по-моему, насмерть обиделся.

- Насмерть... - эхом повторил адмирал, размышляя. - Насмерть...

- Дура я была, так что ж мне теперь, застрелиться?! Не понимала я, что он
такой ранимый...

- Угу...

- Чего "угу"?! - злобно выпалила Ива, забывая, что Рашен какой-никакой, а
все-таки трехзвездный адмирал.

- Я говорю - мальчик всегда особенно быстро соображал в критических
ситуациях, - объяснил Рашен. Адмирал поднялся на ноги, упер руки в бока и
нахмурился. Ива тоже встала.

- А еще у него инстинкт самосохранения просто зверский, - продолжал думать
вслух Рашен, не замечая, что говорит об Эндрю уже в настоящем времени,
будто тот и не мертв вовсе.

- А-а...

- Бэ! - адмирал потянул из воротника микрофон. - А ты, Иветта, на самом
деле редкостная дура. Будь я тебе отцом, всыпал бы по первое число! Завела
себе мужика с богатым прошлым - так береги его! А этот... Откуда он только
взялся на мою голову, отставной сумасшедший и бывший уголовник! Где мне его
теперь искать, а?! Тонкая и ранимая натура, чтоб ему ни дна, ни покрышки...
А если он загнулся там? Сутки же прошли уже!

Ива надулась, сунула руки в карманы и демонстративно встала к адмиралу
спиной.

- Боровский! - рявкнул адмирал в микрофон. - Внимание! Всех, кто может
стоять на ногах, поднимай немедленно! И в корму! Обшарить все закоулки, где
может поместиться человек! В каждую дырку заглянуть! Вдруг он сознание
потерял, или что еще... Обязательно в лапах посмотри, может, он там
валяется!

- Кто?! - обалдело спросил Боровский.

- Да лейтенант Вернер, мать его!!! - заорал Рашен.

Некоторое время Боровский молчал, осмысливая происходящее.

- Это, конечно, совершенно не мое дело, - начал он, - но мне кажется...

- Вы-пол-нять! - пролаял Рашен и переключился на другую волну. Сделал
несколько глубоких вдохов, чтобы привести нервы в порядок, и сказал уже
гораздо спокойнее:

- Успенский вызывает де Вилье. Ответьте, Виктор. Срочное дело.

- Ну? - отозвался староста.

- У вас там моих людей случаем нет?

- Пока что не видел. А хорошая идея! - обрадовался де Вилье. - Я как раз
думаю, чего они у вас в лагере без дела болтаются. А мне...

- Виктор, я серьезно.

- Да вроде нет.

- А не замечали никого?

- Что, дезертиры?

- Не совсем. Просто мог уйти погулять один деятель. Вы его помните, Andrey.
Лохматый такой, с хвостом.

- И с рогами... Нет, командир, не было его здесь.

- А где доктор Ллойд?

- Да вечером еще сел на свою таратайку и в Новгород укатил. Резко так, я
даже удивился. Вроде какая-то идея его осенила. Сами понимаете - ученый,
что с него возьмешь...

- Та-ак... - протянул Рашен. - Ну, спасибо, Виктор.

- Людей-то дадите?

- Да какие это люди - так, инвалидная команда. Не могу пока, болеют все. До
свидания.

Ива, поджав губы, прохаживалась вдоль берега туда-сюда. Рация у нее в
кармане тихо бурчала на разные голоса. Это дежурная вахта, облачившись в
скафандры, чтобы не подцепить лишний рентген, прочесывала корму
"Тушканчика".

- Новгород... - вздохнул адмирал. - Не поеду. Надоело мне здесь.

- Что так? - сухо поинтересовалась Ива.

- Не знаю. Противные какие-то места.

- Совесть мучает? - невесело усмехнулась Ива.

- Да с чего ты взяла? - окрысился адмирал. - Кто ты вообще такая?! Нет у
меня совести и не было никогда! Я адмирал, ясно?!

Он повернулся и, спотыкаясь, зашагал к лагерю, что-то злобно бормоча себе
под нос. Остановился на полпути и через плечо бросил на Иву сумрачный
взгляд.

- Ты за ним поедешь! - крикнул он. - Именно ты! Как подлечишься, тут же
бери катер и лети! Сама его прошляпила, сама и ищи теперь! Все! И отстаньте
вы от меня со своими проблемами! Задолбали! Вот, читай! Наслаждайся! - он
швырнул под ноги густо исписанную белую тряпку. - Ранимый он, видите ли...
Да он просто дурак! И-ди-от! Невр-р-растеник!!!

Ива вынула руки из карманов и почти бегом кинулась подбирать письмо.

- "Лучший экипаж Солнечной!" - разорялся вдалеке адмирал. - Негодяи!
Кровопийцы! Смерти моей хотите, да?!

Когда Ива дочитала письмо до конца, фигура адмирала уже давно затерялась
среди лагерных палаток. Но все равно слышно было, как он там орет на
подчиненных. И голос его отчего-то показался Иве уже не таким злобным, как
несколько минут назад.

- Ее любовь ко мне велика... - негромко повторила Ива строку из письма. -
Милый Энди! Ты сам не знаешь, как ты прав...

                                                           Москва, 1997-1998