А от кого же еще?

- Знаешь, Энди, ты, конечно, мужик что надо, но дурак редкостный. Мой тебе
совет - про чужих ни слова.

- Погоди... Ты в них что, вообще не веришь?

- В чужих никто не верит там, - Мозер ткнул пальцем себе под ноги. -
Согласись, в таком контексте уже не важно, что по этому поводу думаю я.
Стоит Рашену только заикнуться о своих идеях, и он всему флоту кинет
серьезную подлянку. Тебе сказать, как ведущие психиатры внизу трактуют
активные действия по розыску чужих? Или сам в курсе?

- Болезненная тревожность, - мрачно кивнул Вернер, опуская глаза. - Хотя
нет, активные действия - это уже симптом мании преследования. Вот дерьмо!

- Они, конечно, тормозят, - сказал Мозер, - но я их понимаю. У Совета
Директоров сейчас есть четкая задача - развалить флот и высвободить деньги.
Вот они ее и выполняют. А если чужие прилетят и врежут, это будет уже
совсем другой разговор. И другая политика.

- Интересно, какую он придумал отмазку, - пробормотал Вернер, имея в виду
Рашена, который в Адмиралтействе о чужих, разумеется, не заикнется. Понять
это было обидно.

- Придумает что-нибудь. Он же русский все-таки. Хитрожопый.

- Как дам в лоб! - пообещал Вернер. - Не посмотрю, что целый капитан.

- Ой-ой-ой! - рассмеялся Мозер. - Напугал. Главное, не расстраивайся. Ты же
к бабе шел? Вот и думай о хорошем. А то еще не встанет...

- Фу! - брезгливо сморщился Вернер. - Что за слова... Будто и не астронавт
вовсе. Говоришь, словно всю жизнь внизу ползал. Стыдно.

- На себя посмотри, - всерьез обиделся Мозер. - Тоже мне, понимаешь,
орденоносный герой, весь в шрамах и без пиписки...

- А ты ведь боишься, - неожиданно спокойно заметил Вернер. - Ты же
наверняка присмотрел себе местечко в наземных службах. Дал на лапу кому
следует... Распустят нас или нет, тебе в любом случае еще лет на десять
жирный кусок гарантирован. Интересно, с какой рожей ты подпишешь
распоряжение о сдаче "Тушканчика" на слом... Что, угадал?

- Да пош-шел ты! - почти крикнул Мозер. Обвинение было довольно серьезным.
В случае роспуска флота его наземные службы автоматически превращались в
контору по инвентаризации всего, что от флота осталось, затем -
эксплуатации того, что еще могло летать под коммерческим флагом, а потом и
утилизации оного. Неписаный кодекс чести не позволял летному составу
участвовать в таких мероприятиях. Считалось, что это предательство.

- А если Рашена вниз спишут, - продолжал зловеще Вернер, - то ведь и твои
акции здорово упадут, правда? Это ты сейчас крутой, ходишь адъютантом при
самом лихом адмирале. А так ведь - ноль без палочки. И внизу тоже никому не
будешь нужен.

- Знаешь, это ведь я тебе в лоб звездану, - прошипел Мозер. - Тоже не
посмотрю, что ты всего лейтенант. Не пожалею нищую сиротинушку, психически
травмированную да условно освобожденную...

- Попробуй, - сказал Вернер. - Только учти, что я не хотел тебя обидеть. Я
просто констатировал факты. И знаешь... Мне тебя жаль.

Мозер неожиданно сник. Ударить Вернера он, конечно, не рискнул бы. А в
перепалке у него шансов выиграть не было, потому что Вернер угадал все
правильно.

- Злой ты стал, - только и сказал Мозер. - И что-то очень уж нос задрал. Ты
сейчас тоже у Рашена в фаворе. Но были времена, когда ты вел себя
по-другому. Попомни мое слово, он тебя снова выжмет, как тряпку, и
выбросит. Чисто русская модель поведения, я эти штучки знаю. Сегодня ты ему
нужен, а завтра... И вообще, Энди, не забывай, где я тебя видел и как
плачевно ты в этот момент выглядел.

- Я же не герой, - мирно сказал Вернер. - Я так... просто астронавт.

Повернулся и ушел.

Мозер дернулся было с намерением сказать вслед какую-нибудь гадость, но
передумал. На любое его обидное слово Эндрю уже сто раз мог предложить
Мозеру, допустим, нырнуть в Юпитер. Или посидеть в тюрьме. Но ведь не
предложил.

- Дурак ты, - сказал Мозер уныло.

В тюрьме, куда Мозер за ним приехал, Эндрю выглядел далеко не плачевно. Был
в этом человеке какой-то удивительный несгибаемый стержень. В любой
кризисной ситуации Вернер быстро соображал, компетентно действовал и
никогда не терял головы. На взгляд Мозера, он был отличный профессионал и
настоящий герой. А то, что в обыденной жизни Вернер оказался рохлей и
сейчас таскал позорные для своего возраста лейтенантские нашивки, Мозера не
удивляло. По его мнению, это как раз была характерная примета героя.
Флаг-адъютант Мозер по-черному завидовал своему однокашнику, которого
другой герой - Успенский - прямо с четвертого курса забрал в космос.

Мозер тяжело вздохнул, сунул руки в карманы и отправился по своим абсолютно
не героическим делам. В этом и заключалась разница между успешным и
состоятельным Мозером и ободранным неудачником Вернером. Эндрю на каждом
шагу подстерегала возможность блестяще проявить себя. Да, это было опасно
для жизни, но как же красиво выглядело! И планка Сердца на рабочей куртке
Вернера всегда будет волновать девичьи сердца. А все нашивки и галуны
Мозера говорили только о респектабельности и добропорядочности, но никак не
об умении выживать и спасать других, которое так ценят женщины.

Конечно, Мозер тоже неоднократно имел возможность красиво выступить. Но на
совсем другом поприще - штабном, - которое здесь, наверху, считали делом
особым, предназначенным для людей умных и дальновидных, только вот, увы,
неспособных держать перегрузку и мгновенно принимать решения. Единственным
в группе F "штабным", по-настоящему уважаемым боевыми офицерами, был
контр-адмирал Задница, который в молодые годы отмочил такой подвиг, что не
смог больше водить корабли.

А флаг-адъютант Мозер с детства бредил космосом и очень хотел совершить
где-нибудь в Пространстве настоящий героический поступок. Можно даже с
травмой, физической, а лучше еще и с психической, что уж совсем круто.
Прийти на выручку, спасти коллег, разнести врага в мелкие клочья, уползти
домой на разбитом отражателе и, ступив на твердую землю, с облегчением
сказать: "Я сделал все, что мог". Но вот как раз сделать все, что в его
силах, прожить отрезок жизни на пределе возможного и вернуться из
смертельного боя живым Мозер оказался не способен. И до сих пор страдал по
этому поводу комплексом неполноценности. А по пьяни даже горько
расстраивался. Хотя, по большому счету, не был ни в чем виноват.

Молодую смелость флаг-адъютанта хватил столбняк пятнадцать лет назад.
Мозер, тогда еще лейтенант, ждал на орбитальной базе погрузки на скаут
"динАльт", куда был приписан вторым навигатором. И увидел заходящий на
стыковку легендарный круизер "Лок фон Рей", совершивший фантастическое
погружение в Юпитер. Мозер знал нескольких ребят с "Фон Рея", в том числе
Эндрю Вернера, и поспешил к шлюзу, благо его офицерское звание позволяло
ходить везде и совать нос в чужие дела.

А из шлюза выплывали бесчувственные тела в запечатанных спецкостюмах,
смотанные между собой электрическим шнуром, чтобы ветром не сносило.
Второе, третье... Когда Мозер досчитал до пятидесяти, ему стало плохо. А
когда вслед за телами вышли на своих ногах, с трудом цепляясь подошвами за
магнитный пол, десять относительно здоровых астронавтов, Мозер не рискнул
подойти к ним.

Впереди шел капитан Успенский, еще не подозревающий о том, что месяцем
позже он навсегда получит свое знаменитое имя "Рашен". Впрочем, скажи это
Успенскому тогда, он бы и ухом не повел. Капитан был вообще никакой, если
не сказать жестче. А следом показался Вернер, и в глазах его сквозило плохо
скрываемое безумие.

Мозер отступил на шаг, потом еще, а потом не выдержал и удрал. Он не бежал
с флота, вовсе нет, только что-то он в этом проклятом шлюзе навсегда
потерял. То ли молодость, то ли готовность рисковать и жертвовать собой. То
ли, как он безуспешно уверял себя позднее, глупость. Для очистки совести
Мозер дважды сходил на "динАльте" к Марсу и один раз к Венере, но судьба
почему-то берегла кораблик от серьезных неприятностей. Может, потому, что
командовал на нем Эбрахам Файн. Но Мозер почувствовал, что вероятность
катастрофы накапливается, и подал рапорт на переподготовку. Не успел он год
проучиться на штабного аналитика, как "динАльт" схлопотал в Поясе сквозную
пробоину. Спасла мечущийся в дыму и огне экипаж только находчивость
техника, который оказался возле самой дырки и хладнокровно заткнул ее
кулаком. Узнав об этой истории, Мозер напился вдрызг и навсегда успокоился.

Он сделал нормальную карьеру в штабе Задницы, участвовал в планировании
ряда удачных операций, считался толковым разработчиком и приятным в общении
человеком. Потом Эссекс рекомендовал его во флаг-адъютанты. Рашену нельзя
было врать, и на вопрос, отчего Мозер пошел в штабные, он выложил адмиралу
историю про шлюз. Адмирал ему посочувствовал и сказал: "Ладно, принимай
дела". Сначала Мозер был от счастья на седьмом небе, работал не за страх, а
за совесть и, сам того не замечая, приобрел блестящую репутацию. В
Адмиралтействе на толкового и исполнительного Мозера нарадоваться не могли.
Но потом картину стала портить его излишняя близость к строптивому
русскому. Будучи передаточным звеном между командиром группы F и адмиралом
флота, Мозер постоянно ходил по лезвию, рискуя подставиться и с той, и с
другой стороны. А когда на твоего начальника стараются оказать давление
через тебя самого...

В последние дни ситуация усугубилась. И сейчас, двигаясь к адмиралу с
дурными новостями, Мозер нарочно замедлял шаг. Он все прикидывал, когда
именно умнее попросить Рашена о переводе вниз и как эту просьбу изложить.

А драпать было самое время. Потому что история с отправкой "Рипли" на
Цербер пахнет дурно и Рашену того и гляди оторвут его чересчур умную
русскую башку.

* * *

На двери каюты старшего навигатора Кендалл была красным фломастером
нарисована конфетка. Рисунок явно делался в одно движение, на ходу, но
яркая линия, небрежно брошенная на белый пластик, выдавала недюжинный
талант.

Вернер задумчиво ткнул пальцем кнопку вызова, и дверь тут же распахнулась.

- А у нас на "Тушканчике" маньяк, - сказал Эндрю, невольно провожая глазами
уплывающую в стену конфетку. - Здравствуйте, капитан. Извините, я немного
запоздал... - Он перевел взгляд на стоящую в дверном проеме девушку и с
трудом поборол желание схватиться за сердце, которое вдруг основательно
защемило. Он не думал, что соскучился по Иве до такой степени. И вообще, он
еще не опомнился от бестолковой перепалки с Мозером. Всю дорогу до каюты
Эндрю пытался в мыслях примерить себя на место флаг-адъютанта, а Мозера -
на свое. Не вышло.

- Здравствуй, - сказала Ива и отступила назад. Судя по ее виду, она тоже
пребывала в легком замешательстве. - Ну, что стоишь, заходи. А маньяков у
нас полкорабля.

- Да нет! - отмахнулся Эндрю. - Вот, посмотрите, что у вас на двери
нарисовано.

- Мы, кажется, были на "ты", - напомнила Ива, выходя в коридор и закрывая
дверь. - Ого! Слушай, это откуда?

- Понятия не имею, - Эндрю все-таки поднял руку и потер ноющую грудь.
Никогда с ним раньше такого не было. Странное ощущение, как будто всем
телом он что-то предчувствовал. Нечто грандиозное и даже пугающее.

Ива стояла в шаге от него, совсем близко, и Эндрю с умилением подумал,
какая она трогательно маленькая, уютная и домашняя в легком спортивном
костюме и босиком. Ему вдруг безумно захотелось положить девушке на плечо
сильную уверенную мужскую руку и защитить Иву сразу от всего на свете. Но
рука его плохо слушалась.

- Н-да-а, - протянула Ива, разглядывая конфетку. - Художник. Бывают ведь
талантливые люди... Один росчерк, а сколько экспрессии. Вот бы его,
негодяя, поймать! Чтобы в наказание приличную картину для кают-компании
написал!

- Вы руку не узнаете?

- Слушай, Энди, ты меня достал, - сказала Ива, поворачиваясь к нему лицом.
- Не "вы", а "ты".

- Я больше не буду, - скромно пообещал Эндрю. - Узнаешь руку?

Ива еще раз посмотрела на рисунок, покачала головой, открыла дверь и
махнула Вернеру - заходи.

- У него пристрастие к красному цвету, - объяснил Эндрю, шагая через
высокий порог с вакуумным уплотнителем. - Это же его художество в
бассейне-то.

- Может быть, - кивнула Ива, приказывая двери захлопнуться. - Очень даже
может быть...

- Элементарная графологическая экспертиза, - не унимался Эндрю. Он был
по-прежнему несколько смущен, хотя сердце уже отпустило. - Есть же образцы
почерка всего экипажа. Достаточно отсканировать эту конфетку и поставить
компьютеру задачу. Наверняка в Сети есть какой-нибудь подходящий софт.
Нужно его только найти и скачать наверх. Правда, у нас вспомогательные
компьютеры слабенькие, но это ерунда. Ходовому процессору работы будет на
пять секунд.

- Ах ты, негодник! - рассмеялась Ива. - А еще мастер-техник называется!

- Подумаешь, - гордо выпятил грудь Эндрю. - Делов-то. Все равно этот
процессор сейчас отдыхает. Никто и не заподозрит, что у него там на уме...
И вообще, у меня один приятель из обычного унитаза самогонный аппарат
сделал. На скауте. Там все равно им никто не пользуется. Вот как ребята до
Цербера долетят... - Тут он осекся и сделал большие глаза.

- Я молчу! - усмехнулась Ива. - Расскажи еще что-нибудь.

- Да это все неинтересно. У техников своя жизнь, свои байки. У навигаторов,
как я понимаю, тоже. Профессиональный фольклор. У нас только что в
центральном стволе такой хохот стоял! Но окажись рядом тот же Боровский, он
бы решил, что мы с ума посходили. Хотя и отвечает за боевую часть. А в...
Ты зачем меня позвала?

- Молодец, - похвалила его Ива. - Привыкаешь. Слушай, тут дело такое...
Надо же, чуть не забыла!

- Я тоже, - неожиданно ляпнул Эндрю. Просто не мог с собой ничего поделать.
Взял и сказал.

- А ты о чем забыл? - удивилась Ива.

Вернер крепко зажмурился и выпалил:

- Я уже подумал, что у нас просто свидание!

А когда разжмурился, Ива была совсем рядом и смотрела на него снизу вверх,
доверчиво и внимательно.

- Кто ты, Эндрю? - спросила она, в точности как в прошлый раз.

- Или я тебя сейчас поцелую, или умру, - сказал он невпопад.

Вот так просто, без привычных заигрываний, что называется, грудью на
амбразуру. "Как даст мне по морде сейчас... - пронеслось в голове. - А я
перед ней на колени упаду. Все, пропал. Это любовь. Надо же!"

Но ласковые руки уже обнимали его за шею, а мягкие нежные губы прижались к
его губам.

Эндрю осторожно, но крепко обнял Иву и провел кончиком носа по ее щеке.
Поцеловал в шею, почти неощутимо, одним дыханием. И заглянул в чуть
приоткрытые глаза. И снова поцеловал в губы, страстно, но без напора, без
агрессивной мужской жадности, которую знал за собой. С Ивой сейчас был
совсем другой Энди Вернер, не тот, которого знали многие женщины там,
внизу. Он и сам-то не узнавал себя.

- Погоди, - сказала Ива, мягко отстраняя его.

Эндрю послушно отодвинулся, но объятий не разжал, только позволил ей чуть
увеличить дистанцию. Глаза Ивы по-прежнему были прикрыты, и вырываться она
не собиралась. Каким-то шестым чувством Эндрю понял, что ей хорошо в его
руках. Она просто хотела что-то сказать.

- Я же действительно забуду, - почти шепотом сказала Ива и, чтобы собраться
с мыслями, уперлась Вернеру пальцем в грудь. - Слушай, у нас... тьфу, все
путается. У нас ходовой тренаж внеплановый. Но в рубке не получится. Две
команды, понимаешь? Соревнование. Мы сядем в библиотеке и вводные будем
давать вспомогательным компьютерам. А ты же сам говорил, они слабенькие...

- Что там у вас? - спросил Эндрю деловито, и Ива совсем очнулась. Широко
раскрыла глаза (Вернер от восхищения тяжело вздохнул, эти глаза и так были
невероятно красивы, а сейчас еще и светились), но в сторону не отошла, а,
наоборот, обхватила Эндрю руками за пояс.

- Рейд к орбите Юпитера, на скорость, - объяснила Ива. - Соображаешь?

- Угу. Обзорные мониторы... Правильно, что в библиотеке. Но?

- Вот именно - но. Слушай, Энди, брось туда линк от ходового процессора, а?

- Боровский в курсе? - мгновенно отреагировал Эндрю.

- А это обязательно? - хитро прищурилась Ива.

- Да как сказать... Когда тебе это нужно?

- Завтра к восемнадцати бортового. Ну, к восемнадцати тридцати...

- Понимаешь, милая, я ведь не успею протянуть линк по вентиляционной
системе, как это обычно делается. Кабель пойдет открыто, через коридор. И
если Боровский об него споткнется... Ладно, ну его. Будет тебе линк.

- Как ты сказал?

- Что?

- Как ты меня назвал?

- Милая...

- Еще раз, - попросила Ива.

- Милая, - повторил Эндрю, внутренне замирая от восторга.

Ива подалась к нему, прижалась лицом к его груди и, опустив глаза, в
который раз отметила, какие у Эндрю красивые руки и как ей это нравится. А
еще она снова заметила шрам. Эндрю был в рабочей куртке с закатанными до
локтя - по моде Ванкуверского училища - рукавами. И длинная белая рваная
линия так и бросалась в глаза. Ива осторожно потрогала шрам кончиком
пальца.

- Значит, полз и зацепился? - спросила она.

- Ну, в каком-то смысле зацепился. - Эндрю прижал ее к себе крепче и от
удовольствия закрыл глаза.

- Врешь постоянно! - беззлобно обвинила его Ива.

- Да не вру я! История-то на самом деле идиотская. Был такой скаут, "Язон
динАльт". Первый скаут Абрама Файна. И я около года на нем ходил. Совсем
еще молодым, лет двадцать пять мне было или около того. Однажды нас загнали
в Пояс, базу контрабандистов искать. К полицейским на усиление. И Абрам
против обыкновения разлетелся. Вокруг каменюки, давно пора надевать
скафандры, а он все соображает что-то. Нет, думаю, так не пойдет. А пульт
техника на скауте в корме, у всех за спиной. И я потихоньку в скафандр
влез. Тут Абрам говорит - ладно, мужики, одеваемся. В этот самый момент
ка-ак долбанет! Потом оказалось, что эту зону пиратский дестроер
патрулировал. У него тоже вахта спала, наверное. Пираты, они же все кто
пьяный, кто еще что... Короче говоря, нас элементарно не заметили. Только в
последний момент спохватились и шарахнули беднягу "динАльта" по заднице.
Вн