твол вперёд, катнулся вбок и очутился в зале. Его расчёт оказался верным - в пятнадцати шагах перед ним, освещённый бьющим из арки лучом (Хан перехватил инициативу, подумал он), стоял, подняв вверх руки, тот самый бородач, с которым на Сухаревской произошла стычка.
     - Не надо стрелять, - дрогнувшим голосом попросил он ещё раз. - Я не собирался на вас нападать. Разрешите мне идти с вами. Вы же говорили, что кто хочет, может присоединиться. Я... Я верю тебе, - обращаясь к Хану, выдавил из себя он. Я тоже чую, что-то там есть, в правом перегоне. Они уже ушли, они все ушли. А я остался, хочу идти с вами.
     - Хорошее чутьё, - изучающе оглядывая того, одобрил Хан. - Но доверия, друг мой, ты у меня не вызываешь. Кто знает, отчего это так... - насмешливо добавил он. - Впрочем, мы рассмотрим поступившее предложение. При условии: весь свой арсенал ты сейчас же сдаёшь мне. По туннелю идёшь впереди нас. Если будешь шутить глупые и неуместные шутки, ничем хорошим это для тебя не закончится.
     Кивая головой, тот подтолкнул ногой к Хану свой пистолет, валявшийся на полу и аккуратно положил на пол несколько запасных обойм. Артём поднялся с пола и приблизился к нему сбоку, не спуская его с прицела.
     - Я держу его! - крикнул он.
     - Не опуская руки, вперёд! - загремел Хан. - Быстро, прыгай на пути и стой там, спиной к нам.
     Где-то минуты через две после входа в туннель, когда они шли уже устоявшимся треугольником - бородатый, назвавшийся им Тузом - впереди шагов на пять, Хан с Артёмом - за ним, и шли так хорошо, бодро так шли, внезапно справа, совершая невозможное - пробиваясь через многометровую земляную толщу, послышался приглушённый вопль, оборвавшийся так же внезапно, как и раздавшийся. Туз испуганно оглянулся на них, забыв даже отвести луч. Фонарь прыгал в его руках, и его лицо, подсвеченное чуть снизу, скованное гримасой ужаса, поразило Артёма больше, чем услышанный крик.
     - Да. Ты сделал правильный выбор, - кивнул Хан, отвечая на немой вопрос. - Они ошиблись. Правда, пока нельзя ещё сказать, были ли правы мы.
     Они заспешили дальше. Поглядывая время от времени на своего покровителя, Артём отмечал всё больше признаков усталости. Мелко дрожащие руки, неровный шаг, пот, собирающийся в крупные капли на его лице, а ведь они были в пути так недолго... Эта дорога явно была для него намного утомительней, чем для Артёма. Думая о том, на что уходят силы его спутника, Артём не мог не вернуться к мысли, что Хан оказался прав в этой ситуации, что ведь он спас его. Дай Артём им увести себя, сгинул бы уже неминуемо в правом туннеле, загадочной смертью погиб бы, тёмной, бесследной. А ведь их много там было - шестеро или около того. Не сработало железное правило? А Хан знал, знал! То ли предугадал он, то ли и вправду подсказал ему магический его Путеводитель, смешно даже, бредово - казалось бы, кусок бумажки с краской, неужели эта ерунда могла ему помочь? Но ведь тот перегон, между Тургеневской и Китай-Городом, ведь он был оранжевым, точно оранжевым. Или всё-таки чёрным?..
     - Что это? - внезапно остановившись и беспокойно глядя на Хана, спросил Туз. - Ты чувствуешь? Сзади...
     Артём недоумённо уставился на него и хотел уже было отпустить саркастический комментарий насчёт расшатанных нервов, потому что сам-то он ровным счётом ничего не ощущал. Разжало клешни даже то тяжкое ощущение угнетённости и опасности, что навалилось на Тургеневской. Но Хан, к его удивлению, застыл на месте, жестом потребовав не шуметь, и отвернулся лицом назад, туда, откуда они шли.
     - Но какое чутьё! - оценил он, оборачиваясь к ним через полминуты. - Мы в восхищении. Королева в восхищении, - непонятно к чему добавил он, улыбаясь. Нам определённо стоит побеседовать поподробнее, если мы выберемся отсюда. Ничего не слышишь? - поинтересовался он у Артёма.
     - Нет, всё вроде спокойно, - прислушавшись, откликнулся тот, а в этот момент его наполняло что-то... Ревность? Обида? Досада, что его покровитель так отозвался об этом неотёсанном бородатом чёрте, который всего пару-тройку часов назад чуть не прикончил их обоих? Пожалуй...
     - Странно. Мне казалось, в тебе есть зачатки умения слышать туннели... Может, оно ещё не открылось в тебе полностью? Но потом, потом. Всё это потом, - качая головой, протянул Хан. - Ты прав, - обращаясь к Тузу, подтвердил он, прислушиваясь вновь, прикрывая глаза. -Этоидёт сюда. Надо двигаться, и побыстрее. Как волна, - тихо попытался определить он. -Это- как волна, катится сзади. Надо бежать! Если нас ей накроет - игра окончена, - заключил он, буквально срываясь с места, и Артёму пришлось броситься за ним и чуть не бежать, чтобы не отстать. Бородатый теперь шёл рядом с ними, быстро перебирая своими короткими ногами и тяжело дыша.
     Они шли так минут десять, и всё это время Артём никак не мог понять, о чём же они говорят, зачем надо так торопиться, сбивая дыхание, спотыкаясь на шпалах, в туннеле за ними пусто и тихо, и нет никаких признаков погони. Десять минут прошло, пока он спиной не ощутилэто. Оно действительно неслось за ними по пятам, нагоняя их от шага к шагу, что-то чёрное, нет, не волна, а скорее вихрь, чёрный вихрь, сеющий пустоту, и если не успеть, если оно настигнет их, то ждёт их то же, что и тех шестерых, что и остальных смельчаков и глупцов, ступавших в туннели поодиночке или в гиблое время, когда в них бушевали дьявольские ураганы, сметавшие в никуда всё живое... Все эти догадки, смутное понимание творящегося здесь, огненной вереницей промчались у него в голове, и он, в первый раз за их поход осмысленно посмотрел на Хана. Тот перехватил его взгляд и всё понял.
     - Ну что, и тебя достало? - выдохнул он. - Плохо дело. Значит, совсем близко уже.
     - Бежать надо! По-настоящему бежать! - прохрипел на ходу Артём.
     Хан ускорил шаг, и теперь нёсся широкой рысью, молча, не отвечая больше на Артёмовы вопросы, даже следов почудившейся Артёму усталости не было больше заметно на нём, и что-то волчье вновь проскользнуло в его облике. Чтобы поспевать за ним, Артёму пришлось перейти на настоящий бег, и когда показалось на секунду, что им удаётся наконец оторваться от неумолимого преследования, Туз запнулся всё-таки носком за шпалу и кубарем полетел на землю, разбивая в кровь лицо и руки. Они успели ещё пробежать по инерции десятка полтора шагов, и Артём, осознав уже, что бородатый упал, поймал себя на мысли, что останавливаться и возвращаться ему так не хочется, а хочется бросить того к чертям собачьим, этого коротконогого лизоблюда вместе с его чудесной интуицией, и броситься дальше, пока самих их ещё не накрыло. И гадко было ему от этой мысли, но такая непрязнь к растянувшемуся на путях и глухо постанывающему Тузу неожиданно овладела им, как ни давил он её, что голос совести совсем затих. Оттого он почувствовал даже некоторое разочарование, когда Хан решительно вернулся назад и мощным рывком поднял бородатого на ноги. Артём-то втайне надеялся, что Хан с его более чем пренебрежительным отношением к чужой жизни, равно как и к чужой смерти, не колеблясь, бросит того в туннеле, как лишнюю обузу, и они помчатся дальше.
     Приказав Артёму сухим, не терпящим неповиновения голосом, держать прихрамывающего теперь Туза под руку, и взяв его под другую, Хан потянул их за собой. Бежать теперь сделалось намного труднее. Бородач стонал и скрипел зубами от боли на каждом шагу, но Артём почему-то не чувствовал ничего, кроме растущего раздражения. Длинный, тяжёлый автомат пребольно стучал теперь по его ногам, и не было свободной руки, чтобы придержать его, давило сознание того, что опаздываешь куда-то, и всё вместе это набивало голову уже не страхом перед сосущим вакуумом сзади, а злобой и упрямством. А смерть - совсем рядом, остановись и подожди так с полминуты - и чёрный вихрь догонит тебя, захлестнёт и мигом разорвёт на мельчайшие частицы, за доли секунды тебя не станет в этой Вселенной, и оттого так неестественно скоро оборвётся твой предсмертный крик... Но сейчас эти мысли не парализовали Артёма, а, накладываясь на злобу его и на его раздражение, только придавали ему сил, и он накапливал их ещё на один шаг, а потом - на следующий, и так очень долго.
     И тут это чувство исчезло, пропало совсем, отпустило так внезапно, что, какое-то место в сознание оказалось непривычно пустым, незаполненным, будто удалили зуб, и, остановившись, как вкопанный, Артём теперь ощупывал кончиком языка образовавшуюся ямку. Сзади больше ничего не было, просто туннель - туннель как туннель, чистый, сухой, свободный, совершенно безопасный. Вся эта беготня от собственных страхов и параноидальных фантазий, излишняя вера в какие-то особые чувства, интуицию, казалась сейчас Артёму такой смешной, такой глупой и нелепой, что он, не удержавшись, хохотнул. Туз, остановившийся рядом с ним, сначала глянул на него удивлённо, а потом тоже вдруг расплылся в улыбке и засмеялся. Хан недовольно смотрел на них и в конце-концов сплюнул:
     - Ну что, весело? Хорошо здесь, правда? Тихо так, чисто, да? - и зашагал один вперёд. Только тогда до Артёма дошло, что они всего шагов пятидесяти недобежали до станции, что в конце туннеля ясно виден свет.
     ...Хан ждал их на входе на станцию, сверху, на железной лесенке, он успел уже докурить начинённую чем-то самокрутку, пока они, похохатывая, совершенно расслабившись, одолели эти пятьдесят шагов. Артём проникся за это время симпатией и сочувствием к хромающему и охающему сквозь смех Тузу, его мучил стыд за все те мысли, что пролетали в его голове там, сзади, когда тот упал. Настроение было на редкость благодушное, и поэтому вид Хана, усталого, чуть не измождённого, с каким-то презрением оглядывающего их, был ему немного неприятен.
     - Спасибо! - громыхая сапогами по лесенке, протягивая руку для рукопожатия, Туз поднялся к Хану. - Если бы не ты... Вы... Тогда бы всё, конец. А... вы... не бросили. Спасибо! Я такое не забываю.
     - Не стоит, - безо всякого энтузиазма отозвался тот.
     - Почему вы за мной вернулись? - негромко спросил бородатый.
     - Ты мне интересен как собеседник, - Хан швырнул окурок на землю и пожал плечами. - Вот и всё.
     Поднявшись чуть повыше, Артём понял, отчего Хан забрался на платформу по лесенке, а не продолжил движение по пути - это было просто невозможно: перед самым входом на Китай-Город пути были перегорожены грудой мешков с песком в человеческий рост высотой, за ними на деревянных табуретах восседали несколько людей весьма серьёзного вида. Коротко, под бокс стриженные головы, широченные плечи, выпирающие под потёртой кожей коротких курток, изношенные полосатые спортивные штаны, надетые не по надобности, а скорее как униформа, - всё это, хотя и должно было бы смотреться вместе забавно, отчего-то совсем не настраивало на весёлый лад. Там сидело трое, и на четвёртом табурете лежала колода карт, а громилы время от времени размашисто бросали на него шестёрки, королей, дам, и стояла такая ругань, что, вслушиваясь несколько минут, Артём так и не сумел вычленить из их разговора хотя бы одно приличное слово.
     Пройти на станцию можно было только через узенький проход и калитку, которыми заканчивалась лесенка. Но там поперёк дороги возвышалась ещё более внушительная туша четвёртого охранника. Стрижка "под ноль", водянисто-серые глаза, чуть свороченный набок нос, свернувшиеся сломанные уши, оттягивающая книзу синие тренировочные штаны, чёрная пистолетная рукоять - тяжёлый "ТТ" засунут прямо за пояс, и невыносимый запах перегара, сбивающий с ног и мешающий соображать.
     - Ну чё, бля? - сипло протянул он, медленно и тупо оглядывая Хана и стоящего за ним Артёма с ног до головы. - Туристы, бля? Или челноки?
     - Нет, мы не челноки, мы странники, с нами нет никакого груза.
     - Странники - ...! - непристойно срифмовал тот и громко заржал. - Слышь, Колян! Странники - ...! - повторил он, обернувшись к играющим. Там его поддержали. Хан терпеливо улыбнулся.
     Бык ленивым движением опёрся одной рукой о стену, тем самым окончательно заслоняя весь проход.
     - У нас тут эта... таможня, понял? Бабки мы тут башляем... Хочешь пройти - плати. Не хочешь - вали на ...! - миролюбиво объяснил он, почёсывая ногу.
     - С какой это стати? - пискнул было Артём возмущённо, и зря.
     Бык, наверное, даже и не разобрал, что он сказал, но интонация ему не понравилась. Отодвинув Хана в сторону, он тяжело шагнул вперёд и оказался лицом к лицу с Артёмом. Опустив подбородок, он обвёл Артёма мутным взглядом. Глаза у него были совершенно пустые, и казались почти прозрачными, никаких признаков разума в них не обнаруживалось. Тупость и злость, вот что они излучали, и с трудом выдерживая этот взгляд, моргая от напряжения, Артём слышал, как растут в нём страх и ненависть к тому существу, которое сидело за этими замутнёнными стекляшками и смотрело сквозь них на мир.
     - Ты чё, бля?! - удивлённо-угрожающе поинтересовался охранник.
     Он был выше Артёма больше чем на голову, и шире его раза в три. Чтобы утешить себя, Артём припомнил рассказанную кем-то легенду про Давида и Голиафа, жаль только, Артём не помнил уже, кто из них был кто, но история кончалась хорошо для маленьких и слабых, и это внушало некоторый оптимизм.
     - А ничего! - неожиданно для самого себя расхрабрился он.
     Этот ответ почему-то расстроил его собеседника, и тот, растопырив короткие толстые пальцы, уверенным движением положил пятерню на Артёмов лоб. Кожа на его ладони была жёлтой, заскорузлой и воняла табаком и машинным маслом, но в полной мере ощутить всю гамму ароматов Артём не успел, потому что сразу после этого тот толкнул его вперёд. Наверное, ему казалось, что он толкает несильно, но Артём пролетел с полтора метра назад, сбил с ног стоявшего позади Туза, и они неуклюже повалились на мостик, а громила вальяжно вернулся на своё место. Но там его ждал сюрприз. Хан, скинув свою поклажу на землю, стоял, расставив ноги и крепко сжимая в обеих руках Артёмов автомат. Неторопливо и демонстративно он передёрнул затвор, и тихим голосом, знакомыми уже Артёму интонациями, настолько не предвещавшими ничего хорошего, что даже у Артёма, которому, собственно, ничего не угрожало, волосы встали дыбом, произнёс:
     - Ну зачем же грубить?
     И вроде ничего такого он не сказал, но барахтающемуся на полу, пытающемуся подняться на ноги, сгорающему от обиды и стыда Артёму, эти слова показались глухим предупредительным рычанием, за котрорым может последовать стремительный бросок. Он встал наконец и сорвал с плеча свой старый автомат, нацелив его на своего обидчика, готовый дёрнуть спусковой крючок в любой момент. Сердце билось учащённо, ненависть окончательно перевесила страх на весах его чувств, и он попросил у Хана:
     - Можно, я его? - и сам удивился своей готовности вот так, безо всяких колебаний прямо сейчас взять и убить человека за то, что тот его толкнул. Потная бритая голова спокойно лежала в ложбинке прицела, и как велик был соблазн нажать на курок, а потом будь что будет, главное сейчас завалить этого гада, умыть его его собственной кровью.
     - Шухер! - заорал опомнившийся бык, и Хан, молниеносным движением вырвав из-за его пояса пистолет, скользнул дальше, взяв на мушку повскакивавших со своих мест остальных охранников.
     - Не стреляй! - успел он крикнуть Артёму, и ожившая было картина снова замерла: застывший с поднятыми руками бык на мостике, недвижимый Хан, целящийся в трёх громил, не успевших разобрать свои автоматы из стоящей рядом пирамиды.
     - Не надо крови, - спокойно и веско сказал он, не прося, а скорее приказывая. - Здесь есть правила, Артём, - продолжил он, не спуская взгляда с трёх картёжников, застывших в нелепых позах. Кто-кто, а уж эти головорезы наверняка знали цену автомату Калашникова и его убойной силе на таком расстоянии, и поэтому не хотели вызывать сомнений в своей благонадёжности у человека, державшего их на прицеле. - Их правила обязывают нас заплатить пошлину за вход. Сколько составляет ваш сбор? - спросил он.
     - Три пульки со шкуры, - отозвался тот, что стоял на мостике.
     - Поторгуемся? - ехидно предложил Артём, тоже щёлкая затвором и досылая патрон.
     - Две, - проявил гибкость бык, зло кося на Артёма глазом, но не решаясь ничего предпринять на таком расстоянии.
     - Выдай ему! - крикнул Хан Тузу. - Заодно расплатишься со мной.
     Туз с готовностью запустил руку в недра своей дорожной сумки и, приблизившись к охраннику, отсчитал в его протянутую ладонь шесть блестящих остроконечных патронов. Тот быстро сжал кулак и пересыпал их в оттопыренный карман своей куртки, а потом снова поднял руки вверх и выжидающе посмотрел на Хана.
     - Пошлина уплачена? - вопросительно поднял бровь Хан.
     Бык медленно и угрюмо кивнул, не спуская взгляда с Хана и его оружия.
     - Инцидент исчерпан? - уточнил Хан.
     Тот молчал. Хан достал из запасного магазина, прикрученного изолентой к основному рожку, ещё пять патронов и вложил их в карман охранника. Они упали, чуть позвякивая, на дно, и вместе с этим звуком напряжённая гримаса на его лице разгладилась и на него вернулось обычное лениво-презрительное выражение.
     - Компенсация за моральный ущерб, - объяснил Хан, но эти слова не произвели никакого впечатления - скорее всего, тот просто не понял их, как не понял и вопроса про инцидент, он догадывался о содержании мудрёных высказываний Хана по его готовности пользоваться деньгами и силой, этот язык он понимал прекрасно, и, наверное, только на нём и говорил.
     - Можешь опустить руки, - сказал Хан и осторожно поднял ствол вверх, отпуская игроков с прицела.
     Так же поступил и Артём, но руки его нервно подрагивали, и он готов был в любой момент поймать бритый череп быка в ложбинку мушки. Этим людям он не доверял.
     Однако, волнения его оказались напрасными: расслабленным движением опустив руки, тот буркнул остальным, что всё нормально, и, прислонившись спиной к стенке, принял наигранно-равнодушный вид, пропуская их мимо себя, на станцию. Поравнявшись с ним, Артём набрался-таки достаточно наглости, чтобы посмотреть ему в глаза, а тот вызова не принял, и глазел куда-то в сторону, но в спину он услышал брезгливое "Щ-щенок..." и смачный плевок на пол. Он хотел было обернуться, но Хан, идущий на шаг впереди, схватил его за руку и потащил за собой, так что Артём, с одной стороны, давил в себе желание вырваться и всё же вернуться к этому мерзкому типу, а с другой, получал отличное оправдание для стремлений другой своей половины, которая трусливо требовала немедленно убираться оттуда. Когда все они ступили на тёмный гранитный пол станции, сзади раздалось вдруг протяжное, с упором на растянутые гласные:
     - Э-э... Во-лыну ве-рни!
     Хан остановился, вытряс из обоймы отобранного "ТТ" короткие тупоголовые патроны, вставил магазин обратно и швырнул его быку. Тот довольно ловко поймал пистолет в воздухе и привычно засунул его стволом в штаны, недовольно наблюдая, как Хан рассыпает извлечённые патроны по полу.
     - Извини, - развёл руками Хан, - профилактика. Так это называется? - подмигнул он Тузу.
     Китай-Город не был похож на другие станции, на которых Артёму приходилось бывать: он не разделялся на три узких корридора с соединяющими их арками, а представлял собой один большой зал с широкой платформой, по краям которой шли пути, и это создавало чуть тревожное ощущение необычного простора. Станция была беспорядочно освещена болтающимися то тут, то там несильными грушевидными лампочками, костров на ней не было совсем - очевидно, здесь это не разрешалось. Где-то в центре зала, щедро разливая вокруг себя свет, горела белая ртутная лампа- настоящее чудо для Артёма. Но бедлам, творящийся вокруг него, так отвлекал внимание, что даже на этой диковинке Артём не смог задержать взгляда больше, чем на секунду.
     - Какая она большая! - выдохнул он удивлённо.
     - На самом деле ты видишь лишь половину. Станция ровно в два раза больше. О, это одно из самых странных мест в метро. Ты слышал, наверное, что здесь сходятся пути разных линий. Вон те рельсы, что справа от нас - это уже Таганско-Краснопресненская линия. Трудно