й крови - а  дальше?  Они  ведь  даже  не
живые... Впрочем, для тебя это абстракции, - заключил он, - стало  быть,
и совет не впрок.
   Распрямившись,  Вадим  рассеянно  кивнул  оцепеневшему   знакомцу   и
направился к выходу, отчего-то уверенный, что при следующем допросе  его
будет терзать уже не тот старенький  доверчивый  режимник,  а  растущий,
перспективный, "землю рогом роющий" кадр, созвучный  новым  временам,  -
Оросьев. Конечно, если этот допрос состоится.
 
2. В тени чудовищ 
 
   Сразу после обеденного перерыва  Вадима  позвали  к  телефону.  Очень
удивившись, он подошел.
   - И чего сбежал? - укорил в трубке веселый звонкий голос.  -  Эх  ты,
медведище!
   Вадим напрягся, сделал поправку на изношенную связь и вспомнил. И  то
- суток не прошло!
   - А что оставалось делать? - ответил он. - Предков твоих дожидаться?
   - Ну, виновата, прости! - легко признала Юля. - Не умею  пить  -  моя
беда. Слушай, я заскочу за тобой - в пять, да?
   - Ты понимаешь...
   - Буду ждать против входа, чао! - И она положила трубку.
   "Чао-чао",  растерянно  повторил  Вадим.  Можешь  теперь  мямлить  до
посинения - кто тебя услышит?
   Изящный  "бегунок"  поджидал  его  в  условленном   месте.   Украдкой
оглядевшись, Вадим опустился на  переднее  кресло,  рядом  с  прелестным
водителем. На этот раз Юля облачилась в ситцевый сарафан на бретельках и
нарядные босоножки, столь же воздушные. На  заднем  сиденье  обнаружился
худощавый юноша с тонким печальным лицом.
   -  Это  Гарик,  мой  приятель,  -  представила  его  Юля.  -  Точнее,
родственник какой-то там дальний. Похож, верно? - Она рванула  машину  с
места. - Знаешь, куда тебя везу?
   - В "корыто"? - предположил Вадим. - Или на "полигон"?
   Гарик содрогнулся, девочка расхохоталась:
   - Нет, чуть подальше. Только молчок, ясно?.. Хотя чего это я! Мы ведь
старые конспираторы, верно? - И она подмигнула Вадиму в зеркальце.
   "Ну и кретины эти жрецы! - сердито подумал он. -  Принимают  кого  ни
попадя!.. Хотя на эту стрекозу и я бы  купился  или  куплюсь.  Или  уже.
Старым становлюсь: на молоденьких потянуло".
   - А везу я тебя к  воображенцам,  -  продолжала  Юля.  -  Слыхал  про
таких?
   -  Это  которые  задаются?  -  притворился  Вадим.  -  В   смысле   -
воображалы?
   Гарик вспыхнул, как лампочка. Оглянувшись на него, Юля фыркнула:
   - Обиделся, смотри!.. Мальчик, а ты при чем? Накарябал пару баек -  и
туда ж!
   - Юлия, прекрати! -  негодуя,  потребовал  Гарик.  -  Это  совершенно
никого не касается.
   Девушка махнула на него рукой и объяснила Вадиму:
   -  А  воображенцы,  мил  друг,  отличаются  от  прочих  патологически
развитым воображением, от коего слова и происходит название. И ладно  бы
они воображали только внутри, так они еще норовят других осчастливить  -
верно, Гарик? И фантазируют, я тебе скажу, без удержу!
   - На какие темы?
   - А на всякие - запретные в том числе, если тебя  это  волнует.  Куда
идем, что с нами будет, а  чему  и  не  бывать  никогда,  но  почему  не
поиграть... Интересно?
   - Как тебе сказать... Безумно!
   - Вот! Я знала, чем искупить. - Она хихикнула:
   -Гарик, лапуля, не хмурься так грозно, у  нас  с  ним  свои  счеты...
Подфартило же мне с родственником!
   Юля лихо вывернула из-под надвигающегося грузовика - у Вадима  екнуло
сердце. Чуть слышно чертыхнувшись, он пристегнулся ремнем к спинке.
   - Встречаются воображенцы раз в месяц, - продолжала Юля как ни в  чем
не бывало. - Ну, общаются там, рукописями обмениваются  -  с-сочинители!
Потом треплют друг друга - да так, что клочья летят... Потеха!
   - Как ты вышла на них - через Гарика?
   - Проницательный мой! - Юля чмокнула его в ухо,  машина  вильнула.  -
Только не убивай их сразу, любимый, - у них по женской части напряженка,
потому вьются вокруг меня  точно  мухи.  -  Запрокинув  голову,  девушка
залилась беспечным смехом, едва не врезавшись в бордюр. - Вадик, вот  ты
все знаешь - отчего, если дама пишет, на нее посмотреть страшно?
   - Ну, не на всех, - возразил он. - Далеко не на  всех.  А  потом,  ты
путаешь причину со следствием: как раз пишут оттого, что некрасивы.  Или
несчастливы. Каждый утверждается как может... Далеко еще?
   - Не очень. А что?
   - Ну-ка тормозни.
   - Зачем еще? - Однако послушалась, круто вильнула к  бордюру.  Машина
встала, едва не клюнув носом в землю.
   - Махнемся, - предложил Вадим. - Ты сегодня не в форме.
   - А ты умеешь? Не то кэ-эк гробанемся!..
   - Не волнуйся, я свою жизнь ценю. А заодно сохраню ваши.
   - Спаситель! Я в тебя сразу поверила.
   Без лишних церемоний Юля перебралась через него в соседнее  кресло  и
объявила:
   - Нет, вчера я все-таки перебрала!..
   - А то я не знаю, - проворчал Вадим, пуская машину. - Куда ехать-то?
   Против опасений, с управлением справился  легко,  хотя  практиковался
давно и, уж конечно, не на таких конфетках. Без  дальнейших  приключений
они добрались до места, каковым оказался раскидистый старый  дом,  давно
брошенный, с заколоченными  окнами  и  осыпающейся  штукатуркой.  Однако
расположен  он  был  удобно:  на  пересечении  нескольких   миграционных
маршрутов - то есть в достаточно людном месте.
   - Забавно, - пробормотал Вадим.
   - Чего? - сейчас же вскинулась Юля.
   - Когда-то здесь помещался Союз Писателей, - объяснил  он.  -  Бедные
воображенцы - тень сего монстра преследует их поныне. Или им самим  любо
топтаться на трупе врага?
   Выбрав местечко поукромней, Вадим притулил там "бегунок".  (Хотя  уже
знал, что Юлька бросает машину, где попало: а чего жалеть - не свое же?)
Затем все трое сквозь прореху в ограде пробрались к укрытому за  кустами
подвальному  входу  и  пыльными  темными  переходами,  подсвечивая  себе
фонариками, проникли в сумеречные помещения оставленного здания.  А  там
промахнуться было бы трудно,  так  как  из  распахнутых  дверей  бывшего
актового зала доносился оживленный гул.
   Конечно, Юля первой впорхнула на порог, эффектно помахав  сразу  всем
тонкой загорелой рукой, - и приветствовали  девочку  с  энтузиазмом.  Но
когда за ее спиной вырос Вадим, энтузиазм заметно спал, а от  эстрады  к
нему протянулось с пяток настороженных, прощупывающих взглядов. Пришлось
сначала пообщаться со здешними заправилами.
   Юленька поручилась  за  новичка  со  всем  пылом  непорочной  юности,
поклялась, что знает его с рождения (своего, естественно), что он  носил
ее на руках и до сих пор носит, хотя реже. В общем, Вадим по себе  знал,
что отказать ей трудно, и забавно было наблюдать, как  эти  неглупые,  в
общем, ребята - некоторые уже с брюшком  либо  с  лысиной  -  распускали
перед пигалицей хвосты. Конечно, Юльке это нравилось, но под  прикрытием
Вадимовых массивов ей наверняка было спокойнее - может, затем его сюда и
позвали. Зато остальных его  присутствие  устраивало  меньше,  и  Вадима
всего  искололи  недовольными  взглядами.  Однако  прямых   наездов   не
случилось: грубая сила котировалась в любой компании, даже высоколобой.
   А публика в зале собралась пестрая, как по виду, так и  по  занятиям.
Профессиональных сочинителей не наблюдалось (и что им тут делать?), зато
прочие слои были представлены неплохо.  Конечно,  больше  присутствовало
спецов самых  разных  профессий,  но  хватало  и  трудяг.  Даже  парочка
блюстителей забрела, что вовсе странно. Впрочем, различать  воображенцев
по кастам оказалось не просто. Кастовые признаки в них едва  проступали,
словно сюда попадали только  бракованные  экземпляры.  Как  будто  здесь
подвернулась  одна  из  отмелей,  огибаемая  потоком,  на  которую   тот
сбрасывал случайный мусор  и  накопившуюся  пену.  Даже  в  нарядах  или
прическах воображенцы позволяли себе лишнее, словно щеголяя  друг  перед
другом свободомыслием, - не говоря  о  поведении.  Пожалуй,  они  вполне
могли  бы  выделиться  в  особую  касту,  дай  им  волю.   Однако   воли
воображенцам как раз не давали, а наоборот, всяко подавляли. И  кое-кого
из них это даже устраивало. Еще неизвестно, как повернутся  дела,  когда
"таланты и поклонники" наконец встретятся лицом  к  лицу,  -  многие  ли
будут востребованы? И на кого обижаться тогда?
   Зато у воображенцев уже появились  свои,  пока  не  канонизированные,
мученики. К примеру, одного из них,  нервного  позерствующего  субъекта,
куда-то там вызывали и о чем-то таком спрашивали. Вадим так и не  понял,
в чем, собственно, заключался героизм субъекта, однако гордился  тот  до
сих пор, словно прошел через эшафот или, по меньшей мере, пытки.
   Двух-трех воображенцев Вадим помнил еще по студии при тогдашнем СП, а
с одним, Тигрием Низинцевым, был  знаком  довольно  неплохо,  в  прежние
времена натыкаясь на него почти на всех литературных  тусовках,  где  бы
они ни собирались,  либо  в  гостях  у  приятелей-литераторов  -  Тигрий
обладал  почти  сверхъестественной  вездесущностью  и,   казалось,   мог
пребывать в нескольких местах сразу. Не виделись они с самого Отделения,
и теперь Низинцев еще полысел и располнел,  вполне  реализовав  задатки,
подаваемые смолоду. Вообще же в последние годы  Вадим  от  этой  публики
отдалился, и потому, наверно, Тигрий лишь прохладно кивнул ему, даже  не
попытавшись, как раньше, обменяться новостями.
   -  Прошу  внимания!  -   наконец   произнес   председатель,   крупный
флегматичный парень с русой  шевелюрой,  и  гул  стал  стихать.  -  Все,
наговорились?..  Тогда  начинаем.  -  Он  помолчал,   задумчиво   озирая
рассаживающихся семинаристов.  Сложением  и  повадками  председатель  до
изумления походил  на  системщика  Гогу,  только  здешнего,  славянского
разлива. - Итак, все здесь... или почти все, -  он  задержал  взгляд  на
Вадиме, - обладают качеством, предосудительным в нашем обществе, то есть
фантазией. У кого больше, у кого меньше не суть важно.  К  сожалению,  в
широких массах наметилась тенденция к утрате этого свойства. Подавляющее
большинство уже не способно  заглядывать  в  будущее  дальше  нескольких
дней, а многие и вовсе живут  сегодняшним.  Положение  катастрофическое,
без преувеличения, и главная  беда,  что  именно  однодневки  устраивают
режим более других, а потому получают максимальное  благоприятствование.
Соответственно мы на другом краю. К счастью, у власть  предержащих  пока
не хватает фантазии осознать, что одно из главных препятствий на пути  к
абсолюту - как раз фантазеры. И на этом противоречии, собственно говоря,
мы паразитируем. Но если кто-то  подскажет  им  и  убедит?  Наша  группа
существует не первый год, и пока  мы  больше  играли  в  конспирацию,  а
немногие синяки, кои нам перепадали, - председатель  кольнул  "мученика"
насмешливым взглядом, - если честно, и неприятностями назвать нельзя. Мы
очень мило проводили здесь время, мило  общались,  всячески  имитировали
деятельность - а что на выходе? Мы  создали  закрытый  от  прочего  мира
клуб, и что делается вне этих стен, нас не волнует. Хотя,  казалось  бы,
кому как не нам понимать, куда это ведет?
   Председатель помолчал, разглядывая собратьев: некоторые были смущены,
однако не слишком многие, - и добавил обыденно:
   - Засим предлагаю перейти к обсуждению. Нет возражений?
   - Минуточку! - подскочил с места субъект-мученик. -  Сперва  хотелось
бы кое-что выяснить. - Он повернулся и уперся взглядом в Вадима:
   - Вот вы, собственно, кто? Да-да, вы!
   "Псих!" - явственно  буркнула  Юля  и  показала  субъекту  язык.  Для
уверенности Вадим оглянулся, но  вперились  именно  в  него.  Указующего
перста не хватало.
   - Собственно, я? - переспросил он, ощущая себя неуютно в  перекрестии
многих взглядов.
   - Ну да! Кто вы? Почему здесь? - Нехотя  Вадим  поднялся,  огляделся.
Все, включая  председателя,  молча  смотрели  на  него,  ожидая  ответа.
Похоже, здесь не принято игнорировать вопросы, даже бестактные.
   - Я предсказатель, - заявил Вадим не без вызова.
   - Простите, кто?
   - Предсказатель - либо, если желаете, прогнозист. Подмечаю тенденции,
прослеживаю их в будущее. По-моему, это не так далеко от ваших занятий.
   - Но ведь тенденций множество! Они появляются, исчезают, меняются...
   - У меня альтернативные модели. На все случаи.
   Субъект озадаченно подергал себя за ухо и сказал:
   - Предположим, что вы не  врете.  Но  ведь  вы  не  записываете  свои
предсказания? Как же мы сможем их обсудить? Строго говоря, это  ведь  не
сочинительство!
   - Зато я сочиняю песни.
   - Господи! - испуганно вскричал субъект. - А это при чем?
   - Я могу их спеть, - объяснил Вадим, -  если  снабдите  инструментом.
Или, по-вашему, сочинять музыку проще?
   Окончательно запутавшись, субъект сник. Такого он явно не ожидал. Как
и сам  Вадим,  вдруг  обнаруживший  в  себе  странное:  ему  понравилось
выступать, понравилось обращать на себя внимание. Откуда это  у  него  -
теперь?
   Однако сдерживаться не стал.
   - Хорошо, согласен, - продолжал он, - это не вполне то же самое, хотя
общего немало. Но сейчас я хотел бы привлечь ваше  внимание  к  основной
своей  специальности  -  электронике.  Последнее  время  я  работаю  над
проблемой,  близкой  всем  вам:  каким  образом  задействовать   ресурсы
подсознания, чтобы стимулировать воображение.
   - А собственно, где вы работаете? - спросил кто-то из задних рядов.
   Обернувшись, Вадим нашел его глазами и на всякий случай запомнил.
   - Эта тема не обсуждается, - ответил он. - Взамен готов сообщить  еще
кое-что. - Вадим улыбнулся сочувственно. -  Отныне  вам  будет  разрешен
выход на публику. -  В  зале  зашевелились,  задвигали  стульями.  -  Не
пугайтесь, я не официальный  уполномоченный,  просто  имею  знакомых  на
Студии. Так вот, в верхах пришли к заключению, что  немножко  безобидных
фантазий публике не повредит. Стало быть, у вас появляется  альтернатива
- сами понимаете какая. Засим благодарю  за  внимание.  -  Вадим  слегка
поклонился и сел, чувствуя себя уже выжатым, как лимон. "Ну и  перепады!
- поежился он. - К чему бы? Все-таки что-то грядет"
   Воображенцы  снова  задвигались,  загалдели.   Выждав   пару   минут,
председатель коротко постучал по столу, оборвав шум.
   - Сообщение обсудим позже, - объявил он,  -  а  сейчас  приступаем  к
обсуждению. Коллега, прошу!
   Из  толпы  выбрался  и  уселся  на  виду  упитанный  рослый  бородач,
смахивающий на басмача из исторической ленты. Однако сейчас он  улыбался
благостно, точно Будда, а его пухлые  розовые  щеки  круглились,  словно
яблоки.  И  началось!  Действительно,  тут  не  щадили:  раскатывали  по
бревнышку, разбирали до винтиков. Чтобы подставиться под такой  обстрел,
надо быть смельчаком или мазохистом. Либо садистом (что,  как  известно,
оборотная сторона) и терпеть нынешние пытки, надеясь вернуть сторицей.
   Однако бородач, судя по всему, был старым семинарским бойцом,  и  все
наскоки отбивал с завидной выдержкой, не теряя внешнего благодушия, зато
весьма едко. Своим обидчикам он оказался явно не по зубам  -  тем  более
что старались-то больше молодые: видимо, по  известному  методу  Моськи.
"Басмач" отвечал всем с одинаковым миролюбием, не  прекращая  улыбаться,
только на некоторых смотрел  слишком  уж  пристально,  будто  запоминая.
Можно было не сомневаться, что с этими он  еще  посчитается,  причем  от
души. Отольются моськам слоновьи слезы.
   Но самое интересное  развернулось  после  всех  этих  свар,  когда  к
трибуне прорвался "субъект" с заявленным докладом  и  принялся,  как  ни
странно, излагать достаточно здраво  выстроенную  теорийку,  к  тому  же
перекликавшуюся с последними исканиями Вадима.
   - Да, - убежденно говорил он, - мы именно творцы! Можете считать  это
определением, а не самовосхвалением.  Сейчас  в  интеллигентских  кругах
снова входит в моду православие - или же мусульманство, в зависимости от
корней. Причем, что забавно, каждая из религий утверждает  единобожие  и
отрицает прочие - чистой воды формализм!  Почему  не  проявить  немножко
терпимости и не признать свою конфессию лишь  одной  из  многих  моделей
мироздания, более или менее удачных? И не сравнить ее с  другими,  и  не
выбрать отовсюду лучшее?
   - Потому что тогда они перестанут быть верующими, - с улыбкой ответил
председатель.
   - Подумаешь - откровение! фыркнул "басмач". - Уж столько  десятилетий
талдычат об единой религии.
   - Но я-то толкую о модели, возразил субъект. - О  научной  концепции,
если хотите, где нет  места  домыслам,  где  все  посылы  подтверждаются
фактами.
   - Ага, щас, - сказал бородач и прорычал:
   - "Чуда нам, чуда!"
   - Смотря что считать чудом. Некоторые отступления  от  обыденности  а
почему нет? Вообразите реальность как пограничную полосу между,  условно
говоря, Светом и Тьмой (или же Небесами и Преисподней), а наши  сознания
- как воплощения этих изначальных стихий, использующие тела  в  качестве
глубоководных скафандров, без которых здесь не выжить.
   С усмешкой Юля покосилась на Вадима,  а  тот  лишь  покачал  головой:
действительно, идеи носятся в воздухе.
   - Стало быть, наш мир можно наречь Вечером? - сострил кто-то из зала.
- А для тех есть еще вариант: Крыша и Подвал... или Подземелье.
   - Или Хаос и Порядок, - неожиданно вставил Вадим.
   - Так что  же  первично,  Игорек?  -  вопросил  бородач.  -  Идеалист
хренов!..
   - Изыди, сатана, - отмахнулся тот. - Так  вот,  сознание  (или,  если
хотите, душа) может быть как мелким, так и глубоким - в  зависимости  от
степени приближения к потусторонним стихиям. Соответственно,  и  человек
меняется от полуживотного до творца, может -  до  мага.  Конечно,  чтобы
предельно сблизиться со стихиями, то есть "вдохновиться", сознание  надо
должным образом настроить - вот для чего  нужны  медитации,  заклинания,
снадобья...
   - Все-таки что есть магия? Черт возьми, душа просит чудес!
   - Чудеса происходят, когда сознание касается сразу Света и Тьмы,  как
бы замыкая одно на другое, и тогда через него протекает столько  Силы!..
А до тех пор наши фантазии  остаются  внутри  нас  либо  переносятся  на
бумагу с большей или меньшей адекватностью.
   Похоже,  он  говорил  всерьез  -  что  было  необычным  для  творцов,
создающих свои миры больше для потехи и скорее играющих в философию,  не
говоря   о   богоискательстве.   Впрочем,   это    уже    походило    на
богостроительство, нравившееся Вадиму куда сильней.
   -  Магия  как  высшая  ступень   творчества,   -   задумчиво   молвил
председатель. - А есть кто-нибудь повыше мага?
   - Может, богочеловек, - предположил Игорек, - в  котором  обе  стихии
присутствуют постоянно? Но чтобы остаться в нашем мире, равновесие в нем
должно быть идеальным, - ведь каждая тянет к себе  с  чудовищной  силой.
Либо нужны прочные корни, запущенные в сознания других.
   - Стало быть, душа характеризуется не только глубиной, но и  широтой,
верно? - спросил председатель. - А еще, наверное, прочностью сцепления с
телом.
   - Назовем это жизненной силой, -  вставил  бородач,  видимо,  имеющий
представление о билдерах. - А как одно сознание контактирует с другими -
телепатически? На подсознательном уровне?
   - Назовем это совестью, - усмехнулся председатель. - И чем шире душа,
тем совестливей. Кстати, вовсе не обязательно  это  напрямую  связано  с
глубиной - помните юродивых, блаженных, убогих? Много ли среди них  было
мудрецов, зато как почитались народом!..
   -  Между   прочим,   большинство   из   них   выделялись   повышенной
жизнестойкостью, - не утерпел Вадим. - Выходит, для телепатостанций тоже
требуется жизне-сила?
   - Если она расходуется на телепатию, на остальное вряд ли  останется,
- сейчас же возразил Игорек.
   - Совесть - штука инерционная, - ответил Вадим. -  Иначе  не  было  б
угрызений.  Сначала  включаются  рефлексы,  вплоть  до  животных,  затем
начинаешь оценивать ситуацию.  Видимо,  из  соображений  экономии  связь
работает  в  импульсном  режиме  и   только   при   крайней   надобности
переключается на постоянный. Но для  дальнего  приема  резервы