и та, что через болото.
   - А если подумать?
   Кроллер сморщил лоб еще старательнее.
   - Ну, три, - признал он спустя еще минуту. - Но ведь на третьей-то...
   - Так вот, - обратился Картопля к Шаху, улыбаясь при этом все шире  и
шире, до тех пор пока в бездонном провале рта не показался единственный,
чудом уцелевший передний зуб. - Проблема наша заключается в том, что  на
одной из дорог, ведущих в  наш  славный  город,  обосновалось  чудовище,
именуемое, если мне не изменяет память, мантикором. И добро бы,  если  б
оно, как все приличные чудовища, просто взимало плату за проезд. В конце
концов, если бы не тролли, все мосты на дорогах давно бы обрушились.  Но
проклятая тварь тупая, как пень, и злая, как...
   - Мантикор, - услужливо подсказал Тромб.
   - Жрет всех подряд, - добавил десятник.
   - Ну, так во-от! - взвыл Фейс, будучи не в силах  больше  выдерживать
столь несвойственный ему вежливый тон. - Если ты через три дня принесешь
мне голову этого мантикора, я прощу тебе десять томасов  штрафа  и  даже
заплачу пять томасов сверх него. Но если ты этого не сделаешь - пеняй на
себя! А пока - прочь отсюда!
   Все, кто счел этот приказ относящимся к  себе,  немедленно  поспешили
выполнить его. Шон встал с протестующе  скрипнувшего  стола,  потянулся,
примерился было заехать Картопле по морде, но раздумал и двинулся следом
за Шахом.

***

   Выйдя из башни, Шах зажмурился и на всякий случай покрепче  прижал  к
груди меч.
   Вышедший следом за ним Тромб  посмотрел  на  него,  вздохнул,  обошел
вокруг, вздохнул еще  раз  и  с  размаху  опустил  свою  лапу  на  плечо
паренька. От этого прикосновения Шах вздрогнул и осел на вершок.
   - Пойдем.
   - Куда?
   Трактирщик вздохнул в третий раз.
   - В трактир, куда же еще. Надо ведь тебе куда-то пойти?
   Шах  не  сумел  оценить  изящество  напрочь  отсутствовавшей   логики
рассуждений Тромба и просто поплелся следом за ним.
   При свете  дня  Шах  сумел  разглядеть  немного  больше  подробностей
хамилогской жизни, чем накануне вечером. Например, он выяснил, что стены
домов были окрашены не в черный цвет, как  ему  показалось  накануне,  а
в... не совсем черный. Первоначально  основавшие  город  далекие  предки
нынешних хамилощев выстроили эти стены белыми.  Но  теперь  при  желании
возраст любого дома можно было определить по слоям грязи ничуть не хуже,
чем возраст дерева - по годовым кольцам.
   Зато относительно огородов Шах ничуть не ошибся - в них действительно
не росло ровным  счетом  ничего.  Единственным  местом,  куда  хамилогцы
направляли свои сельскохозяйственные усилия, были крыши  их  собственных
домов,  а  главной  культивируемой  растительностью  -  разнообразнейшие
сорняки. Таких отборных сорняков, как в Хамилоге, не выращивал никто  во
всем Запустенье. Особенно впечатляли заросли крапивы,  вздымавшиеся  над
домом Сажи Стова на высоту добрых семи саженей, но и чертополох  у  Блюя
Бороды тоже был неплох.
   Надо отдать хамилогцам должное - их расчеты были  абсолютно  верны  и
логичны. В самом деле, ну какой уважающий себя  дракон  потратит  ценное
пламя на заросшую бурьяном лужайку?
   Громадная лужа около трактира за прошедшую ночь  никуда  не  пропала,
так же как и лежащая в ней свинья. Когда Шах  с  трактирщиком  проходили
мимо нее, хавронья приоткрыла один глаз и попыталась радостно  хрюкнуть,
но сумела извлечь из себя только "буль-буль", после чего снова  заснула.
Зато устилавших крыльцо поверженных уже успели убрать. На их месте стоял
молодой древесный гном и озадаченно переводил взгляд с лежавшей  посреди
улицы двери на пустующий проем.
   - Когда чинить-то начнете? - осведомился Тромб, проходя мимо.
   - Эк, прикинуть, однако, эк, надо! - отозвался гном. - А не  то,  эк,
ежели его, эк, не прикинуть, так оно потом, кряк, и обратно укнет.
   - Ну-ну, - скептически заметил Тромб и вошел внутрь.
   Шах поднялся  на  крыльцо  следом  за  Тромбом  и  замер  на  пороге,
пораженный открывшимся видом.
   Внутри  "Чертова  печенка"  изменилась   почти   до   неузнаваемости.
Во-первых, поскольку отмыть пол представлялось практически  невозможным,
гномы просто отодрали тонкие досочки верхнего настила, обнажив при  этом
массивные, великолепно выструганные доски настоящего пола - без  единого
пятнышка. Также ни единого пятнышка не было  на  двух  запасных  столах,
которые Тромб извлек из сарая, тогда  как  старые  столы  были  изрезаны
посетителями практически насквозь.
   Вообще из всей прежней мебели в трактире остался только самый большой
обломок прежней стойки, который Тромб оставил до тех пор, пока не  будет
сколочена новая, да кусок одного  из  столов,  изображением  на  котором
Тромб особенно дорожил. На этой доске с большим мастерством и  фантазией
были изображены человек и эльфка, занимающиеся тем, за что в подавляющем
большинстве человеческих и эльфийских королевств карали  по-разному,  но
всегда долго и мучительно. Впрочем, большое количество караемых наводило
на мысль о еще большем  количестве  оставшихся  неизвестными  закону,  и
проблема   полуэльфов   по-прежнему   оставалась    одной    из    самых
животрепещущих.
   При первом же  взгляде  на  этот  шедевр  настольного  искусства  Шах
покраснел до кончиков ногтей.
   - Садись за стол, - скомандовал Тромб. - Сейчас будет еда.
   Не отрывая  глаз  от  пола,  Шах  доплелся  до  стола  и  старательно
уставился  в  пустую  тарелку  перед   собой.   Он   даже   не   решился
поинтересоваться у трактирщика,  чем,  собственно,  тот  собирается  его
кормить.
   Запах,  внезапно  долетевший  до   его   ноздрей,   был   неимоверно,
непередаваемо вкусен. Ноги Шаха сами по себе выбросили его  из-за  стола
навстречу дымящейся миске.
   - Ч-что это?
   Трактирщик расплылся в довольной улыбке:
   - Гномий гуляш.
   Гномий гуляш! Эти два слова отдаются воистину божественной музыкой  в
ушах любого, кому хоть раз в жизни доводилось покидать сень родного дома
больше чем на день. Гномий гуляш!  Любой  путешественник  даже  на  краю
могилы безошибочно узнает запах настоящего гномьего  грибного  гуляша  с
клецками.  И  чего  стоят  перед  ним  все  эфирные   торты   эльфийских
кондитеров? Они не согреют в холодную мокрую ночь  и  не  насытят  после
недели голодного пути. Гномий грибной гуляш с клецками это... у-у-у!
   Старый Тромб, на памяти которого  было  немало  ужасных  дней,  когда
кусок сухого  пайка,  наскоро  сотворенного  полковым  магом  из  песка,
казался ему съедобной пищей, обзаведясь собственным трактиром,  приложил
немало усилий к тому, чтобы в нем можно было нормально поесть.
   Сейчас он с превеликим удовлетворением наблюдал, как  Шах  с  головой
ушел в облако вкуснотейшего пара, поднимающегося  из  миски.  Из  облака
донесся дробный перестук ложки о миску. Спустя всего две минуты на столе
перед Шахом  стояла  до  блеска  вылизанная  миска,  а  сам  Шах  слегка
помутневшими глазами сосредоточенно разглядывал потолок.
   Из этой послеобеденной нирваны его вывел голос трактирщика:
   - И что ты теперь собираешься делать?
   - Выспаться, - отозвался Шах, все еще пребывая в уютно-теплой дреме.
   - А потом?
   Шах перестал разглядывать потолок и перевел взгляд на трактирщика.
   - Не знаю, - признался он. - Наверно,  пойду  и  попытаюсь  совершить
подвиг.
   Услышав эти слова,  Тромб  на  всякий  случай  ухватился  за  стойку.
Никогда  за  всю  известную  ему  историю  Запустенья  ни  один   герой,
пребывающий в  том  состоянии,  которое  соответствует  здравому  уму  и
твердой памяти у обычных людей, не употреблял выражения типа  "попробую"
или "попытаюсь" в  связи  с  предстоящим  ему  подвигом.  Даже  в  самых
рискованных и невероятных ситуациях вроде  штурма  Башни  Черного  Холма
Хайриком Полуэльфом всего  с  тремя  спутниками  (о  сопровождавшем  его
пятитысячном войске гномов история предпочла забыть) все участники  были
абсолютно уверены, что у них ВСЕ получится.
   Тромб старательно протер свой магический глаз, посмотрел на  парнишку
и, не увидев абсолютно ничего, пришел к  выводу,  что  паренек  в  самое
ближайшее время станет величайшим героем - если,  конечно,  каким-нибудь
невероятным чудом останется живым.
   - А как ты совершил свой первый подвиг? - поинтересовался он.
   - Я ведь говорил, что не помню.
   - А ты постарайся, - не отставал трактирщик. -  Попробуй  припомнить,
что было перед тем, как ты его совершил.
   В этот момент в голову  Шаха  пришла  мысль.  Она  была  невероятной,
нелогичной и вообще  идиотской,  но  это  была  единственная  мысль,  до
которой Шах сумел додуматься, и он ухватился за нее, как за проплывающее
бревно.
   - Господин трактирщик... - начал он.
   - Тромб. Для тебя, малыш, просто Тромб.
   - Господин Тромб, не могли бы вы  дать  мне  кувшин  самого  крепкого
напитка, какой только есть в вашем трактире?
   - Ты уверен, малыш? - озабоченно переспросил трактирщик. - Напиться в
доску - это не лучший способ подготовиться к смертельной битве.
   - А я все же попробую, - упрямо повторил Щах.
   - Как знаешь.
   Тромб заглянул под стойку, пару секунд  поколебался  между  "Дыханьем
Дракона"  и  настоем  забодай-меня-травы  и  протянул   Шаху   небольшой
запечатанный кувшин.
   - Вот.
   Шах с ужасом взглянул на пышущую огнем драконью голову,  изображенную
на боку кувшина, сорвал печать и осторожно отхлебнул глоток.
   - Кха, х-х-х, ох, кха, кха!
   Ожидавший подобного исхода Тромб успел вовремя подхватить кувшин,  не
дав его содержимому расплескаться по всему трактиру.
   - Крепко, а? -  ухмыльнулся  он.  -  Эта  штука  приготовляется  так:
берутся две луковицы, мелко нарезаются, смешиваются  с  одной  четвертью
джина и двумя четвертями водки. К этому добавляются два  красных  перца.
Потом все  еще  раз  смешивается,  подогревается  на  медленном  огне  и
настаивается на лимонной корке.
   Отдышавшийся Шах стер с лица слезы и молча потянулся за кувшином.
   - Ну, смотри.
   Первый глоток отозвался в опаленном горле Шаха новой огненной волной.
Клокочущая лава прокатилась вниз, полыхнула в желудке и начала  медленно
подниматься обратно. Добравшись до шеи, она стремительно, словно  сквозь
открывшийся кратер, рванулась вверх и захлестнула Шаха с головой.
   Тромб с удивлением наблюдал за тем, как донышко  кувшина  поднимается
все выше и выше. Наконец оно уставилось  почти  в  зенит...  а  затем  с
грохотом опустилось на стойку. Во все стороны брызнули черепки.
   - А теперь, - скомандовал Шон А'Фейри, - тащи сюда два,  нет,  четыре
кувшина старого фалернского. И шевели ногами, пока я их не укоротил!
   Прежде чем трактирщик успел осознать происшедшую  с  Шахом  перемену,
упомянутые ноги, научившиеся за годы военной жизни различать тон приказа
в голосе  куда  лучше  головы,  вынесли  Тромба  из-за  стойки  с  такой
скоростью, что последние  слова  он  услышал,  уже  будучи  на  середине
ведущей в погреб лестницы.
   Оставшись в одиночестве, Шон зачем-то внимательно изучил свою  правую
руку, чему-то грустно усмехнулся и, выйдя на середину зала,  вытащил  из
ножен меч.
   Появившийся в дверях Тромб, увидев сероватый  блеск  лезвия,  разинул
рот и не выронил кувшины, которые прижимал к себе,  только  потому,  что
они стоили больше, чем некоторые бочки в его погребе.
   Никогда в жизни Тромб не видел знаменитый Серый Туман  -  легендарную
гномью сталь, лучше которой считались только Черный  Лед  и  Белый  Луч.
Лезвие из этой  стали  с  одинаковой  легкостью  могло  рассечь  камень,
заговоренную кольчугу, панцирь  крабокрыла  или  спину  друга,  внезапно
ставшего врагом, но еще не  подозревающего  об  этом.  Такой  меч  стоил
больше, чем все имущество жителей Хамилога, даже если бы  им  и  удалось
найти такого безумца,  который  заплатил  бы  им  столько,  сколько  они
назначили сами, а не те два-три гвеллера, которые это  имущество  стоило
на самом деле.
   Шон несколько раз  взмахнул  мечом,  привыкая  к  странному  ощущению
привычного меча в непривычной руке, и поддел ногой один из стульев.
   Трах. Обломки стула разлетелись  по  всему  залу.  Шон  поморщился  и
поддел второй стул. Трактирщик зачарованно наблюдал за  тем,  как  стул,
медленно  поворачиваясь,  взлетел  вверх,  завис,  на   долю   мгновения
перечеркнулся туманным полукругом и... начал падать вниз, словно  сквозь
него прошел настоящий  туман.  Он  падал  невыносимо  долго  и  наконец,
коснувшись пола, разлетелся на две половинки.
   Шон А'Фейри удовлетворенно усмехнулся, убрал меч  в  ножны  и  только
после  этого  соизволил  обратить  внимание  на   замершего   в   дверях
трактирщика.
   - Где ты шлялся столько времени, проклятая твоя душа?! - взревел  он.
- Ждал, пока я сдохну тут от жажды?!

***

   - Как вы себя чувствуете, господин герой? - вежливо осведомился голос
из тьмы.
   Шах застонал и попробовал приоткрыть один глаз. Ему это  удалось,  но
увидел он немногим больше, чем с закрытыми глазами,  потому  что  вокруг
по-прежнему была темнота, усиленная страшной головной болью.
   - Выпейте вот это, господин герой,  -  предложил  давешний  голос.  -
Полегчает, по себе знаю.
   В поле зрения Шах появилась деревянная посудина.
   -  С-спасибо,  -  на  всякий  случай  поблагодарил   Шах   невидимого
собеседника и попытался, дрожащими руками ухватить  миску.  Сделать  это
ему удалось только с третьего раза.
   Питье было кислым. Но оно действительно  помогло.  По  крайней  мере,
сделав последний глоток  и  оторвавшись  от  миски,  Шах  наконец  сумел
разглядеть своего собеседника. Им оказался один из стражников Свона.
   - Шибко звиняюсь за то, что потревожил ваш  сон,  господин  герой,  -
продолжил стражник, - но вас желает видеть господин городской голова.
   Шах старательно протер глаза и огляделся по сторонам. Он находился  в
камере башни - той самой, в которой провел прошлую ночь. Как и, главное,
за что он здесь очутился, Шах  не  помнил,  как,  впрочем,  и  все,  что
произошло после того,  как  он  принял  ужасное  решение  выпить  кувшин
"Дыханья Дракона" и начал претворять его в жизнь. А судя  по  стражнику,
что-то за это время все же произошло.
   - Ежли вы уже достаточно оклемались, господин герой,  -  не  отставал
стражник, - то нам лучше пойти, потому как господин Фейс вас уже  третий
час ждет не дождется.
   Сегодня в комнату городского головы просачивалось сквозь зарешеченную
щель еще меньше света, чем накануне. Поэтому Шах, который к тому же  все
еще страдал от головной боли, не смог разобрать выражение лица  Картопли
- это было достаточно трудной задачей даже при  ярком  солнечном  свете.
Однако какие-то новые непонятные оттенки в голосе городского  головы  он
уловил.
   - Значит, так, - начал Картопля, глядя куда-то в сторону  и  зачем-то
поглаживая воротник нового суконного кафтана,  в  котором,  несмотря  на
царящую в комнатенке духоту, он почему-то  предпочел  сегодня  встретить
Шаха. - Пятьдесят томасов я тебе, конечно, не заплачу. Хотя  бы  потому,
что таких денег в городской казне просто нет. А заплачу я тебе,  -  Фейс
сунул руку куда-то в недра стола и с грохотом  извлек  оттуда  небольшие
счеты, - щас сочтем сколько.
   Он торжественно водрузил счеты на середину стола.
   - Драки в трактире Тромба - десять томасов.
   - Драки? - переспросил Шах.
   - За обе драки, - подтвердил Фейс, - Тромб решил сделать тебе оптовую
скидку, да и обстановку новую он еще не всю успел вчера завезти.
   Шах сглотнул.
   - Заведение мадам Ляфорели - три томаса.
   - Сколько-сколько? - жалобно переспросил Шах. Картопля  оторвался  от
счетов и с подозрением глянул на него.
   - Три томаса, - повторил он. - Причем тут тебе тоже повезло. Мадам  и
ее девочки были так довольны тобой, что не  стали  предъявлять  счет  за
ремонт шатра... и за порванные платья.
   Шах тихо ойкнул.
   - И на ремонт повреждений, нанесенных ратуше, - два томаса. Я  решил,
- Картопля поднял голову и изобразил на своем  лице  то,  что  у  других
людей можно было бы посчитать намеком  на  улыбку,  -  не  отставать  от
других в благородстве и признать, что ратуша нуждалась в ремонте.
   Шах тихо застонал.
   - Итого, - Картопля перекинул еще пару костяшек и  с  удовлетворением
посмотрел на достигнутый результат; - Пятнадцать томасов.
   Он сдвинул счеты в угол и снова сунул руку в недра стола. На этот раз
он проковырялся там значительно дольше, но зато, когда он наконец извлек
свою добычу на поверхность, Шах не поверил собственным глазам.
   - И пять томасов, - городской голова аккуратно выложил на край  стола
тускло блеснувшие золотые, - как я и обещал, выплачиваю лично тебе.
   Шах потрясенно уставился на монеты. Во всей его деревне никто ни разу
не держал в руках столь огромную сумму. Пять томасов, подумать только!
   - И вот что, господин герой! -  В  голосе  Картопли  появились  новые
нотки, представлявшие собой нечто среднее между воем и визгом. - У  меня
к тебе есть одна маленькая просьба.
   - Да?
   - Прошу тебя, - надрывно провыл-простонал Фейс, - исчезни  из  нашего
города как можно скорее и не появляйся в нем хотя бы еще лет десять!
   Шах молча сгреб со стола монеты и ринулся  наружу.  Городской  голова
облегченно  перевел  дух  и  откинулся  на  спинку  стула.  Внезапно  он
вздрогнул и едва не заорал - кто-то невидимый похлопал его по щеке.
   Выбегая  из  башни,  Шах  едва  не  налетел  на  Кроллера.   Десятник
хамилогской  городской  стражи  стоял  на  крыльце   и   с   восхищением
разглядывал  дверь  в  башню.  Дверь,  представляющая  собой   массивную
бронзовую конструкцию, висящую на трех здоровенных петлях, перекосилась,
как столб, в который врезался пьяный тролль. Ну а красовавшаяся  на  ней
глубокая вмятина наводила на мысли о проходившем мимо  полке  наемников,
решившем испытать свое новое стенобитное орудие.
   - Да-а, неплохо, - одобрительно сказал Свон, поворачиваясь к  Шаху  и
обозревая его с ног до головы. - А ведь по виду и не скажешь.
   - А, а кто это сделал? - дрожащим голосом спросил  Шах,  предчувствуя
ответ и от этого ужасаясь еще больше.
   Десятник удивленно моргнул.
   - Шутить изволите, господин герой.
   - Д-дело в том, - от волнения Шах начал заикаться,  -  ч-что  я  н-не
помню а-абсол-лютно н-ничего из того, что я д-делал в-вчера.
   - В самом деле? - не веря своим ушам, переспросил Свон.
   Шах кивнул.
   Десятник посмотрел на него с каким-то ошалелым  восторгом,  несколько
раз с фырканьем втянул ноздрями воздух,  словно  надеялся  распознать  и
запомнить  запах  такой  невероятной  удачи,  вытер  рукавом   ступеньку
крыльца, сел и набрал побольше воздуха в грудь.
   - Значица, так, - начал он.  -  Вчера  вы  появились  на  этой  самой
площади ровно в полдень, волоча за  собой  дохлого  мантикора.  Как  вам
удавалось волочить его целиком - непонятно, потому как вы его не  просто
изрубили - вы его, господин герой, мелко-мелко нашинковали.
   Десятник перевел дух.
   - Бросив мантикора посреди площади, - продолжил он,  -  вы  ВОШЛИ,  -
Кроллер покосился на вмятину в двери, -  в  башню,  ворвались  к  Фейсу,
выволокли его за шиворот наверх и, - Свон задрал голову и  посмотрел  на
верхушку башни, - держали за шиворот аккурат над этим самым крыльцом  до
тех пор, пока он не согласился, что назначенная им сумма, как он изволил
выразиться, "не просто мала, а прямо-таки смехотворна".
   Десятник произнес эти слова с таким восторгом,  что  Шаху  захотелось
провалиться сквозь землю.
   - После этого, - продолжил десятник, - вы направились в трактир.  Там
как  раз  успели  установить  новую  дверь,  которую  вы  и  вышибли   -
достопочтенным  Рэдишем  Курокрадом,  купцом  из  Забодайска.   Народец,
памятуя о прошлом вечере, начал разбегаться, однако  вы  в  трактире  не
задержались. - Десятник усмехнулся. - Вы взяли пять, если  не  ошибаюсь,
кувшинов старого  фалернского  и  направились  прямиком  к  шатру  мадам
Ляфорели.
   Шах начал медленно краснеть.
   - По дороге, -  продолжал