- просто заслушаешься!
   - А это не он сейчас поднимался наверх? - поинтересовалась  госпожа  Ирма
Прунскваллер. - Я говорю, не он был наверху?
   Стирпайк тут же  подметил  -  эта  высокая  ростом  сударыня  имеет  одну
неприятную привычку - несколько раз повторять один и тот же вопрос, не давая
собеседнику сосредоточиться и ответить на него. Вот  и  сейчас  от  внимания
юноши не укрылось, с каким напряжением лекарь уставился на сестру.
   - Наверху, дорогая? - спросил Прунскваллер - явно с целью выиграть  время
для обдумывания ответа.
   - Кажется, я верно произнесла слово "наверху", - холодно сказала Ирма,  -
потому что говорить  пока  не  разучилась  и  слово  "наверху"  вполне  могу
произнести правильно. Кто из вас - ты, или он - был  наверху  четверть  часа
назад?
   - Определенно никто! Никто! - всплеснул руками доктор. - Потому  что  все
мы сидели внизу. Но постой! - тут он  обернулся  к  Стирпайку.  -  Ты  ходил
наверх?
   - Ходил, - признался юноша. Доктор в душе порадовался - ему  понравилось,
что гость отвечает без излишнего многословия.
   Ирма Прунскваллер переступила с ноги на ногу - и тотчас ее строгое черное
платье зашуршало. Сестра доктора была высокой, но очень  худой  женщиной,  и
черный бархат подходил ей идеально. Голова на ее длинной шее -  точно  такая
же, как у брата. Кроме того, у обоих отпрысков семейства  Прунскваллер  были
одинаковые соломенные волосы. Но если у доктора они были просто взлохмачены,
то леди Ирма собрала свою шевелюру в тугой узел.
   - Слуга ушел. Ушел, - мрачно сказала сестра лекаря. - Сегодня ведь у него
выходной, так? Так?
   Говоря о слуге, женщина почему-то смотрела в сторону Стирпайка.  И  юноша
рискнул:
   - Сударыня, я не имею чести знать о заведенном вами порядке в этом  доме.
Но некоторое время назад какой-то слуга появлялся в гостиной. Так что  можно
допустить, что именно его шаги вы изволили слышать наверху.
   - А кто говорит, что я слышала его шаги? - изумилась  леди  Ирма.  -  Кто
говорит?
   - Но сударыня, разве вы были не в своей комнате?
   - Что с того? Ну что с того?
   - Просто, услышав ваш вопрос, я решил, что  вы,  сидя  в  своей  комнате,
услышали чьи-то шаги! - принялся оправдываться  юноша.  -  Предположить  так
было бы логично с моей стороны.
   - Кажется, ты знаешь даже больше меня. Не так ли? Не так ли? - и  женщина
слегка подалась корпусом вперед; дымчатые стекла  очков  слегка  блеснули  в
пламени свечей.
   - Нет, сударыня, я ничего не знаю! - воскликнул Стирпайк.
   - Ирма, да что все это  значит?  Что  ты  так  тревожишься?  -  с  легким
раздражением поинтересовался доктор.
   - Я слышала чьи-то шаги. Слышала. Вот и все, - невозмутимо ответила  Ирма
брату и добавила снова. - Да, там кто-то ходил.
   - Но послушай, сестрица, - забормотал лекарь, - послушай, я хочу  сказать
тебе  две  вещи.  Во-первых,  мы  только  сами  усложняем  себе  жизнь,  что
продолжаем стоять в коридоре - тут же  у  нас  постоянно  сквозняк,  я  даже
чувствую, как он заползает мне в правую штанину. А сквозняк -  это  скверно,
особенно с медицинской точки зрения. Второе - ну что ты прицепилась  к  этим
шагам?  Шаги  -  вполне  нормальное  явление.   Ведь   должен   же   человек
передвигаться, если у него есть ноги? Если есть люди в доме - ты слышишь  их
шаги. Все ясно, как Божий день! Ха-ха-ха!
   - Как обычно, - сухо проговорила леди  Ирма,  -  ты  опьянен  собственным
легкомыслием. Хотя, Альфред, мозги  у  тебя  все-таки  есть.  Я  никогда  не
отрицала  этого.  Да,  никогда.  Но  твой  глубокий  ум  подвержен  излишней
легкомысленности. Я тебе говорю, что кто-то шнырял наверху, а ты и в  ус  не
дуешь! Хотя в это время там, вроде бы, шнырять никто не должен был.  Неужели
ты по-прежнему ничего не понимаешь?
   - Кажется, я тоже кое-что слышал, - вмешался Стирпайк, - я как раз  сидел
в коридоре на том самом месте, куда доктор  предложил  мне  сесть,  пока  он
будет обдумывать возможности моего трудоустройства. Я сидел, сидел - и вдруг
услышал звук  осторожных  шагов.  Конечно,  меня  разобрало  любопытство,  я
прокрался вверх по лестнице, но там никого не было. Потому-то я  и  вернулся
на свое место.
   Впрочем, Стирпайк счел  нужным  умолчать  об  истинном  положении  вещей.
Просто когда доктор беседовал с Фуксией, он решил не терять времени даром  и
как следует все осмотреть. В коридоре не было ничего интересного, потому он,
не раздумывая, поднялся по ажурной лестнице на второй этаж, полагая, что там
сейчас никого нет. Однако его чуткое ухо тотчас же уловило шаги за одной  из
дверей. Теперь стало ясно, что это была леди Ирма, которая услышала его шаги
и встревожилась. Понятное дело, юноша не стал испытывать судьбу  и  поспешил
вниз.
   - Слышишь, что он говорит? - торжествующе повернулась женщина к брату.  -
Ты слышал?
   - А как же, слышал, - тотчас отозвался Прунскваллер. - Да, в  самом  деле
неприятно...
   Стирпайк молниеносным движением пододвинул леди Ирме стул - на  его  лице
была написана такая преданность, такое желание заботиться о ее удобстве, что
невозмутимая хозяйка дома даже открыла от удивления рот.
   - Ты, значит, Стирпайк... - рассеянно произнесла она,  кончиками  пальцев
подбирая подол платья и осторожно опускаясь на стул.
   - К вашим услугам, сударыня, - бойко  ответил  юноша.  -  Что  бы  я  мог
сделать для вас полезного?
   - Боже мой, что за лохмотья на тебе? Что за лохмотья, мальчик?
   - Мне ужасно неловко, что при первом знакомстве с вами я облачен в  столь
непотребные тряпки! - воскликнул паренек, прижимая ладонь  к  левой  стороне
груди, где находится сердце. - Разумеется, что как только вы подскажете мне,
где можно достать приличную одежду, я с готовностью переоденусь. Мои  тряпки
кажутся тем белее жалкими, когда стоишь  рядом  с  вами  -  на  фоне  вашего
роскошного бархатного пла...
   - Роскошного бархатного - хорошо сказано, ха-ха! -  бесцеремонно  прервал
юношу доктор. - В самом деле, какой цветистый стиль!
   - Ну Альфред, снова ты встрял! - воскликнула женщина с упреком. - Встрял,
ведь встрял, а? Да, Стирпайк, завтра я постараюсь раздобыть для  тебя  более
подобающую одежду. Ведь ты, насколько я понимаю, останешься  у  нас?  Только
вот где ты будешь спать? Кстати, где  ты  вообще  живешь?  Альфред,  где  он
живет? Что ты хоть натворил? Лично я полагаю, что ничего страшного.  Ведь  я
права?
   - Ирма, дорогая, о чем ты? - удивился Прунскваллер. - Я  тебя  вообще  не
понимаю! У меня сегодня был  невероятно  трудный  день,  я  удалил  человеку
камень из желчного пузыря. Устал - у нас, врачей, вообще невероятно  нервная
работа. Под конец решил поиграть на скрипке.  И  вот  -  на  тебе!  Никакого
отдыха, ха-ха...
   Однако госпожа Прунскваллер, как видимо, не слишком обращала внимания  на
стенания и жалобы брата. Заодно она напрочь забыла  о  так  беспокоивших  ее
шагах наверху. Теперь ее вниманием полностью завладел Стирпайк.
   - Насколько я понимаю, ты хочешь работать у нас?  -  осведомилась  сестра
доктора, внимательно глядя на паренька сквозь стекла очков.
   - Именно так. Работать у вас -  мое  горячее  желание!  -  тут  же  пылко
подтвердил поваренок.
   - Но почему? Скажи, почему?
   - Осмелюсь сказать, что я  руководствуюсь  чувством  здравого  смысла.  И
некоторыми другими соображениями. Мне  кажется,  что  именно  в  этом  доме,
хозяева которого столь внимательные и культурные люди, я  смог  бы  проявить
себя наиболее полно. Впрочем,  есть  и  другие  мотивы,  о  которых  мне  не
хотелось бы говорить...
   - Ха-ха, складно говоришь! Не хватало только вспомнить что-нибудь типа "в
метафизическом плане" или "с точки зрения банальной эрудиции", -  язвительно
вставил доктор. - Но вот что подсказывает мой рассудок, молодой человек.  Вы
просто решили воспользоваться первой попавшейся возможностью и  улизнуть  от
Свелтера и тех неприятных обязанностей, которые вам, без  всякого  сомнения,
приходилось выполнять на господской кухне. Я прав?
   - Верно, - подтвердил Стирпайк мрачно.
   Искренний ответ так обрадовал доктора, что  он,  залпом  выпив  очередной
стакан  коньяка,  взволнованно  заходил  по  комнате.  Ему  никогда  еще  не
приходилось  сталкиваться  со  столь  блистательной  смесью  подхалимства  и
открытости,    лжи    и    откровенности,    изворотливости    и     детской
непосредственности.
   Впрочем, сестра доктора тоже в душе была довольна новым знакомством, хотя
виду не показала. Госпоже Ирме не  с  кем  было  пообщаться  из  более-менее
приличных людей:  герцогиня  была  крайне  неразговорчивым  человеком,  даже
нелюдимым, герцог отвечал на все вопросы сестры  лекаря  односложно,  а  его
сестры и вовсе игнорировали Ирму, очевидно, полагая, что она -  не  их  поля
ягода. Не идти же ей болтать на кухню с судомойками! А этот молодой  человек
далеко пойдет.
   Рассуждения доктора Прунскваллера шли примерно в том же направлении -  по
роду  службы  ему  целыми  днями  приходилось  мотаться  по  замку   и   его
окрестностям, контактировать с десятками  людей.  Но  в  основном  это  были
неинтересные собеседники - даже симптомы своих болезней они излагали  скупым
и невыразительным языком, что уж там говорить о содержательной и  интересной
беседе!
   Ирма же думала - в самом деле,  паренек  ладный;  ей  было  приятно,  как
Стирпайк вовремя пододвинул  ей  стул  и  что  он  похвалил  ее  платье.  Не
нравились женщине только глаза Стирпайка - они были хитроватыми  и,  как  ей
казалось, в них светилась насмешка над окружающими. Впрочем,  с  этим  можно
было смириться, да и Ирма не была уверена, что она не ошиблась.
   Как и Альфред Прунскваллер, его сестра была умна и сообразительна, но  ум
ее, как и ум почти любой женщины, был отягощен суевериями. Инстинктивно  она
сумела угадать острый ум юноши - а женщины, как известно, всегда  тянутся  к
ясному рассудку. Ирма Прунскваллер уже вышла из того возраста, когда выходят
замуж. В свое время  она  могла  бы  обзавестись  семьей,  но  ее  суровость
заставляла  робеть  и  отступать  потенциальных   женихов.   Однако   унылое
одиночество, как выяснилось, было не слишком приятной вещью в жизни.
   Случилось так, что в момент, когда Стирпайк обследовал второй  этаж  дома
доктора, его сестра как раз  погрузилась  в  воспоминания.  Остановившись  у
большого овального зеркала, леди Ирма смотрела на себя и думала - хорошо ли,
что ее жизнь пошла именно так, а не иначе? Вообще-то,  думала  женщина,  все
могло быть куда лучше. Она достойна большего.  При  этом  она  старалась  не
замечать, что у нее слишком длинная шея, тонкие бледные губы и острый птичий
нос, глубоко посаженные глаза, не слишком приветливо смотрящие на мир. Да  и
волосы уже начали седеть. Еще не  все  потеряно,  думала  Ирма  и  вспомнила
вычитанную в каком-то романе фразу: "Моя весна еще придет!" И  все-таки,  не
много комплиментов она слышала за свою жизнь...
   Так что похвалы и забота Стирпайка попали в самую точку.
   Все трое прошли в гостиную и теперь сидели в глубоких креслах. Доктор пил
мелкими глоточками коньяк и испытующе посматривал на Стирпайка  -  наверное,
точно таким же взглядом он  смотрел  на  пациентов.  Очевидно,  Прунскваллер
размышлял о судьбе гостя.
   Стирпайк заметил - кажется, брат и сестра перестарались с  горячительным,
многовато выпили. Что ж, это ему только на пользу.
   - Альфред, - заговорила леди Ирма, глядя на брата помутневшими глазами, -
Альфред, ты слышишь? Я к тебе обращаюсь!
   - Конечно, конечно, сестренка, - забормотал доктор, причем в  голосе  его
слышалось то веселье, которое охватывает человека  после  определенной  дозы
горячительного, - я весь внимание. От твоего мелодичного голоса у меня  даже
в ушах звенит. Так что там у тебя?
   - Думаю, нам нужно одеть его в светло-серое, -  сказала  женщина,  искоса
глядя на Стирпайка.
   - Кого - его? - пьяно вопрошал эскулап. - Кого ты собиралась  облачить  в
одежду цвета благородного пепла?
   - Как это - кого, Альфред? Что с тобой? Я говорю о твоем юнце! -  женщину
охватило благородное негодование. - Я говорю, он  займет  место  Пеллета.  А
Пеллета я завтра рассчитаю. Все равно из него плохой слуга - и медлительный,
и вечно неаккуратный. Постой, а ты что, другого мнения?
   - Я пока что ничего не думаю. И потом, что касается домоводства, то  тебе
решать, как и что. Так что решающее слово - за тобой, сестренка!
   Стирпайк возликовал  в  душе  -  он  понял,  что  сейчас  наступил  самый
ответственный момент. Только бы не сфальшивить!
   - Уверен, что я смогу выполнить всю порученную  работу  как  положено,  -
поспешил заверить он леди Ирму, - и потом, я очень неприхотливый  человек...
Да-да: наградой за работу мне будет  только  возможность  насладиться  вашим
обществом, увидеть вас в этом прекрасном  платье,  пошитом  с  таким  тонким
вкусом. Кстати, в коридоре я заметил пыль на краях ступенек -  завтра  же  я
удалю все до последней пылинки. Разумеется, с вашего  позволения.  Сударыня,
не затруднит ли вас указать мое место для ночлега?
   Сестра доктора поднялась на ноги, пошатываясь - выпитое спиртное все-таки
подействовало на нее сильнее, чем она могла ожидать  -  и  сделала  неловкий
жест, приглашая гостя последовать за собой. Юноша немедленно  направился  за
хозяйкой в одну из боковых дверей.
   - Надеюсь, вы не уходите навечно? - бросил доктор вслед удаляющимся. - Вы
ведь не хотите, чтобы я всю ночь в одиночестве страдал от головной боли?
   - Ничего, ничего, - утешила его сестра, -  ночку  помучаешься,  а  наутро
господин Стирпайк поможет тебе, ежели что...
   Доктор широко и звучно зевнул, а  потом,  склонив  голову  набок,  закрыл
глаза.
   Между  тем  госпожа  Прунскваллер  уже  поднималась  по  довольно  крутой
лестнице на второй  этаж.  Вот  они  вошли  в  комнату  -  Стирпайк  тут  же
огляделся: ничего, довольно просторно и чисто. Во всяком случае, с кухней не
идет ни в какое сравнение.
   - Утром я позову тебя и растолкую, что  ты  должен  делать,  -  бормотала
сестра лекаря, - а еще... Эй, ты меня слушаешь? Слушаешь меня?
   - С превеликим удовольствием, госпожа!
   Ничего не ответив, леди Ирма развернулась и направилась к двери, стараясь
идти "кокетливо" - как называлась такая походка в  романтических  книгах.  В
дверях она повернула голову и посмотрела на новоявленного слугу - тот тут же
согнулся в низком поклоне. Ирма Прунскваллер пробормотала  себе  что-то  под
нос и прикрыла дверь. Стирпайк остался один.
   Первым делом  он  распахнул  окно.  Внизу  темнели  плиты  двора,  дальше
изгибалось крыло замка. Холодный ночной воздух приятно остужал разгоряченное
от волнения лицо юноши. "Вот и все, вот и все!" - без  конца  бормотали  его
губы. Итак, его злоключения остались позади, и теперь он должен делать  все,
чтобы с ним не повторилось ничего подобного. Но  это  будет  потом,  а  пока
спать, спать...

ПОКА ДРЕМЛЕТ СТАРАЯ НЯНЬКА

   С вашего позволения, читатель, мы оставим на время проныру Стирпайка, что
сумел сбежать с господской кухни и найти себе теплое местечко -  теперь  его
ждала  смесь  обязанностей  помощника  врача,  домохозяйки  и  обыкновенного
комнатного лакея. Тем более что  сам  беглец  с  кухни  был  вполне  доволен
обретенной службой и пока что не мог  поверить  в  реальность  происшедшего.
Стирпайк быстро освоился на новом месте - вскоре все обитатели дома  доктора
относились к нему так, словно юноша жил  здесь  с  самого  рождения.  Только
повар,  не  любивший  выскочек,  относился  к   Стирпайку   с   нескрываемым
подозрением.
   Доктор был доволен новым помощником - или, как он выражался, ассистентом.
Паренек схватывал все на лету и ничего не забывал, что для  помощника  врача
очень и очень похвально. Вскоре Прунскваллер стал настолько доверять  юноше,
что поручал ему приготовлять лекарства и мази самостоятельно  -  и  Стирпайк
старался изо всех сил, аккуратно развешивая разноцветные порошки и  разливая
по мензуркам жидкости.
   Между тем жизнь в Горменгасте тоже не стояла на месте.
   Суматоха,  возникшая  было  после  появления  на  свет  младенца  Титуса,
улеглась, и все вошло в привычную колею. Герцогиня была  все  еще  слаба,  и
доктор  настоятельно  рекомендовал  ей  соблюдать  "комнатный  режим"  и  не
таскаться с кошками, однако госпожа Гертруда даже слышать об этом не хотела.
Упорства ей было не занимать, и всякий  раз  женщина  отвечала  недовольному
Прунскваллеру, что она быстрее придет в себя, если не станет "пластом лежать
в постели день и ночь".
   Герцогиня знала, что говорила - три  дня  она  вынуждена  была  лежать  в
постели, слыша, как внизу, под балконом комнаты, играют и резвятся на  улице
ее кошки. Госпоже Гертруде так хотелось соскочить с кровати и выйти на улицу
к своим питомцам, что всякий раз при мысли о свободе  на  ее  лбу  выступали
капли пота. И на четвертый день герцогиня встала с постели...
   Впрочем, не все было так плохо - с самого первого дня с ней  были  птицы.
Когда женщина смотрела на пернатых друзей, на душе у нее становилось легче.
   Чаще других птиц в окно залетал белый грач  -  усевшись  на  подоконнике,
птица наклоняла голову и с  любопытством  смотрела  на  хозяйку,  словно  не
понимая, почему она целыми днями лежит в кровати.
   Как происходило обычно в таких случаях,  герцогиня  приглушенным  голосом
заводила разговор с птицей, называя его то  "снежным  птенчиком",  то  "моим
клювиком". Видимо, заслышав голос покровительницы, на подоконник слетались и
другие пернатые. Почирикав и почистив перышки, птицы вдруг разом вспархивали
и вылетали в окно. Леди Гертруда провожала их материнским взглядом  и  снова
погружалась в мрачную меланхолию. Без птиц она чувствовала  себя  совершенно
покинутой. Хорошо еще, что хоть сова никуда не отлучалась от нее. Во  всяком
случае, в дневное время.
   Впрочем, не все уж было так плохо:  постепенно  герцогиня  оправилась  от
послеродового упадка сил и уже могла позволить себе  прогулки  в  саду,  где
также могла наблюдать своих питомцев. Занимаясь с птицами,  женщина  напрочь
забывала обо всем остальном.
   Между тем госпожа Слэгг обнаружила, что с каждым днем зависит от Киды все
больше и больше. Старуха стыдилась признаться в  этом  даже  себе  самой.  В
тихой неторопливой Киде было нечто такое, что невольно внушало старой няньке
уважение. Чтобы скрыть свою  растерянность,  нянька  каждый  день  старалась
подчеркнуть,  что  она  обладает  огромной  властью  в   Горменгасте   (что,
разумеется, было не совсем так)  и  постоянно  искала  повод  для  придирок.
Впрочем,  молодая  женщина  догадалась  и  об  этом,   потому   никогда   не
раздражалась и  во  всем  соглашалась  с  наставницей.  Случалось  няньке  и
накричать на нее - однако Кида  знала,  что  через  час  старуха  все  равно
прибежит к ней и станет суетиться, то и дело  заглядывая  в  глаза,  как  бы
спрашивая: ты меня простила?
   Иногда, размышляя над своей судьбой, Кида  не  могла  поверить,  что  еще
недавно обитала в грязном предместье. Однако  она  чувствовала  себя  частью
бедного квартала, и сытая жизнь не сумела побороть проснувшуюся  в  ее  душе
ностальгию. Конечно, рассуждала Кида, Богу было угодно, чтобы госпожа  Слэгг
пришла  однажды  в  предместье  и  выбрала  ее  в  качестве  кормилицы   для
новорожденного наследника. Да, она станет заботиться о ребенке, она выкормит
его, но не останется в Горменгасте ни днем больше, чем  это  необходимо  для
мальчика. Разумеется, подобными мыслями молодая женщина  предпочитала  ни  с
кем не делиться.
   Киду поселили в небольшой, но уютной комнатке - через стену была  комната
госпожи Слэгг. Из окна комнаты  открывался  вид  на  предместье,  в  котором
прошла вся жизнь  Киды.  Там  она  переживала  редкие  радости,  бесконечные
превратности судьбы и любовь, которая оставила в ее душе неизгладимый шрам.
   Прежняя жизнь Киды ничем не отличалась от жизни сверстниц  -  как  только
она подросла, родители выдали ее замуж за резчик