пустые бочки у вас есть? Хоть малость поменьше этой?
     - Есть, как не быть.
     Провел меня в другой подвал. Захожу - ежкин кот, чего здесь только нет! Хламу - и нашего, и местного - горы! Тут и гильзы снарядные, и табуретки какие-то поломанные, и хреновина какая-то с крестом на полподвала - я сначала даже не понял, что оно такое, а потом сообразил - хвост от самолета, наверное, от того самого ?Хейнкеля?, который на тарелки пустили, - и солома, и вовсе железки непонятные, а рядом с входом к стене два громадных портрета прислонены.
     Я факелом посветил - интересно стало, чего это за культурные ценности тут маринуют, - и чуть со смеху не лопнул. Один портрет товарища Ворошилова оказался, довоенный еще, а второй - фюрера. Оба в полный рост, стоят, наклонившись, друг на дружку пялятся.
     - Ну и на кой черт вы эту дрянь держите? - спрашиваю. - Вынесли бы да запалили.
     - Тык ведь красиво.
     - Чего ж тут красивого? - говорю. - Ты ж глянь - свинья свиньей.
     Стражник репу почесал, на один портрет посмотрел, на второй...
     Я только вздохнул.
     - Ладно уж, - говорю. - Только... вы б его хоть к стенке, что ли, развернули.
     - Тык который из двух?
     - Оба. Где бочонки-то пустые?
     - Там.
     Полез я в это ?там? - то еще удовольствие, хуже, чем в развалинах ковыряться. Пылюки - тонны, хоть лопатой сгребай, паутина липнет, да еще не видно ни черта, а железки все эти вокруг, что характерно, угловатые, острые и ржавые.
     Минут десять лазил - нашел. Немецкий армейский бочонок, металлический, на пятьдесят литров. Как он к местным попал - ума не приложу.
     Взвалил его на закорки, начал обратно к дверям пробираться - и как загремел со всего размаху, аккурат в самую середину портрета. Вместе с бочонком. Стражник только охнуть успел.
     - Вы уж, - говорю, - извините. Случайно вышло. Тем более что вы это произведение искусства еще никому не показывали.
     - Тык все равно жалко, - говорит. - Хорошая была картина. Большая.
     Тоже мне - любитель искусства. Нашел, понимаешь, живопись. Ну и что мне теперь - лекцию ему устраивать?
     - Ничего, - утешаю, - зато рама целая осталась. Смотри, какая хорошая, дубовая. Главное ведь, чтобы рама была, а уже чего в нее вставить - это всегда найдется.
     Может, конечно, невежливо я с ними поступил, но оставить эту дрянь просто так - совесть не позволила.
     Ладно. Набрали мы этот бочонок, выкатили наверх и даже умудрились вдвоем в кузов закинуть.
     Тут как раз и рыжая появилась. Видок еще тот - груда одеял на ножках. Она, как я понял, просто с кровати своей сгребла все, чего там было, и приволокла.
     - Ну вот, - говорю. - He-рядовая, ты когда-нибудь научишься команды дословно исполнять? А?
     - Я сделала то, что ты велел!
     - То, да не совсем. Я тебе что приказал - одеял четыре штуки и одежду теплую. А ты что принесла?
     - Одеяла.
     - Сколько?
     Молчит.
     - Ты мне тут не молчи, - говорю. - А возьми, аккуратно разбери эту груду и доложи - сколько в ней одеял?
     - Двенадцать.
     - А одежды теплой?
     Молчит.
     - Вот-вот, - говорю. - В сорок первом кое-кто тоже о полушубках с валенками не позаботился.
     - И что?
     - А ничего, - говорю. - Так и остались стоять вдоль дорог... столбиками.
     Ага. Кое-где до весны простояли.
     - И вот еще что. У тебя к винтовке сколько патронов?
     - Пять.
     - А если поискать?
     - Винтовку ты дал мне!
     - Так ведь я ее не забираю - пока, по крайней мере. - Винтовка твоя, не спорю, и стрелять из нее тебе. Вот и озаботься пополнением боекомплекта. А то что - выпустишь обойму и в рукопашную?
     Вообще-то насчет этой винтовочки у меня особые планы были, но о них я распространяться сейчас не хотел, тем более - пока доберемся, еще сто и один раз все перемениться может. Как говорил наш капитан: ?Первой жертвой любого боя становятся планы этого боя?.
     - Сколько надо?
     - Ну, еще хотя бы четыре обоймы, - говорю. - Двадцать патронов.
     - Ясно, - рыжая на месте крутанулась - только земля из-под каблуков брызнула - и ушла. То есть умчалась.
     А я пока еще раз в ?Аризону? полез напоследок. Он, конечно, уже один раз из мира в мир проскочил, не своим, правда, ходом, но... мало ли что. А вдруг он в этом Травяном Мире возьмет, да и откажется масло это жрать, что тогда? Опять эвакогруппу из волов сколачивать? Так ведь, как я понял, по этим Тайным Тропам далеко не всякий вол пролезть сможет.
     Ладно. Хватит, думаю, себе всякими глупостями голову забивать. Будем, как говорил старшина Раткевич, решать проблемы по мере их возникновения. Какие возникнут - те решим, а какие не возникнут - про те и не узнаем.
     - Это подходит?!
     Вынырнул я из мотора, поворачиваюсь - батюш-ки-святы, опять преогромная куча чего-то на стройных девичьих ножках.
     - Это, - спрашиваю, - что?
     Бух - куча наземь осыпалась. Ножки из виду скрылись, зато над вершиной личико показалось. Очень милое и очень р-раздраженное.
     - Это - теплая одежда!
     Да уж. Посмотрел я на эту кучу, ничегошеньки не понял и потянул к себе то, что сверху было, - то ли спальный мешок, то ли чехол для печной трубы.
     Потащил и еле отскочить успел. Потому как чехол этот, как выяснилось, не сам по себе одежда был, а часть чего-то. Вот это самое чего-то, когда гора развалилась, меня едва под собой не погребло.
     В этот момент как раз поп нарисовался.
     - О, - радостно так замечает, - я как раз и хотел посоветовать вам взять с собой, на всякий случай, пару тулупов.
     Вот тут-то я своим ушам в очередной раз не поверил.
     - Ась? - переспрашиваю. - Как вы сказали ?это? называется?
     - Тулупы, - озадаченно повторяет поп. - Но... мне казалось, что у вас в мире они достаточно распространены.
     - Угу, - киваю. - Только вот они там, как бы это сказать, помельче будут.
     То, что они тут нашили, - это был всем тулупам тулуп, дед и прадед. Его и за одежду-то признать было сложно, скорее уж за жилье какое - юрту там или вигвам. В такой форме заступил на пост, допустим, в декабре - и стой хоть до весны, главное, чтобы с подвозом горячей пищи перебоев не наблюдалось.
     Интересно, думаю, а есть у них хоть чего-то, что у нас побольше. Кроме, понятно, авиабомб. А то все эти яблочки, волы, горы бродячие, теперь вот тулупы... прямо в тоску вгоняет. Не знаю уж, в какой комиссии этот мир проектировали, но кто-то в ней определенно гигантоманией страдал.
     Тот тулуп, который меня чуть не завалил... Его на кузов ?Аризоны? можно было вместо тента натянуть - хватило бы с лихвой и еще бы полами землю подметало. А та круглая штуковина, которую я за спальный мешок принял - это, оказывается, рукав такой был.
     - Интересно, - спрашиваю, - кто ж это у вас в таких тулупчиках щеголяет? Великаны?
     - Великаны тут ни при чем, - заявляет рыжая. - Эту одежду надевают рыцари поверх доспехов.
     Ну-ну.
     Ладно, думаю, чего там поверх кого - это мы как-нибудь потом разберемся. Главное - одежа есть, и накрыться, в случае нужды, будет чем. А то время уходит, а оно нынче дорого. На войне время всегда дорого, и цена у него всегда одна.
     - Хорошо, - говорю. - С тулупами разобрались. Патроны взяла?
     - Так точно.
     - Еще лучше. Давай, загружаем все это в кузов и поедем. С божьей, как говорится, помощью. А святой отец пусть нам пух без перьев пожелает.
     Я, вообще-то, во все эти приметы не очень-то верю, да и по должности не положено, но, с другой стороны, после того, как в немецкий тыл десяток раз на брюхе сползаешь, и не таким суеверным заделаешься. И гимнастерочку заветную, счастливую, по десять раз штопать-перестирывать будешь, и фляжку недопитую оставлять - чтобы было к чему вернуться, - и креститься в уголке втихомолку. А у одного парня у нас совсем заковыристая примета была - он перед каждым выходом фигурку какую-нибудь из дерева выстругивал: то самолетик, то танк, то кораблик. Чушь, конечно, полная, но вот только не вернулся он как раз в ту ходку, когда палатку нашу вместе с очередной фигуркой прямым попаданием накрыло.
     - Желать, - говорит поп, - вам я могу только то, что вы сами пожелаете себе. А божья помощь... Будем надеяться, что Светлые боги отзовутся на мои молитвы и не оставят вас - ведь то, что вы собираетесь совершить, должно быть угодно им.
     Ах да, соображаю, они же тут язычники, вместо одного Верховного Главнокомандующего - целый... как же это слово-то, на ?дивизион? похоже... во - пантеон. С другой стороны, чем черт не шутит - если тут и в самом деле чего-то наподобие существует и на поповские молитвы отзовется, то я лично возражать против этого никоим образом не стану, а с атеизмом своим буду разбираться как-нибудь в сторонке, без свидетелей, как говорил старший лейтенант Светлов: ?с тету-на-тет?.
     - Абгемахт, - соглашаюсь. - Можете передать вашим богам - если задание выполним и живые вернемся, всенепременно к ним в храм загляну и пару-тройку свечей поставлю.
     - Надеюсь, - серьезно так заявляет Иллирии, - что тебе суждено будет выполнить этот обет, - и начинает посох подымать.
     Я аж моргнул.
     Договорились.
     - Не понял, - говорю. - Что, прямо здесь проход и откроете?
     Кара меня вместо ответа в бок локтем пихнула.
     - Не мешай, - шипит. - Ему нужно сосредоточиться.
     Гляжу - поп посох наперевес перехватил и начертил им в воздухе чего-то вроде прописной буквы ?зю? с кривым хвостиком. При этом еще треск раздался, будто материю разорвали, и - дзынн - как фарфоровые тарелки друг о дружку. И - все.
     Я моргнул, глаза протер - ровным счетом ничего не изменилось. Только Иллирии, когда посох свой опустил, пот со лба утер и вздохнул так, будто не деревяшкой в воздухе махал, а мешки с углем полчаса разгружал.
     А Кара меня снова локтем толкает:
     - Что ты сидишь? Поехали!
     - Куда?
     - Как куда? - удивляется рыжая. - В проход.
     - Какой еще проход?
     - В Травяной Мир. Ты что, Малахов, заснул? Он же прямо перед тобой.
     Присмотрелся внимательно - вижу, стена замкового дворика перед машиной чуть колышется, словно в пруду отражается.
     - Это, что ли, проход? - уточняю. - Вот эта рябь на стене?
     - Да, да, да, это и есть проход, - орет на меня рыжая. - Скорее, он же затягивается.
     Ладно, думаю, сквозь стену, так сквозь стену. В крайнем случае, постараюсь битыми фарами отделаться.
     - Пристегнись! - командую.
     - Проход - есть!
     - Да верю я, что он там есть, - говорю. - А по ту сторону что? Вдруг там стадо бизонов пасется, а мы с разгона прямо в них?
     - Быстрее!
     Я педали до упора вдавил, передачу рванул - ?Аризона? мотором взвыл и так вперед скакнул - меня чуть по сиденью не размазало. Влетели мы в стену, и последнее, что я еще услышать успел - как позади нас, в облаке бензина и пыли, отец Иллирии чихать принялся. Еще даже подумать успел - ну и могучий же у него чих... И тут нас как шмякнуло!

Глава 11

     Поп, как выяснилось, все-таки просчитался. Точнее, недосчитал. Потому что влетели мы в этот Травяной Мир - как там его Иллирии обозвал, Невсклертиш, что ли? - где-то в метре над землей. Будь скорость поменьше - запросто могли бы скапотировать.
     Повезло. Хотя посадочка - я уж другого слова не подберу - была еще та. Шмякнулись, подскочили - это на ?Додже?-то, - обратно плюхнулись и только после этого мало-помалу затормозили.
     Отпустил я руль, мотор заглушил, потянулся за пилоткой - пот со лба утереть, - да так и замер, не дотянувшись.
     Черт!
     Вокруг машины, от горизонта до горизонта, - море. Синее море. Море травы. Я даже в первый миг и не сообразил, что это трава - решил, что и в самом деле в океан угодили и сейчас на дно пойдем. Цвет - точь-в-точь, и волны ветер колышет.
     А небо - зеленое.
     В том мире, сквозь который мы с рыжей за ?языком? ходили, тоже зеленое небо было. Но там другое. Там цвет густой был, и в нем еще пузырьки какие-то проскальзывали.
     А тут - яркий-яркий.
     И на этом убийственно-зеленом небе горело огромное косматое малиновое солнце.
     Зрелище, что называется, на раз. А также на два, три и четыре. Словно кто-то взял, да и перевернул... Все.
     Да уж, думаю, как бы от такого в голове шестеренки с шариками не перепутались.
     Очнулся я оттого, что рыжая рядом тихонько так вздохнула.
     - Здесь красиво.
     - ?!
     Я только головой мотнул. Не знаю, как насчет красоты, но я бы это зрелище немного по-другому охарактеризовал. Апо... Опо... тьфу, не помню, какое слово старший лейтенант говорил, специально для таких вот случаев предназначенное. Сногсшибательное, короче говоря, зрелище. Вроде рыжих ножек. Слабонервных и детей просят не смотреть. Хотя... детям можно.
     И тут мне еще одна мысль в голову пришла.
     - Слушай, - говорю, - госпожа Карален. Помнится мне, Иллирии говорил, что в этом мире никаких аборигенов, то есть местных народностей, не наблюдается? Так?
     -Да.
     - А почему же тогда вы, - спрашиваю, - такое роскошное местечко до сих пор не колонизировали? Такая ширь кругом - пахать, не перепахать.
     - Здесь нельзя жить!
     - Что?
     - В Травяном Мире, - устало так говорит Кара, - человек не может выжить больше недели. Мы... убедились в этом. В этой траве, в земле, в свете солнца... есть что-то, что убивает.
     - Весело.
     Ах да, вспоминаю, что-то в этом роде и поп говорил. На тему - почему это в таком приятном месте до сих пор никакая сволочь не завелась.
     Посмотрел я еще раз на здешнюю красоту. По-другому. Да, красиво, да, дух захватывает. Но вот только всю эту роскошь на хлеб не намажешь и голодного ею не накормишь. И в автомат не зарядишь.
     А вот экскурсии, думаю, сюда водить - это, пожалуйста. После победы.
     - Ладно, - говорю. - Куда ехать-то?
     - Прямо на солнце.
     Солнце местное уже довольно низко опустилось. Здоровенный малиновый шар, раза в три побольше нашего. Но потусклее. Смотреть на него, по крайней мере, невооруженным взглядом можно не в пример спокойнее.
     Я в голове прокачал - солнце это, если относительно Кариного мира считать, восходит на юго-западе, а заходит, следовательно, на северо-востоке. Уж не знаю, лучше от этого или хуже... Да и кому?
     - На солнце так на солнце, - говорю. - Главное, чтобы оно нам на голову не свалилось.
     Завел мотор, сцепление выжал, газанул - и понеслись. Местность эта для поездок на колесном транспорте просто идеальная. Не асфальтовое шоссе, конечно, но по'сравнению с фронтовой рокадой, танками разбитой, - автобан в натюрлихе.
     Я ?Аризону? по этой травке-муравке до восьмидесяти разогнал, а мог бы, пожалуй, и больше. Ну да береженого меня и боги местные поберегут.
     А вокруг - такой простор. Я даже снова начал песенку под нос мурлыкать. Нашу, ротную.
     Был у нас такой сержант Дьяченко - коренной сибиряк с тридцать третьего года, погиб два месяца назад, во время поиска, - и вот он ее ?спивав?:

     Ехали казаки, ехали казаки
     Сорок тысяч сабель, сорок тысяч лошадей,
     И покрылось поле, и покрылось поле
     Сотнями порубанных, пострелянных людей.

     А припев мы уже на свой лад немного переиначили:

     Любо братцы, любо, ой, любо братцы жить.
     С нашим капитаном не приходится тужить!

     Проехали так часа полтора. Солнышко косматое уже совсем низко опустилось, краешком за горизонт цепляется. И кажется, еще чуть-чуть, самую малость поднажать, на педали надавить - и в самом деле влетим мы с разгону прямиком в него, точь-в-точь как давеча в стену замковую.
     А степь вокруг - если, конечно, это степь, а не какая-нибудь там саванна с пампасой - все такая же гладкая да ровная. Я даже удивляться начал. Ну ладно, птиц нет, ну зверюшек мотор распугал - допустим, хотя, с другой стороны, с чего б это им от этого звука шарахаться, если моторов у них тут от местного сотворения не бывало. Но чтоб за полтора часа ни холмика, ни кустика, вообще ничего такого, что бы над травой хоть на самую малость высунулось...
     Да и сама травка эта синяя... как подстриженная.
     Подумал я об этом - и сразу мне как-то не по себе сделалось. Вида, конечно, не подал, но...
     - Ау. Далеко еще?
     Рыжая встрепенулась, амулетик свой из-под ворота добыла.
     - Близко уже. Почти рядом. Только возьми чуть правее.
     Правее так правее. Мне не жалко. Не с дороги сворачиваем. Благо вся эта степь и есть одна большая дорога.
     Узнать бы, думаю, кто ее проложил да зачем? И куда она ведет?
     Так, это во мне уже разведывательные привычки проснулись. Дорога - значит, нанести на карту, отследить грузопоток... Не до того сейчас. Времени нет, да и голову лишней ерундой забивать. Тем более что рыжая наверняка сама ничегошеньки толком не знает.
     Ладно, думаю, приеду - у попа спрошу.
     - Здесь.
     Остановились. Огляделся я вокруг - все такое же, ничем от остального не отличается. Ни тебе ворот, ни тебе указателя со стрелкой: ?Дыра Двух Миров?.
     - Проход открывать сейчас?
     - Нет уж, - говорю. - Солнце-то вон уже на треть в землю ушло, значит, у вас, на той, темной, стороне, и вовсе темень беспросветная. Еще одну ночку по тамошнему лесу пилить - слуга покорный. Лично я так рассчитал - заночуем здесь, в Невсклертише, а с утра уж я... короче, утро вечера мудреней, там и видно будет.
     Рыжая только ухмыльнулась.
     - Как прикажешь, ко-омандир.
     Я из ?Аризоны? вылез, потянулся, сладко так, до хруста в суставах, воздух степной вдохнул... Странный запах у этого воздуха, даже не запах - вкус. Непривычный. Смесь знакомого, незнакомого, знакомого не на своем месте и... еще чего-то.
     Я вообще-то много каких запахов в степях нанюхался. И трав, и колосьев хлебных, и пороха с взрывчаткой, и металла горящего с резиной. Но вот чтобы в степи шоколадным мороженым пахло - такого еще не было. У меня от этого запаха чуть слюнки не потекли. Как представил себе настоящий довоенный пломбир...
     У-У-У-
     Открыл глаза, принюхался - нет, мороженым больше не пахнет. Котлетами бабушкиными потянуло.
     - Интересно, - говорю. - А трава эта синюшная хорошо горит?
     - А... Не знаю, - растерянно так рыжая отвечает, - наверное, хорошо. А что?
     - Так просто. Жалко, косы нет.
     - Косы?
     - Ну, штука такая, которой траву косят, в смысле, срезают. Ручка длинная, лезвие кривое... Да есть у вас чего-то подобное, не может не быть.
     - А зачем нам срезать траву?
     - Да чтобы костер развести, - отвечаю. - Ночь-то длинная небось, а у костра и теплее и веселей.
     - Тогда, - задумчиво говорит Кара, - ее лучше повыдергать.
     - Ладно, - соглашаюсь. - Вот и приступай.
     - А ты?
     - А я пока в кузове лопатку поищу. Рыжая только зубками скрипнула.
     Ладно. Очистили мы кружок метра три, посреди него костер соорудили - охапка травы, мой боевой опыт да масло из канистры. Солнце к этому времени уже окончательно зашло, зато на небе звезд высыпало - как веснушек на носу рядового Борисенко. И все такие яркие и крупные, только что не рыжие.
     Выволокли из кузова по тулупу - заворачиваться, правда, не стали, и так тепло, просто наземь постелили, лежим, звездами любуемся. То есть Кара звездами любуется, а я только вид делаю, а на самом деле на нее мимо костра кошусь.
     И спать при этом, что характерно, абсолютно не хочется. Не знаю, долго ли мы так вот лежали - может, полчаса, может, все полтора. Костер уже слегка потухать начал, я приподнялся - новую охапку травы подкинуть, и вдруг чувствую - что-то не так.
     Звук какой-то новый появился. Тихий, за костром и ветерком ночным почти что и неслышный, да только по степи звуки далеко доносятся. Ширк-ширк. И над землей пара звездочек мигнула.
     Я спокойно так траву подкинул, лег обратно, правой рукой медленно, осторожно ?ТТ? из кобуры потянул, курок с предохранителя снял... И сел.
     - Ау, - зову. - Не желаете ли к нашему огоньку присоединиться?
     Так, думаю, а вот это, которое оно там, шутки шутить начнет - рывок к пулемету, и пусть пулям крупнокалиберным документы предъявляет.
     - С удовольствием во