-  помещение  для
слуг, можно даже подойти и заглянуть в окно.  С  другой  -  высоченное  окно
кухни. Должно  быть,  смекнул  Флей,  ночная  смена  работает,  а  остальные
наверняка  уже  легли  спать.   Камердинер   лорда   Сепулкрейва   попытался
представить, что  может  происходить  сейчас  на  кухне.  Все,  как  обычно:
кто-нибудь из младших поварят отскребает  с  песком  заляпанный  жиром  пол,
кто-то моет посуду, кто-то готовит специи для завтрашних соусов.
   Однако неожиданно для себя Флей углядел  небольшое  окошко,  из  которого
лился зеленоватый свет. Старик еще не успел удивиться, как ноги сами понесли
его через двор к этому окошку.
   Дважды он пытался остановиться, говоря себе, что ничего  интересного  там
быть не может, что уже холодно и что он пришел сюда по поручению  господина.
И тем не менее неведомая сила заставляла старика идти все дальше и дальше.
   С улицы невозможно было определить, окно чьей комнаты заинтересовало его.
Флею не нравился этот зеленоватый свет  -  в  нем  было  что-то  нездоровое.
Зеленый цвет - хорошо, но зеленоватый, как  считал  Флей,  кажется  каким-то
мертвенным. Окно оказалось слишком высоким от земли - заглянуть в него  было
невозможно,  Флей  мог  только  дотянуться  до   него   кончиками   пальцев.
Раздраженный, камердинер стукнул себя по лбу и прошептал: "Безумец, как есть
старый безумец! Куда тебя  понесла  нелегкая?  Господин  же  велел  передать
няньке Слэгг, чтобы доставила мальчишку в библиотеку... А здесь нет  никакой
Слэгг".
   Однако благие рассуждения снова оказались  отброшены  шальной  мыслью,  и
Флей, не ожидавший  от  себя  такой  сообразительности,  углядел  в  стороне
оставленную кем-то  бочку  (что  за  нерадивый  народ,  бросается  хозяйским
добром!) и тут же начал подкатывать посудину к окну. Камердинер катил  бочку
медленно, стараясь не шуметь, чтобы кто-нибудь ненароком не  застал  его  за
этим занятием - иначе сплетен и слухов потом не оберешься. Тем не менее Флею
это блестяще удалось  -  он  не  только  подкатил  бочку  к  окну  абсолютно
бесшумно, но и так же неслышно поставил ее на донце.
   Оглядевшись еще раз на всякий случай по сторонам и убедившись, что  никто
не видит его за столь необычным делом, камердинер герцога поставил на  бочку
правое колено и тут же застыл, сообразив, что как только он встанет во  весь
рост, находящиеся в комнате люди сразу заметят  его.  Дивясь  своей  сметке,
Флей отодвинул бочку в сторону и с  неожиданной  скоростью  вскарабкался  на
широкую  кадку,  даже  не  скрипнув  и  не  опрокинув  деревянную  посудину.
Вцепившись пальцами во вбитые неведомо кем в стены  железные  штыри,  старик
начал осторожно приближаться к окну. Нужно было двигаться  осторожно,  чтобы
ненароком не загреметь на землю.  Флей  уже  видел  часть  внутренней  стены
комнаты, но нужно было еще наклоняться и  наклоняться,  чтобы  обозреть  все
помещение.
   На мгновение камердинеру стало смешно - когда  он  попытался  представить
себе, как выглядит со стороны. Впрочем, уже не будет смешно, если кто-нибудь
обнаружит его здесь. Поэтому нужно скорее заканчивать...
   Еще дюйм - и старик понял, отчего на улицу лился столь  зеленый  свет.  С
потолка комнаты свисала массивная кованая цепь,  к  которой  был  прикреплен
фонарь зеленого  стекла.  Все-таки  неприятный  свет,  снова  подумал  Флей,
передергивая плечами.
   То, что увидел камердинер в комнате в следующее мгновение, повергло его в
самый настоящий шок. Зрелище было настолько необычным и отвратительным,  что
он прислонился лбом к холодному камню стены, чтобы  только  потом  осознать,
что все виденное - не сон.

ЧТО ИНОГДА МОЖНО УВИДЕТЬ ПРИ ЗЕЛЕНОВАТОМ СВЕТЕ

   Флея мутило от отвращения. И тем  не  менее  любопытство  все-таки  взяло
вверх. Что же делает там  Свелтер?  Оторвав  голову  от  стены,  Флей  вновь
придвинулся к окну.
   На  этот  раз  ему  показалось,  что  комната  абсолютно  пуста.   Только
приглядевшись, камердинер понял, что шеф-повар сидит на скамье как  раз  под
окном. Старик вновь подивился - он все-таки уже немолод, зрение не  то,  что
было сорок лет назад, но все так же хорошо видит даже сквозь  пыльное  окно,
оплетенное к тому же паутиной. Но Свелтера  подвел  его  колпак  -  огромный
снежно-белый  поварской  колпак  сейчас  находился  от  Флея  на  расстоянии
вытянутой  руки.  Столь  близкое  расстояние  тоже  повергло  камердинера  в
состояние  неловкости.  Флей  на  минуту   отвел   глаза   и   взглянул   на
противоположную стену  -  там  стоял  огромный  жернов.  Чуть  в  стороне  -
деревянный стул. Если смотреть вправо - две каких-то  коробки,  примерно  на
расстоянии четырех футов друг от друга. Коробки,  заметил  Флей,  были  тоже
сбиты из дерева, причем на каждой стороне их были две отчетливо нарисованные
мелом полосы, параллельные друг другу. Полосы же были нарисованы и на полу -
через некоторое расстояние они поворачивали направо  и  упирались  в  стену.
Несмотря на довольно почтенный возраст, зрение Флея пока оставалось в полном
порядке, к тому же любопытство тоже подстегивало его, так что камердинер без
труда сумел разглядеть, что почти рядом со стеной что-то написано - как  раз
между линиями - и после надписи идет жирная  стрелка,  как  раз  упирающаяся
острием в стену. Флея очень занимала надпись, и  он  в  конце  концов  сумел
разобрать написанное - оно читалось как  "К  девятой  лестнице".  И  тут  же
камердинер отшатнулся в ужасе - он сразу смекнул, что девятая  по  счету  от
входа лестница как раз есть та самая, что ведет в покои  лорда  Сепулкрейва.
Глаза старика сами собой вернулись  к  поварскому  колпаку,  однако  Свелтер
по-прежнему сидел неподвижно, только  его  необъятный  головной  убор  мерно
покачивался в такт дыханию.
   Убедившись, что шеф-повар не собирается пока ничего  предпринимать,  Флей
вновь скосил глаза в сторону двух деревянных ящиков. Что  же  это  такое?  И
вдруг он догадался - узкое пространство между ними, очерченное  для  ясности
меловыми линиями, наверняка  знаменует  некий  проход,  ведущий  к  заветной
девятой лестнице, что и подтверждает соответствующая надпись со стрелкой.  И
тут Флей заметил продолговатый мешок, наполовину  чем-то  наполненный  -  он
лежал чуть в стороне от ящиков, потому-то он  не  заметил  мешок  с  первого
раза. Сомнений не оставалось - тут затевалось нечто нехорошее.
   Едва только старик успел оторвать глаз от мешка, назначение которого  так
и осталось для него непонятным, как Свелтер встал со скамьи и, пройдя  через
всю комнату, уселся рядом с жерновом. К своему ужасу, в  руках  повара  Флей
заметил огромный нож, каковые употребляются обычно для разделки мясных туш.
   Переложив  нож  в  другую  руку,  Свелтер  принялся  нажимать  ногами  на
специальные педали, чтобы жернов начал  вращаться.  Даже  сквозь  стекло  до
слуха камердинера донесся  ленивый  скрип  жернова.  После  чего  шеф-повар,
поплевав на камень, приложил к нему нож. Так  продолжалось  минуты  три  или
четыре, а потом Флей заметил, как его недруг с удовлетворением рассматривает
заточенное вновь лезвие и даже пробует его о ноготь большого пальца.
   Видимо, оружие показалось Свелтеру недостаточно  острым,  потому  что  он
точил его о жернов еще некоторое время. Этот момент,  как  показалось  Флею,
тянулся едва ли не вечность.  Но  потом  Свелтер  наконец-то  закончил  свое
занятие  и,  держа  нож  наперевес,  подошел  как  раз  к  тому  месту,  где
нарисованные мелом линии  упирались  в  стену.  И  тут,  к  удивлению  Флея,
шеф-повар снял обувь и прошелся босиком туда-сюда. Когда  Свелтер  ненароком
повернулся лицом в сторону камердинера, у того захватило дыхание:  выражение
глаз повара было мстительно-злобным, не обещавшим ничего хорошего любому, на
кого был устремлен подобный взгляд.
   Флей от удивления раскрыл рот:  его  враг  начал  топтаться  на  месте  в
странном танце. "Он что, совсем  свихнулся,  что  ли?"  -  тоскливо  подумал
старик. Между  тем  Свелтер  продолжал  странный  танец,  при  этом  он  еще
размахивал ножом. Внезапно  Флея  осенило:  если  нарисованная  мелом  линия
означает девятую лестницу, то поворот ее должен знаменовать коридор, ведущий
к комнате его сиятельства. Два ящичка  -  дверь,  и  лежавший  чуть  поодаль
мешок... У старого слуги перехватило дыхание.
   Однако Флей сумел удержать себя в руках: теперь  он  видел,  как  Свелтер
изображает свое приближение  к  спальне.  Камердинер  спал  всегда  рядом  с
дверями комнаты господина, и шеф-повар предусмотрел даже этот факт. Флей был
уязвлен до глубины души - неужели он  в  самом  деле  так  похож  на  мешок?
Шеф-повар  как  раз  застыл  с  ножом  у  мешка,  в  зеленом  свете  зловеще
поблескивало лезвие. Флей инстинктивно зажмурил глаза.
   Когда ужас прошел, старик позволил себе вновь осторожно заглянуть в окно.
Свелтера уже не было на прежнем месте. Главный повар, как  оказалось,  успел
вернуться на исходную позицию - к жирной  стрелке,  указывавшей  направление
движения. Видимо, Свелтер решил повторить прежний маневр. Несмотря  на  весь
ужас видимого, камердинера одолевали вопросы: откуда его злейший враг знает,
что он спит  головой  на  восток?  И  что  он  часто  во  сне  сворачивается
калачиком? Неужели Свелтер наблюдает за ним во  время  сна?  Может  ли  быть
такое? Слуга в последний раз заглянул в окно -  шеф-повар  как  раз  заносил
свой нож над многострадальным мешком. Удар - и опять  на  исходную  позицию.
Флей вытер выступившую на лбу испарину и спрыгнул с бочки. Ему  вдруг  очень
захотелось убежать отсюда - неважно  куда,  главное  -  подальше  от  жилища
такого чудовища, как Свелтер. И чтобы  не  видеть  отвратительного  зеленого
света. Тут же камердинер ахнул - он же должен был разыскать няньку! Вот  что
значит - пренебрегать своими обязанностями! Стараясь не оглядываться,  слуга
бросился к входу, ведущему в покои госпожи Слэгг.
   Рывком растворив дверь, Флей бросился вверх по лестнице  через  несколько
ступенек. Чтобы попасть к  комнате  няньки  наследника,  нужно  было  пройти
немалое число разных  залов  и  помещений,  однако  увиденное  столь  сильно
потрясло камердинера, что он даже не  заметил,  как  оказался  возле  нужной
двери.
   Однако госпожи Слэгг не оказалось в своей комнате.  Должно  быть,  она  у
Фуксии,  смекнул  Флей.  Так  оно  и  оказалось.  Нянька  сидела  вместе   с
воспитанницей у камина - камердинер увидел это, осторожно приоткрыв дверь.
   Вспомнив, что время не ждет, старик энергично постучал в дверь костяшками
пальцев. Обе тотчас же встрепенулись - видимо,  исходящее  из  камина  тепло
основательно разморило их. Все еще стоя за дверью, Флей постарался напустить
на себя важный вид - ни в коем  случае  нельзя  показать  женщинам,  что  он
расстроен и смущен. В конце  концов,  не  все  уж  так  плохо  -  и  Свелтер
злобствует потому, что получил отличный удар по физиономии. Будет знать, как
паясничать. В следующий  момент  камердинер  решительно  шагнул  в  комнату.
Первым делом он посмотрел на поднос с едой и только тут сообразил, что очень
хочет пить.
   Впрочем, в себя он все-таки пришел - голос его был абсолютно бесстрастен,
когда он сухо сообщил госпоже Слэгг, что она должна подготовить  младенца  и
отнести его в библиотеку. Он, Флей, будет ожидать ее у выхода.

И СНОВА БЛИЗНЕЦЫ

   В момент, когда Флей важно выплывал из комнаты Фуксии, Стирпайк,  сидя  в
кресле, отодвинулся от стола, за которым он только что отужинал с  братом  и
сестрой Прунскваллер. Все трое по достоинству оценили  нежного  поджаренного
цыпленка с хрустящей корочкой, овощной салат  и  выдержанное  красное  вино.
Неожиданно свалившееся с неба благополучие  тем  не  менее  не  притупило  в
Стирпайке предусмотрительности: вовремя вскочив с места, он  отодвинул  стул
от Ирмы Прунскваллер и помог ей подняться на ноги. Вообще-то сестра  доктора
не была дряхлой старухой и вполне могла встать  из-за  стола  сама;  тем  не
менее она охотно оперлась о плечо юноши и поблагодарила его за помощь.
   Сегодня госпожа Ирма была облачена в  темно-красное  кружевное  платье  -
между  прочим,  висевшее  на  ней,  словно  на   вешалке.   Природа   всегда
несправедлива, считают женщины - они пытаются  спрятать  под  одеждами  свои
угловатые формы, но у них ничего не  выходит,  другие  столь  же  безуспешно
маскируют пышными нарядами складки жира.
   В довершение всего леди Прунскваллер зачесала волосы  назад  и  не  стала
собирать их в пучок. Волосы висели до поясницы  и  зрительно  делали  фигуру
хозяйки еще более худой и угловатой.
   Сам доктор Прунскваллер давно уже заметил, что его сестра  стала  тратить
на туалет гораздо больше времени, что в ее гардеробе появилось  много  новых
нарядов. Медик был  трезво  мыслящим  человеком  -  он  знал,  что  отпрыски
семейства Прунскваллер  никогда  не  блистали  красотой.  Впрочем,  природа,
обделяя одним, обязательно дает другое - и сам доктор,  и  его  родственники
как правило преуспевали в жизни и на бедность  не  жаловались.  Одновременно
заметил эскулап и услужливость Стирпайка - едва только он смекнул, что  Ирма
хочет посидеть у камина, так сразу  метнулся  в  угол  и  придвинул  к  огню
глубокое кресло, в котором всегда приятно подремать.
   - Они не встречаются. Я говорю, что они  не  встречаются,  -  бесстрастно
проговорила Ирма, наливая себе кофе.
   Удивительно, что госпожа Прунскваллер знала обо всем, что  происходило  в
Горменгасте, хотя была близорукой.
   Доктор, как раз направлявшийся в соседнее кресло с чашкой кофе, удивленно
остановился на полдороге.
   - Дорогая, о чем это ты? О несходстве характеров, что ли? Или еще о  чем?
Может, о душах, жаждущих супружества? Ха-ха-ха! Или еще о чем? Я не понимаю,
сестрица, просвети меня.
   - Не говори ерунды, - сердито сказала леди Ирма, - а  посмотри  лучше  на
занавески. Я говорю - взгляни на занавески!
   Врач повернулся и изучающим взглядом уставился на окно:
   - Ну и что? Обычные занавески. Во всяком случае, я не вижу в  них  ничего
противоестественного. Все, как и должно  быть:  одна  штора  справа,  вторая
слева, ха-ха... Я абсолютно уверен, что все так и обстоит на самом деле!
   Ирма, надеясь,  что  Стирпайк  смотрит  именно  на  нее,  изящным  жестом
поставила кофейную чашку на поднос и сказала капризно:
   - Но ты посмотри в середину, глянь в центр, говорю!
   В голосе женщины  послышались  торжествующие  нотки,  и  кончик  ее  носа
покраснел от напряжения.
   - Ну и что? Их разделяет пустое пространство. Пробел, так сказать.
   - Ну тогда восполни его!  -  сердито  воскликнула  леди  Ирма,  грациозно
откидываясь на спинку кресла и глядя украдкой в сторону Стирпайка.  Впрочем,
тут даму постигло разочарование: юношу абсолютно не интересовали философские
тонкости разговора брата и сестры Прунскваллер,  так  что  он  со  скучающим
видом смотрел в окно.
   Сам доктор, подойдя к окну, где, по выражению его сестры,  занавески  "не
встречаются", мощным  взмахом  руки  плотнее  запахнул  шторы.  После  чего,
подойдя к столу,  позвонил  в  изящный  серебряный  колокольчик.  Откуда  ни
возьмись, появился повар.  Он  ловко  собрал  на  бронзовый  поднос  остатки
трапезы и величественно удалился.
   И тут же снаружи послышались резкие женские голоса.
   - Только на минуточку, на одну минуточку, - говорила одна  из  женщин,  -
коли уж по дороге, то обязательно  нужно  заскочить  в  гости.  Сразу  нужно
предупредить, что мы ненадолго. Ну конечно, только на минуту!
   Впрочем, несмотря на один и тот же тембр, невозможно было  поверить,  что
один и тот же человек мог говорить такое количество  слов  одновременно,  не
переводя при этом дух. По логике вещей,  говоривших  должно  было  быть  как
минимум двое.
   Услышав восклицания за дверью, доктор  Прунскваллер  вскочил  с  места  и
взволнованно всплеснул руками.
   Стирпайк тоже слышал голоса, но ему они ни о чем не говорили. Хотя за  то
время, которое он волею  судьбы  прожил  под  крышей  доктора,  юноша  вовсю
пользовался  свободным  временем  и  как  следует  обозрел  все  более-менее
доступные  ему   уголки   Горменгаста.   Стирпайк   с   рождения   отличался
наблюдательностью, так что теперь его память  была  набита  разной  полезной
информацией.
   И тем не менее юноше показалось, что  только  что  выпитое  красное  вино
ударило ему в голову. Дело в том, что Стирпайк  настолько  был  уверен,  что
знает всех основных сколько-нибудь влиятельных  обитателей  замка,  что  при
виде вошедших в комнату леди Коры и  леди  Клариссы  он  потерял  дар  речи.
Стирпайк готов был поклясться чем угодно, что  прежде  не  только  не  видел
обеих женщин, но даже и не подозревал об их существовании. Сестры были одеты
в свои повседневные платья цвета бордо.
   Первым опомнился доктор.
   - Рад видеть вас, ваши сиятельства, - поклонился  он,  элегантным  жестом
прижимая руку к сердцу, - сразу  же  спешу  выразить  вам  свою  глубочайшую
признательность, что вы своим  присутствием  решили  украсить  наш  скромный
досуг. Э-э-э... Ну что же вы стоите, в  самом  деле?  Проходите,  проходите!
Ирма, сокровище мое, принимай гостей! Я чувствую себя вдвойне  счастливым...
Почему вдвойне? Потому что вы обе решили  почтить  нас  своим  блистательным
присутствием.  О,  вы  просто  не  можете  представить  себе  глубину  моего
восторга!
   Прунскваллер   был   многоопытным   человеком   -   как   и    полагается
высокооплачиваемому доктору, состоящему при дворе сановных особ, - и  потому
знал он также и то, что только часть произносимых окружающими слов достигает
слуха сестер лорда Сепулкрейва, потому врач старался обильно  уснащать  свою
приветственную  речь  самой  вычурной  лестью,  зная,  что  не  привыкшие  к
излишнему вниманию близнецы тотчас клюнут на нее.
   Леди  Ирма  мгновенно  поднялась  с  кресла  и,  приветственно  распахнув
объятия, понеслась навстречу посетительницам.
   - Это моя сестра Ирма, - между тем продолжал сыпать любезностями  доктор,
- впрочем, что это я? Вы, должно быть, уже знакомы. Что будут пить уважаемые
сударыни? Кофе? Разумеется, кофе. Или вина? Почему бы вам  не  выпить  вина?
Какой сорт вы предпочитаете?
   Но сам Альфред Прунскваллер и его сестра уже  успели  заметить,  что  обе
аристократки не слушают приветственных речей, а смотрят на Стирпайка.  Самое
удивительное было то, что они смотрели на юношу  даже  не  взглядами  людей,
созерцающих стену, а скорее единым  взглядом  стены  на  стоящих  подле  нее
людей.
   Стирпайк, уже давно сменивший истрепанные поварские  одежды  на  скромный
черный  кафтан  из  добротной   ткани,   подошел   и   смиренно   поклонился
аристократкам.
   - Сударыни, - сказал  он  почтительно,  -  вы  просто  не  представляете,
насколько это большая честь для меня - проживать  под  одной,  так  сказать,
крышей  с  вами!  Столь  добросердечная  атмосфера,  к  поддержанию  которой
прикладываете так много усилий и вы, просто заставляет цвести мою душу! Если
вдруг я зачем-нибудь понадоблюсь вам, всегда готов услужить...
   Кларисса повернулась  к  сестре,  но  по-прежнему  не  спускала  глаз  со
Стирпайка:
   - Говорит, что счастлив жить под одной крышей с нами...
   - Под одной крышей, - вторила ей Кора, - именно это он и говорит.
   - Но я не пойму, - нахмурилась Кларисса, - при чем тут крыша? И на что он
намекает?
   - Да брось ты, - урезонила ее сестра, - нечего цепляться к словам!
   - И все-таки мне очень нравятся крыши, - мечтательно протянула  Кларисса,
- скорее всего потому, что они находятся сверху  домов,  то  есть  они  выше
всего.  Послушай,  Кора:  должно  быть,  нам  обеим  нравятся  крыши.  Крыши
находятся высоко, как власть предержащие. А ведь мы так хотим власти...
   - Верно, дорогая, - согласилась леди Кора, - как всегда,  ты  права.  Нам
должно  нравиться  все,  что  так  или  иначе  возвышается  над   остальным.
Разумеется, оно не должно затрагивать при этом наши интересы.  Кон