под чью-то дудку? Неужели, если мы придем
на Землю и нас там реабилитируют, вы им все простите? Эту жуткую подставу,
что - простите?!

Рашен сделал неопределенное движение глазами.

- Какой-то сраный Рабинович его пожалел, а он уже счастлив! - заявил
Боровский в пространство. - И всех уже простил!

- Был у нас такой писатель - Leo Tolstoy, - сказал Рашен. - Я, правда, его
не читал, но читал о нем. Этот деятель так отчаянно пропагандировал
христианское всепрощение, что ему запретили в церковь ходить. В итоге он
проиграл свою войну и помер совершенно один, старый и больной.

- Это вы к чему? - не понял Боровский.

- К тому, что сейчас об общественном благе печется Совет Директоров. И если
объявится кто-то, кто болеет за общество еще сильнее, его с Земли вышибут.
Ты хочешь помирать в одиночестве, Жан-Поль?

- Я, - сказал Боровский гордо, - никогда не помру в одиночестве.

- Еще бы! - усмехнулся Рашен. - Вас, евреев, как тараканов.

- Да идите вы! Я не об этом...

- Знаю, Жан-Поль, - сказал Рашен очень мягко. - Я просто хотел сказать,
что, если мы ввяжемся в войну, у нас не будет права на проигрыш. Группа F
все еще очень сильна. Война с нами подорвет земную экономику. Независимо от
того, кто победит, мы или Совет Директоров, там, внизу, развалится все. И
при нынешнем общественном устройстве Земля просто не выживет. А если
выиграем мы - что мы будем делать, Жан-Поль? Мы обязаны будем предложить
людям пути выхода из кризиса. Обязаны будем все разрушенное перестроить
по-новому. Мы взвалим на свои плечи руководство огромным миром. Но куда мы
его поведем? Есть у тебя позитивные идеи на этот счет? Экономическая
программа? Политические лозунги? Идеологическая база?

- У меня есть очень большое желание сделать людей свободными от монополий.
И нечего вешать мне лапшу на уши. На хрена нам лозунги? Народ сам
разберется.

- Народ сам не может ничего, - отрезал Рашен. - Его за последние сто лет до
такой степени развратили, что он теперь может только жрать и трахаться. За
него же все решают! Абсолютно все! Ни о чем не надо думать! Я как-то
прикинул - отчего это в космосе так много толковых и сообразительных людей.
Знаешь отчего? Здесь нужно тренировать мозг, если хочешь остаться в живых.
А на Земле это уже ни к чему.

- Так заставьте их! - крикнул Боровский. - Вы сами говорили - от воины там
все развалится! Тогда им придется думать, чтобы выжить!

- Честно говоря, я в них не верю, - сказал Рашен. - Не потянут они. Мозг у
них давно уже атрофировался.

- Вы их просто мало знаете, шеф.

- Ты их, что ли, хорошо знаешь?

- Ну... Все-таки нас, евреев, как тараканов. У меня большой круг общения.

- И что?

- Да говорю я вам - справятся они!

- Ох, мама! Слушай, Жан-Поль, ну что ты меня, усталого старика, все на
подвиги склоняешь?

- А вам что, драйвер, - спросил Боровский, неприязненно морщась, - вдруг
понадобился для подвига серьезный повод?

- То есть?

- Сколько вас помню, вы о себе меньше всего думали. В основном для других
старались.

- Ну, это ты загнул.

- А как вы с экипажами работали? Да ребята молятся на вас! Вы же их
настоящими людьми сделали!

- Молиться вредно, - заметил Рашен. - От этого становишься инфантильным. А
насчет экипажей ты не прав. Хороший экипаж - залог выживания корабля в бою.

- Это вы себя убеждаете! - рассмеялся Боровский. - Врете и сами не
понимаете, как врете! Я-то вижу! Я ведь не слепой...

- Ты страшно наглый, коммандер Боровский. Нести какую-то чушь перед целым
адмиралом...

- Слушайте, вы, - сказал Боровский, подаваясь к Рашену вплотную, - целый
адмирал! Совет Директоров подставил вас для того, чтобы сместить. Они Дядю
Гуннара загнали в отставку без малейших проблем. А вас, всего-то командира
бригады, вынуждены были подставлять. Потому что у вас репутация. У вас
реноме. Земля считает, что вы рыцарь. И я уверен - она пойдет за вами, если
вы будете тверды. Все, я сказал. Разрешите идти?

Некоторое время Рашен молча жевал губу.

- Знаешь, кто предложил дать боевым кораблям имена литературных героев? Не
настоящих героев, а придуманных? - спросил он наконец.

- Какой-то умный еврей. Я забыл фамилию, это же было сто лет назад.

- Ты понимаешь, зачем это было сделано?

- Конечно. Чтобы подтвердить отказ Земли от своего прошлого. Забыть все
дурное, что осталось позади. Религии мы стерли, потому что из-за них была
Заваруха, и была Полночь. А из литературы выжила только фантастика, потому
что все остальные книги несли в себе боль и ненависть. Я согласен с этой
идеей, драйвер. Недаром мы и через сто лет так живем.

- Неправильно живем, как ты сам заметил.

- Вы меня не сбивайте, шеф. Я, например, горжусь тем, что наш "Тушканчик"
на самом деле - "Пол Атридес".

- Пол Атридес установил во Вселенной мир. Но для этого ему пришлось сначала
развязать войну, которая уничтожила десять миллиардов человек. Он был
потомственный аристократ, король, и для него это было нормально. А для
нас...

- Мы военные, шеф. Так что для нас это тоже нормально.

- Да ни хрена это не нормально!!! - взорвался Рашен. - Не хочу я больше
воевать!

- А придется, - сказал Боровский. - Начнем со своих, а кончим чужими. Иначе
никак не получится. Снимите розовые очки, драйвер. Когда мы придем к Земле,
нас ждет бой. Не простит нас Совет Директоров. И в чужую угрозу он не
поверит. Будет драка. И нужно будет победить.

Рашен молча уронил голову на грудь.

- Так я пошел? - спросил Боровский, вставая со стола.

- Выпить принеси, - сказал Рашен очень тихо. - Пожалуйста.

* * *

Средний боевой корабль серии 100 "Пол Атридес" был на полпути к Земле,
когда прямо у него перед носом возникла совершенно не похожая на звездолет
блестящая кривая штуковина. Не сообрази Рашен, что это, "Тушканчик"
протаранил бы сие загадочное явление в момент. Одно дело рассматривать
чужака на картинке, и совсем другое - когда он вдруг появляется у тебя на
обзорном экране. В первую очередь ты не веришь в реальность происходящего.
Когда впереди серебристо замерцало и среди тусклых сполохов нарисовался
чужак. Ива, сидевшая за пультом навигатора, первым делом потянулась к лицу
протереть глаза. Немного странная реакция для ведущего корабль под солидным
ускорением опытного военного астронавта, у которого застегнута усилительная
маска.

Да и остальные, кто был в тот момент в ходовой рубке, до того обалдели, что
толку от них оказалось чуть.

А до удара носом было секунд тридцать. По космическим меркам все равно что
ноль. Уйти от столкновения никаких шансов. "Тушканчик" хоть и числился в
реестре Адмиралтейства "средним боевым планетолетом", но все равно был для
таких резких маневров чересчур здоров. Вздумай Ива повернуть, круизер
принял бы чужого бортом, где-то в миделе, как раз напротив основных
помещений рабочей зоны. Про такие удары говорят: "Ну-ка, замени корабль".
Впрочем, тупой нос круизера на таранные атаки тоже не был рассчитан.
Колотиться о врага мордой не так опасно для экипажа, как боком, но с
выхлопными отверстиями носовых батарей можно проститься.

В момент контакта "Тушканчик" шел неподалеку от секретного информационного
бакена группы F. Чтобы попасть к нему, понадобился небольшой крюк, но этот
маршрут заказал Боровский. Дотошный старпом вспомнил, что бакену пора
делать наружный осмотр, и уговорил Рашена немного изменить курс. Рашен,
который после беседы с Рабиновичем все еще пребывал в меланхолии, разрешил.
Похоже, он рад был теперь любой задержке в пути. Так что "Тушканчик" слегка
забрал влево, прошел вплотную от бакена, и Боровский как раз,
удовлетворенно хмыкая, разглядывал его в сканер-телескоп, когда приключение
началось.

Рашен сидел на обычном своем месте, чуть позади и выше старшего навигатора,
когда взвыла сирена, предупреждающая об опасном сближении с посторонним
объектом. С этого момента время в ходовой рубке спрессовалось, и все, что
произошло дальше, заняло меньше чем полминуты. Никто в рубке, принимая
решения, не раздумывал. Астронавты просто спасали корабль.

Это было совершенно не похоже на космический бой. А вот на дружный жест
отчаяния тянуло вполне.

Услышав сирену, адмирал встрепенулся, поднял глаза на обзорный экран и
заорал:

- Фо-о-окс!!!

Самая правильная команда, если не уверен, что твои орудия готовы к
стрельбе. Впрочем, Рашен и так знал, что накопители сейчас пусты. Он просто
надеялся, что бомбардир что-нибудь придумает.

Таращившийся на чужого круглыми глазами Фокс очнулся и взвыл:

- Не-е-ет!!!

Головной лазер "Тушканчика" выводился на режим около двадцати секунд. Как
раз к тому моменту, когда нос круизера воткнется в чужого. А бить с нулевой
дистанции по загадочному судну, характеристики которого неизвестны,
представлялось Фоксу не лучшей идеей. Чужой мог от попадания рвануть
похлеще китайской водородной бомбы над Нью-Йорком.

И тогда Рашен крикнул:

- Кенди! Сжечь его!!!

Ива, не раздумывая, воткнула пальцы в "доску". Заткнутые навигатором
кормовые отражатели мгновенно погасли. Круизер натужно взвыл, оттолкнулся
от пустоты боковым выхлопом с носа, тяжко содрогнулся и яростно пнул космос
в противоположную сторону с кормы. Теоретически подобный маневр был
возможен. Но выяснить на практике, хватит ли у маневровых двигателей упора
для этаких фокусов, до сих пор никто не решался. Во-первых, незачем было,
во-вторых, уж больно жалко корабли.

Упора хватило. Более того, бессовестно вздрюченный "Тушканчик" не пошел
винтом и не закувыркался. Он просто встал на уши, как его и просили. На
полном ходу круизер перевернулся задом наперед. И снова врубил полный.

И будто с размаху ударился о стену.

Над головой Рашена пронеслось чье-то тело и с треском впаялось в обзорный
экран. Это не пристегнутого в нарушение инструкции связиста вышибло из
кресла.

У Рашена потемнело в глазах, и он судорожно зажмурился. Оптика уже
переключилась на кормовые объективы, но все равно четко по центру экрана
красовался распластанный астронавт, заслоняя чужого, который сейчас
оказался прямо в сердце маленького солнца.

"Тушканчик" летел кормой вперед, и в недрах круизера с треском сыпались
переборки. Их сломало еще первым ударом двигателей, а сейчас они уже просто
разлетались в клочья.

Рашен с закрытыми глазами мучительно подсчитывал, сколько людей внутри
корабля находилось к моменту кувырка в свободном движении.

В наушниках стоял многоголосый крик боли.

Ива резко убрала тягу. Ошпаренный чужак уже проскочил точку наивысшей
температуры выхлопа, а энергия нужна была Фоксу, чтобы добить гада из
кормовых батарей.

Внутренности "Тушканчика" еще раз тряхнуло, и на миг людям показалось,
будто они валятся на пол. Но мгновенная невесомость тут же прошла -
включились гироскопы рабочей зоны, раскручивая ее до земной силы тяжести.

Пострадавший связист отлепился от экрана, рухнул на пол, и стало особенно
хорошо видно, как буквально в двух шагах прямо по курсу плавится чужой. Его
корпус расползался, как масло на сковородке. Одной секунды в пламени
выхлопа хватило загадочному и страшному чужаку, чтобы превратиться в
студень. Не так уж он оказался крут.

Фокс выстрелил. "Тушканчик" опять дернулся, и Рашен с надеждой подумал, что
этот рывок на сегодня последний. Четыре кормовых батареи дали залп, и
четыре огненных шара размазались по корпусу чужого. Электроника услужливо
подрисовала на обзорном экране невидимые в безвоздушном пространстве лучи,
и рядом с каждым -"100/100/100". Полная мощность лазера на выходе, сто
процентов вероятности поражения, сто процентов мощности реализовано на
поверхности цели.

- Ого! - сказал Фокс.

Чужого не разорвало на куски, он не взорвался и не рассыпался в пыль, как
это случалось при стрельбе по кораблям жителей Солнечной. Чужого просто
раздавило. В местах попаданий расползлись вмятины, будто чужака стукнули
туда огромной кувалдой, и его размякший корпус вдруг неожиданным образом
вывернулся наизнанку. Вместо красивой и жутковатой в своей чужеродности
серебристой загогулины на экране теперь был серый оплавленный комок
непонятно чего.

Еще чужого отбросило с курса. Фокс ударил его под небольшим углом,
насколько это было возможно при стрельбе почти в упор, и останки противника
сейчас медленно проплывали в сотне метров от борта "Тушканчика".

- А небольшой, - сказал Рашен в наступившей тишине. - Примерно как наш
дестроер.

Рядом скрежетнуло - Боровский расстегнул маску. Рашен вспомнил, что теперь
это можно сделать, и тоже потянулся к замкам на шее.

- Двадцать пять секунд на все про все, - сказал Боровский и хрипло
закашлялся.

- Ты живой? - спросил Рашен, усиленно массируя лицо. - Посчитай тогда
потери в свободной вахте. Думаю, человек двадцать мы сегодня поломали. Да и
в отдыхающей у нас тоже не все по койкам лежат... А из тех, кто лежит, не
все пристегиваются.

- Теперь будут, - пообещал Боровский, с трудом выдирая себя из кресла. -
Жизнь научит. Слушай, откуда он взялся, а?

- Это нуль-Т, - сказала Ива. - Он возник ниоткуда.

- А может, он просто маскировку выключил, - предположил Фокс, вытаскивая из
карманов сигару и зажигалку.

- Нет, Майк, я же все-таки навигатор. Я видела, - Ива посмотрела на монитор
диагностики и взялась за свою контактную доску.

- Кенди! - позвал Рашен. - Не надо, милая. Не переворачивай нас обратно...
Давай сначала посмотрим, все ли на месте. Не верь диагностике, могло кабели
порвать. Отдыхайте пока, ребята.

Толстые щеки Фокса были все в мелких, красных точечках - от перегрузки
выдавило кровь. У Ивы на скулах медленно вспухали синяки.

- Доктор Эпштейн, - сказал Рашен в микрофон. - Ты цел, док?

- Несмотря на ваши усилия, патрон. Что это было?

- Экстренное торможение переворотом. А как Линда?

- В порядке.

- Тогда отправь ее по кораблю оказывать неотложную помощь, а сам быстренько
ко мне в ходовую. У нас тут, похоже, труп.

- Я думаю, не только у вас, патрон.

- Этот главный. Он тут у меня все захламляет. Не сможешь починить, так хоть
унеси. И вот что, возьми у Жан-Поля ребят из дежурной вахты себе в помощь.
Они как раз сейчас потери будут считать. Пусть для тебя перетаскивают, кого
надо.

- Да, сэр.

Ива отстегнулась, встала и подошла к телу, лежащему на полу неподвижно.
Прозрачные "глаза" маски оказались красны от крови, залившей их изнутри.
Связист был хороший парень и толковый астронавт. Но он сам накликал беду.
На вахте пристегиваться нужно. Если выживет, Рашен с него три шкуры спустит
и прогонит вниз. Навсегда.

- Надеюсь, ты не переживаешь, Кенди? - спросил Рашен, играя контактами
"доски" и вглядываясь в показания диагностической системы.

- Надеюсь, я не убила никого, о ком буду плакать, - честно сказала Ива.
Запнулась и повернулась к адмиралу. На лице ее отразился с трудом
сдерживаемый ужас.

- Беги, - сказал Рашен. - Беги, девочка.

И она побежала.

* * *

Ива нашла Вернера только через двадцать минут. Эндрю сидел на полу боевой
рубки и, злобно рыча что-то себе под нос, ковырялся в большой куче
микросхем. Рядом понуро стояли двое техников, один с забинтованной головой,
другой с рукой на перевязи. У самого Эндрю на лбу красовалась здоровая
ссадина, наспех залитая клеем. И одет он был вместо спецкостюма в легкую
рабочую форму.

Ива влетела в рубку с такой скоростью, что Эндрю даже головы повернуть не
успел.

- Энди! - крикнула Ива, падая на колени и бросаясь ему на шею. - Живой!
Милый! Любимый мой! - Она обняла немного опешившего Вернера так крепко,
будто собиралась задушить, и с наслаждением зарыдала.

- Шеф, мы пошли, - сказал техник с забинтованной головой, подхватил с пола
инструментальную сумку и, увлекая за собой товарища, выскочил за дверь.

Ива плакала. Эндрю гладил ее по волосам и шептал на ухо ничего не значащие
ласковые слова. Экран боевой рубки показывал удаляющегося чужого, вернее -
то немногое, что от него осталось.

- Жалость какая, - пробормотал Эндрю, глядя одним глазом на экран. - Даже
не сходишь посмотреть, как чужие живут. Интересно, сколько там у них сейчас
рентген. И сколько градусов. Ива, солнышко, ты же всех нас спасла. Ну что
ты плачешь?

- Это я от радости, - прохлюпала Ива. Эндрю покопался в кармане и достал ей
салфетку. - Спасибо... Я так испугалась. Ты же никогда на месте не сидишь,
все время ползаешь где-то... Я подумала, а вдруг тебя?..

- Родная... Ты не беспокойся. Когда тяга, я всегда пристегнут. С чем бы ни
работал, прямо к этому и пристегнут.

- А лбом ударился все-таки. Дай посмотреть.

- Да ничего, просто ссадина. Усилитель треснул, разорвал подкладку. Бывает.

- Тебя не подташнивает? - деловито спросила Ива, утирая слезы. Вид у нее
был уже не испуганный, а скорее озабоченный. - Голова не кружится?

- Нет, - соврал Эндрю, глядя на Иву в полном умилении. С ним еще ни одна
женщина так заботливо не разговаривала. Если не считать матери, конечно. Но
мать, как правило, еще и злилась на ребенка за то, что он причинил себе
вред. А Ива просто беспокоилась о его здоровье, совершенно искренне. -
Видишь, меня уже Эпштейн обработал, - еще раз соврал Эндрю, тыча пальцем
себе в лоб.

- Я его потом спрошу, - пообещала Ива. - И не надейся, что забуду.
Представляю, какой это был удар, если ты разбил налобный щиток. Еще могу
представить, что осталось от прибора, об который ты бился, - она вдруг
улыбнулась. Ей тоже приходилось по долгу службы врезаться головой в
различные жесткие предметы. Стоимость некоторых из них у Ивы даже вычли из
жалованья.

- Да я промазал. В стену попал, - в третий раз соврал Эндрю. На самом деле
он расколотил лбом бронированное стекло монитора здесь, в боевой рубке. Но
монитор уже стоял новый, и доказать ничего было нельзя. А по виду
микросхем, которые валялись под ногами, трудно было понять, куда именно он
въехал коленом. Панель комбайна управления огнем Эндрю тоже успел поменять.
Но что творилось сейчас под этой панелью... Если бы Фоксу пришлось стрелять
из боевой рубки, а не из ходовой, у него могло бы возникнуть серьезное
затруднение, известное на флоте под кодовым названием "облом системы".

Причем наметки этого самого "облома" Эндрю и заметил в тот момент, когда
"Тушканчик" напоролся на чужого. Обрадовался, что возможная неприятность
обнаружена вовремя и на данной стадии легко устранима. Немного ослабил
ремни, чтобы дотянуться до нужного контакта. Тут судно крутануло, и система
управления огнем была обломана механически путем ударения об нее лейтенанта
Вернера.

- Чужой пришел на нуль-Т? - спросил Эндрю, переводя разговор в другую
плоскость.

- Угу, - кивнула Ива. - И, по-моему, это у него слабое место. Я бы успела
отскочить. В смысле - земной корабль успел бы. А этот дурак вообще не
шевелился. Наверное, он сразу после выхода в обычное пространство двигаться
не может. Хорошо, конечно, что он маленький был. Раза в три меньше, чем те,
которых видел Файн.

- Ты чудо, - сказал Эндрю. - Ты герой. Можешь крутить на "парадке" дырку
под Звезду.

- Не-а. За что? Крест дадут в лучшем случае... Интересно, кто. Некому ведь
больше давать. Мы же сейчас вне закона.

- А Рашен своей властью. У него бланков наградных должен быть полный сейф.
А когда все наладится, Адмиралтейство утвердит.

- Энди, милый, - сказала Ива очень серьезным тоном. - Проснись. Ничего уже
не наладится. Вообще. Никогда.

- Почему? - удивился Эндрю. - Кто это тебе сказал? Паникер Боровский?

- Ты подумай головой. Вот этой умной, любимой моей головой... - Ива
осторожно поцеловала Эндрю в лоб. Задумчиво облизнула губу. И вдруг
схватила Вернера за шиворот и принялась трясти.

- Ой! - воскликнул Эндрю. - Не так резко! Солнышко, за что?

- Тьфу! - Ива поняла, что делает не совсем то, что положено вытворять с
человеком, у которого сотрясение мозга. - Вставай! Если можешь... Погоди,
дай помогу. Ну? Руку!

- Да что такое?! - притворно возмутился Эндрю, но руку Ивы все-таки приял.
Встал и заметно пошатнулся.

- К Эпштейну! - приказала Ива, обхватывая Эндрю за талию. - Не бегом, но
очень