ях.

- Так, значит, это не наши все устроили? - удивилась Ива.

- А у нас что, сволочей мало? - усмехнулся адмирал. - По большому счету мне
плевать, кто именно нас подставил. Меня интересует, как мы выпутываться
будем. Потому что в какую сторону ни поверни, на этом пути нас ждет море
крови и неоправданно большие потери. А мне, честно говоря, стрелять по
своим просто страсть как надоело. Мне уже во вторую марсианскую это дело
поперек горла уперлось. Да не могу я больше, понимаешь?!

Иве показалось, что она сейчас расплачется. Железно логичные выкладки
адмирала ее ни в чем не убедили. А вот то, что Рашен больше не хочет
отдавать приказ "к бою"... Катастрофа. Рашен был талисманом группы F, ее
счастливой звездой. Реши он сдать командование, группа развалится. Ива
понимала, что это ясно и Эссексу, и Боровскому, и всем остальным
командирам. В группе немало авторитетных офицеров, но адмирал Рашен только
один.

- У нас совершенно нет козырей, - сказал Рашен. - Не с чего ходить. Вот
так-то, малыш. Как говорил мой дедушка, старый опытный хирург, когда к нему
являлся неприятный пациент: "Это pizdets, a pizdets мы не лечим"... Эй!
Ну-ка, девочка, иди к папе на коленочки, пока ты не заплакала.

Ива медленно, как во сне, встала и подошла к адмиралу. Рашен обнял ее,
усадил к себе на колени и зарылся носом в ее волосы.

- Прости меня, - вздохнул он. - Мне больше не на кого это выплеснуть. Ты
только не подумай, что я запутался. Мне просто страшно. В первый раз.
Никогда страшно не было. А теперь вот боюсь.

- Не бросайте нас, Oleg Igorevich, - прошептала Ива сквозь наворачивающиеся
слезы.

- Да куда я денусь... - сказал Рашен с невероятной горечью.

И от этих его слов Иве стало легче. У нее даже глаза высохли. Она уютно
свернулась на коленях адмирала и прижалась щекой к его груди. Ива не
помнила своего отца, но человек на старых фотографиях, которые ей
показывала мама, был чем-то неуловимо похож на Рашена. Возможно, он тоже
мог так надежно заслонить ребенка от любой беды, всего лишь усадив его себе
на колени.

- Только вот как я буду стрелять в Рабиновича, - пробормотал Рашен, - для
меня загадка. Он же решит, что это личное. Я у него двадцать лет назад
девчонку отбил. А потом она все равно к нему ушла...

Ива невольно улыбнулась. Таких подробностей из прошлой жизни Рашена она не
знала. А вице-адмирал Рабинович командовал полицейской эскадрой,
поджидающей группу F у границы Пояса. У Ивы среди полицейских навигаторов
тоже были друзья, но она здесь никакой проблемы не видела.

- Ни одна девица в Ванкувере не хотела замуж за русского, - пожаловался
Рашен. - Даже за астронавта. Даже с нашего факультета...

- Неправда! - выпалила Ива. - Я хочу! - И тут же осеклась. Ей пришло в
голову, что Рашен может ее не так понять. А главное, она сама удивилась
тому, как естественно вырвались у нее эти слова.

- Энди славный парень, - кивнул Рашен, который все понял совершенно
правильно. - Очень тонкий и интеллигентный. Для астронавта даже слишком.
Хорошо, что он с тобой не пришел. А то здесь и так розовых соплей по
колено.

- Я его звала, но он не захотел, - сказала Ива.

- Тоже весь в расстройстве? - догадался адмирал.

- У вас это что, национальное? - поинтересовалась Ива.

- Говорят. Хотя врут, по-моему. Никакие мы, русские, не особенные. Просто
нас очень мало, и все кому не лень тычут в нас пальцами и вешают ярлыки.
Вот, мол, осколки великого народа. Ах, какая жалость!.. А этот великий
народ только и делал, что пускал себя на мясо, выручая других. Мы же
буферная зона между Европой и всем остальным миром. Захватывали нас раз
сто, порабощали, истребляли. С кем только мы не воевали! И с татарами
какими-то, и с монголами, и с фашистами всех мастей... Жалко, с Америкой не
успели. Мы бы вам дали прикурить. И евреи тоже что-то много на себя берут.
Эх... Ладно, слезай. А где Задница, ты не в курсе?

- Кажется, здесь, - сказала Ива, пересаживаясь на кровать.

- Та-ак... - адмирал подвинул к себе контактную доску. - Ладно. Алло!
Мозер! Где ты?

- Я, сэр! - радостно отозвался флаг-адъютант.

- Ты вот что... Там у вахты Кендалл завалялся самогон. Давай бегом к ним.
Подойди к этому пацаненку, как его...

- Кристоф Бульон, - нехотя подсказала Ива.

- Навигатор Бульон, не забудешь, фамилия редкая. И скажи, что с начальством
положено делиться. Пригрози конфискацией, и через полчаса чтоб у меня был
литр!

- А не много вам? - поинтересовался Мозер тоном опытного денщика.

- Застр-р-релю! - прорычал адмирал, и флаг-адъютант мгновенно исчез с
монитора.

- Ты, - сказал Рашен, оборачиваясь к Иве. - Ты мне понадобишься часов
примерно через двадцать. Иди пока отдыхай, люби своего русского и скажи
ему, чтобы не переживал. Все устроится. Я тебя потом вызову, будем вместе
думать, рисовать всякие схемки и графики. И спасибо тебе, Кенди.

- За что... - скромно потупилась Ива.

- Есть за что, - отрезал адмирал. - Да, встретишь Линду, скажи ей, что она
сука, но я ее все равно люблю.

- Ай-ай, сэр! - отрапортовала Ива и поспешила выскочить за дверь, пока
адмирал не нагрузил ее еще какими-нибудь деликатными поручениями.


В коридоре на полу сидела Линда. Глаза у психолога были опухшие.

- Ну? - спросила она.

- Воюем! - радостно ответила Ива.

- Хреново, - сказала Линда. - А я еще надеялась когда-нибудь родить. Теперь
уж точно не успею.

- Ты чего? - удивилась Ива. - Все будет ОК. Это же Рашен.

- Дурочка, - вздохнула Линда сочувственно. - Тебе бы только летать и
стрелять. Мало тебе одного Пурпурного Сердца, захотелось еще и урну с
крышкой.

- Это как понимать? - Ива агрессивно уперла руки в бока. - А кто меня
агитировал выводить патрона из депрессии?

- Я думала, он умный и сдаваться пойдет, - ответила Линда. - Все к этому и
шло. А ты, подруга, выходит, перестаралась. Ну куда мы со своими двадцатью
скороварками против целых трех планет?

- Может, "Тушканчик" и скороварка, но у него лучший в Солнечной экипаж, -
парировала Ива. - А за остальных ты не беспокойся. Наше дело выжить для
начала, а потом восстановить справедливость. И шла бы ты подальше со своими
пораженческими настроениями.

- Сама ты иди, - вяло сказала Линда. - Е...сь, пока дают.

Ива присела на корточки, взяла Линду обеими руками за горячие щеки и
повернула лицом к себе.

- Что-то случилось? - спросила она мягко.

- Да нет, - вздохнула Линда. - По-моему, в моей жизни уже никогда не
случится ничего. Знаешь, подруга, мне все до такой степени надоело...
Пятнадцать лет я на флоте, а все ради чего?

- Может, ради того, что тебя здесь все любят, - предположила Ива. - Ради
того, что весь "Тушканчик" прошел через твой кабинет и всем после этого
стало легче. Думаешь, это хоть кто-то забыл?

- Он в моем кабинете не был, - прошептала Линда. - А когда ему стало плохо,
я не смогла к нему прийти... Вот, тебя уговорила.

- Он уже был в порядке, - возразила Ива, а сама подумала: "Вот это да! Я
просто слепая..."

- Ты даже не понимаешь, как ему это было нужно, - слабо улыбнулась Линда. -
Чтобы пришла женщина и ничего ему не говорила. А только слушала. Ты все
сделала отлично. Просто...

- Ты бы справилась в сто раз лучше меня.

- Да нет же! - Линда отвернулась к стене, и Ива заметила, что у нее дрожит
щека. - Мне нельзя, понимаешь? То есть я могла бы, но... Нам
профессиональная этика запрещает работать с близкими людьми. Только в
крайних случаях. Но если бы я сделала это, мне бы потом нельзя было
остаться с ним рядом. Трудно объяснить, но это так.

- Слушай, ты извини, но... А ты что, не пыталась ему ничего сказать? Ну, в
смысле...

- Милая Кенди, что ты обо мне знаешь... - сказала Линда шепотом. - Хотя,
наверное, теперь это все уже не важно. Нас все равно скоро не станет, так
пусть хоть кто-то... Я ведь начинала летать как десантник, Кенди. Связист
десантно-штурмового батальона.

- Что? - не поверила Ива.

- Мы как раз приехали из училища в Орли, - голос Линды стал звонок и сух,
она выговаривала слова, будто не слыша их, как автомат. - Готовились к
погрузке. А там же город, мы ходили в увольнение. И я поцапалась с одной из
наших центровых из-за мужика. И мужик-то был дерьмо, вот что обидно... В
казарме скандал как-то разросся, вспомнили, что я вообще слишком умная, и
так далее. Честно говоря, давно я нарывалась. И самооценка у меня была
тогда о-го-го. Знаешь, я ведь могла пробить человеку висок одним пальцем.
Но когда против тебя целый взвод... Короче говоря, они меня изнасиловали
всей казармой. Дождутся, пока я в себя приду, - и снова... Знаешь, как это,
когда женщины?.. Наша подружка Марго хорошо знала. Ее в последнее время
даже гипноз не спасал. Каждую ночь во сне видела, как отказывается лизать,
а в нее за это ножку от стула...

Ива крепко зажмурилась, изо всех сил пытаясь не представить себе, как это
может быть.

- Алекс в ту ночь стоял дежурным по базе, - продолжала Линда. - Пошел в
обход и вынул меня из петли. Сделал так, что весь наш взвод загремел на
каторгу. А сам приходил ко мне в больницу. И говорил со мной, говорил, как
грамотный психотерапевт. Талант у него, наверное. Это сейчас ему не нужно,
а раньше он, ты же помнишь, влюблял в себя людей за секунду, одним
взглядом...

Ива согласно кивнула. Рашен сильно изменился за последние годы, но до сих
пор ему все прощалось за то, что когда-то он был лучше всех.

- Знаешь, - сказала Линда, - мне ведь по всем раскладам положено было его
возненавидеть, он же видел, что со мной сделали... А я глядела на него, как
собачонка, и все хотела, чтобы он меня погладил. У него глаза такие были...
Если бы не он, я бы точно с ума сошла. Но он меня вытащил. Вот сюда. Вот
такую, какая я есть. А теперь все рушится... Ни малейшей надежды. Они ведь
угробят нас, Кенди! - простонала Линда и наконец разрыдалась.

Две женщины сидели на полу у стены, обнявшись, и горько плакали. Мимо них,
воровато озираясь, пробежал на цыпочках флаг-адъютант Мозер, прижимая к
груди десятилитровую канистру с самогоном.

* * *

Кресла в салоне адмиральского катера были глубокие и мягкие, как на
прогулочном судне. Усевшись, Рашен положил ногу на ногу, скрестил руки на
груди и принял неприступный вид. Эссекс и Боровский за его спиной о чем-то
переговаривались громким шепотом.

- Жду команду на старт, - доложил Мозер.

- Poyehali, - бросил Рашен.

Мозер с небрежностью опытного пилота хлопнул ладонью по "доске". Стартовые
электромагниты оттолкнули катер от стыковочного узла, и суденышко
выпрыгнуло из глубокой пазухи на борту "Тушканчика". Мозер дал тягу,
перегрузка возросла.

- Не гони, - попросил Рашен.

- Да, сэр.

- Слушайте, патрон, - сказал Боровский. - Я понимаю, что это не мое дело,
но если бы меня спросили...

- Да что ты заладил - "не мое дело, не мое дело...". Ну?

- Зачем нам этот референдум? Только время теряем.

- Не референдум, а рабочее совещание, - поправил Эссекс.

Рашен высунулся из-за высокого подголовника и внимательно оглядел
подчиненных.

- Бунт на корабле? - спросил он ласково.

- Никак нет, сэр! - поспешно гавкнул Боровский.

- Молодец, - кивнул Рашен и отвернулся.

Позади снова зашушукались. Слышно было, как старпом возмущается, а Эссекс
его успокаивает. Впереди на обзорном экране компьютер прорисовал силуэт
"Гордона". Рашен следил, как проступают среди звезд очертания невидимого
глазу мегадестроера. Неожиданно он вспомнил, как еще четверть века назад на
занятиях по общей психологии доказывал, что бессознательно астронавты
должны воспринимать бой в пространстве как игру в виртуальной реальности.
Очень сложно воевать с бесплотным и неосязаемым противником всерьез.
Конечно, до того момента, пока не заработаешь первую в своей жизни сквозную
пробоину в борту.

Но вот парадокс - если тебя подстрелили, а ты выжил и смог
проанализировать, что же, собственно, произошло, реальнее война в космосе
для тебя не становится. Ты просто начинаешь ее бояться. Обижаешься на то,
что за ошибку в игре тебя всерьез ударили. А дальше только два пути. Либо
ты навеки испугаешься - как Мозер, например, - либо весь остаток боевой
жизни пройдешь рука об руку с нервными расстройствами, а то и психическими
заболеваниями.

В колледже Рашен читал воспоминания морских офицеров времен Заварухи и
навсегда запомнил, как отзывались бравые мореманы о бесстрашии сухопутных
войск. "Мы работаем за компьютерами и решаем некую почти абстрактную
задачу, - писал опытный флотоводец. - Никаких сверхъестественных личных
качеств для этого не требуется. А вот для того, чтобы, сидя в окопе под
огнем, заорать "ура!" и броситься вперед, нужно большое мужество. Это
совсем не похоже на то, что испытываем мы. Конечно, в случае ошибки, если в
нас попадут... Ну, последствия могут быть не из приятных. Но все равно,
вздумай я у себя на мостике заорать: "Ура! В атаку!" - на меня посмотрят с
глубоким удивлением. Наша война - это работа, в первую очередь работа
интеллекта, где эмоциям нет места, потому что они могут исказить решение
задачи и оказаться в конечном счете гибельны для корабля".

Уже лейтенантом Рашен осознал правоту этих слов на собственном опыте. Но в
море было хотя бы само море, осязаемая в своей опасности враждебная среда
вокруг. А космос, ничуть не менее смертельный, чем вода, казался бесплотным
и пустым. Корабль, скрывающийся под водой, можно было обнаружить
тремя-четырьмя довольно простыми способами. На поиск черного, как пустота,
и отлично заэкранированного боевого космического судна задействовались
десятки сложнейших методик. И если от утопленной субмарины всплывало на
поверхность с клокотанием и свистом хотя бы масляное пятно, то межпланетный
дестроер с пробитым реактором погибал беззвучно, и после взрыва искать было
нечего.

Романтики в космической войне не оказалось ни на грош. Ничего общего с
земными реалиями тоже. И удовольствие от победы страдало излишней
абстрактностью. Но со временем его выдумали люди. Каждый находил для себя в
безумных гонках среди тьмы что-то особенное, свое. И каждый знал, что, если
после боя не хлопнешь одобрительно коллегу по плечу, в следующий раз он
может сплоховать. Из этого взаимного одобрения, постоянного внимания к
успехам других и выросли взаимоотношения в экипажах. Своеобразные, но очень
подчеркнуто теплые, почти родственные. Возможно, поэтому среди астронавтов
не было семейных пар, а сексуальным контактам, возникавшим на отдыхе внизу,
никто не придавал особого значения. Навигаторы, "пушкари", техники,
проводящие большую часть времени в иллюзорном мире полетов меж планетами,
занимались самообманом. Они вынужденно убеждали себя в том, что их
постоянная игра со смертью и есть настоящая жизнь. В противном случае они
бы слишком часто ошибались и пренебрегали опасностью.

Но поверить в то, что неуклюжее барахтанье внизу - это-то как раз жизнь
реальная, могли немногие из них. Тем более что в последние годы, особенно
после неудачной уже по замыслу второй марсианской кампании, Земля
отвернулась от своих верных солдат.

Рашен помотал головой, отгоняя тяжелые мысли, вздохнул, и бормотание за
спиной тут же прекратилось. Эссекс и Боровский синхронно подались вперед,
пытаясь заглянуть адмиралу в лицо. Им все еще было немного боязно - а не
передумает ли Рашен командовать.

Катер изящно подрулил к борту "Гордона" и повел тупым носом, выцеливая
причальную мишень.

- Все уже здесь? - спросил Рашен.

- Здесь, - кивнул Эссекс. - В малом конференц-зале.

- Там же экран маленький, - упрекнул его Рашен.

- Зато уютно.

Рашен недовольно цыкнул зубом, но тут вспомнил, что у начальника штаба
агорафобия, и решил его лишний раз не обижать.

- Все будет нормально. Фил, - сказал он. - Не мандражируй.

- Это ты себя убеждаешь? - ляпнул Эссекс. Боровский ткнул его локтем в бок
и состроил жуткую гримасу.

- Ерунда, - сказал Рашен. - В чем мне себя убеждать? Наоборот, у нас
впереди самое интересное... Просто море веселья.

- Да? - искренне удивился такому выводу Эссекс.

- Разумеется. А тебе, Фил, разве не надоело, как мы до сих пор воевали?

- А как мы воевали? - Эссекс озадаченно посмотрел на Боровского.

- Мы же теперь не армия, - объяснил Рашен. - Мы самая что ни на есть
пиратская эскадра. Хотя бы на ближайшее время. Пока не докажем, что мы
нужны Земле.

- И что? - осторожно спросил Эссекс. Он давно уже понял, что в
непринужденной беседе с русским проще спросить, чем самому догадаться.
Очень уж у Рашена бывали неожиданные концепции.

- А то, что корсарам положено быть поддатыми и расслабленными. Знаешь,
сколько у нас выпивки? Сейчас все совещание так надерется... Не сразу,
конечно, а когда решим, как дальше жить. По поллитра на рыло! Мозер
расстарался. Кстати, сволочь ты, капитан.

- За что?! - возмутился Мозер, не поворачивая головы. Он сейчас аккуратно
подводил катер к шлюзу.

- Я же сказал тебе - все не отбирать!

- Обижаете, сэр. У них две канистры было. Они сами мне тут же одну и
вручили. Сказали, если надо, еще сделают.

- Ты узнал, где у них аппарат? - тут же поинтересовался Боровский.

- Ой, это безнадежно! - рассмеялся Эссекс. - Все самогонные аппараты на
судах - изделия двойного назначения. У меня на "Роканноне" доктор выгонял
почти настоящий спирт через искусственную почку. На десантниках бражку
настаивают в системах промывки оптики. Там бачок на десять литров и такие
гнутые патрубки...

- Это ты что-то загнул, - не поверил Боровский.

- В бронетранспортерах! - объяснил Эссекс. - Эх ты, а еще туда же - боевая
часть...

- Да я этих десантников в жизни не видел, - пошел на попятный старпом. - И
вообще...

- У Абрама, по-моему, в унитазе что-то такое было, - неожиданно упавшим
голосом произнес Рашен.

Все затихли. Скаут Файна до сих пор не подал голоса. Катер без малейшего
сотрясения прилип к шлюзу.

- Ювелирная стыковка, - заметил Мозер. - Даже самому приятно. Господин
адмирал, давление уравнено. Открываю люки.

- Ты хорошо водишь малотоннажники, - сказал Рашен печально. - Но Абрам -
еще лучше.

- Я помню, Oleg Igorevich, - кивнул Мозер. - Вы не спешите с выводами.
Старина Эйб не даст себя угробить. Ни чужим, ни нашим.

- Да, наши-то пострашнее чужих будут, - усмехнулся Эссекс, вставая. - Ну,
Алекс, пошли?

- Страшнее группы F в обитаемой Вселенной нет ничего, - твердо сказал
Рашен. - Зарубите это себе на носу. Пока мы это помним - будем живы. А как
забудем - нам pizdets.

Он тяжело поднялся на ноги и, сутулясь, пошел к выходу.

* * *

Мегадестроер "Джон Гордон" внешне представлял собой угловатую летающую
тарелку километрового диаметра. Теоретически корабли серии 105
проектировались универсальными боевыми судами. На практике же, как любое
многопрофильное устройство, каждую из возложенных на него функций по
отдельности "Гордон" выполнял так себе. Земляне уяснили это, когда "сто
пятых" было построено уже десять штук. В итоге несколько монстров
переоборудовали в десантные баржи, один торжественно вручили полицейским, а
два подсунули группе F. Полиция свой дредноут переделала в мобильную
военную базу. Бригада Attack Force на "Гордоне" устроила передвижной штаб,
а "Старк" таскала за собой для поднятия авторитета. В основном он работал
складом боеприпасов, мог в случае чего послужить летающей крепостью, а
лучше всего исполнял роль страшилки для окопавшихся внизу. Ракетно-бомбовая
нагрузка была у него вполне достаточная, чтобы группа F чувствовала за
собой крепкий тыл.

Одного у всех "сто пятых" было не отнять. Более неистребимого судна в
истории человечества не изобретали. Запас прочности эта хреновина имела
невообразимый, а мощь заградительного огня такую, что за одним-единственным
БМК могла укрыться целая эскадра. Зашибить "Гордон" с поверхности вообще
нереально, а победить в открытом космосе - чистой воды научная фантастика.
Три реактора (ходовой, огневой и резервный), восемь отражателей,
здоровенные кормовые батареи, надежно прикрывающие хвост. Все это хозяйство
делало мегадестроер вещью одно