Все равно откусит,  - заверил Симмонс.  - Держи ключ от
двери. Пойдем.

   Они сидели друг против друга на бархатных стеганых курпа-
чах * - бек Ханков Нураддин,  дородный, оплывший мужчина лет
сорока со щекастым лицом, густо заросшим курчавящейся черной
бородой,  крупным  пористым носом и глазами навыкате,  и ма-
ленький тщедушный старичок в огромной чалме-мулла ханкинский
пятничной  мечети Ибадулла,  которого за глаза непочтительно
величали Ибад-чолаком за хромоту,  особенно приметную, когда
он торопливо семенил по улице, опаздывая на молитву.
   В противоположность властолюбивому, вспыльчивому, но глу-
поватому беку мулла был себе на уме, хитер, подобострастен и
льстив, предпочитая  слушать,  поддакивать собеседнику и по-
меньше говорить сам. Впрочем, на этот раз разговор начал он.
   - Перс богатеет - женится, туркмен богатеет - ковры поку-
пает, сарт богатеет - хоромы строит, - писклявым голосом из-
рек мулла, теребя козлиную бородку. - Новость слышали?
   - Что за новость? - Бек лениво перебирал толстыми пальца-
ми виноградины янтарных четок.
   - Голодранец Джума строиться задумал.
   - Дом строит? - недоверчиво хмыкнул бек. - Что-то не пом-
ню, когда он за разрешением приходил.
   - Строит, - мотнул чалмой мулла. - Без вашего ведома, без
нашего благословения.
   - Вот как? Хм... - Четки замерли и снова заструились меж-
ду пальцами.
   - Воистину так, - хихикнул мулла.
   Слуга внес в комнату дастархан,  расписной чайник с тремя
пиалами. Не поднимая глаз, расстелил скатерть на ковре перед
хозяином и гостем,  трижды наполнил пиалу чаем, слил обратно
в чайник. Потом налил в две пиалы и, не разгибаясь, по-преж-
нему глядя в пол, попятился к выходу.

     * Небольшой стеганый матрас для сидения.

   - Пусть к плову приступают, - остановил его бек.
   - Будет сделано, - слуга замер в ожидании дальнейших рас-
поряжений.
   - Все!  -  не поворачивая головы,  буркнул хозяин.  Слуга
беззвучно исчез за дверью.  - Хо-ош,  молла Ибадулла... Зна-
чит,  ни с кем не советуясь, не спрашивая разрешения, не ос-
вятив землю, этот нечестивец начал строить себе дом?
   - Начал!  - Мулла сокрушенно вздохнул и отхлебнул из пиа-
лы.  - Мудро изволили подметить, - нечестивец. Аллаха не бо-
ится, не то что нас с вами.
   - Хм!..
   - Односельчан на дыннак-той и то не пригласил.
   - Э-э-эй, халои-и-ик! * - донеслось с улицы. - Не говори-
те, что не слышали. Джумабай Худайберген на дыннак-той приг-
лашает.
   - Слышали?!  - взвизгнул мулла Ибадулла. - Каков богоотс-
тупник, а? Без нашего ведома! На той!
   Бек густо побагровел и хлопнул в ладоши.
   - Джума Худакь той затевает?  - рыкнул он навстречу  вбе-
жавшему слуге так,  что тот испуганно присел и заморгал рес-
ницами.
   - Да, яшуллы.
   - Когда?
   - Сегодня вечером, яшуллы.
   - Пусть нукербаши придет.
   - Хоп болады. К Джуме пусть придет?
   - Сюда, дурак! Сейчас!
   Слугу словно ветром сдуло. Бек самодовольно ухмыльнулся и
смерил собеседника презрительным взглядом.
   - Как  вам  это  нравится?  Джумабай Худайберген нашелся!
Джума Худакь был и будет!
   - Конечно, бек, конечно! - закивал мулла. - Совсем обнаг-
лел, сын греха! Сам на беду нарывается.
   - Свое получит!  - злобно пообещал бек.  - Мои нукеры ему
такой той устроят, - всю жизнь помнить будет!
   - Давно пора,  - поддакнул мулла.  - Вашими руками,  бек,
аллах покарает вероотступника! Да будет так. О-омин!
   Служанка, девочка  лет  тринадцати  в просторном ситцевом
платье и потертом бархатном камзоле, внесла блюдо с йимурта-
береками *.  Склонилась в низком поклоне, не решаясь подойти
к сидящим.  Зазвенели вплетенные в десятки тоненьких косичек
серебряные монеты.
   - Ставь сюда и убирайся! - рявкнул бек.
   Девочка торопливо  поставила  блюдо на дастархан и вышла,
притворив за собою дверь.
   - Хорошая у вас прислуга,  - одобрительно сказал мулла. И
поднял руки, готовясь прочесть молитву.
   - Плохих не держу,  - самодовольно осклабился бек.  - Чи-
тайте молитву, таксыр. Йимуртабереки надо горячими есть.
   После произнесенного  фальцетом и басом "о-омин" оба про-
вели ладонями по лицам сверху вниз и приступили к трапезе.
   Некоторое время ели молча, наконец бек не выдержал, хлоп-
нул в ладоши.
   - То самое принеси! - приказал он вбежавшей служанке. Она
исчезла за дверью и тотчас возвратилась с узкогорлым  сереб-
ряным кувшином.
   - Давай сюда!  - бек выхватил у нee кувшин и кивком отос-
лал прочь.
   - Что это, бегим? - поинтересовался мулла Ибадулла.
   - Мусаллас, - буркнул бек. - Да простит меня аллах.
   - И меня тоже, - хихикнул сотрапезник, моргая слезящимися
глазами.
   - Ие?! - удивился Нураддин. - А как же шариат?
   - Шариату ничего не сделается,  - заверил мулла.  - Нали-
вайте.
   - Ай да слуга аллаха! - хохотнул бек, наполняя пиалы.
   - Аллах простит.  -  Ибадулла  залился  мелким  писклявым
смешком. - Что для черной кости грех, то для нас благо.
   - Хитер!  - одобрительно покачал головой бек Нураддин.  -
Самого аллаха оседлать норовишь?
   - Не богохульствуйте,  бек,  - скромно потупился мулла. -
Аллах велик и всемогущ.
   Бек хмыкнул и осушил пиалу. Мулла последовал его примеру.
   Нукербаши Юсуф,  мужчина лет сорока пяти, грузный и непо-
воротливый, как верблюд, подоспел к плову.

     * Пельмени с сырыми яйцами.

   Бек и мулла были уже изрядно навеселе и поначалу не обра-
тили на него внимания.  Залихватски сдвинув чалму набекрень,
мулла Ибадулла что-то ожесточенно доказывал хозяину дома,  а
тот, лениво развалясь на курпаче, поглаживал курчавую бороду
и изредка отвечал короткими репликами.
   "Ишь, разговорился Ибад-чолак, - удивленно подумал нукер-
баши. - То слова от него не услышишь, а тут..."
   - Врешь ты все,  Ибад, - подзадоривал бек. - Никогда твой
отец муллой не был, а уж шейхом и подавно. Служкой при моги-
ле хазрат * Палван-пира был, это верно. Двор мел, приношения
от верующих принимал. А муллой - ни-ни.
   - Был! - горячился Ибадулла. - Видит аллах, был!
   - Аллаха не трогай!  - ухмыльнулся бек. - При чем тут ал-
лах, если ты врун?
   - Я - врун?! - взвизгнул мулла.
   Нукербаши переступил с ноги на ногу и громко кашлянул.
   - Чего надо? - свирепо воззрился на него Ибадулла.
   - Позвали, вот и пришел.
   - Садись,  - мотнул головой Нураддин в  сторону  блюда  с
нетронутым пловом.  - Руки сполоснул?  На нас не смотри,  мы
сыты.  - Он обернулся к мулле. - Ну что еще скажешь, шейхза-
де? **
   - Ничего, - буркнул мулла, демонстративно опрокидывая пи-
алу вверх дном.
   - Пнуть, что ли? - вслух лениво подумал бек.
   Мулла возмущенно  сверкнул  глазками,  на  всякий  случай
отодвинулся от толстых, как бревна, бековых ног и молитвенно
сложил  перед лицом ладони.  Пробормотал на арабском суру из
корана. Потом скороговоркой на хорезмском диалекте:
   - Да не уйдет изобилие из этого дома,  да сопутствуют его
хозяину успех и удача. Илая о-омин!
   - Омин!  - откликнулись бек и нукербаши.  Мулла торопливо
поднялся и, не прощаясь, засеменил к выходу.
   - Обиделся, что ли? - удивленно произнес нукербаши, глядя
ему вслед.
   - Кто  его  знает?  - пожал плечами бек.  - Может,  брюхо
схватило. Ешь, не обращай внимания.
   В третий раз приглашать не пришлось: орудуя пятерней, как
лопатой, Юсуф живо расправился с пловом,

     * Святой.
     ** Сын шейха.

выпил подряд три пиалы вина,  смачно рыгнул и блаженно зака-
тил глаза.
   - Силен! - Нураддин, сам не дурак пожрать, восхищенно по-
цокал языком. - Хочешь еще?
   - Хватит,  пожалуй, - неуверенно ответил нукербаши и пох-
лопал себя по брюху, словно пробуя. - Лопну.
   - Не лопнешь!  - весело заверил бек. - Ляган йимуртабере-
ков, а?
   У Юсупа алчно-сверкнули глаза.
   - Ну как, будешь? - не унимался хозяин.
   - А,  - чему быть, тому быть! - махнул рукой нукербаши. -
От йимуртабереков никто не умер!
   - Вот это мужской разговор!  - восхитился бек.  - Эй, кто
там?
   Служанка бесшумно скользнула в комнату.
   - Подойди ближе! - приказал бек. - Гостя видишь?
   Девочка кивнула.
   - Посмотри хорошенько.
   Служанка повернулась к нукербашн, по-прежнему не поднимая
глаз.
   - Знаешь, кто это?
   Она опять молча кивнула.
   - Чего молчишь? Язык проглотила?
   - Нет, - прошептала девочка.
   - Как тебя зовут-то?
   - Гюль.
   - Громче, не слышу!
   - Гюль.
   - То-то. Иимуртабереки остались?
   - Остались, наверное.
   - Неси сюда. Все неси. Гость не наелся.
   Служанка поклонилась и вышла.
   - Хороша? - Бек подмигнул и осклабился. - Цветок, а?
   Нукербаши Юсуп опасливо покосился на бека. Шайтан поймет,
что у него на уме.
   - Хочешь понюхать? - продолжал Нураддин.
   - Вы о чем, хозяин? - насторожился нукербаши.
   - "О чем!" - фыркнул хозяин. - Не прикидывайся цыпленком,
петух!
   Юсуф ошалело потряс головой и прерывисто вздохнул.
   - Вот это другое дело!  - удовлетворенно кивнул бек.  - А
теперь слушай меня. Джуму Худакя знаешь?
   - Фаэтонщик, что ли?
   - Он самый.
   - Знаю.
   - Так вот он дом строить надумал.
   - Слышал. Дыннак-той сегодня.
   - Правильно. Только никакого дыннак-тоя не будет,
   - Не будет? - переспросил нукербаши.
   - Не будет. Прикажи нукерам разогнать босяков.
   - От вашего имени?
   - Не от своего же.  - Бек хохотнул. - А пока твои голово-
резы голытьбу будут разгонять,  с девчонкой побалуйся.  Дарю
ее тебе.  Хочешь - в жены возьми,  хочешь - в наложницы. По-
нял?
   - Понял,  бегим, - повеселел нукербаши. - Чего тут не по-
нять?
   - Тогда не теряй времени.
   Бек плеснул в пиалу остатки вина, залпом осушил.
   - Чего ждешь?
   - А Иимуртабереки?
   - Иимуртабереки?  А, да... - Нураддин хлопнул в ладоши. -
Гюль!
   - Ляббай, яшуллы? - послышалось из-за приоткрытой двери.
   - Я тебя за чем посылал?
   - Не осталось, яшуллы. Снова лепить начали.
   - Войди.
   Девочка вошла.
   - Отправляйся  с Юсуфом.  Жена у него захворала.  По дому
поможешь. И вообще... Что?
   - Как скажете, яшуллы, - еле слышно ответила служанка.
   - Ступай. Во дворе подожди.
   Нукербаши проводил ее взглядом и плотоядно облизнулся.
   - Доволен?  - ухмыльнулся бек. - Я такой. Захочу, осчаст-
ливлю. Смотри сюда!
   - Ляббай, таксыр! - вздрогнул гость.
   - Нукерам скажи,  - плетей не жалеть. Никого на жалеть. А
Джуме - больше всех.  Пусть знает,  как без моего разрешения
дом строить.
   - А что люди  скажут?  -  заколебался  нукербаши.  -  Той
все-таки, торжество.
   - "Торжество!"...  Богохульство,  а не торжество!  Делай,
как говорю. Другим неповадно будет!

   Весь Кыркъяб собрался на подворье старого Худакьбуа. Муж-
чины чинно потягивали зеленый чай из тонких китайских  пиал,
сидя  на курпачах,  брошенных поверх войлочных киизов *.  На
дастарханах высились груды румяных свежеиспеченных  лепешек,
яблок,  винограда, персиков вперемежку с парвардсй, наватом,
** дорогими русскими конфетами в ярких бумажных обертках.
   Во всех  соседних дворах томился в тандырах тандыркебаб -
тонкие ломти запеченного бараньего мяса.  В огромных  котлах
клокотала янтарная шурпа, и десятка полтора добровольных по-
мощников сноровисто орудовали ножами,  готовя морковь и  лук
для плова.
   Посреди двора был врыт невысокий столб,  на него горизон-
тально земле  насажено  огромное  колесо от хорезмской арбы.
Двое дюжих йигитов попеременно вращали колесо,  так что вос-
седавшая  на нем Пашшо-халфа *** - знаменитая на все ханство
певица,  - не вставая с места, поворачивалась лицом к слуша-
телям,  где  бы  они ни сидели.  Была Пашшо-халфа безобразно
толста,  пешком передвигалась с огромным трудом,  и когда ее
приглашали  на  той,  будь то соседний кишлак или отдаленное
бекство,  отправлялась в дорогу на специально по  ее  заказу
изготовленной низенькой арбе,  в которую впрягали двух лоша-
дей сразу.  В детстве Пашшо-халфа переболела оспой,  ослепла
на один глаз, и на лицо ее, изрытое глубокими щербинами, не-
возможно было смотреть без содрогания.
   Зато голос у нее был редкой силы и красоты, и, когда она,
виртуозно  аккомпанируя  себе  на  сазе,  исполняла   дастан
"Гер-оглы" или "Кырк кыз", слушать ее съезжались за десятки,
а то и сотни километров.
   Выросшая в нищете,  она с годами разбогатела, была неимо-
верно скупа и ломила за свои выступления баснословную плату,
отчаянно  торгуясь за каждый медяк.  И теперь собравшиеся на
дыннак-той гости шепотом  называли  суммы  одна  невероятнее
другой,  которые, не торгуясь, уплатил якобы Пашшо-халфе сын
Худакь-буа, внезапно и загадочно разбогатевший Джума.
   Уже разнесли гостям оранжевую,  круто перченую наваристую
щурпу в лаваб-кясах ****, уже смачно захрустел на зубах тан-
дыр-кебаб, уже поплыли по двору упоительные ароматы близкого
плова и большая любительница

     * Войлочный ковер.
     ** Местные сладости.
     *** Исполнительница народных песен и преданий.
     **** Фарфоровая чашка для жидких кушаний.

поесть Пашшо-халфа,  свесив  с  колеса отекшие бочкообразные
ноги,  пристроила на коленях бадью с шурпой, как вдруг прон-
зительный крик отчаянья и боли ворвался в веселый многоголо-
сый гомон.
   - Вай-дод, кызгинам! - вопила женщина в соседнем дворе. -
Горе мне, доченька!
   Все смолкли  как  по  команде.  Первой  опомнилась старая
Якыт.
   - Что ж вы стоите,  женщины?  Там с кем-то плохо! - И она
первой побежала на улицу. За нею кинулись остальные женщины.
   Смолкшие было  гости  заговорили все разом,  стали подни-
маться с мест.
   - Да успокойтесь же вы! - напрасно старался остановить их
Худакь-буа.  - Вы что,  женщин не знаете? Изза пустяка могут
переполох устроить.  Оставайтесь на местах,  кушайте на здо-
ровье. Еще плов не подали, подарки не розданы, куда же вы?
   Но его никто не слушал.  Торжество было безнадежно испор-
чено. "Хоть бы Джума здесь был! - тоскливо подумал старик. -
Обещал ведь, что на той приедет! Где ты, сынок?"
   Словно в ответ на его отчаянную мольбу,  в воротах  пока-
зался  Джума.  По толпе гостей прокатился ропот,  похожий на
стон.  Лицо Джумы было обезображено судорогой гнева и отчая-
ния.  Неся  на  вытянутых руках тело Гюль,  он прошел сквозь
расступившуюся толпу к центру двора, туда, где на колесе ар-
бы, безучастная к происходящему, доедала похлебку Пашшо-хал-
фа.
   - Что это? Что это?- закудахтала толстуха.
   Не обращая на нее внимания,  Джума ступил на колесо,  по-
вернулся так, чтобы все его видели.
   - Смотрите, люди! - крикнул он срывающимся голосом. - Вот
что сделал с моей невестой Юсуф-нукербаши!
   Платье на девушке было изорвано в клочья.  На  обнаженном
теле зияли десятки ножевых ран. Скрюченные пальцы безжизнен-
но повисшей руки, казалось, пытались удержать что-то усколь-
зающее, уходящее навсегда.
   Во дворе царило глубокое молчание,  лишь за воротами,  не
решаясь войти, приглушенно причитали женщины.
   - Слушайте,  люди! - хрипло произнес Джума. - Все слушай-
те.  Я  подъезжал к мосту,  когда нукеры Юсуфа сбросили ее в
Газават и ускакали по дороге в Ханки.  Я вынес ее на  берег.
Гюль была еще жива,  узнала меня.  Если бы вы видели ее гла-
за...  - Он глухо закашлялся. - "Кто? - спросил я. - Кто это
сделал?"  - "Нукербаши Юсуф,  - она едва шевелила губами.  -
Бек велел мне поехать с ним,  помочь его больной жене...  По
дороге, в тугае, Юсуф приказал нукерам остановиться, потащил
меня в кусты...  Их было пятеро... Юсуф приказал убить меня,
а сам вскочил на коня и уехал..."
   Джума наклонил голову,  пытаясь плечом отереть бегущие по
щекам  слезы.  Подслеповатая толстуха-халфа у его ног только
теперь сообразила, что к чему, и запричитала звонким тоскую-
щим голосом:
   - О-о-й,  убили!  Такую  молоду-у-ую!  Такую  краса-аави-
цу-у-у! О аллах, лучше бы я стала твоею жертвой!..
   На нее зашикали,  она умолкла,  всхлипывая  и  сотрясаясь
всем своим студенистым торсом.
   - Что мне делать,  люди?  - глухим, прерывающимся голосом
спросил Джума.  - Как пережить горе,  позор,  унижение?  Как
жить дальше?
   Люди безмолвствовали.  Даже женщины возле ворот перестали
причитать, потрясенные словами Джумы.
   Внезапно словно  бешеный  смерч ворвался во двор:  грохот
копыт, дикое ржанье, яростные крики, свист плетей - все сме-
шалось в дьявольской какофонии звуков.
   - Ур-р-р! Бей! - орали нукеры, нанося удары направо и на-
лево.  Кони вставали на дыбы, круша копытами посуду, опроки-
дывая блюда с кушаньями.  Люди в панике заметались по двору,
падали под ударами, вскакивали, тщетно ища укрытия.
   Юсуф допьяна напоил нукеров,  и теперь, бешено врашая на-
литыми кровью глазами и изрыгая площадную брань, они крушили
все подряд, не щадили ни старого, ни малого.
   Упал, подмятый  копытами  обезумевшего  коня  Худакь-буа.
Упал и не поднялся. С разможженным черепом ткнулась в курпа-
чу старая Якыт.  Джума, не выпуская из рук тела любимой, пы-
тался пробиться к воротам.  Его  хлестали  плетьми,  осыпали
ударами,  стараясь сбить с ног, швырнуть под копыта. Облива-
ясь кровью,  он выбежал со двора,  занес Гюль в ее дом. Двое
конных нукеров погнались было за ним,  но,  побоявшись опоз-
дать к дележу добычи, возвратились во двор.
   От дома Худакь-буа в разные стороны,  хромая, спотыкаясь,
падая, с воплями и стонами разбегались кыркъябцы. Нукеры ни-
кого не преследовали. Спешившись в опустевшем дворе, они вы-
волокли из дома все,  что в нем было,  свалили в общую  кучу
ковры,  утварь, одежду, уцелевшую посуду и начали дележ. По-
том распихали по хурджунам награбленное и,  расстелив на ко-
лесе  от арбы дастархан,  притащили три бадьи плова из так и
оставшегося нетронутым казана.  Чавкая, сопя и рыгая, приня-
лись жрать, загребая пригоршнями жирный рис и куски мяса.
   - Хорош плов,  ничего не скажешь!  - довольно хмыкнул де-
сятник.
   - Знали,  для кого варят!  - хохотнул один из нукеров.  -
Объеденье, а не плов!
   - Миленькие!  - донесся из-под колеса чей-то жалобный го-
лос. - Дайте и мне попробовать!
   Колесо тяжко колыхнулось.  Нукеры испуганно отпрянули  от
дастархана, схватились за клычи *.
   - Кто там? - спросил десятник дрогнувшим голосом. - Выхо-
ди!
   - Не могу!  - послышалось из-под колеса.  - Помогите, ми-
ленькие.
   Десятник робко приблизился,  отогнул дастархан и опасливо
заглянул под колесо. Несколько мгновений вглядывался, насто-
роженно всхрапывая,  выпрямился и,  злобно выругавшись, пнул
изо всей силы.
   - Дод-вай! - взвыл кто-то под колесом.
   - Старая сука!  - ругнулся десятник.  - Уф-ф!..  Думал, -
сердце лопнет от страха.
   Нукеры стояли в стороне, все еще не решаясь подойти.
   - Идите,  не бойтесь!  - махнул рукой  десятник.  -  Паш-
шо-халфа туда забралась, дура. А теперь вылезти не может.
   Нукеры с хохотом вернулись к дастархану,  и пиршество во-
зобновилось.  Халфа продолжала причитать, но на нее не обра-
щали внимания.  Лишь изредка кто-нибудь поддавал ее ногой, и
тогда толстуха взвизгивала и начинала вопить по-настоящему.
   Насытившись, нукеры разобрали коней;  навьючив  хурджуны,
стали выезжать со двора.
   - Куда же вы, миленькие? - взмолилась Пашшохалфа. - А я?
   - Сейчас и ты свое получишь! - злорадно пообещал десятник
и приказал нукерам обложить колесо хворостом.

     * Сабля.

   - Ну что же вы!  - торопила халфа. - Приподнимите колесо,
а уж вылезу я сама как-нибудь.
   - Сейчас-сейчас, - захохотал десятник и поджег хворост.
   Они еще  некоторое время наблюдали,  как разгорается хво-
рост и вопит обезумевшая от страха Пашшо-халфа,  потом вско-
чили в седла и с улюлюканьем и свистом помчались по кишлаку.
   Еще не успела осесть пыль,  поднятая копытами  их  коней,
как Пашшо-халфа нечеловеческим усилием опрокинула тяжеленное
колесо и,  разбросав пылающий хворост, выбралась из костра -
косматая, перепачканная копотью в тлеющем платье.
   Страшная в гневе, она вскинула толстые руки с растопырен-
ными пальцами и заорала так,  что,  наверное, в Ургенче было
слышно:
   - Будьте  вы  прокляты,  аламаны!  И детям и внук