ком
быстро.
   Окружающая  его  публика  уже  претерпела  основательный  отбор.  Кто
покрепче, давно подался в крутари, блюстители, гардейцы. Кто энергичней,
заделался Управителем или частником или же вовсе  убрался  из  губернии.
Последние, видимо, были и самыми прозорливыми, ибо как тяжко ни пришлось
на новом месте,  здесь  им  досталось  бы  куда  сильней.  В  крепостных
задержались  не  лучшие  представители  вида  Последняя  дюжина  лет  не
прибавила им достоинств.
   Несмотря на призывы властей, население города неуклонно сокращалось -
даже быстрей, чем старели дома и техника. И слава богу,  иначе  ко  всем
сложностям добавился бы  дефицит  транспорта  и  жилья.  А  так  закрыли
подземку  (а  сколько  еще  можно  над  ней  измываться?)  -  и  ничего,
обходимся. Теперь под землей, на  станциях  и  в  заброшенных  тоннелях,
говорят, поселились изгои (бедняги, чем они там дышат - с отключенной-то
вентиляцией) и расплодились  гигантские  крысы:  каждая  -  величиной  с
хорошего пса. Еще ходили слухи о некоем подводном  озере,  раскинувшемся
глубоко  под  городом,  в   котором   якобы   обитали   чудища,   сродни
лох-несскому. Но те, кто имел несчастье на  озеро  натолкнуться,  и  те,
кому они успели о нем рассказать, не жили долго - во всяком случае, ни с
одним из таких Вадим не встречался, хотя разыскать  пробовал:  любопытно
же! А вдруг тут и вправду что-то кроется?
   На этот раз обошлось без поломок, аварий,  дорожных  пробок  (снежных
заносов, смерчей, цунами), и транспорт достиг КБ вовремя  -  к  немалому
разочарованию здешних придверных. Лишившись на проходной паспорта, Вадим
поднялся тремя этажами выше, ткнулся в знакомую  дверь.  И  притормозил,
озираясь.
   Служителей лаборатории - пару десятков спецов и нескольких  трудяг  -
поместили в одну просторную комнату, заставленную  столами  и  стендами.
Все уже были в сборе, и  в  воздухе  стоял  неумолчный  гул:  сотрудники
обменивались свежими впечатлениями,  приходили  в  себя  после  утренней
гонки на службу, готовились к чаепитию под домашние заготовки. О  работе
пока  не  помышляли,  только  Оросьев,  неопрятный  костлявый  человечек
средних  лет,  оправдывая  статус  народного   бдителя,   с   увлечением
обзванивал подшефных, чтобы затем потребовать у опоздавших объяснения. А
между  звонками  собирал  подписи  под  очередной  кляузой,   обличающей
фривольности вчерашней Программы: контролировать - так уж всех!..
   Негромко  поздоровавшись,  Вадим  пробрался  в  свой  укромный  угол,
отгороженный  от  прочего  объема  фанерными  щитами,  согнал  с  кресла
молоденькую лаборантку, уже пристроившуюся там с вязаньем, и  облегченно
расселся, вытянув под столом ноги.  В  общих  чаепитиях  он  участия  не
принимал,  а  свое  утреннее  яблоко  уже  слопал.  Вообще  от  дружного
лабораторского коллектива Вадим держался на удалении, и к  этому  успели
привыкнуть. К сожалению, приглушить громкость некоторых голосов было  не
так просто, как выключить тивишник.
   - Слыхали? - зычно вопрошала Нонна. - Нынешней ночью еще одну  шлюшку
кончили!  -  Морщась,  Вадим  потянулся  к  наушникам.  Сия  габаритная,
немолодая уже дама создавала половину шумового фона лаборатории, обладая
лексиконом и резкостью суждений кормушечной раздатчицы, хотя на сей  раз
тема оказалась занятной:
   - Опять, говорят, разорвали в мелкие клоки, а по всем кускам -  следы
страшенных когтей. Во как, сограждане: нашлась наконец  на  них  управа!
Ходят, понимаешь, чуть не голыми, титьками трясут, задами вертят...
   - А вам и  завидно?  -  задорно  вступила  юная  Асенька,  всегдашняя
оппонентка Нонны. - Для вас же любая молоденькая кралечка - шлюха!
   - Это селедка вроде тебя -  кралечка?  -  с  пренебрежением  фыркнула
Нонна, выпячивая пышный бюст. - Сначала хотя бы замуж выберись,  фифа!..
Я что скажу, - продолжала она, обращаясь к остальным, -  давно  пора  за
них взяться. Распустились, дальше некуда: на мужиках виснут,  не  успели
познакомиться - в койку. Теперь у них гонору поубавится!..
   Кажется, подобная перебранка и называлась у  большинства  "общением".
Словно у склочных, однако прилипчивых шавок, подсовывающих любимую кость
"предполагаемому противнику", чтобы возник повод полаяться всласть.
   Не слушая  больше,  Вадим  включил  музыку  и  погрузился  в  работу.
Все-таки он  решил  взяться  за  приемник,  нацеленный  на  то  "светлое
настоящее",  диалоги  из  которого  иногда  подслушивал.  Конечно,  мало
шансов, что там его ждут, но вдруг? Если существует  общепланетная  сеть
незаурядов, может, и он достоин в  нее  войти?  А  что  до  пресловутого
прерывателя, так это, в общем, баловство подождем, человечество без него
не обеднеет. На крайний случай сойдет и гипноз.
   Итак, попробуем углубиться в себя еще раз - ведь тут сокрыто  столько
тайн! Что я ощущал, когда погружался  мысле-облаком  в  тивишник?  "Свет
мой, зеркальце, скажи..." Именно что зеркало! - вдруг сообразил Вадим. Я
сидел  перед  отсвечивающим  экраном  и  словно  наблюдал  на  нем  свои
отражения, зажившие в Зазеркалье собственной жизнью. Либо они и  вправду
плоды моей неуемной фантазии, либо те парни настолько схожи со мной, что
облако без  особенной  настройки  отзывается  на  их  послания  -  точно
естественный резонатор.  Столь  мощный  телепатический  посыл,  что  уже
выходит на сознательный уровень. Но даже при полном подобии он возможен,
только когда души соприкасаются оболочками... либо когда запускают  друг
в друга корни. А в чем дело тут: только  ли  в  сходстве  или  еще  и  в
усилении сигналов? И каким должно быть умение,  чтобы  пробиться  сквозь
наш мир? Сколько я знаю, здешняя среда  не  пропускает  мысли  -  только
отзвуки эмоций.
   Однако  там,  перед  экраном,  присутствовало  еще  кое-что:  стойкое
ощущение чужого взгляда - действительно чужого, даже враждебного. Может,
пока я играю в свои  бирюльки,  кто-нибудь  наблюдает  за  мной  оттуда,
прикидывая: а не пора ли взять сего шустрика в оборот? И с теми ребятами
он даже близко не стоял - просто так уж совпало в колдовском Зазеркалье:
я вылавливаю одних, а кто-то ловит меня. То есть не одного меня, но всех
вольнодумцев,  застигнутых  у  тивишных  экранов.  Эдакий   тысячеглазый
страж-демон на службе у режима. Бред!..
   Однако с тивишниками явно не все в порядке. Начать с  того,  что  ими
заменили прежние телевизоры,  причем  повсеместно.  Собирали  у  граждан
приемники,   якобы   для   перенастройки,   затем   возвращали   -   уже
модернизированными, с фиксированной частотой и без  лишних  регуляторов.
Из новых деталей добавилась  единственная  -  прилепленная  к  экрану  и
залитая в такой прочный пластик, что его не брал даже  алмаз.  Отключить
ее было нельзя, поскольку тогда летела и трубка, однако реального смысла
во вставке не мог обнаружить ни один  нормальный  спец.  Предполагалось,
она улучшает качество приема, -  но  поди  проверь!  Зато  электричества
вставка  потребляла  несуразно  много,  оставаясь  при  этом  безмятежно
прохладной, - будто преобразовывала его в иную энергию, не теряя  ничего
на тепло. "Может, в ней все дело?" -  думал  Вадим.  И  без  вставки  не
возникло бы ни видений, ни ощущений? Как же она действует, интересно,  -
как улавливатель телепатем? Или это и есть та самая дверца в  неведомое?
Жаль, что ее нельзя вскрыть... и  неспроста,  видимо.  Этот  секрет  для
узкого круга, а значит, готовится очередная пакость.
   Увлекшись, Вадим не сразу заметил,  что  единственный  выход  из  его
замечательной берложки перекрыт грузным телом. Перед  ним  стоял  Толян,
душка лабуправ, и бесшумно шлепал мягкими губами. Некоторое время  Вадим
с неудовольствием созерцал его, затем все-таки снял наушники. Но и тогда
смысл слов, слетавших с энергично шевелящихся  губ,  дошел  до  него  не
сразу:  быстро  переключаться  Вадим  не  умел.  И  чем  глубже   бывало
погружение, тем дольше приходилось всплывать. Наконец он разобрал:
   - ...чего со мной делаешь, а? Сидел бы тихо, как все,  -  неужто  так
трудно? Сколько раз тебя прикрывал, помнишь?
   - А? - тупо откликнулся Вадим - как  бы  издалека,  еще  не  вынырнув
толком. - Чего?
   - Прикрывал я тебя? - переспросил Толян.
   С покаянным вздохом Вадим подтвердил:
   - Как же - было.
   - И сколько можно? То на  песенный  фестиваль  тебя  вызывают,  то  с
домовыми цапаешься... А знаешь, чего сказал про тебя Управитель?
   - Что? - послушно спросил Вадим.
   - Пусть, говорит, ваш самородок на Студии  отоваривается,  раз  такой
исключительный, но только я - это он  говорит  -  только  я  про  такого
студийца что-то не слыхивал!
   История повторяется, с усмешкой подумал Вадим, один в один.  Господи,
какие же они все-таки одинаковые!
   - Так пусть и по...
   - Слушай, не высовывайся, прошу тебя! - сказал Толян. -  Я  ж  всегда
тебя подстрахую, только не нарывайся, живи смирно.
   - А кто против?
   - Может, тебе заняться нечем? Так давай подброшу работенку, и даже не
очень пыльную. Чего б ты хотел разработать?
   - Да что тут можно разработать, Толик? - усмехнулся Вадим. - Мы  ведь
копировщики, будто не знаешь! Передираем с ворованных образцов.
   Действительно, даже такой стимул - изобретать - у спецов отобрали. Не
говоря о материальных. После короткого всплеска энтузиазма, незадолго до
Отделения, в действие  опять  вступил  проверенный  принцип  минимизации
трудовых затрат. Теперь если и делалось новое, то в Институте.  Вот  где
питомник гениев, аж завидки берут, - только где ж их прячут?
   - Но ведь существует уйма безобидных, непредосудительных дел, -  гнул
свое Толян. - Почему, к примеру, тебе не собрать  магнифон  -  с  твоими
руками это...
   - У меня их три.
   - Чего? - опешил Толян.
   - Ну не рук же?
   - Так собери еще. А то я один за всех бегаю! Видишь, - хмыкнул он,  -
даже похудел.
   - А подарить тебе магни?
   - Ну что ты опять, Вадим, - я же серьезно!..
   - Я тоже. Кстати, как  бы  и  магни  вскоре  не  попали  под  запрет:
все-таки размножение информации, пусть звуковой... А  хочешь,  смастрячу
тебе видачок?
   - Этого не хватало! - Толян даже отшатнулся от него. - Между  прочим,
а чем ты занят сейчас? Вот это что? -  Он  с  опаской  ткнул  пальцем  в
незавершенный прерыватель. - Можешь мне объяснить?
   - Могу продемонстрировать. На тебе - хочешь?
   - Иди ты!
   Неуклюже извернувшись, Толян подтащил под толстый зад табурет, грузно
осел. Удивительно, но в лаборатории было тихо - время обеда, что ли?
   - Хочу посоветоваться, - доверительно сообщил Толян. -  Строго  между
нами, ладно?
   Вадим хмыкнул: неужто и этому загорелось согнать вес?  Да  нет,  вряд
ли, - скорее что-нибудь из сферы морали.
   - Выдвигают на повышение, - продолжал толстяк. - Предлагают отдел.
   - А Марчика куда?
   -  В  здешние  под-Управители,  похоже.  Окончательно  переберется  в
"отцы".
   - Н-да, осуществляются мечты.
   - Марчик далеко пойдет - ты был прав. - Толян повздыхал.  -  Так  что
скажешь?
   - Ты же знаешь: чего я не люблю, так это советовать. Решай сам.
   - Но что б ты сделал на моем месте?
   - Эка хватил! На твоем я и лабуправство давно бы послал. Но мне легко
быть принципиальным: у меня дети по лавкам не плачут.
   - А если бы плакали? Ну представь!
   Сегодня Толян был настойчив на удивление - неужто  это  всерьез?  Или
кокетничает?
   - Все равно нет, - твердо сказал Вадим.  -  Лабуправ  -  это  предел.
Дальше в Систему погружаться опасно, рискуешь пропитаться ею насквозь...
Хотя, может, ты этого хочешь? - вкрадчиво добавил он.
   Толян с тоскою вздохнул.
   - Я откажусь, - неуверенно предположил он. - А?
   - Откуда мне знать.
   - С  другой  стороны  я  не  пойду,  ты  не  пойдешь.  А  кто  тогда?
Какой-нибудь проныра? И потом он будет решать за нас?
   - А сейчас, по-твоему, кто решает? Радость  моя,  ты  что,  надеешься
развалить Систему изнутри?  Не  смеши,  она  не  таких  ломала!  Там  же
сплошные Марки - хочешь сделаться одним из них? Конечно, твое право,  но
не жди тут моего благословения. От дерьма  лучше  держаться  подальше  -
старая истина!
   Повздыхав еще, словно для заполнения паузы, Толян спросил:
   - Кстати, не слыхал? На  будущей  неделе  отделуправы  должны  пройти
переаттестацию.
   - И что?
   - Да странно как-то: проводит ее  лично  под-Управитель  при  участии
троих представителей главка, посторонние не допускаются.  К  чему  такая
секретность?
   - Смахивает на посвящение, тебе не кажется? -  предположил  Вадим.  -
Только вот в кого: в рыцарей или в особо доверенных слуг?
   - В слуг? Скорее господ.
   - Зависит от точки зрения. Ежели смотреть на пирамиду  со  стороны...
Интересно все же, какова процедура?
   - Это так важно?
   -  Может  быть,  может  быть.  -  Вадим  и  сам  не   понял,   почему
встревожился. - Так ты хотел совета?
   - Конечно.
   - Даю - в виде исключения, но со всей категоричностью: откажись. Даже
если будут настаивать, угрожать, принимать меры вплоть до разжалования в
спецы. В противном случае потеряешь больше. Много, много больше!
   Вот это было всерьез. Даже и не совет - пророчество. А Толян  был  из
тех немногих, кто  чувствовал  разницу,  -  потому  слегка  струхнул.  В
ошеломлении помолчав, он пробормотал:
   - Что-нибудь еще?
   - Еще? Береги задницу, толстый!
   Толян вспыхнул, словно первоклассник:
   - Издеваешься?
   - Не уверен, - честно ответил Вадим. - Но на всякий случай - береги.
   Толстяк снова вздохнул:
   - Еще и эти кошмары, что Нонка приволакивает на хвосте. По-твоему, за
ними что-то кроется?
   - Предлагаешь "бояться вместе"?
   - Чего? - не понял начлаб.
   - Да был такой мультик, про котенка... Уж очень банален набор в  этих
сюжетах: насилия, увечья, кровь, -  будто  специально  нацелен  щекотать
нервы. Либо  отвлечь  внимание.  А  вообще,  я  Марку  говорил:  посеешь
догматиков, пожнешь маньяков.
   - А что думаешь про оторванные конечности? - Не без  опаски  лабуправ
смерил взглядом Вадимовы массивы. - Вот ты бы смог?
   - Да уж, эти ребята не "разбрасываются", -  засмеялся  тот.  -  Ты  и
представить,  Толян,  не  можешь,  на  что  способны   целенаправленные,
однонацеленные, жестко запрограммированные люди!
   - Не так это! -  вклинился  в  разговор  надтреснутый  голос,  и  над
приборами  поплавком  выпрыгнула   голова   Оросьева,   редковолосая   и
сморщенная, словно у мумии.  -  Все  происходит  от  нездорового  образа
жизни. Вот в сельской местности про такое не слыхали, а все потому,  что
люди физически работают на свежем воздухе, детей ростят,  и  некогда  им
глупостями  заниматься.  У  хороших  служителей  мысли  об  одном  -   о
Крепостном благе. О Семье надо радеть, об отцах и братьях наших, и тогда
все наладится!..
   - Чувствуешь, куда гнет? - усмехаясь, спросил Вадим.  -  Оказывается,
людям приличен только мускульный груд, прочее от лукавого.  А  все  беды
из-за интеллектуалов развелось умников!..  Свежая  мысль,  да?  И  каким
будет следующий шаг?
   Толян неловко и опасливо молчал. Расслабленность  слетела  с  него  в
один миг, а все из-за этого пронырливого жилистого человечка,  дремучего
и невероятно активного, обожавшего встревать в разговоры  и  по  каждому
вопросу имевшего собственное суждение, почему-то  всегда  совпадавшее  с
официальным. И сейчас,  сыто  ковыряясь  в  зубах,  Оросьев  пустился  в
пространные рассуждения, из которых явствовало, что  духовная  продукция
его не интересует совершенно, а стало быть, не нужна, и все кто  в  этой
области подвизается, исключая, может, немногих, - паразиты и нахлебники,
объедающие народ. И лучше бы отправить их  в  селькоммуны,  чтобы  стали
приносить настоящую пользу, и уж  тогда  проднормы  точно  возрастут,  а
честным труженикам нужно как раз это, а не всякие там х-химеры!..
   - Оросьев, - с любопытством спросил Вадим, - ты и так жрешь за  двоих
куда это в тебе девается? Глистой был, ею остался. Или как в  той  байке
про сыновей - ворованное не впрок?
   - Это кто тут вор? -  заволновался  Оросьев.  -  А  сам,  а  сам!  Вы
посмотрите на него!
   - Я не про спирт, -  отмахнулся  Вадим.  -  Ты  против  эксплуатации,
верно? Тогда взгляни на себя: все ж знаем, что работник  ты  аховый.  На
что гробишь день, я выполняю за час, а категория у нас одинакова, как  и
паек. Выходит, половину своего  времени  я  вкалываю  на  тебя,  ты  мой
эксплуататор, мой персональный паразит, поскольку жрешь мою пайку! И как
это сочетается с твоими лозунгами? По-твоему, это и есть социализм?
   Конечно, Вадим передергивал, поскольку большую часть  времени  тратил
исключительно на себя, на собственные интересы  и  нужды.  Но  это  было
скорее  следствием  нынешних  порядков,  и  все  равно  он  делал  втрое
больше!..
   - Начальству виднее, кто чего стоит, - туманно возразил Оросьев. -  И
уж оно оценит нас по заслугам.
   -  Взгляните  на  него,  -  призвал  Вадим.  -  Налицо  все  признаки
догматика: нового не приемлет, противоречия в упор не видит,  начальство
чтит, а все беды от происков врагов. Хоть на выставку отправляй!
   - А для тебя вообще нет святого! - огрызнулся Оросьев. - Не  пойму  я
тебя, Смирнов, двуличный ты какой-то.  Иногда  такое  несешь  -  у  меня
просто нет слов!
   - У тебя и с мыслями не густо. Готовый кандидат в маньяки.
   - Ты больно умный! - выкрикнул  человечек,  отступая  по  проходу.  -
Видал я таких!
   - Иди-иди, Отбросьев, - напутствовал его Вадим. - На таком  уровне  я
даже спорить не хочу - квалификацию теряю. Найди кого-нибудь по силам.
   Оросьев выкрикнул еще  что-то,  совсем  уж  невнятное,  и  сгинул  за
дверью.
   - Стучать побежал, - тоскливо сказал Толян. - И что тебе неймется?
   - А надоело бояться, - откликнулся Вадим, брезгливо улыбаясь.  -  Еще
выделываться перед каждой гнидой!..  Ладно,  Толян,  погоди  шарахаться.
Сейчас за треп не привлекают  -  к  чему  волновать  народ,  можно  ведь
подавлять и тихой сапой. Ты же видишь, у нас ничего впрямую не запрещают
и не прижимают иначе как заручившись "народной поддержкой".
   - Не в том дело, Вадичек. Последнее время Оросьев стал силу набирать,
постоянно возле режимников трется.
   - Так он давно в стукачах подвизается - не  знал,  что  ли?  Пока  мы
мозоли на задницах натираем... И что мне, уважать его за это?
   "Действительно, с чего я завелся?"  -  подумал  Вадим.  Оросьев  есть
Оросьев, его не переделать и не переубедить, к чему было  раздувать  сию
склоку? Чтобы себя утвердить? Нашел перед кем!
   - Вот побеседует с тобой  через  стол  -  зауважаешь,  угрюмо  сказал
Толян. - Думаешь, перевелись радетели сильной руки? Это мы  еще  помним,
чем она чревата, а многие уже готовы забыть  и  другим  в  этом  помочь.
Кстати, с лучшими намерениями идейные!
   - Чушь! Это уже не "идео", а "пато"  -  логия.  Не  может  нормальный
человек проситься в клетку - такие позывы приличны скоту.
   -  Тут  ты,  братец,  перегибаешь,  порядок  все   же   нужен   Стоит
расслабиться, и федералы покажут нам кузькину мать!  Верно  говорят:  не
хочешь кормить свою армию, придется кормить чужую.
   - А может, чужая обойдется дешевле, ты не считал? - спросил Вадим.  -
Или ты настолько патриот, что для родных держиморд ничего не жаль?
   - Издеваешься?
   - Просто предлагаю додумать ситуацию, а не шарахаться от флажков  яко
волк.
   - Да что тут думать?
   "Трясти надо", - вспомнилось Вадиму. Советский инженер, ну еще бы!"
   - Конечно, они точат на нас зубы, - убежденно продолжил  лабуправ.  -
Мы ж у них точно кость в горле!
   - Господи, Толян, уже и тебе голову заморочили? - изумился  Вадим.  -
Да на кой сдалась им  наша  помойка!  Ну  придут  они  сюда,  а  дальше?
Разгребать за нами это дерьмо?
   - Ты  бы  потише,  а?  -  снова  затосковал  Толян.  -  Вот  припаяют
апатриотизм...
   - Отчего ж, готов признать, что наше дерьмо - самое пахучее в мире. И
вообще: "я другой такой" дыры не знаю! Если нечем больше гордиться...  -
Вадим с сожалением покачал голов