а пройдёт, всё метро вымрет. И так целую неделю и простояли. Друг к другу не подходили почти - кто знает, кто из нас заразный. А там ещё парень один был, его все Стаканом звали, потому что всякой баланды выпить очень любил. Так вот от него все вообще шарахались, а всё от того, что он с Рыжим корефанил. Подойдёт этот Стакан к кому - а тот от него через всю станцию дёру. А кое-кто и ствол наставлял - мол, отвали. Когда у Стакана вода закончилась, ребята с ним поделились, конечно, но так - поставят на пол и отойдут, а к себе никто не подпускал. А через неделю он пропал куда-то. Кто потом чего говорил, некоторые брехали даже, что его какая-то тварь утащила, но там туннели спокойные, чистые. Я лично думаю, что он просто сыпь на себе заметил, или под мышками набрякло, вот и сбежал. А больше в нашем отряде никто не заразился, мы ещё подождали, потом Комбат сам всех проверил. Все здоровые.
     Артём подметил, что несмотря на это уверение, вокруг рассказчика стало как-то пустовато, хотя места вокруг костра было не так уж много, и сидели все вплотную, плечом к плечу.
     - Ты долго до сюда шёл, браток? - негромко, но отчётливо спросил того коренастый бородач в кожаном жилете.
     - Уже дней тридцать, как с Авиамоторной вышли, - беспокойно поглядывая на него, ответил худой.
     - Так вот, у меня для тебя новости. На Авиамоторной - чума. Чума там, понял?! Ганза закрыла и Таганскую, и Курскую. Карантин называется. У меня знакомые там, граждане Ганзы. И на Таганской, и на Курской в переходах огнемёты стоят, и всех, кто на расстояние действия подходит, жгут. Дезинфекция называется. Видно, у кого неделя инкубационный период, а у кого и больше, раз вы туда всё же пронесли заразу, - заключил он, недобро понижая голос.
     - Да вы чего, ребята? Да я здоровый! Да вот хоть сами посмотрите! - мужичок вскочил с места и принялся судорожно сдирать с себя ватник и оказавшийся под ним неимоверно грязный тельник, торопясь, боясь не успеть убедить.
     Напряжение нарастало. Рядом с ним не осталось уже никого, все сгрудились по другую сторону костра, люди нервно переговаривались, и Артём уловил уже тихое клацание затворов. Он вопросительно посмотрел на Хана, перетягивая свой новый автомат с плеча в боеготовое положение, стволом вперёд. Хан хранил молчание, но жестом остановил его. Потом он быстро поднялся и неслышно отошёл от костра, увлекая за собой и Артёма. Шагах в десяти он замер, продолжая наблюдать за происходящим.
     Спешащие, суетливые движения раздевающегося в свете костра казались какой-то безумной первобытной пляской. Говор в толпе умолк, и действо продолжалось в зловещей тишине. Наконец ему удалось избавиться и от нательного белья, и он торжествующе воскликнул:
     - Вот, смотрите! Я чистый! Я здоров! Ничего нет! Я здоров!
     Бородач в жилете выдернул из костра горящую с одного конца доску и осторожно приблизился к нему, брезгливо всматриваясь. Кожа у того была тёмная от грязи и жирно лоснилась, но никаких следов сыпи бородачу обнаружить, видимо, не удалось, потому что после придирчивого осмотра он громко скомандовал:
     - Подними руки!
     Худой поспешно задрал руки вверх, открывая взгляду столпившихся по другую сторону поросшие тонким волосом подмышечные впадины. Бородач демонстративно зажал нос свободной рукой, и подошёл ещё ближе, дотошно рассматривая и выискивая шанкры, но и там не смог найти никаких симптомов.
     - Здоров я! Я здоров! Что, убедились теперь?! - чуть не в истерике выкрикивал мужичонка срывающимся в визг голосом.
     В толпе неприязненно зашептались. Уловив общее настроение и не желая сдаваться, коренастый вдруг объявил:
     - Ну и что, что ты сам здоров? Это ещё ничего не значит!
     - Как это - ничего не значит? - опешив и как-то сразу сникнув, поразился тот.
     - Да так. Сам-то ты мог и не заболеть. У тебя может быть иммунитет. А вот заразу принести ты мог вполне. Ты же с этим твоим Рыжим общался? В отряде одном шёл? Говорил с ним там, воду из одной фляги пил? За руку здоровался? Здоровался, брат, не ври. Здоровался ведь? Здоровался...
     - Ну и что, что здоровался? Не заболел ведь... - потерянно отвечал мужичок. Его странный танец прекратился и теперь он замер в бессилии, затравленно глядя на толпу.
     - А то. Не исключено, что ты заразен, брат. Так что ты извини, мы рисковать не можем. Профилактика, брат, понимаешь? - бородач расстегнул пуговицы жилета, обнажая бурую кожаную кобуру. Среди стоявших по другую сторону костра послышались одобрительные возгласы и вновь, уже более уверенно защёлкали затворы.
     - Ребята! Но я же здоров! Я же не заболел. Вот, смотрите, - он опять поднимал вверх худые свои руки, но теперь все только морщились пренебрежительно и с явным отвращением.
     Коренастый извлёк из кобуры пистолет и наставил его на мужичка, который, похоже, так и не мог понять, что с ним происходит, и только всё бормотал, что он здоров, прижимая к груди скомканный свой ватник - было прохладно и он начинал уже мёрзнуть.
     Тут Артём не выдержал. Дёрнув назад затвор, он сделал шаг к толпе, не осознавая толком, что он собирается сейчас сделать. Под ложечкой мучительно сосало, и в горле стоял ком, так что выговорить ему бы сейчас ничего не удалось. Но что-то в этом человеке, в опустевших, отчаянных его глазах, в бессмысленном, механическом бормотании, поцарапало Артёма, толкнуло его сделать шаг вперёд. Неизвестно, что он сделал бы после, но на его плечо опустилась рука, и боже, какой тяжёлой она была на этот раз!
     - Остановись, - спокойно приказал Хан и Артём застыл как вкопанный, чувствуя, что его хрупкая воля разбивается о гранит воли Хана. - Ты ничем не можешь ему помочь. Ты можешь либо погибнуть, либо навлечь на себя их гнев. Твоя миссия останется невыполненной и в том, и в другом случае, и ты должен помнить об этом.
     В этот момент мужичок вдруг как-то дёрнулся, вскрикнул, и, прижимая к себя свой ватник, одним махом соскочил на пути и помчался к чёрному провалу южного туннеля с нечеловеческой быстротой, дико и как-то по-животному вереща. Бородач рванул было за ним и пытался прицелиться в спину, но потом одумался и махнул рукой. Это было уже лишним, и каждый, кто стоял на платформе, знал это. Неясно лишь было, помнил ли загнанный мужичок от том, куда он бежит, надеялся ли он на чудо, или просто от страха всё выпало у него из головы. Только через пару минут вопль его, рвущий глухую тягостную тишину проклятого туннеля и топот его сапог как-то разом, мгновенно оборвались. Не затихли постепенно, а смолкли в одно мгновение, будто кто-то выключил звук, и даже эхо умерло сразу, так что вновь воцарилось безмолвие. И было это так странно, так непривычно для человеческого слуха и разума, что воображение пыталось ещё заполнить этот разрыв, и казалось, слышен был где-то вдалеке ещё крик. Но это только чудилось, и все отдавали себе в этом отчёт.
     - Шакалья стая безошибочно чувствует больного, дружок, - промолвил Хан и Артём чуть не отшатнулся, заметив в его глазах блуждающие хищные огни. - Больной - обуза для всей стаи и угроза её здоровью. Поэтому стая загрызёт больного. Раздерёт его в клочья. В кло-чья, - повторил он, словно смакуя.
     - Но это же не шакалы, - нашёл наконец в себе смелость возразить Артём, вдруг начиная верить, что он имеет дело с реинкарнацией Чингиз Хана. - Ведь это люди!
     - А что прикажете делать? - парировал тот. - Деградация. Медицина у нас здесь на шакальем уровне. И гуманности в нас столько же. Посему...
     Артёму было что возразить на это, однако он решил, что спорить с единственным своим покровителем на этой дикой станции было бы не совсем правильно. Хан же, подождав с минуту возражений, наверное, определил для себя, что Артём сдался и перевёл разговор на другую тему.
     - А теперь, пока у наших маленьких друзей такое оживление по поводу инфекционных заболеваний и способов борьбы с ними, мы должны ковать железо. Иначе они могут не решиться на переход ещё долгие недели. А тут - как знать? - может, удастся проскочить.
     Остальные стояли у костра и возбуждённо обсуждали случившееся. Кто-то осторожно поддел на ствол ружья и швырнул в костёр мешок сгинувшего мужичка. Люди были напряжены и растеряны, призрачная тень страшной опасности накрыла их рассудок, и теперь они пытались решить, что же делать дальше, но мысли их, как подопытные мыши в лабиринте, кружились на месте, беспомощно тыкались в тупик, бессмысленно метались взад-вперёд, не в силах отыскать выход.
     - Наши маленькие друзья весьма близки к панике. Кроме того, они подозревают, что только что линчевали невинного, а такой поступок вовсе не стимулирует дальнейшее рациональное мышление. Сейчас мы имеет дело не с коллективом, а со стаей шакалов. Отличное ментальное состояние для манипуляции психикой! Обстоятельства складываются как нельзя лучше, - довольно прокомментировал Хан, улыбаясь краешком губ и весело глядя на Артёма.
     От его торжествующего вида Артёму опять стало как-то не по себе. Он попробовал улыбнуться в ответ, - в конце концов, Хан хотел помочь ему, - но вышло жалко и неубедительно.
     - Главное теперь - авторитет. Сила. Стая уважает силу, а не логические аргументы, - кивнув Артёму, добавил Хан. - Стой и смотри. Не далее, чем через день ты сможешь продолжить свой путь, - и с этими словами, сделав несколько широких шагов, он вклинился в толпу.
     - Здесь нельзя оставаться! - загремел его голос, и говор в толпе сразу затих.
     Люди с настороженным любопытством прислушивались к его словам. Хан использовал свой могучий, почти гипнотический дар убеждения. С первыми же словами острое чувство опасности, нависшей над ним и над каждым, кто осмелится остаться на станции после произошедшего, захлестнуло Артёма.
     - Он заразил здесь весь воздух! Подыши мы им ещё немного и нам крышка. Зараза тут повсюду, и если мы ещё не заразились, обязательно подцепим эту дрянь, если останемся. Передохнем, как крысы, и будем гнить прямо посреди зала, на земле. Сюда никто не проберётся, чтобы помочь нам, нечего и надеяться! Рассчитывать мы можем только на себя. Надо поскорее уходить с этой чёртовой станции, где всё кишит микробами. Если мы выйдем сейчас, все вместе, прорваться через тот туннель будет совсем несложно. Но надо делать это немедленно!
     Люди согласно зашумели. Большинство из них не могли, как и Артём, противостоять колоссальной силе убеждения, которой буквально лучилась фигура Хана. Вслед за его словами, Артём послушно переживал все те состояния и чувства, которые были заложены в них: ощущение угрозы, страх, панику, безвыходность, затем слабую надежду, которая всё росла по мере того, как Хан продолжал говорить о том выходе из положения, который он предлагал.
     - Сколько вас? - и сразу несколько людей принялись пересчитывать собравшихся по этому вопросу Хана. Не считая их с Артёмом, у костра было восемь человек.
     - Значит, ждать нечего! Нас уже десять, мы сможем пройти! - заявил Хан, и, не давая одуматься, продолжил, - собирайте свои вещи, не позднее чем через час мы должны выйти!
     - Быстрее, назад к костру, забирай свои пожитки. Главное - не дать им опомниться. Если мы промедлим, они начнут сомневаться, что им надо уходить отсюда к Чистым Прудам. Некоторые из них вообще шли в другую сторону, а некоторые просто живут на этом полустанке и никуда отсюда не собирались. Придётся мне, видимо, пойти с тобой до Китай-Города, иначе, боюсь, в туннелях они потеряют свою целеустремлённость, или вообще забудут, куда и зачем они идут, - прошептал Артёму Хан, утягивая его за собой к их маленькому лагерю.
     Быстро покидав в свой рюкзак всё приглянувшееся Бурбоново имущество и не успевая уже задумываться о моральной стороне своих поступков, пока Хан сворачивал свой брезент и тушил костёр, Артём бросал время от времени взгляд на происходящее с другого края зала. Люди, оживлённо копошившиеся вначале, собирая свой скарб, с течением времени двигались всё менее бодро и слаженно. Вот кто-то присел у огня, другой побрёл зачем-то к центру платформы, а вот двое сошлись вместе и заговорили о чём-то. Начиная уже соображать, что к чему, Артём дёрнул Хана за рукав.
     - Они там общаются, - предупредил он.
     - Увы, общение с себе подобными - практически неотъемлемая черта человеческих существ. И даже если их воля подавлена, а сами они, в сущности, загипнотизированы, они всё равно тяготеют к общению. Человек - существо социальное, и тут ничего не поделаешь. Во всех других случаях я бы покорно принял бы любое человеческое проявление, как Божий замысел. Или как неизбежный результат эволюционного развития, в зависимости от того, с кем я беседую. Однако в данном случае такой ход мышления вреден, - пространно отозвался Хан.- Мы должны вмешаться, мой юный друг, и направить их мысли в нужное русло, - резюмировал он, взваливая на спину свой огромный походный тюк.
     Костёр погас, и плотная, почти осязаемая тьма сдавила их со всех сторон. Достав из кармана подаренный фонарик, Артём сдавил рукоятку. Внутри устройства что-то зажужжало, и лампочка ожила. Неровный, мерцающий свет брызнул из неё.
     - Давай, давай, жми ещё, не жалей, - подбодрил его Хан, - он может работать и получше.
     Когда они подошли к остальным, несвежие туннельные сквозняки успели уже выветрить из их голов уверенность в правоте Хана. Вперёд выступил тот самый крепыш с бородой, который до этого занимался предотвращением распространения инфекции.
     - Послушай, браток, - обратился он небрежно к Артёмову спутнику.
     Даже не смотря на того, Артём кожей почувствовал, как электризуется атмосфера вокруг Хана. Судя по всему, панибратство приводило того в бешенство. Изо всех людей, с которыми он был знаком до сих пор, меньше всего Артём хотел бы увидеть взбешённого Хана. Оставался, правда, ещё Охотник, но он показался Артёму настолько хладнокровным и уравновешенным, что и представить его во гневе было просто невозможно. Он, наверное, и убивал с тем выражением на лице, с которым другие чистят грибы или заваривают чай.
     - Мы тут посовещались, и вот чего... Что-то ты пургу гонишь. Мне, например, вовсе несподручно к Китай-Городу идти. Вон и товарищи тут против. Да ведь, Семёныч? - обратился он за поддержкой к кому-то в толпе. Оттуда раздался согласный голос, правда, пока довольно робкий. - Мы вообще к Проспекту шли, к Ганзе, пока там дрянь в туннелях не началась. Ну, мы переждём и дальше двинем. И ничего здесь не станет с нами. Вещи мы его сожгли, а про воздух ты нам мозги не конопать, - это ж не легочная чума. Если мы заразились, так уже заразились, делать тут нечего. Заразу в большое метро нести нельзя. Только скорее всего, что нет никакой заразы, так что шёл бы ты, браток, со своими предложениями, - всё более развязно рассуждал бородатый.
     От такого напора Артём немного опешил. Но украдкой взглянув наконец на своего спутника, он почувствовал, что коренастому сейчас не поздоровится. В глазах Хана вновь пылало оранжевое адское пламя, и шла от него такая звериная злость и такая сила, что Артёма ударил озноб и волосы на голове начали подниматься дыбом, захотелось оскалиться и зарычать.
     - Что же ты его сгубил, если никакой заразы не было? - вкрадчиво, нарочито мягким голосом спросил Хан.
     - А для профилактики! - нагло глядя и поигрывая желваками, ответил тот.
     - Нет, дружок, это не медицина. Это, дружок, уголовщина. По какому праву ты его так?
     - Ты меня дружком не называй, я тебе не собачка, понял? - ощетинясь, огрызнулся бородач. - По какому праву я его? А по праву сильного! Слышал о таком? И ты особенно здесь не это... А то мы сейчас и тебя, и молокососа твоего порвём. Для профилактики. Понял?! - и уже знакомым Артёму движением он расстегнул свой жилет и положил руку на кобуру.
     На этот раз Хан уже не успел остановить Артёма, и бородатый уставился в ствол его автомата быстрее, чем успел расстегнуть кобуру. Артём тяжело дышал и слушал, как бьётся его сердце, в виски стучал кровь, и нмкакие разумные мысли в голову не шли. Он знал только одно - если бородатый скажет ещё что-нибудь, или его рука продолжит свой путь к рукояти пистолета, он немедленно нажмёт на спусковой крючок. Он не хотел подохнуть, как тот мужичок. Он не даст стае растерзать себя. Бородач застыл на месте и не делал никаких движений, зло поблескивая тёмными глазами.
     Но тут произошло нечто непонятное. Хан, безучастно стоявший до этого в стороне, вдруг сделал большой шаг вперёд, разом оказавшись лицом к лицу с обидчиком, и заглянув ему в глаза, негромко сказал:
     - Прекрати. Ты подчинишься мне. Или умрёшь.
     Грозный взгляд бородача померк, его руки бессильно повисли вдоль тела, и так неестественно, что Артём не сомневался - если на того что-то и подействовало, то не его автомат, а слова Хана.
     - Никогда не рассуждай чересчур много о праве сильного. Ты слишком слаб для этого, - сказал Хан и вернулся к Артёму, к удивлению того не делая даже попытки разоружить врага.
     Тот неподвижно стоял на месте, растерянно оглядываясь по сторонам. Гомон смолк и люди ждали, что Хан скажет дальше. Контроль был восстановлен.
     - Будем считать, что дискуссии окончены и консенсус достигнут. Выходим через пятнадцать минут.
     Обернувшись к Артёму, он сказал ему:
     - Ты говоришь, люди? Нет, друг мой, это звери. Это шакалья стая. Они собирались нас порвать. И растерзали бы. Но одного они не учли. Они-то шакалы, но я - Волк. Есть станции, где меня знают только под этим именем, - добавил он и отвернулся лицом во тьму.
     Артём стоял молча, поражённый увиденным и наконец начинал понимать, кого Хан так напоминал ему иногда.
     - Но и ты - волчонок, - спустя минуту добавил тот, не поворачиваясь к нему, и в его голосе Артёму почудились неожиданно тёплые нотки.

Глава 7

     Он действительно был совершенно пустой и чистый, этот туннель. Сухой пол, приятный ветерок в лицо, ни одной крысы, никаких подозрительных ответвлений, зияющих чернотой штолен - в этом туннеле, пожалуй, можно было бы жить не хуже, чем на любой из станций. Больше того, это совершенно неестественное спокойствие и чистота не только не настораживали, но даже и развеивали все те опасения, с которыми люди ступали в него. Легенды о пропавших здесь начинали казаться глупыми выдумками, и Артём начал даже сомневаться в том, происходила ли наяву дикая сцена с несчастным, которого приняли за чумного, или только пригрезилась ему, пока он дремал на куске брезента перед костром Хана.
     Они замыкали цепочку - Хан побоялся, что люди начнут отставать по одному, и тогда, по его словам, до Китай-Города не дойдёт никто. Теперь он мерно шагал рядом с Артёмом, спокойный, будто ничего и не случилось, и резкие морщины, перерезавшие было его лицо во время стычки на Сухаревской, теперь разгладились. Буря улеглась, и перед Артёмом снова был мудрый и спокойный Хан, а не опасный матёрый волк. Но превращение не заняло бы и минуты, и он хорошо чувствовал это. Однако, понимая, что следующая возможность приподнять завесу над некоторыми из тайн метро ему представится не скоро, если представится вообще, он просто не смог удержаться от вопроса.
     - А вот вы понимаете, что происходит в этом туннеле? - по возможности наивным голосом спросил он.
     - Этого не знает никто, в том числе и я, - нехотя отозвался тот. - Да, есть вещи, о которых даже мне неведомо ровным счётом ничего. Единственное, что я могу тебе сказать об этом - это бездна. Беседуя с собой, я называю это место чёрной дырой... Ты, верно, никогда не видел звёзд? Говоришь, видел однажды? И что-нибудь знаешь про космос? Так вот, гибнущая звезда может обратиться такой дырой - если погаснув, под действием собственного неимоверно могучего притяжения она начнёт пожирать сама себя, втягивая вещество с поверхности внутрь, к своему центру, становясь всё меньше размером, но всё плотнее и тяжелее. И чем плотнее она будет, тем больше будет возрастать сила её тяготения. Этот процесс подобен снежной лавине, ведь с усилением тяготения всё больше вещества и всё быстрее будет увлекаться к сердцу этого монстра, и он необратим. На определённой стадии его мощь достигнет таких высот, что о