чин в берлогу. Туземцы двигались как сомнамбулы.
     - Думаю, нам стоит войти внутрь, - прошептал ближайший к терранину мерсеец. - Лучше держаться всем вместе и быть наготове к любым неприятностям. Нельзя предсказать, как они отреагируют на наше вторжение. Они говорили, что плохо помнят этот период.
     - Избегайте контактов, - посоветовал другой ученый.
     Все члены экспедиции образовали каре с четкостью, полученной на военной службе. Фландри тоже встал в строй. Мерсейцы не доверяли ему оружия, но обращались с ним почти как с равным. В любом случае, если начнется потасовка, он легко мог спрятаться за их спинами.
     Ничего не произошло. Домрат, кажется, совсем не замечал пришельцев.
     Пещера была маленькой. Более крупные помещения принадлежали более крупным группам и были давно заняты. Аборигены заранее устлали пол листьями, соломой и грубыми плетеными простынями. Атмосфера здесь была менее промозглой, чем снаружи. Так, по крайней мере, показывал термометр Витана Меченого. Похрюкивая, туземцы медленно ощупывали влажную шуршащую подстилку и зарывались в нее. Они ложились, тесно прижимаясь друг к другу. Более сильные защищали своих слабых собратьев.
     Наконец стоящим остался один Г'унг. Медленно он вгляделся в окружающий мрак. Медленно двинулся, чтобы закрыть ворота, установленные в отверстии входа в пещеру. Ворота представляли собой бревенчатую основу, покрытую шкурами и с помощью кожаной петли закрепленную на вертикальном столбе.
     - Нгугатакатх, - бормотал туземец, напоминая тех, кто говорит во сне. - Шоа т'кихкех.
     Компьютер молчал, не в силах перевести фразу. Таких слов не было в его запоминающем устройстве. Что это было? Магическая формула? Молитва? Пожелание? Бессмысленное бормотание? Сколько лет должно пройти, прежде чем откроется ее смысл?
     - Лучше нам выйти, - прошептала едва заметная в туманном сумраке тень мерсейца.
     - Нет. Мы сможем отпереть ворота после того, как все уснут, - так же тихо ответил начальник экспедиции, - а затем закрыть их снаружи. Все равно останется достаточно широкая щель, чтобы через нее мог пролезть любой туземец. Смотри внимательно. Никто раньше не встречал ничего подобного.
     Замерцали линзы объектива.
     "Они будут спать, нелепые дружелюбные создания, - размышлял Фландри, - спать в течение всего зимнего периода, который длится здесь больше терранского года. Вернее, не спать - пребывать в коматозном состоянии. Едва живые, они будут лелеять в своем теле частицу живого тепла, подобно человеку, который, оказавшись в непроглядной тьме, лелеет единственную имеющуюся у него искорку. Резкий толчок может запустить в действие процесс пробуждения. Какие химические реакции происходят при этом, мерсейцы пока не разобрались. Убийственная ярость, возникающая в разбуженных животных, есть не что иное, как защитный механизм, имеющий своей целью удалить источник опасности и вернуться в спячку прежде, чем будет истрачено слишком много сил. Но даже ничем не побеспокоенные, многие туземцы не доживают до конца зимы.
     Первыми просыпаются беременные самки. Они реагируют на слабую оттепель ранней весны, выходят на свет к грозам и половодьям, собираются с силами, подкрепляют себя той скудной пищей, которую можно найти, благо самцы, способные составить им конкуренцию, пока спят. Мужчины возвращаются к жизни позже, при более высоких температурах, когда пора буйного роста трав в полном разгаре. Эти вылезают из берлоги мрачными и раздраженными. Первое время они способны только есть, есть и есть, пока не приобретут прежний, упитанный вид.
     Затем - так, по крайней мере, заведено в этой части континента - происходит традиционная встреча племен в условленном месте. Начинаются празднества Окончания Поста, религиозная церемония, которая одновременно помогает восстановить старые связи и наладить новые.
     По окончании праздника отдельные группы разбредаются по своим кочевьям. Прибрежные жители держат путь в сторону океана, к землям, которые в результате подъема уровня воды и таяния льда превратились в изобилующую кормами трясину. Туземцы внутренних районов занимаются собирательством и охотой в джунглях, которые на глазах становятся все гуще и гуще. Рождаются дети.
     Середина лета отмечается созреванием корней вэра и других растений, расцветом телесной зрелости наземных и морских животных. Летняя жара поднимает на предельную высоту физические и интеллектуальные силы домратов. Энергия крайне необходима туземцам. Теперь они могут начать готовить запасы к осени. Женщины, которые из-за детей привязаны к дому крепче, чем мужчины, становятся первичными собирателями и хранителями того, что называют культурой.
     Осень: возвращение к местам зимовки, брачные игры, обжорство, отдых.
     Зима и долгий сон".
     Г'унг продолжал возиться с воротами. Рядом у стены стояло копье с каменным наконечником.
     "Сколько времени они уже живут, неизменно совершая один и тот же круг? - размышлял Фландри. - Смогут ли они когда-нибудь разорвать установившийся порядок? И если смогут, что за этим последует? Любопытно, как далеко им удастся зайти, когда вокруг столько непреодолимых препятствий? Если сбросить оковы смены сезонов, тогда... хм, тогда может статься, что новые властелины этой части Галактики будут сильно походить на громадных рептилий со слоновьими головами". Передатчик Доминика вместе с передатчиками мерсейцев заговорил голосом Книф ху Вандена.
     - Доминик Фландри.
     - Тише, - выдохнул начальник.
     - Я выйду наружу, - сказал терранин.
     Он проскользнул через неплотно закрытые ворота и встал у входа в пещеру. Клубящийся туман оседал на скалах крупными каплями. Приближалась ночь. Холодало.
     - Переключись на местную частоту, Книф, - попросил Фландри и сделал то же самое. Его свободная рука так сильно сжалась в кулак, что ногти врезались в ладонь. - В чем дело?
     - Тебе звонят с базы. - Ксенофизиолог, которого оставили охранять аэробус, пока все остальные следовали за последней группой домратов, казалось, был озадачен. - Твоя женщина. Я попытался объяснить, что ты сейчас занят и перезвонишь попозже, но она ничего не хочет слушать. Дело, говорит, срочное.
     - Что?
     - Не понимаешь? Я, признаться, тоже. Сначала пропадает на несколько недель, потом вдруг звонит - причем, заметь, свободно изъясняется на эрио - и заявляет, что не может ждать. Вот что бывает из-за вашего дурацкого равенства полов. Конечно, терранские проблемы нас не касаются, но... В общем, я сказал, что попробую с тобой связаться. Соединить вас?
     - Конечно, соедини, - ответил Доминик. - Спасибо, Книф.
     Он был благодарен мерсейцу за внимательность. Монотонный, порой очень нелегкий поход крепко сблизил двух приятелей. Им часто приходилось помогать друг другу. Бывало, во время наблюдений за племенем они целые дни проводили в разговорах, ожидая событий, достойных занесения в книгу записей. Фландри вряд ли стоит сетовать на судьбу, если вся его жизнь должна пройти среди таких друзей, как Джана или Книф.
     Щелчок, еле слышное потрескивание и знакомый голос девушки, неестественно спокойный:
     - Ники? Ты там?
     - Увы, - признал тот, пытаясь принять беззаботный тон. Но вулкан поблизости сотрясал землю и воздух.
     - Старайся казаться спокойным. У меня ужасная новость, - быстро посыпались слова англика.
     - Я один, - ответил он.
     Совсем один. Ночь закрыла от него окружающий мир.
     - Ники, дорогой. Я должна попрощаться с тобой. Навсегда.
     - Что? Значит, ты... - Собственный голос казался Доминику громким и как бы обернутым ватой, а голос Джаны - тоненьким и бесконечно далеким.
     - Нет, ты. Слушай внимательно. Нас в любую минуту могут прервать.
     Пока она говорила, Фландри размышлял о причине происшедшей в ней перемены. От прежней взбалмошной и безалаберной Джаны не осталось и следа. Ее слова звучали твердо и кратко.
     - Ты, наверно, знаешь, что на Талвин прибыл мерсейский корабль. Они собираются взять тебя с собой и допросить. После этого от тебя останется только полумертвое мясо. Твоя экспедиция скоро возвращается. Попробуй бежать. Умри достойно, Ники. Умри свободным человеком и по собственной воле.
     Удивительно, с каким спокойствием Доминик принял ужасное известие. Еще более удивительным был тот факт, что он сам заметил свою невозмутимость. Возможно, до него пока не дошел смысл сказанного. Ему приходилось видеть смертельно раненных существ, которые преспокойно глазели на собственные раны, толком не понимая, что в тот момент жизнь покидала их тела.
     - Как ты узнала об этом, Джана? Ты уверена?
     - Идвир... Подожди, кто-то идет... Люди Идвира, ничего страшного. Но если кто-нибудь из команды корабля решит полюбопытствовать... Постой.
     Тишина. Туман. Ночь заливает мокрые, начинающие уже замерзать земли. Из пещеры доносится слабый шум. Сквозь ворота льется тусклый свет. Домраты, должно быть, уже улеглись. Мерсейцы совершают последний осмотр, прежде чем уйти...
     - Все в порядке, Ники. Я пожелала, чтобы он ушел. По всей видимости, его намерение заглянуть в мою комнату было не слишком сильным, если оно вообще было, раз он так легко прошел мимо.
     - Что? - ошеломленно спросил Фландри.
     - Я... Идвир в последнее время работал со мной. Я научилась, вернее, я развила в себе... талант. Я могу пожелать, чтобы человек или животное сделали ту или иную вещь, и, если мне везет, они повинуются. Но это к делу не относится. - Уверенность постепенно покидала Джану. Ее речь стала теперь напоминать о той девушке, которую Доминик, когда-то знал. - Тебя спас Идвир, Ники. Он предупредил меня, а я пообещала поговорить с тобой. Пожалуйста, поторопись!
     - Что будет с тобой? - Терранин задал свой вопрос совершенно автоматически. Он желал лишь удержать ее голос, избавиться от одиночества ночи.
     - Идвир обо мне позаботится. Он... Он благородный. Мерсейцы, за редким исключением, - хороший народ. Мы хотим спасти тебя от зла. Если только... ты... - Голосок девушки задрожал. - Беги, милый. Беги, пока не поздно. Я хочу запомнить тебя... таким, каким ты был... Да хранит тебя Господь! - Она заплакала и прервала связь.
     Терранин стоял, не замечая времени, пока наконец Книф не спросил:
     - Что случилось, Доминик?
     - Храйх, запутанная история.
     Фландри передернуло. В нем вспыхнул гнев.
     "Нет! Я не позволю, чтобы меня как котенка засунули в машину для прочистки мозгов. Но они сильно ошибаются, если считают, что я вежливо перережу себе горло или убегу в холмы и тихо превращусь там в ледышку. - В глубине его души ребенок стонал от ужаса всепожирающей ночи, но зрелый мужчина не позволял ему распускаться. - Если они желают поставить крест на моей персоне вместе со всем, что у меня внутри, клянусь, им придется дорого заплатить за это удовольствие".
     - Доминик, ты меня слышишь?
     - Слышу.
     В голове терранина неожиданно прояснилось. Нужно было только позвать, и на поверхность всплыли нужные куски информации, появились идеи. Еще не все карты пущены в ход. Конечно, их осталось совсем немного и на руках у него только двойка и четверка, но они одной масти и, значит, остается надежда на флеш-рояль в пиках.
     - Слышу. Я размышлял о том, что она мне сказала, Книф. У нее появилось желание перейти на сторону Ройдхуната. - "Это не так уж далеко от истины, мерсейцы сами, должно быть, думают примерно так же, поэтому мои слова не принесут ей вреда. Но больше я ничего не скажу. Им никак нельзя узнать, что она пыталась спасти меня от унизительной смерти. Пусть себе считают, что весть о предательстве сбила меня с панталыку. Идвир со своей стороны поможет им утвердиться в этой мысли. Не скупись на благодарности, приятель: в твоем положении тебе может понадобиться любая, карта, а эта не из самых худших". - Ты понимаешь, мне... мне несколько не по себе. Я здесь больше не нужен. Экспедиция в любом случае скоро уйдет отсюда. Я пойду вперед и попытаюсь все хорошенько обдумать.
     - Приходи, - мягко пригласил Книф. - Я не буду тебе мешать.
     Мерсеец, конечно, не мог сожалеть о том, что его государство получило нового агента, но он сочувствовал (так, по крайней мере, ему казалось) патриотическим переживаниям Фландри.
     - Благодарю, - произнес терранин и усмехнулся.
     Громко стуча ботинками, Доминик двинулся в обратный путь. Временами из-под его ног вылетал камень и с шумом катился вниз по склону. Иногда он чуть не падал, поскользнувшись на обледеневшем участке земли. Со всех сторон одинокого путника обступила тьма. Лишь луч фонаря освещал небольшую часть утонувшей в клубящемся тумане тропинки. Фландри перестал обращать внимание на холод: он был слишком занят размышлениями о своем следующем шаге.
     Книф, естественно, предупредил остальных, что терранин ушел вперед, поэтому мерсейцы не станут спешить вслед за ним. Куда же ему пойти? Дружище Книф нальет своему расстроенному приятелю чего-нибудь покрепче. На аэробусе трудно найти уединенное место. Проще всего лечь на койку и завернуться с головой в одеяло. Все будут считать, что Фландри так и сделал.
     Впереди показались желтые огни летательного аппарата. Рядом виднелись осенние хижины домратов, чьи построенные на скорую руку каркасы начали уже валиться на землю. Из головного отсека выглядывало плоское лицо обеспокоенного Книфа. Доминик потушил фонарь и встал на четвереньки. Рука нащупала камень, который пришелся как раз по ладони. Поднявшись, он, не таясь, приблизился к кораблю и вошел в тепловой шлюз, который теперь защищал не от жары, а от холода.
     Тепло внутреннего помещения показалось замерзшему терранину тропической жарой. Книф его уже ждал. В руке, как Фландри и предполагал, он держал стакан. На губах мерсейца играла нерешительная улыбка.
     - Вот, - сказал Книф с грубоватостью выходца из колоний и протянул выпивку терранину.
     Тот взял стакан и поставил его на полку.
     - Благодарю тебя, великодушный, - произнес он формальную фразу на эрио. - Ты не выпьешь со мной? Не хочу пить в одиночку.
     - Ну... я на службе... кх-х, хорошо. Думаю, ничего страшного. Раздевайся пока, а я схожу налью себе чего-нибудь.
     Книф повернулся. В тесной комнате его хвост коснулся груди терранина, мерсеец ласково погладил им Доминика: традиционный жест выражения сочувствия.
     "Быстрее. Этот парень тяжелее тебя килограммов на двадцать".
     Фландри прыгнул. Левая рука схватила Книфа за горло. Правая рука ударила камнем туда, где челюсть сходилась с ухом. В Академии терран учили, что у мерсейцев там самое слабое место.
     В голове несчастной жертвы что-то хрустнуло. Камень чуть не вылетел из руки нападавшего. Книф задыхался, пошатывался и бил во все стороны хвостом. Фландри получил удар в ребро. Если бы мерсеец крепче стоял на ногах и имел больше свободного пространства, подобный удар сокрушил бы его противнику кости. Но сейчас тот лишь грохнулся на пол. Тяжело дыша, оглушенный, он лежал и смотрел, как сверху надвигается громадная фигура.
     Но, защищаясь, Книф действовал чисто рефлекторно. Некоторое время мерсеец топтался на месте, затем опустился на колени и свалился рядом со своим врагом. Падение тяжелой туши сотрясло весь корабль. Нога терранина оказалась придавленной неподвижным телом. Придя в себя, Фландри должен был изрядно поработать, прежде чем смог освободиться.
     Он осмотрел поверженного. Хотя рана на голове кровоточила - тот же самый гемоглобин, что у людей, - Книф дышал. Терранин оттянул покрытое роговой оболочкой веко и увидел нормальный мерсейский черный зрачок без белой каемки, какая бывает при сокращении. "Хорошо, - Фландри потрепал лысую, украшенную гребнем голову. - Мне было бы жаль укокошить тебя, старина. Конечно, в случае необходимости я бы сделал это не задумываясь, но мне было бы очень жаль".
     "Поторопись-ка, сентиментальный болван, - грубо привел себя в чувство юноша. - Остальные вот-вот будут здесь, и у них есть оружие".
     И все же, выкатив Книфа из аэробуса, Фландри нашел одеяло и завернул в него мерсейца, а рядом поставил работающий переносной обогреватель.
     По здравом рассуждении, с учеными не может случиться ничего серьезного. Конечно, они замерзнут, промокнут и проголодаются. Некоторые схватят насморк. Но когда с экспедицией пропадет связь, Идвир вышлет спасательный корабль.
     Доминик снова вошел в аэробус. Ему приходилось видеть, как управляют этой штуковиной. Вдобавок ко всему принципиальное устройство судна было скопировано у технической цивилизации. Рычаги плохо подходили для рук человека, сиденье пилота было еще более неудобным. Однако терранину удалось справиться.
     Двигатель заревел. Ускорение отбросило пилота назад. Аэробус начал подниматься.
     Поднявшись на приличную высоту, Фландри остановился, чтобы взглянуть на карты и планы. На украденной машине оставаться нельзя. На планете, где нет ни металла, ни электричества, летательный аппарат будет обнаружен сразу, как только поисковый корабль поднимется в воздух. Придется приземлиться в каком-нибудь укромном месте, забрать все необходимые припасы и снаряжение и отправить корабль подальше. А там уж пусть его ищут.
     Но где же спрятаться человеку в этом стремительно замерзающем мире? Долго ли он сможет протянуть?
     Фландри припомнил все, что узнал на мерсейской базе, и кивнул самому себе. Снегопад двигался с полюсов в центральные районы. Скоро руадраты начнут выходить из океана - может быть, уже начали. Надежда на спасение еле теплилась, но перспектива поднять на планете большой переполох была вполне осуществимой. Доминик проложил кружной маршрут в прибрежные районы к западу от Барьерного залива.

Глава 16

     Когда Народ пробуждается, у него поначалу нет имени. Тот, кто на берегу звался Ринн, на дне океана был не более чем животным.
     Он проснулся от происшедших вокруг изменений. Вместе с падением уровня воды уменьшилось и давление. Понижение температуры увеличило концентрацию растворенного кислорода, что было весьма заметно на относительно небольших глубинах, где летовал Народ. Течения стали более активными, изменяя содержание поднимавшихся со дна минералов. Ринн, конечно, ничего этого не знал. Он понимал только - сам не осознавая своего понимания, - что Малая Смерть окончилась и теперь ему снова предстоит Малое Рождение... хотя вряд ли туземец мог объяснить значение столь туманных понятий.
     В течение бесконечно долгого времени он лежал в иле, который тонким слоем покрывал погруженное в воду плато. Постепенно в неподвижное тело входила жизнь, а вместе с ней и голод. Ринн пошевелился. Его жабры открылись и принялись втягивать воду, которая все сильнее требовалась возрожденному организму. Набравшись сил, туземец пустился в плавание, работая руками, перепончатыми ногами и хвостом.
     Вокруг проносились удлиненные формы его собратьев. Поначалу ему передавалось возмущение воды, а затем он чувствовал особый привкус, который туземцы добавляли к солоноватости океана. Солнечные лучи сюда не проникали. Тем не менее глаз угадывал во мраке черные пятна движущихся тел. Спасение от беспросветной тьмы исходило от мерцающих тусклым голубым светом колоний аоао (так называл их Народ, когда вновь обретал язык), посаженных по краям клетки. Огни подводных растений приманивали постоянных жителей океана и помогали виррдам найти путь к свободе.
     Каждая стая имела свои способы защиты во время Малой Смерти. Некоторые, например, укрывались в расселинах, заваливая входы огромными валунами. Зенневиррам удалось обучить выводок морских змей исполнять роль охранников. Виррды спали в клетке, сооруженной из натянутых между массивными бревнами сетей, сквозь которые не могла проникнуть ни одна хищная тварь. Это сооружение выстроили еще в незапамятные дни и каждый год обновляли весной, когда Народ возвращался, сохраняя до времени способность дышать воздухом. Глубоко вздохнув, туземец получал энергию на то, чтобы нырнуть и заняться тяжелой работой, оставаясь под водой в течение одного-двух часов. А начинавшие уже развиваться жабры подпитывали его организм кислородом. (Конечно, не весь Народ участвовал в ремонте. Большинство охоти