г,  то  и  дело  оглядываясь,  наконец-то  переступила  порог
комнаты, неся на руках младенца - будущего хозяина замка - огромного скопища
башен и стен, потайных ходов и рвов, в которых  мальчишки  -  будущие  слуги
будущего герцога - беззаботно удили рыбу.
   Нянюшка поднесла малыша к матери, но продолжала держать  на  руках.  Леди
Гертруда бросила на ребенка довольно безразличный взгляд и резко бросила:
   - Где доктор? Прунскваллер? Положи ребенка на  кровать  и  отвори  дверь!
Быстрее!
   Слэгг  немедленно  повиновалась  распоряжению,  и  как  только  кормилица
повернулась лицом к двери, герцогиня быстро наклонилась и заглянула младенцу
в лицо. Крошечные глазки ребенка были уже сонными, а пламя свечей бросала на
лысую головку причудливые тени.
   - Хм, хм, - рассеянно проговорила мать. - Ну и что теперь прикажете с ним
делать?
   Хоть госпожа Слэгг и  была  умудренной  жизнью  нянькой  -  седовласой  и
морщинистой - она несколько иначе восприняла смысл услышанного:
   - Он только что из бани. Мы  его  выкупали  и  насухо  вытерли.  Дай  Бог
здоровья будущему повелителю.
   - Ага, понятно, - равнодушно ответила герцогиня.
   Не найдя, что  ответить,  нянька  подхватила  ребенка  на  руки  и  стала
убаюкивать его.
   -  А  Прунскваллер-то  куда  подевался?  -  снова  поинтересовалась  леди
Гертруда.
   -  А...  он...  он  внизу,  -  затараторила  старая   женщина,   указывая
морщинистым пальцем на пол. - Думаю, он должен быть еще там. Собирался  пить
пунш... Наверное, еще не ушел... Да будет благословен наш красавчик. Ах  ты,
прелесть моя.
   Несомненно, последние две фразы относились все-таки к  ребенку,  а  не  к
доктору Прунскваллеру. Леди Гроун, приподнявшись на локте, сурово посмотрела
в сторону двери и зычным голосом крикнула:
   - Скваллер!
   Громкий крик загрохотал в коридорах и галереях, спустился на этаж ниже  и
дошел-таки до сознания доктора, и в самом деле успевшего  уже  принять  пару
стаканчиков пунша. Тем не менее врач не  потерял  способности  соображать  -
судя по громкости голоса, можно было догадаться, что  ее  сиятельство  очень
желают видеть его, и именно  сейчас.  Неопределенного  цвета  глаза  лекаря,
похожие на два кусочка студня, заметались по комнате и наконец  остановились
на потолке. Прунскваллер поправил очки. Поспешно залив в глотку  из  стакана
остатки горячительного напитка, медик  бросился  из  комнаты.  Еще  даже  не
переступив порога комнаты  леди  Гертруды,  доктор  начал  в  своей  обычной
манере, перемежая слова ничего не значащими "ха-ха":
   - Госпожа! Ха-ха, я услышал ваш голос внизу и решил, ха-ха, что...
   - Опять напился? - спросила герцогиня нарочито сурово.
   - Ха-ха, вы поразительно верно догадались, ха-ха. Сидел, думал  о  жизни,
конечно, ха-ха, за стаканчиком горячительного... И, ха-ха, услышал вдруг...
   - Что услышал? - с легким раздражением перебила леди Гертруда.
   - Да голос ваш, голос,  -  залепетал  доктор,  пьяно  поводя  глазами  по
сторонам. - Как только услышал, ха-ха, сразу и  кинулся,  коли  желали  меня
видеть, ха-ха, так мы рады...
   Герцогиня  несколько  мгновений  смотрела  на  разболтавшегося   эскулапа
тяжелым взглядом, а потом снова откинулась на подушки.
   Нянюшка Слэгг, мрачно смотря по сторонам, продолжала убаюкивать ребенка.
   Между тем сам доктор, подойдя к столу, принялся рассеянно водить  длинным
указательным пальцем правой руки по кучке застывшего воска, при этом на  его
лице играла довольно неприятная улыбка.
   - Я позвала тебя, Прунскваллер, - наконец заговорила герцогиня, тщательно
подбирая  каждое  слово,  -  чтобы  сказать  -  завтра  я,   скорее   всего,
окончательно встану на ноги...
   - Ха-ха, сударыня, ха-ха, хи-хи, как вы изволили сказать? Завтра, ха-ха?
   - Завтра, завтра, - хмуро подтвердила герцогиня, - а почему бы нет?
   - Вообще-то, с точки зрения специалиста... - тут врач замялся.
   - А почему нет? - холодно с нажимом повторила леди Гертруда.
   - Ха-ха, я бы сказал, что очень необычно, хо-хо, странно и  непонятно.  Я
бы хотел знать, почему все-таки так рано, хах-ха?
   - Начинаете пудрить мне мозги, да? Я так и думала, между прочим... И  тем
не менее завтра с утра я буду на ногах.
   Доктор Прунскваллер неопределенно пожал плечами и возвел глаза к  небу  -
дескать, поперек воли господ не пойдешь. Поймав на  себе  выжидающий  взгляд
женщины, он выдавил:
   -  Хо-хо,  я  только  советую,  но  приказывать  не  могу...  Воля  ваша,
сударыня...
   - Да перестань бормотать глупости, - вспыхнула Гертруда.
   - Это не глупости, - неожиданно возразил эскулап, -  это,  хо-хо,  ха-ха,
если  хо-хо-хотите  знать,   ха-ха,   очень   важно.   Я   бы   настоятельно
рекомендовал... -  но  тут  Прунскваллер,  поймав  уже  разгневанный  взгляд
герцогини, попятился назад, и пока она еще  ничего  не  успела  сказать  или
выкрикнуть, доктор с неожиданным проворством  распахнул  дверь  и  опрометью
вылетел из комнаты.
   - Баю-бай, спи, красавчик наш, - бормотала еле слышно  нянька,  -  правда
ведь, он у нас такой замечательный? Ах ты, мой сладенький.
   - Кто?! - закричала леди Гертруда с такой силой, что пламя свечей наверху
тревожно заколебалось.
   Конечно, от столь пронзительного крика ребенок  моментально  проснулся  и
заплакал, а нянюшка Слэгг испуганно попятилась.
   - Как кто? Его сиятельство, малыш, - растерянно забормотала нянька. -  Он
у нас такой...
   - Слушай, знаешь что? - тяжело задышала роженица. -  Я  хочу  видеть  его
только тогда, когда ему исполнится шесть лет! А пока ступай. Заботься о  нем
хорошо. Найди в городе  кормилицу.  У  кастелянши  спроси  старые  бархатные
занавески - она знает, такие зеленые... Ткани много,  сшейте  ему,  что  там
нужно из одежды... Да, вот тебе золотое кольцо, подбери  к  нему  цепочку  и
надень малышу на шею - пусть носит. Отныне мальчик  получает  имя  Титус.  А
теперь иди и оставь дверь открытой на шесть дюймов.
   Леди Гертруда тут же запустила  руку  под  подушку  и  извлекла  на  свет
небольшую тростниковую свирель. И тотчас комнату наполнили  звуки  заунывной
мелодии. А нянюшка Слэгг,  судорожно  схватив  на  лету  брошенное  госпожой
золотое  кольцо,  поспешно  бросилась  вон  из  комнаты,  точно  здесь  было
преддверие ада. Леди Гроун приподнялась - теперь грусть напрочь  исчезла  из
ее глаз, уступив место почти детскому  ликованию.  Некоторое  время  женщина
неподвижным взглядом смотрела на неприкрытую нянькой - как и было  приказано
- дверь. Потом  леди  Гертруда  резко  тряхнула  головой  и  снова  заиграла
печальную мелодию. В комнате стало тише и темнее. Темнее потому,  что  белые
кошки хозяйки были убраны отсюда по настоянию доктора. Надолго ли?

СЕПУЛКРЕЙВ

   В любой день в году, независимо от происходивших событий, между девятью и
десятью часами утра его можно было  застать  сидящим  в  Каменном  зале.  По
издавна заведенному порядку, именно в это  время  лорду  подавался  завтрак.
Этот зал испокон веков служил хозяевам Горменгаста столовой и за  все  время
повидал немало, а при возможности многое мог бы  поведать.  Лорд  Сепулкрейв
мрачно оглядел овальное помещение, своды которого подпирали два ряда  колонн
- справа и слева. Потолок был раскрашен в  бело-голубые  оттенки,  изображая
небосклон, на котором  резвились  и  преследовали  друг  друга  нарисованные
безвестным художником  розовощекие  купидоны.  Тот,  кто  задался  бы  целью
сосчитать ангелочков, все равно сбился бы со счета - не только  потому,  что
их было нарисовано слишком много,  но  и  потому,  что  со  временем  краски
потускнели и трудно было отличить отдельные фигурки от изображенных  там  же
пухлых облачков.
   Несомненно, и лорд Сепулкрейв еще в раннем детстве  обращал  внимание  на
купидонов и даже пытался их сосчитать - конечно, безрезультатно. Не подлежит
также сомнению, что сосчитать мифологических провозвестников  любви  пытался
отец Сепулкрейва и что позже этим  станет  заниматься  подросший  Титус.  Во
всяком случае, лорд Гроун давно уже вышел из детства,  и  потому  количество
купидонов на потолке трапезной залы ничуть его не интересовало. Нарисованные
в незапамятные времена  купидоны  были  частью  его  жизни.  Наверное,  если
кто-нибудь спросил бы лорда - любит ли он Горменгаст, Сепулкрейв  бы  немало
удивился.  В  самом  деле,  замок  стал  его  частью.  С  таким  же  успехом
любопытствующий мог бы обратиться к любому человеку с вопросом,  к  примеру,
любит ли он собственные уши или руки? Впрочем, хоть  лорд  Гроун  и  говорил
всем, что не знает, кто изобразил ангелочков на потолке,  он  тем  не  менее
кривил душой, потому как доподлинно знал: потолок  Каменного  зала  расписал
его прадед с помощью одного из лакеев, страстного любителя живописи. Кстати,
потом этот лакей пал жертвой собственной  неосторожности  в  этом  же  самом
зале, можно сказать, на рабочем месте - он  случайно  сорвался  с  громадной
лестницы, находясь под самым потолком и, естественно, разбился  насмерть.  А
нынешний хозяин замка больше всего интересовался  толстенными  фолиантами  в
библиотеке, а в данный момент - хитрой работы фигурной ручкой на  серебряном
кувшине с вином.
   Каждое утро тут повторялась одна и та  же  процедура  -  герцог  Гроун  с
меланхоличным видом входил в  зал  и  шел  на  свое  место  мимо  бесконечно
длинного стола с приставленными к нему одинаковыми стульями - шел туда,  где
уже терпеливо ожидали его лакеи.
   Как только он приближался, слуги почтительно  наклоняли  головы,  ожидая,
пока господин сядет. Лорд садился на свое место и дергал за  язык  небольшой
медный колокол, что был подвешен на специальной подставке по правую руку  от
него. Звон колокола был сигналом к началу завтрака. Слуги тоже  садились  за
стол и принимались за еду - обычно  их  завтрак  составлял  хлеб,  пироги  с
какой-нибудь начинкой и чарка рисового вина.
   Понятное  дело,  что   меню   хозяина   Горменгаста   было   куда   более
разнообразным. Вот и сейчас лорд Сепулкрейв смотрел мутными глазами на  стол
перед собой - он был накрыт на две персоны. Неярко  поблескивала  серебряная
посуда, только на фоне общего мрака как-то резко выделялись  своей  белизной
искусно свернутые салфетки.  Герцог  вздохнул,  и  тут  же  в  носу  приятно
защекотало - пахло свежеиспеченной  сдобой,  вином  и  чем-то  еще  вкусным.
Вареные яйца, разрисованные поварятами в  невероятные  цветовые  комбинации,
были выложены на блюде таким образом, что получился хитрый рисунок.  Ломтики
поджаренного хлеба образовывали замысловатую  пирамиду.  Вареная  и  тушеная
рыба, украшенная свежей зеленью и ломтиками овощей,  настойчиво  притягивала
взор. Совсем рядом -  только  руку  протяни  -  стоял  серебряный  кофейник,
источавший приятное тепло. Тут же громоздилась ваза с всевозможными фруктами
- чего только душа пожелает. Не говоря уже о десятках тарелок и тарелочек  с
разными не столь значительными закусками, соусами, орехами  и  вареньями.  А
посреди стола  громоздилось  большое  блюдо  с  салатом  из  свежих  побегов
одуванчика и молодой крапивы.
   Но лорд  Гроун  словно  не  замечал  богатства  расставленных  перед  ним
деликатесов - настоящих произведений искусства, созданных  под  руководством
шеф-повара, который славился не только умением пить вино. Не замечал  герцог
и слуг, напряженно ждавших, когда же  он  примется  за  еду.  Справа  же  от
аристократа, кроме колокола, на столе был расставлен еще комплект приборов -
что подразумевало приход кого-то еще. И тут лорд, опомнившись, резко  дернул
за язык колокола - еще раз. В этот момент дверь  распахнулась  и  в  комнату
вошел одетый в малиновый камзол Саурдаст, державший в руках несколько пухлых
книг. Это был очень примечательный человек - его  длинные  волосы,  когда-то
черно-смоляные, теперь частично поседели, лицо - длинное и  бледное  -  было
изрезано морщинами. Это лицо напоминало большой лист бумаги, смятый, а потом
торопливо разглаженный чьей-то рукой. Глубоко посаженные глаза скрывались  в
тени массивных надбровных дуг.
   Старик торопливо сел на свое место, положив в стороне четыре  принесенных
книги и, вскинув на лорда глаза, заговорил неторопливо и с  неожиданным  для
хозяина замка достоинством:
   -  Я,  Саурдаст,  смотритель  библиотеки,  девяностолетний  старик,   ваш
покорный слуга и личный  советник,  изучающий  славу  рода  Гроунов,  говорю
вашему сиятельству приличествующее приветствие  в  это  не  слишком  веселое
утро. Я, одетый в обычное  рубище,  изучающий  эти  тома  -  мудрость  веков
минувших, я, встретивший девяносто и еще несколько весен,  как  угодно  было
Богу нашему...
   Все эти слова старик умудрился произнести на одном дыхании,  но  в  конце
концов ему пришлось за это расплачиваться - кашель разодрал  его  легкие,  и
Саурдаст судорожно схватился за впалую грудь.
   Лорд Гроун, подперев ладонью подбородок, задумчиво смотрел  на  хранителя
библиотеки. Лицо аристократа  непременно  бросалось  в  глаза  любому,  кому
случалось столкнуться с повелителем Горменгаста - кожа его была  нетипичного
для здешних мест оливкового цвета, большие темные глаза то и  дело  смотрели
то вправо, то влево, словно пытались увидеть все одновременно  и  ничего  не
пропустить. Ноздри часто раздувались, а узкий рот был упрямо сжат. На голове
герцога красовалась выкованная  из  обычного  железа  корона  рода  Гроунов,
удерживавшаяся на затылке при  помощи  пропущенной  под  подбородком  скобы.
Корона, несмотря на  все  богатство  рода,  была  довольно  простой  и  даже
неказистой - четыре зубца, напоминавшие наконечники  стрел,  между  которыми
покачивались грубой работы цепочки. Герцог был в темной  одежде  -  тоже  из
полученного по наследству гардероба.
   Кажется,  лорд  Сепулкрейв  пропустил  цветистую  речь  хранителя   своей
библиотеки мимо ушей, но тем не менее приход книжника обрадовал аристократа.
Он меланхолично отломил  кусочек  поджаренного  на  огне  хлеба  и  принялся
медленно его пережевывать. И тут, словно опомнившись, он обвел взглядом всех
присутствующих - мол, приступайте к еде.  Конечно,  они  не  заставили  себя
уговаривать, тем более что еда успела порядком остыть. Саурдаст положил себе
на тарелку вареную рыбину, ломтик арбуза и раскрашенное красными и  зелеными
красками яйцо.
   Слуги в два приема расправились с едой  и  теперь  терпеливо  ожидали  от
хозяина разрешения удалиться и приступить к своим повседневным обязанностям.
   Заморив,  что  называется,  червячка,  Саурдаст  вытер  рот  салфеткой  и
посмотрел на герцога, неторопливо смакующего привезенный из  далекого  Китая
чай. Глаза его ничего не выражали,  что  было  очень  необычно  для  хозяина
замка.  Конечно,  библиотекарь  не  мог  не  заметить  странной  перемены  с
герцогом. Вздохнув, старик посмотрел на громадные часы, стоявшие  на  другом
конце зала. Зрение у Саурдаста, несмотря на столь  почтенный  возраст,  было
отменным - настолько отменным, что он моментально заметил точное время - без
двадцати одной минуты десятого. Поймав взгляд старика, лорд Гроун вытащил из
кармана свои часы и посмотрел на циферблат  -  уже  без  двадцати.  Саурдаст
воспользовался моментом и  поспешно  встал  из-за  стола.  Шелестя  длинными
полами камзола, он направился прочь.
   Слуги тотчас принялись  убирать  со  столов.  Камердинер  умел  подбирать
лакеев - за минуту  посуда  и  недоеденные  кушанья  были  убраны,  скатерти
свернуты,  все  исчезло  за  специальной  дверью  для  слуг,  спрятанной  за
колоннами и потому на первый  взгляд  незаметной.  С  той  стороны  щелкнул,
поворачиваясь в замке, ключ - камердинер запер дверь. Все.
   Между тем Саурдаст, выглянув в коридор и убедившись, что там никого  нет,
вернулся на свое место.  После  чего,  ковыряя  крючковатым  пальцем  резные
украшения на столешнице, выжидательно уставился на герцога.
   Лорд Гроун молчал еще несколько мгновений, а затем, пронзительно взглянув
на библиотекаря блестящими черными глазами, хрипло спросил:
   - Ну? Что там? Говори.
   - Сегодня девятый день месяца, - начал Саурдаст.
   - Ага, - неопределенно согласился аристократ.
   Наступила тишина - Саурдаст нервно теребил пальцами свою длинную бороду.
   - Так вот, девятый, - требовательно сказал Сепулкрейв.
   - Девятый, да, - промямлил хранитель библиотеки.
   - Тяжелый день, - подхватил герцог, - ой, тяжелый.
   Саурдаст, принимая мрачный тон собеседника, повторил:
   - Верно... Девятый день - он всегда слишком тяжелый.
   Неожиданно по морщинистой щеке библиотекаря скатилась крупная слеза.  Это
было тем более неожиданно, что выражения  глубоко  посаженных  глаз  старика
было  просто  невозможно  разглядеть.  Очевидно,  старик  и   сам   удивился
собственной слабости, потому что тут же принялся смущенно промакивать  глаза
руками. После чего судорожно вцепился в принесенные книги.  Лорд  Сепулкрейв
тут же сделал вид, что не видит смятения чувств хранителя  библиотеки  -  он
принялся поправлять корону, которая  и  без  того  идеально  сидела  на  его
голове. Наконец, выдержав приличную дистанцию во времени, он  снова  положил
подбородок на согнутую в локте руку и тихо сказал:
   - Ну, продолжай.
   Саурдаст встал и, сделав несколько шагов по комнате,  снова  вернулся  на
свое место. После чего  он  с  неожиданной  яростью  принялся  отставлять  в
сторону  оставленные  возле  герцога  утренние  яства.  Саурдаст  настойчиво
расчищал пространство на столе. Наконец, покончив с  этим  занятием,  старик
раскрыл три из четырех принесенных инкунабул на заранее заложенных местах  и
поставил книги на торцы прямо перед собой.
   Книги были особенные. Первая, к примеру,  представляла  собой  распорядок
жизни герцога. Находившиеся слева страницы,  тщательно  разлинованные,  были
испещрены датами с разными важными пометками, а по правую  сторону  бисерным
почерком значилась полезная информация, как-то: важные дела, о которых ни  в
коем случае нельзя забыть, указывалась одежда, которую  необходимо  надевать
по тому или иному случаю. Там же  указывались  возможные  варианты  развития
событий и рекомендации герцогу - как поступить в таком-то и таком-то случае.
   Второй том был, так сказать, рабочим - заметки  вносились  туда  по  ходу
дела. Том третий содержал в себе списки разных церемоний, описания  обычаев,
примет и традиций, которые следовало соблюдать. В общем, отраженная  гусиным
пером  на  пергаменте  жизнь.  Понятное  дело,  что  непосвященный  человек,
заглянув в одну из  книг,  попросту  запутался  бы  во  всех  этих  записях.
Ориентировался в них один только Саурдаст - ведь это, собственно говоря, был
его хлеб, не больше и не меньше.
   Следующие двадцать минут библиотекарь ровным  голосом  перечислял  разные
неотложные дела, которые полагалось сделать его сиятельству именно  сегодня.
Лорд Сепулкрейв внимательно слушал, то  и  дело  кивая.  Саурдаст  же,  водя
пальцами обеих рук по записям в двух книгах сразу, напоминал, к примеру, что
на  сегодняшний  день  запланирована  замена  давно   проржавевших   брусьев
металлической лестницы, что вела в пруд,  в  котором  разводили  карпов  для
кухни - на 2:37 пополудни, потому что лестница стояла добрых  семь  десятков
лет и даже может еще некоторое время прослужить, но зачем рисковать...
   Наконец, изложив герцогу его график на весь  день,  Саурдаст  замолчал  и
украдкой посмотрел на часы - до десяти еще оставалось одна минута.
   Герцог Гроун неожиданно бросил на секретаря быстрый взгляд и спросил:
   - Скажи... Ты уже слышал о моем сыне?
   Саурдаст, который в очередной раз  с  надеждой  посмотрел  на  циферблат,
страстно дожидаясь, когда часы  начнут  отбивать  положенные  десять  часов,
пропустил вопрос мимо ушей. Но,  посмотрев  в  лицо  лорду  Сепулкрейву,  он
виновато закашлялся. Старик заметил, что даже  сквозь  оливковый  цвет  кожи
хозяина проступает бледность. Герцог же, схватив со стола серебряную  чайную
ложку, согнул ее дугой.
   Неожиданно от