Брайан Олдисс.
    Малайсийский гобелен


     OCR: Олег (akaziggy@yahoo.com)



КНИГА ПЕРВАЯ

ШАРЛАТАНЫ НА ФОНЕ ГОРОДСКОГО ПЕЙЗАЖА

     От поднимавшегося с улицы и вползавшего в окно дыма очертания предметов
становились зыбкими и неясными.
     В  районе  Старого  Моста  всегда  пахло  свежераспиленной  древесиной,
специями, едой, отбросами из сточных канав и ладаном, курящимся на углу, где
устроился  местный колдун  по  прозвищу  Черное Горло.  Теперь же  явственно
ощущался еще и запах тлеющего дерева. Видимо,  торговец опилками в очередной
раз освобождался от лишнего товара.
     Я подошел к окну и выглянул наружу.
     Улица Резчиков-По-Дереву  была заполнена более обычного и  пульсировала
утренней  жизнью: постоянные обитатели,  носильщики,  нищие, прихлебатели  -
делали все возможное  и невозможное,  чтобы помешать либо помочь  (это  было
неясно) шествию шести толстых темнокожих людей в тюрбанах. Сопровождавшие их
слуги несли балдахины, которые предназначались не столько для создания тени,
поскольку  летнее солнце в эти утренние часы пригревало еще не очень сильно,
сколько для того, чтобы чем-то выделиться из окружающей толпы.
     Дым поднимался от  места,  где  расположился  торговец  золой,  усердно
сжигавший  уличный  мусор. Одного  хорошего  вдоха  было достаточно, чтобы я
отпрянул от оконной рамы.
     Темнокожие  жители Востока, очевидно, сошли на берег  с триремы, только
что прибывшей в порт. Между крышами Сатсумы были видны ее свернутые паруса.
     Я натянул голубые сапоги, сшитые  из настоящей  крокодиловой кожи; пара
черных сапог была заложена в ломбарде и, по всей вероятности, еще  некоторое
время  должна  будет  там  оставаться.  Я  направился на улицу,  намереваясь
поприветствовать наступивший день.
     Когда я спускался по скрипучей лестнице, то столкнулся  со своим другом
де  Ламбантом.  Он  поднимался  навстречу мне, потупив  взор.  Казалось,  он
пересчитывает ступени. Мы поздоровались.
     - Ты ел, Периан?
     - Конечно.  Уже  несколько часов только этим и занимаюсь.  Я отобедал у
Труны. Гвоздем программы был голубиный пирог.
     - Ты ел, Периан?
     - Сегодня еще нет, если ты  отказываешься поверить в голубиный пирог. А
ты?
     - По дороге мне попалась горячая  коврижка,  лежавшая без присмотра  на
подносе булочника.
     - В порту новый корабль. Может, посмотрим на него по пути к Кемпереру?
     -  Думаешь,  это принесет  нам  удачу?  У меня сегодня плохой гороскоп.
Возможна  встреча с  женщиной. Сатурн  колеблется,  а  все остальные  звезды
против меня.
     - А я в такой степени на мели, что не могу даже заплатить Черному Горлу
за благословение амулета.
     - Чудесно, когда нет нужды беспокоиться о деньгах. Мы шагали в  хорошем
расположении  духа. "Цвет потертого костюма  выдает в де Ламбанте актера", -
подумал я. В остальном же Гай де Ламбант достаточно приятный парень. У  него
темные,  проницательные  глаза, быстрый ум и острый язык. Он  крепко сбит  и
ходит важно, с большим  достоинством - в тех  случаях, когда  помнит о своей
походке. Следует  признать,  что Гай отличный  актер,  хотя  ему не  хватает
преданности профессии. Гай  идеальный друг. У него много свободного времени,
он беззаботный, тщеславный, распущенный, готов на любые  проделки.  Когда мы
вдвоем, мы всегда веселимся, что могут подтвердить многие женщины Малайсии.
     -  Возможно, Кемперер угостит нас завтраком, даже если у него  нет  для
нас никакой работы.
     - Это зависит  от его настроения,- сказал де  Ламбант,- а также  от  Ла
Синглы и ее поведения.
     Я промолчал. Мы немного ревновали супругу  Кемперера - Ла Синглу - друг
к другу. Поззи Кемперер - великий импресарио, один  из лучших  в Малайсии. И
Ламбант,  и я состояли в его труппе уже почти два года. Отсутствие  работы в
настоящее время не было для нас новостью.
     По набережной  сновали толпы людей: босые мужчины с  оголенными торсами
выбирали канаты, тянули лебедки, перетаскивали ящики. Шла разгрузка триремы.
Кто-то из зевак  с удовольствием сообщил нам, что  судно прибыло в  верховье
реки Туа  из  района  Шести  Лагун  и  доставило западные  товары. Оптимисты
полагали, что на судне привезли скульптуры, пессимисты говорили о чуме.
     Когда мы подошли, группа таможенников в треуголках спускалась на берег.
Они  искали запрещенные  товары, то  есть любые новые вещи, которые могли бы
расстроить приятное и неторопливое существование в Малайсии. Лично я одобрял
их миссию.  Несмотря на шляпы  и форму, они  походили на разношерстный сброд
потрепанных  жизнью  людей - один хромал,  второй  почти ничего не видел,  а
третий, судя  по внешнему виду, был хромым, слепым и в стельку пьяным. Мы  с
Гаем наблюдали  подобные сценки с детства.  Корабли,  приходящие  с Востока,
представляли собой более интересное зрелище, чем суда с Запада, поскольку на
них часто привозили экзотических животных и черных рабынь.
     Глянув на палубу, я заметил странного старика.
     Снасти мешали рассмотреть его как следует, но через минуту  он сошел по
трапу, держа под  мышкой  ящик.  Старик был  сгорблен и сед.  И хотя  он  не
являлся членом команды триремы, что-то в его облике  говорило об иностранном
происхождении.  Я  был уверен,  что мы уже  где-то встречались. Несмотря  на
теплый день, старик был одет в рваную меховую куртку.
     Меня поразило сочетание  восторга  и  осторожности,  написанное  на его
бородатом лице, и я попытался придать своему лицу такое же выражение. Старик
энергично  направился в район  Старого Моста и пропал из  виду. Город  кишел
странными типами.
     По  дороге  проезжало  несколько  экипажей.  Когда  мы  с де  Ламбантом
повернули в  город, нас поприветствовали  из какой-то кареты. Дверь  экипажа
открылась,   и  я  увидел   свою  сестру  Катарину,   которая  одарила  меня
очаровательной улыбкой.
     Мы тепло  обнялись. Ее экипаж  был одним из самых  бедных. Сестра вышла
замуж за человека из разорившейся семьи, но тем не  менее была аккуратна как
всегда. Ее длинные темные волосы, туго стянутые назад, перетягивала лента.
     - Кажется, вам совсем нечем заняться,- сказала она.
     -  Отчасти - это естество, отчасти - притворство,- ответил де Ламбант.-
Но наши мозги активно работают, по крайней мере,  мои. Я не могу ручаться за
твоего бедного братца.
     - У меня сейчас более активен желудок. Что привело тебя сюда, Катарина?
     Она печально улыбнулась и опустила глаза, словно что-то рассматривая на
булыжной мостовой.
     -  Можно сказать, что скука. Я приезжала к капитану  судна узнать, есть
ли новости от Волпато, но, увы, для меня ничего нет.
     Волпато  -  супруг  Катарины - чаще отсутствовал, чем находился дома. И
даже  когда Волпато возвращался в город, он  обычно был замкнут и углублен в
себя. И де Ламбант, и я попытались утешить Катарину.
     - Вскоре придет еще один корабль,- заметил я.
     - Мой  астролог обманул меня. Я направляюсь в собор произнести молитву.
Вы поедете со мной?
     -  Наш творец  в  это  утро  -  Кемперер, сестренка,- ответил  я.- И он
создаст  или погубит нас. Иди и исполни роль нашей  Минервы. Вскоре я навещу
тебя в твоем убежище.
     Я сказал это небрежно, пытаясь воодушевить ее.
     Катарина, озабоченно взглянув, ответила:
     - Не забудь своего обещания. Вчера вечером я навестила отца и сыграла с
ним партию в шахматы.
     -  Ишь ты,  у него есть еще  время для игры  в  шахматы!  Он  же совсем
закопался  в  своих  древних книгах. "Исследование  конвергенции",  а, может
быть, "конгруэнции" или "дивиргенции". Кажется, я никогда не смогу запомнить
разницу  между  "Высокой  религией  и  Естественной  религией,  митраизмом и
ноздрями епископа".
     - Не смейся над  отцом,  Периан,- мягко сказала  Катарина, поднимаясь в
экипаж,- его работа очень важна.
     Я  красноречиво  развел руками и склонил голову набок, всем своим видом
демонстрируя раскаяние и согласие.
     -  Я люблю старика  и знаю, что его  работа, действительно,  важна. Мне
просто надоело выслушивать его нотации.
     Когда мы  с де Ламбантом  шли вдоль набережной в направлении Букинторо,
он заметил:
     - Твоя  сестра  - голубка  в сером платье. Она очень соблазнительна.  Я
должен навестить  ее одинокое  убежище в  какой-нибудь из ближайших вечеров,
хотя ты это не одобряешь. Впрочем, как и ее муж.
     - Не касайся моей сестры даже в мыслях.
     Мы начали говорить о сестре де Ламбанта  - Смаране, чья свадьба  должна
была  состояться через  пять  недель. Мысль о трехдневном семейном празднике
воодушевила нас и  не  в  малой степени  потому, что  обе  семьи,  связанные
родственными   узами,   Ламбанты  и   Орини,  пригласили  труппу   Кемперера
участвовать в  празднике  на второй  день торжества.  По крайней мере  у нас
будет работа.
     -  Мы сыграем такую  комедию, которую долго будут помнить  все гости. Я
готов даже упасть с лестницы ради веселья гостей. Он толкнул меня в бок:
     - Молись, чтобы мы раздобыли пищу до этой даты, иначе станем актерами в
театре теней. Вот и рынок - давай разбежимся!
     Рынок фруктов находился в конце района Старого Моста.
     В эти утренние часы  он был до отказа  заполнен покупателями и гудел от
споров, слухов и ос, размером с большой  палец. Мы двигались  быстрым  шагом
между прилавками, уклоняясь от покупателей и  огибая столбы. Встретившись на
другом конце базара, мы  рассмеялись. Наши  карманы  были полны  персиков  и
абрикосов.
     - Это стоит целого рабочего дня.- Сказал де Ламбант, пережевывая мякоть
персика.- Зачем идти к Кемпереру? У него  ничего для нас нет. Давай навестим
Труну и выпьем. Возможно, там будет и Портинари.
     - Нет,  пойдем проведаем старика.  Пусть увидит,  как мы исхудали из-за
того, что нам негде играть.
     Он толкнул меня в грудь и высокопарно произнес:
     - Я не играю, я живу на сцене!
     - Я, конечно, не должен об этом говорить, но все же мне не понятно, как
терпят тебя женщины, когда ты заводишь с ними свои жалкие любовные игры...
     У входа в дом ростовщика стоял древний маг и колдун  по  прозвищу  Глас
Народа. Он всегда устраивался у ступенек в дом  ростовщика, когда знаки неба
были  благосклонны. Он занимался этим с тех дней, когда моя мать  еще носила
меня на спине. У него  было такое же блудливое выражение лица, как у  козла,
привязанного к столбу, такие же желтые глаза, такая же  редкая бороденка. На
железном  алтаре  мага  поджаривалась  высушенная  змея.  Вещества,  которые
разбрызгивал колдун, отдавали типичным для естественной религии запахом. Мой
священник, Мондаро, характеризовал его презрительно - Зловоние Малайсии.
     Спрятавшись  в тень навеса, с  магом беседовал  сгорбленный  человек  в
меховой куртке.  Что-то  необычное в его  позе  и  манере прижимать  к  боку
коробку привлекло мое внимание. Казалось, он был готов в любой миг рвануть с
места и мчаться, обгоняя собственные ноги. Я сразу же  узнал в нем человека,
сошедшего с триремы.
     Рядом стояли  местные  жители,  ожидавшие своей очереди  побеседовать с
Гласом  Народа. Когда  мы  проходили  мимо, маг'  бросил какой-то порошок  в
горячий пепел алтаря. Порошок мгновенно вспыхнул ярким  желтым пламенем. Мое
внимание было привлечено  огнем и  янтарным взглядом  мага. Он поднял руку и
поманил меня пальцем. Я толкнул де Ламбанта.
     - Ему нужен ты.
     Он толкнул меня сильнее.
     - Это тебя, молодой герой. Вперед, узнай свою судьбу.
     Я сделал шаг к  алтарю,  вонючий дым попал мне  в горло и мешал дышать.
Закашлявшись, я едва расслышал единственную фразу мага: "Если будешь  стоять
спокойно, то сможешь действовать совершенно".
     - Спасибо, господин,- ответил я. Затем  повернулся  и поспешил вслед за
де Ламбантом,  который удалялся  быстрым  шагом. У меня не  было ни  единого
динария, чтобы заплатить за совет, хотя советы ценятся в Малайсии высоко.
     - Гай, как ты думаешь, что значит эта фраза:  "Стой спокойно,  действуй
совершенно"? Я  полагаю,  это обычное предупреждение против  перемен.  Как я
ненавижу обе религии.
     Де Ламбант глубоко вонзил зубы в персик, затем произнес тоном ученого:
     - Очень  типичная ненависть к новому, присущая нашей эпохе, дорогой  де
Чироло,  одна  из  опасностей  жизни  при  геронтократии...-  и   неожиданно
продолжил: - Нет, болван, ты хорошо знаешь, что имел в виду старый козел. Он
разбирается в  драме лучше,  чем ты подозреваешь,  и  надеется своим советом
излечить тебя от привычки важно разгуливать по сцене, привлекая на себя свет
рампы.
     Мы   начинали   ссориться,  когда  кто-то  схватил  меня  за  рукав.  Я
повернулся,  ожидая увидеть  карманников, но  передо  мной  стоял  старик  в
меховой куртке, сжимая под рукой ящик. Он  тяжело дышал, рот его был открыт,
и мне были видны сломанные  зубы.  Весь  его вид настораживал, а особенно  -
цвет глаз. Голубые глаза редко встречаются в Малайсии.
     -  Господа, извините за беспокойство.  Я полагаю, вы младший Периан  де
Чироло?
     Он говорил с акцентом.  Я подтвердил, что я - это я, и предположил, что
моя игра на сцене, возможно, доставила ему наслаждение.
     -  Молодой  человек, я не очень  люблю представления,  хотя сам написал
пьесу, которая...
     - В этом случае,  господин, не знаю как ваше имя, я вам не пригожусь. Я
актер, а не импресарио, поэтому...
     -  Извините, но  я не  собирался просить об услуге,  я хотел предложить
свою.
     Он с достоинством поправил куртку, с нежностью прижав к себе ящик.
     -  Мое имя - Отто Бентсон. Я не из Малайсии,  а с Севера, из Толкхорна.
Превратности  судьбы и напасти, преследующие  бедняков и делающие  их  жизнь
проклятием, привели  меня сюда несколько лет  тому назад.  Я верю в  то, что
только бедняк поможет бедняку.  Именно поэтому я хочу предложить вам работу,
если вы сейчас свободны.
     - Работу? Какую?
     Лицо  старика  стало  очень суровым  -  передо  мной  стоял незнакомец,
рассматривавший меня с видом человека, совершившего непростительную ошибку.
     - Работу по профессии,  конечно. Роль в пьесе,- сказал он сквозь зубы,-
если ты сейчас свободен, я предлагаю тебе работу с моим заноскопом.
     При  взгляде  на   Отто  Бентсона  моя  решимость  никогда  не  стареть
укрепилась в очередной раз.
     -  Возможно, у вас  найдется работа и для моего доброго  друга, Гая  де
Ламбанта, который почти так же знаменит, молод, беден и искусен, как и я?
     Де Ламбант добавил:
     - Один бедняк помогает одному бедняку или может помочь сразу двоим?
     На это старик ответил, что в его скромный замысел вписывается лишь один
человек.  Кроме  того,  и маг по прозвищу  Глас  Народа,  и личный астролог,
основываясь на своих предчувствиях, указали, что  бедняком,  которому  нужно
помочь, является мастер Периан де Чироло.
     Я спросил, что такое заноскоп - театр, что ли?
     - У меня  нет театра.- Старик понизил  голос, придвинулся  ко мне, став
между мной и де  Ламбантом, взял  меня за пуговицу и тихо произнес:  - Я  не
хочу говорить на улице.  У меня много врагов, а у государства везде  глаза и
уши. Приходи в  мое бедное жилище  и увидишь сам, что  я тебе предлагаю. Это
имеет отношение  скорее  к  вечному, чем к суетному.  Я остановился недалеко
отсюда, по  другую сторону собора  св. Марко, в  постоялом  дворе  на  улице
Выставок,  у  таверны  "Темный глаз".  Приходи  и увидишь сам,  сбываются ли
предсказания.
     Позолоченный экипаж, прогромыхавший слишком близко, дал мне возможность
отодвинуться от старика и не потерять при этом пуговицу.
     -  Возвращайтесь  в  свою  таверну  и  к своему  постоялому  двору, наш
почтенный друг. У нас есть другие дела, не  имеющие отношения к заноскопам и
звездам.
     Он стоял передо мной, крепко сжав ящик под мышкой,  прикусив  губы. Его
лицо ничего не выражало: ни разочарования, ни гнева. Лишь рассеянный взгляд.
Казалось,  он делал обо мне  запись в канцелярской книге,  хранящейся в  его
голове. Мы продолжили путь.
     -  Тебе  следовало бы сходить и  узнать, что старик  может  предложить.
Никогда не упускай случая выдвинуться,- заметил де  Ламбант.-  По  лохмотьям
видно, что он богатый скупердяй.
     Возможно, старик удрал из Толкхорна, прихватив сокровища города.
     Подражая акценту Бентсона, выдававшему в нем северянина, я повторил его
фразу:
     -  У меня есть враги, а у государства  - глаза и уши... Может быть,  он
прогрессист или кто-то еще в этом роде. Я точно определяю людей, Гай. Поверь
мне,  старый притвора не предложит ничего, кроме повышенной  цены  на редкий
товар.
     - Может, ты и прав.
     - Никогда не слышал, чтобы ты признавал это раньше. Де Ламбант выплюнул
косточку персика прямо в сточную канаву.
     - Я тоже достаточно точно оцениваю  людей и считаю,  что Поззи Кемперер
не предложит  нам ничего, не считая пинка под зад, если мы покажемся  в  его
доме сегодня. Последую-ка  своему первоначальному намерению и пойду к Труне.
Там должен  быть и Портинари, если  только  он выпросил прощение  у отца.  И
Кайлус,  если  его  пощадили  быки.  Моя дружба  с Кайлусом  становится  все
прочнее, благослови меня Господь. Пошли со мной.
     - Но мы же решили идти к Кемпереру. Его лицо приняло дерзкое выражение.
     -  А  сейчас  я передумал. Я знаю, твое единственное желание -  увидеть
жену  Кемперера.  Она  предпочитает тебя  мне, так  как  близорука,  чертова
девчонка. Увидимся вечером у Труны?
     - Что кроется за вашей неожиданной дружбой с Кайлусом? Кайлус Нортолини
был  молодым человеком со  множеством  сабельных шрамов  и  любовных  побед,
однако его надменный вид был не всем по вкусу.
     Склонившись  в  подобострастной  позе  нищего  с  протянутой  рукой, де
Ламбант произнес:
     -  У  Кайлуса  всегда  есть  деньги,  и он  щедр. Он  любит производить
впечатление, а я очень впечатлителен.
     Рука нищего приняла форму лапы с выпущенными когтями, голос изменился:
     -  И у  меня сложилось впечатление, что сестра Кайлуса,  Бедалар, очень
красива и щедра. Я встретил ее и Кайлуса вблизи от Арены. Бедалар зажгла мое
сердце и все остальное.
     С  этими  словами  де  Ламбант  покинул меня,  изменив походку  на  ту,
которая, по его мнению, подобала развратнику, каковым он себя и считал.
     Де Ламбант направился в сторону крытых аркад Дворца Посетителей, я же -
в Благоуханный  квартал,  где жил  наш достойный импресарио. В течение  всех
веков  существования   победоносной   Византии   сюда  прибывали  корабли  с
пряностями. Они  проходили канал Вамонал, где  проворные грузчики разгружали
ароматный груз. В наши дни торговля шла не столь интенсивно, и часть складов
превратилась в жилые дома. За исключением двух человек, играющих на флейтах,
на улице никого не было.
     Я подошел к  дому Поззи Кемперера и назвал себя. В воздухе витал слабый
аромат  кардамона и  гвоздики, напоминавший о  прошедших днях.  Пройти через
двор Кемперера  всегда было  непросто. Он был завален поломанными экипажами,
кусками разбитых скульптур и охранялся рычащими собаками. В клетке, в темном
углу, сидел Альберт, обезьяна-ленивец, которого несколько лет назад привезли
из Нового Света.
     В свое  время  Альберт пользовался большой популярностью и был домашним
любимцем,  однако его приговорили  к заключению в клетке после того,  как он
сильно  удивил Поззи, укусив  его за ягодицу  в  самый неподходящий  момент.
Поззи лежал в постели  в  объятиях примадонны театра. Очевидно,  Альберт  не
смог преодолеть зависть к  своему хозяину. Лакомые  кусочки  со стола господ
больше Альберту не доставались. Теперь он ел вместе с собаками. Кемперер был
злопамятным человеком, да и ягодица заживала медленно.
     Я безошибочно рассчитал время визита. Кофе еще дымился на столе. Стулья
были отодвинуты, Кемперер и его жена репетировали за прозрачной занавеской в
дальнем  углу  комнаты.  Некоторое  время  я  стоял в  тени, наблюдая  за их
фигурами,  которые  отчетливо  выделялись  на  фоне проникающего  через окно
с