- шеф-повар, резко качнувшись  в  сторону,  только  в  самый
последний момент сумел удержаться на ногах, - во-первых, я не просто  Абиата
Свелтер... Я, если хотите знать,  символ  изобилия  и  щедрости.  Я  -  отец
щедрости. Повторите, кто я такой?
   - Убиата Свелтер, - высоким голосом крикнул один из поварят.
   Шеф-повар  обвел   присутствующих   покрасневшими   мутными   глазами   и
раздраженно воскликнул:
   - Абиата, вот кто! Ну-ка, повторите, как правильно звучит мое имя?
   - Абиата, - закричал тот же юный голос.
   - Вот то-то же. Так вы слушаете, мои салатики, о чем я говорю?
   Ученики тут же наперебой загалдели,  давая  понять,  что  слушают  его  с
напряженным интересом.
   Перед тем как продолжить  содержательный  рассказ,  Свелтер  счел  нужным
снова приложиться к бутылке с вином. Видимо, шеф-повар решил в очередной раз
поразить присутствующих, и это ему удалось. Он зажал зубами горлышко бутылки
и задрал голову, так что бутылка сама торчала в его рту. Несколькими мощными
глотками осушив посудину, повар мотнул головой, и бутылка отлетела далеко  в
сторону. Жалобный звон разбитого стекла тут  же  был  заглушен  восторженным
ревом одобрения.
   - Еда, - продолжал Свелтер, то и дело пьяно икая, - и питье.  Они  радуют
нас, но в конечном счете что они значат? Все пустое! Эй, подойдите ближе,  и
я вам спою. В этой песне  вся  моя  душа.  Старая  песня,  таких  теперь  не
услышишь... Песня для сердца... Ближе, ближе подойдите.
   Поварята и так уже были почти вплотную  к  своему  начальнику,  и  потому
теперь они только задвигались, изображая,  что  подходят  еще  на  несколько
шагов, после чего  наперебой  принялись  упрашивать  его  поскорее  затянуть
песню.
   - Какие милые вы ребята, в самом деле, - тупо  повторял  пьяный  Свелтер,
протирая глаза. - Вы  только  внимательно  слушайте.  Такая  песня  способна
поднять мертвеца... из могилы. Споем и заставим их подняться. Представляете,
как расстроятся могильные черви? О, а где же Стирпайк?
   - Стирпайк, - дружно загалдели ребята,  вертя  головами  по  сторонам.  -
Стирпайк? Господин, он где-то рядом. А, вот же он. Вот, за колонной.
   - Тишина, - возвестил  шеф-повар,  глядя  на  высокого  худого  паренька,
которого услужливые руки уже извлекли из-за колонны.
   - Вот он, господин. Вот он.
   Юноша по  имени  Стирпайк  выглядел  осунувшимся  и  несчастным  на  фоне
развеселой толпы.
   - Стирпайк, я буду петь для всех.  И  особенно  для  тебя,  -  забормотал
шеф-повар,  опираясь  рукой  на   колонну,   на   которой   блестели   капли
сконденсировавшейся  влаги.  -  Для   тебя,   новенький.   Для   всех   вас,
отвратительные вы создания, нахалы из нахалов и низменнейшие из низменнейших
существ в этом заповеднике пороков.
   Слушая столь витиеватые обращения, поварята одобрительно галдели.
   - Только для тебя, радость моя. Слушай внимательно, и  потом  не  говори,
что ничего не слышал. Этой песне сто лет, ее нужно прослушать хотя бы раз  в
жизни.
   Казалось, Свелтер вообще забыл, о  чем  собирался  петь.  Глядя  на  свои
вспотевшие руки, он вдруг просиял и тотчас вытер их о пышную шевелюру одного
из сидевших поблизости учеников. А потом снова уставился на Стирпайка.
   - Как ты думаешь, мое солнышко, почему песня моя будет звучать именно для
тебя? Скажи, как ты думаешь? У тебя такие большие  уши,  они  должны  многое
улавливать. Ведь не для того же они  созданы,  чтобы  тебя  таскали  за  них
старшие? Вот то-то и оно. Я знаю, ты усердный ученик, все  подмечаешь  и  за
всем следишь. И даже сейчас ты смотришь на меня... Так. Как ты думаешь,  моя
ласточка, почему песня предназначена именно для тебя?
   После чего, вытерев вспотевшее лицо рукавом, Свелтер задумался -  похоже,
он и сам не знал ответа на свой вопрос. Потому-то  он  не  ожидал  от  юноши
ответа, а ждал, как станет развиваться ситуация, чтобы  повести  себя  таким
образом, который опять гарантировал бы ему всеобщее внимание.
   Стирпайк был трезв. Он смотрел на Свелтера - который,  между  прочим,  не
далее как вчера огрел его половником по голове за  какую-то  провинность.  И
потому ему все равно ничего не  оставалось  делать,  как  просто  стоять  на
месте, терпеливо снося тычки товарищей и пьяное бормотание начальника.
   - Милый  мой  Стирпайк,  -  наконец  заговорил  шеф-повар,  -  песня  эта
предназначена для самых настоящих чудовищ... А ты у нас как раз  чудовище...
почти чудовище, будь ты раза в два шире в плечах...  Да  что  ты  встал  так
далеко от меня? Иди поближе, я тебя не съем,  закуска  мне  вроде  бы  ни  к
чему...
   Кажется,  выпитое  только-только  начинало  окончательно  сказываться  на
поведении шеф-повара. Хоть он по-прежнему опирался на колонну,  теперь  тело
его опасно покачивалось из стороны в сторону, грозя опрокинуться на стол.
   Стирпайк молча смотрел на начальника, а тот поводил по  сторонам  пьяными
глазами. Круглое лицо его блестело от пота.
   Наконец Свелтер открыл  рот,  что,  как  было  видно,  далось  ему  ценой
напряжения сил:
   - Да, я... я Свелтер. Великий Абиата Свелтер...  Повар  его  сиятельства.
Без меня все вы никуда не годитесь. Я сорок лет  копчусь  на  этой  кухне...
Э-э-эх, каждая крыса меня тут знает. Я мастер - высший класс. Ух!
   Повар опустил голову на грудь, а ученики -  самые  благодарные  на  свете
слушатели - по-прежнему напряженно смотрели на него и ждали,  что  же  будет
дальше. Однако тот, сумев выдавить  только  "мои  маленькие...",  замолк  и,
казалось, теперь надолго.
   Ученики зашептались - им, кажется, надоело сидеть.
   - Эй, вы меня слушаете? - неожиданно вскочил Свелтер.
   - Конечно, господин. Разумеется. И с нетерпением ожидаем вашей песни.
   Свелтер наклонил голову и поднял левую руку. Другой  рукой  он  попытался
оттолкнуться  от  спасительной  колонны  и  зашевелил  губами  -  явно  имея
намерение затянуть обещанную песню, в которой, по его уверениям, содержалась
мудрость веков.
   Флей терпеливо наблюдал  за  происходящим.  Он  заметил,  как  неожиданно
шеф-повар ссутулился и начал оседать вниз. Все тут же  замолчали.  Из  горла
Свелтера донеслось странное бульканье, но вряд ли кто  из  присутствующих  с
уверенностью мог сказать, что это были начальные слова  обещанной  песни.  В
следующий момент главный повар, отслуживший, как он любил  повторять,  сорок
лет на кухне, без чувств повалился на пол.

КАМЕННЫЕ ДОРОЖКИ

   Флей содрогнулся от негодования - шеф-повар свалился на замусоренный пол,
и ученики окружили его. Конечно, теперь они могут сколько угодно  потешаться
- и имеют на то полное право. Хватит с него  отвратительных  зрелищ.  Смачно
сплюнув  на  пол  и  резко  оттолкнув  в  сторону  зазевавшегося  поваренка,
камердинер широкими шагами направился к другой двери - напротив  той,  через
которую он вошел в кухню. Не обращая внимания на суматоху,  возникшую  из-за
неожиданного для поваров падения их начальника, Флей пошел дальше,  решив  в
обозримом будущем больше не заглядывать на кухню. Ну, разве  только  что  по
острой необходимости...
   Со стороны камердинер герцога походил на журавля. Серо-черный камзол его,
кое-где заплатанный, был  изрядно  поношен.  На  узких  плечах  громоздилась
продолговатая голова с длинным носом - ни дать, ни  взять  птица.  Костистое
лицо цвета старого  почтенного  пергамента  было  обычно  хмурым  -  потому,
возможно, у Флея не было друзей.
   Теперь камердинер шагал по направлению к  комнате,  в  которой  находился
лорд Сепулкрейв - оставшийся один впервые за несколько недель. В это  время,
пока старик мерил шагами бесконечные коридоры  замка,  в  своем  Барельефном
зале храпел Ротткодд - ставни на окне были по-прежнему закрыты,  отгораживая
смотрителя скульптур от воздействия  внешнего  мира.  Гамак  все  еще  мерно
покачивался - с тех пор, как Ротткодд, проводив  незваного  гостя,  поспешно
запер за ним дверь на ключ  и  радостно  плюхнулся  на  свое  лежбище.  Лучи
солнечного  света  умудрялись-таки  протискиваться  сквозь  дощечки  ставен,
однако это обстоятельство не  мешало  смотрителю  скульптур  продолжать  так
некстати прерванный отдых.
   Тот же солнечный свет наполнял  кухню,  где  все  по-прежнему  шло  своим
чередом. Солнце особенно рельефно освещало ту самую колонну, о  которую  еще
совсем недавно  облокачивался  шеф-повар,  теперь  перенесенный  заботливыми
подчиненными в более приличествующее для отдыха место.
   Постепенно становилось все жарче, так  что  люди,  не  занятые  на  кухне
непосредственно работой, перешли в прохладные помещения.
   Стирпайк, наблюдавший от начала и до конца старания шеф-повара произвести
впечатление на подчиненных своим  красноречием  и  осведомленностью,  теперь
бежал по коридорам - ему было все равно куда бежать, мальчика одолевало одно
только желание - поскорее глотнуть свежего воздуха.
   На ходу Стирпайк осознал, что он забежал куда-то не туда - в этой галерее
он,  кажется,  прежде  не  бывал.  Впрочем,  это  было  сейчас  не   слишком
существенно, главное - выбраться наружу. Однако выбраться  отсюда  было  как
раз непросто  -  по  обе  стороны  галереи  тянулись  однообразные  проходы,
освещенные пылающими шандалами или  оплывающими  свечами  в  залитых  воском
подсвечниках. Стирпайк долго кружил по галереям, но выхода так и  не  нашел.
Несколько раз натыкался он на запертые двери, но  там,  скорее  всего,  были
какие-нибудь кладовые. Самое страшное, что  он  даже  забыл,  откуда  именно
пришел. Он поднимался по лестницам и опускался по ним несчетное  число  раз,
так что теперь затруднялся даже предположить, где находится  -  выше  уровня
земли или ниже. И тут явилось спасение - в виде... старика Флея. Да, это  на
самом деле было так. Едва только Стирпайк увидел вечно хмурого  камердинера,
как смекнул - если тот куда-то идет, то наверняка к  выходу.  Он  тут  живет
чуть ли не с рождения, знает все ходы и выходы. Прячась, насколько это  было
возможно, паренек следовал за ним, моля всемогущие силы, чтобы  Флей  только
не обернулся. Иногда свечи были укреплены на слишком большом расстоянии друг
от друга, и Стирпайку приходилось напрягать слух, чтобы уловить еле  слышные
шаркающие звуки шагов старика. Не хватало только  потеряться  тут.  Но  пока
пареньку удавалось следовать незамеченным за Флеем, что вселяло в его сердце
надежду.  На  ходу  Стирпайк  досадовал  на  собственную  неосторожность   -
угораздило же его так неосмотрительно заблудиться. На фоне горящих свечей  и
факелов старик казался вороньим пугалом. Стирпайк  ужасно  устал  -  еще  на
кухне, ведь  прежде,  чем  выслушивать  пьяные  откровения  шеф-повара,  ему
пришлось много возиться с  работой,  а  потом  еще  дышать  всеми  кухонными
испарениями.  К  тому  же  его  окончательно  добило  долгое  блуждание   по
коридорам. Ведь ему едва исполнилось семнадцать. Он  чувствовал  себя  чужим
даже среди ровесников-поварят.  И  теперь,  двигаясь  короткими  перебежками
вперед, он испытывал одно-единственное желание - выбраться на свежий  воздух
и спрятаться где-нибудь, чтобы отдохнуть - сегодня его наверняка  уже  никто
не хватится. Однако этому желанию не суждено было исполниться - задумавшись,
Стирпайк начисто забыл об  осторожности,  и  именно  это  его  погубило.  На
очередном повороте он  зацепился  пряжкой  башмака  об  острый  камень  и  с
грохотом повалился на пол. Флей тут же остановился и обернулся, инстинктивно
хватаясь за висевший на поясе нож. Но на него так никто и не напал, и  тогда
старик, щурясь на яркий свет висевшей  прямо  над  головой  огромной  свечи,
осторожно спросил:
   - Эй, кто здесь?
   Ответа не последовало. Флей подумал и медленно направился назад - он  все
равно не успокоился бы до тех пор, пока не проверил -  откуда  мог  исходить
странный шум. Однако дальше, как назло, был большой неосвещенный участок. Но
тут же камердинеру пришла в голову простая  идея  -  сняв  со  стены  медный
подсвечник с горящей свечой, он двинулся по коридору и через  десяток  шагов
наткнулся на распластанного на пыльном полу человека.
   Подойдя вплотную к Стирпайку, старик остановился,  и  тут  же  в  воздухе
повисла зловещая тишина. Паренек  уткнулся  лицом  в  пол,  и  у  Флея  даже
мелькнула мысль - а может, он потерял сознание? Во всяком случае,  ждать  не
имело смысла, и носком башмака старик перевернул его  на  спину.  От  толчка
Стирпайк пришел в себя и  приподнялся  на  локте,  испуганно  вглядываясь  в
склонившееся над ним лицо.
   - Где я? Где я? - зашептал он ошалело.
   - Один из щенков Свелтера, - тут же определил для  себя  Флей,  пропуская
вопрос мимо ушей. - Э, ты, кажется, из кухни? А ну, вставай, чего  разлегся!
Что ты тут делаешь?
   - Я сам не знаю,  где  я,  -  слабо  отозвался  парнишка,  чувствуя  себя
загнанным зверем. - Я заблудился. Честное слово. Мне бы на свет выйти...
   - Я спрашиваю, что ты тут  делаешь?  А  ну  отвечай!  Ведь  кухня  далеко
отсюда. Говори!
   - Но я случайно оказался тут.  Выведите  меня  на  свет,  я  обещаю,  что
никогда больше не приду сюда.
   - На свет? Куда ты хочешь?
   Стирпайк наконец-то пришел в себя, хотя в голове у него по-прежнему  была
тяжесть, да и тело ломило. Он был наблюдателен -  еще  в  кухне  заметил,  с
каким презрением этот человек смотрит на его  начальника,  и  потому  теперь
поспешно сказал:
   - Мне все равно куда...  все  равно.  Только  бы  подальше  от  господина
Свелтера - он ужасен.
   Флей несколько мгновений вглядывался в лицо паренька, не зная  даже,  что
сказать. Наконец он спросил - чтобы только не молчать:
   - Ты что, новенький?
   - Я-то? - спросил Стирпайк жалобно.
   - Ты, ты, - с легким раздражением подтвердил старик. -  Я  спрашиваю,  ты
новенький на кухне?
   - Мне семнадцать лет, господин, - затараторил подросток - но на кухне  я,
верно, недавно...
   - Как давно? - настаивал камердинер.
   Стирпайк уже освоился с  манерой  самого  главного  слуги  замка  коротко
выражать свои мысли, и потому довольно бойко отозвался:
   - С прошлого месяца, господин. Как  мне  хотелось  бы  уйти  от  ужасного
Свелтера.
   Последнее предложение, несомненно, было своего  рода  козырной  картой  -
старик, по идее, должен был клюнуть...
   - Говоришь, заблудился?  -  в  голосе  Флея  по-прежнему  звучала  полная
бесстрастность. - Ха-ха, заблудился на каменных  тропинках.  Как  забавно  -
один из прихвостней Свелтера заблудился на каменных тропинках. Да, бывают  в
жизни забавные моменты.
   - Свелтер - просто пень, - выпалил мальчик.
   - Вот это верно, -  сразу  посерьезнел  камердинер.  -  Так  что  ты  там
вытворял?
   - Вытворял, господин? - изумился Стирпайк. - Когда?
   - Ты что, не веселился вместе со всеми? - не поверил своим ушам старик. -
Там ведь все веселились.
   - Я не веселился, - признался паренек.
   - Как не веселился? В такой день. Да это же почти бунт.
   - Нет, только господин Свелтер веселился...
   - Свелтер, Свелтер, заладил тут... Оставь это имя там, где ему и положено
быть - в дерьме и грязи. Здесь, на моих каменных тропинках, даже не упоминай
этого имени. Я по уши сыт твоим Свелтером. И попридержи  язык.  Так,  возьми
свечу. Обеими руками, и не дрожи. Вот так, теперь поставь ее  на  место.  Ну
все, пошли. Налево. Теперь прямо...  Налево,  там  будет  поворот  налево  -
сверни в него. Вот так. Теперь прямо, дальше  направо.  Тут  ступени  где-то
должны быть - не свались. Ага, поскользнулся? Я говорил - осторожно. Что  за
молодежь пошла - никакой внимательности. Я преподам тебе урок, чтобы в  день
появления наследника рода Гроунов на твоем лице  не  было  траурных  улыбок.
Все, теперь прямо.
   Стирпайк повиновался распоряжениям, не говоря ни слова...
   - У Гроунов народился ребенок, - продолжал бурчать Флей, и  концовки  его
фразы мальчик не разобрал. - Да, народился, - неожиданно  голос  камердинера
поднялся на высокую ноту. - А ты шастаешь, сам не зная, где. Совсем не стало
почтения к господам.  Ты  хоть  понимаешь,  что  означает  появление  нового
мужчины в семье? Тебе уже семнадцать, а  мозги,  что  у  сосунка.  Эх!  Так,
теперь направо... направо, я сказал. Ты что - оглох?  Видишь  впереди  арку?
Да? Значит, все в порядке. Э, ты, кажется, сказал, что не любишь Свелтера?
   - Не люблю, господин.
   - Гм, забавно-забавно... Ну-ка, подожди.
   Стирпайк послушно остановился и наблюдал, как старик  невозмутимо  извлек
из кармана огромную связку разнокалиберных ключей  и,  подслеповато  щурясь,
выбрал один. Через секунду замок противно заскрежетал...
   - Ага, - удовлетворенно проговорил  Флей.  -  Эй,  ты,  свелтеровец!  Что
встал, как истукан. Пошли.
   Юноша  пошел  вперед  и  вдруг  оказался  в  кромешной  темноте.  Тут  же
ударившись головой о низкую притолоку двери, он инстинктивно выбросил вперед
обе руки, боясь наткнуться в темноте на какое-нибудь препятствие. И  тут  же
пальцы его сами собой  вцепились  во  что-то  мягкое  -  не  сразу  Стирпайк
сообразил, что это была пола  камзола  его  невольного  провожатого.  Злобно
шипя, Флей ударил его по руке, почему-то вспоминая о смертных грехах.
   Между тем старик уже открыл дверцу,  ведущую  в  следующее  помещение,  и
бормотал:
   - Ну, вот тут у нас кошачья комната.
   Стирпайк ничего не понял - при чем тут кошки?
   - Тут кошачья комната, - снова с нажимом повторил старик.
   Наконец дверь распахнулась и Стирпайк удивленно прикусил язык -  в  самом
деле,  на  полу,  на  громадном  голубом  ковре  (сколько  же  стоит   такая
драгоценность?)  -  возлежали  несколько  пушистых  белых  кошек.  Кошки  не
обратили на вошедших никакого внимания. Впрочем, люди тоже  пришли  сюда  не
ради зверей, так что Флей и его спутник уже шли по следующей комнате,  когда
Стирпайк услышал за спиной приглушенные кошачьи вопли.

ГЛАЗОК ДЛЯ СЛЕЖКИ

   - А чьи они? - наконец решился нарушить тягостную тишину  паренек,  когда
они уже поднимались по лестнице с выщербленными ступенями. Стена  по  правую
сторону  была  завешана  полусгнившими  циновками,  некоторые   из   которых
отслоились от стены, открывая взору позеленевшую каменную кладку.
   - Чьи они? - снова спросил Стирпайк.
   - Чьи - кто? - переспросил Флей, оглядываясь по сторонам. -  Эй,  ты  еще
тут? Все идешь за мной?
   - Так ведь вы сами велели идти следом, - удивился юноша.
   - Ха-ха, хорошая память, когда надо,  разумеется.  Так  что  тебе  нужно,
свелтеровец?
   - Он мерзкий, - паренька даже передернуло. - Я не вру, честное слово.
   - Как зовут? - внезапно бросил Флей.
   - Меня?
   - Тебя, да, тебя. Свое имя я вроде пока  помню.  Что  за  молодежь  такая
непонятливая пошла.
   - Стирпайк, господин, мое имя.
   - Как? Спиртпайк?
   - Да нет же - Стир-пайк.
   - Как-как?
   - Стир. Стирпайк.
   - Для чего?
   - Простите, не разобрал?
   - Для чего тебе двойное имя? Стир, да еще и Пайк  к  тому  же.  По-моему,
достаточно было бы одного. Тем  более,  для  работы  на  кухне  под  началом
Свелтера.
   Мальчик неопределенно пожал плечами - дискуссии на такие темы можно вести
бесконечно долго. Наконец он  все  же  не  удержался  и  снова  задал  давно
мучивший его вопрос:
   - Простите, господин... Я вот все хотел спросить  -  чьих  это  кошек  мы
видели в комнате? Тех, что на ковре...
   - Кошки? - искренне удивился камердинер. - Какие такие кошки?
   - Ну, те, что сидят в кошачьей комнате, - терпеливо заговорил Стирпайк. -
Мне просто интересно, кому они принадлежат...
   Флей просиял и величественно поднял вверх указательный палец:
   - Эти кошки принадлежат моей госпоже. Все ее. Она любит белых кошек.
   Стирпайка  такой  ответ,  однако,  не  удовлетворил,   и   он   продолжил
допытываться:
   - Вероятно, она живет поблизости от своих любимцев?
   Камердинер неожиданно разгневался:
   - Заткнись, кухонное помело. Какое тебе дело? Разболтался вообще.
   Юноша  покорно  замолчал  и   проследовал   за   стариком   в   громадную
восьмиугольную комнату, на семи стенах ко