ущественно,  ругня
крустовых  пастухов.  Одного,  кажется,  задели стрелой. Другой торжествующе
вопил -- наверное, сам задел кого-то своим метательным ножом.
     Здесь, внизу,  было  темно  и  тихо.  Только  с  угрожающим  шорохом  в
противоположном  углу  осыпалась  земля.  Эгин  шевельнул ноздрями. Да, чуть
сырая глинистая земля, кровь, кислятина -- ужинали  здесь  чем-то  не  очень
вкусным  --  и  едва  уловимый  смрад паленого. Что палили? Неизвестно. И --
совершенно незнакомый тошнотворный запах, исходящий, кажется, от пола. И  --
никакого живого запаха. Сплошь мертвечина. Отличный домик.
     Засиживаться здесь надолго, выставив меч и принюхиваясь к темноте, Эгин
не собирался. До потолка было недалеко. Он осторожно поднялся в полный рост.
Если вытянуть  вверх  руку, то ее ладонь выглянет на поверхность. Итак, если
вернуть меч ножнам, вновь присесть, подобраться, вспомнить  несложные  слова
Легкости, а потом старательно подпрыгнуть...
     Опираясь  на  распрямленные  руки,  Эгин  отжался  на  них  над крышей,
высовываясь из дыры по пояс. Еще одно усилие и его ноги покинут...
     Безликая, но смертельная опасность  стремительно  высвободилась  из-под
земляной  осыпи  и вцепилась в ногу аррума своими цепкими ледяными пальцами.
Одновременно с этим безжалостные зубы впились ему в правое бедро.
     Эгин в панике что было  сил  отпустил  в  темноту  пинка  и,  к  своему
удовольствию, попал в податливую плоть. Но ответом ему послужил лишь гневный
рык и плотно сжавшиеся зубы на его ноге.
     Оставалось  одно. Эгин поддался мерзавцу, который стремился втянуть его
обратно вниз, и, спустя мгновение, уже кубарем летел в темноту, одновременно
подтягивая  свободную  ногу  повыше,  а  левой   рукой   нащупывая   рукоять
засапожного кинжала.

     x 3 x

     "Да,   разумеется,   любая   безмозглая   тварь   на  месте  невидимого
кровожадного дядьки поступила бы так же", --  удовлетворенно  подумал  Эгин,
распрямляясь.  У  него  все получилось. Кинжал, всаженный по самую рукоять в
смердящую паленым  плоть  врага,  торжествовал  победу  своего  хозяина  над
незадачливым людоедом.
     Когда  неведомый  враг  сдернул  его  вниз, он, как и рассчитывал Эгин,
насел на него сверху (и показался арруму тяжелым как земля-мать). Но вот  уж
на  что  никак  Эгин  не рассчитывал -- так это на нечеловеческой, неистовой
силы удар, который молниеносно обрушился на его грудь. Сегодняшней ночью все
-- и стрелы, и клинки -- явно жаждали добраться до самого сердца аррума.  Но
нагрудник  спас  его и на этот раз, а вслед за тем кинжал решил все в пользу
Эгина.
     "Так, хорошо. Счет открыт убиением  кого-то,  кого  разглядывать  будем
поутру вместе с Есмаром и Логой, а пока что надо наводить порядок в Кедровой
Усадьбе",  --  подумал  Эгин, на ощупь находя кинжал и вырывая его из цепких
объятий  чужой  плоти.  Судя  по  всему,  убитый  был  все-таки   человеком.
Одноруким, что ли?
     Эгин  пошарил  еще  и  к  своему ужасу обнаружил, что вместо левой руки
убитое им существо имеет многосуставчатую конечность, закованную  в  роговой
панцирь.  Кажется,  именно  этим  оно  собиралось  пробить  его грудь. Очень
хорошо. А еще лучше то, что ни во время нападения,  ни  до  него  он,  аррум
Опоры  Вещей,  не  почувствовал присутствия ничего живого. Либо он -- из рук
вон плохой аррум, либо тварь не жила. Может ли двигаться  неживое  существо?
Вопрос философский, прямо из анналов героической эпохи.
     "М-да,  нескучно  у  них  здесь,  на  Медовом  Берегу",  -- думал Эгин,
выкарабкиваясь наконец на поверхность. Он не видел и не чувствовал  как  под
его ногами слабо шевельнулось убитое тело. Жизнь ушла из него слишком давно,
чтобы  бояться  какого-то  кинжала.  Убитому  телу  нужно  было полежать еще
некоторое время и  затем  оно  было  готово  продолжить  свое  омертвелое  и
мертвящее движение.

     x 4 x

     Дела обстояли очень плохо и это Эгин понял сразу же, когда трое мужиков
с факелами, от которых его отделяло шагов пять-шесть, не больше, с радостным
воплем "А вот и он!" двинулись к арруму, ухмыляясь криво и немного виновато.
Дескать,  извини,  милостивый,  но сейчас мы тебя будем рубить на грудинку и
вырезку.
     "Облачный" меч -- не чета топорам. Аррум -- не чета мужичью. Эгин  убил
всех  троих  очень быстро. Последнего он зарубил в спину, когда тот собрался
бежать прочь от неистового  советника.  Золота  им  захотелось  наварить  из
Внутренней Секиры, хамам. Вот вам золото.
     А  плохо  дела  обстояли  из-за  того,  что,  расправившись без труда с
мужиками, Эгин понял, что Кедровая  Усадьба  обречена.  И  он,  аррум  Опоры
Вещей, обречен вместе с ней.
     Потому  что на пороге хозяйского дома лежали четверо пастухов Круста, и
все четверо были в крови, и семь тел вокруг них говорили о  том,  что  бойня
была короткой, беспощадной, роковой.
     Потому что супруга управляющего, хищно оскалившись и полуприсев, больше
не жила;  в  животе  у нее торчала стрела, а левая рука болталась, перебитая
топором. Она упала набок и тогда Эгин впервые воочию увидел будущее Медового
Берега.
     Стоило женщине упасть и выронить нож, как над ней навис темный  силуэт.
Человек?  Прямоходячая  собака  наподобие  животного-девять?  Призрак?  Нет,
последнее исключено.
     Мелькнула  быстрой   змеей   тень   стремительно   выброшенной   вперед
конечности,  отвратительно  хрустнули ребра, и тварь, хрипло рыкнув, впилась
зубами в нечто, зажатое костяными сочленениями левой, многосуставчатой руки.
Тварь жрала человеческое сердце.
     Кедровая Усадьба была обречена,  ибо  в  узких  оконцах,  которые  были
пробиты вдоль лестницы, ведущей на второй этаж, плясали сполохи пламени. Это
означало,  что  пламя  уже  владеет единственным выходом из дома и что скоро
огонь, пробившись по винтовой лестнице, завладеет  и  смотровой  башней,  на
вершине которой будет искать спасения Лорма.
     А  Эгин,  аррум  Опоры  Вещей,  был обречен потому, что, отделившись от
плотной группы флигелей на противоположной стороне подворья,  к  нему,  чуть
раскачиваясь  и неуверенно ступая, словно слепцы, приближались собратья того
существа, которое только что насытилось сердцем женщины со шрамом.
     Существ было не меньше десятка.

     x 5 x

     Соломенная крыша -- не лучшая опора для воина.  Эгин  сделал  несколько
шагов  назад  и  его спина уперлась в бревенчатый сруб стены. Вот и все. Под
ногами -- земля, за спиной --  стена.  Невысокая,  но  все  равно  на  такую
никакие  слова  Облегчения  не забросят. Справа -- стена господского дома, в
котором все больше пламени и все меньше живых. Да, Лорма, в  одну  паскудную
ночь  ты потеряешь не только девственность, но и жизнь. То же произойдет и с
твоим первым мужчиной. Энно.
     Твари были сейчас напротив входа в дом, уже совсем недалеко. И  тут  из
окна,  соседнего  по  отношению к тому, из которого Эгин несчастные короткие
колокола назад осматривал зачин бойни в полной уверенности,  что  все  здесь
находится в его власти аррума, из этого окна вывалилось грузное тело и упало
под  ноги  приближающимся тварям. Жена Круста. Наверное, так до самой гибели
толком не протрезвела.
     Гибели? Ну нет! Громогласно икнув, тетка  поднялась  на  ноги.  Похоже,
падение с пятнадцатилоктевой высоты пошло ей только на пользу. Самый близкий
к  ней  пожиратель  сердец  занес  свою  суставчатую конечность для рокового

     Но вещный мир изменчив, как вода. Он может быть неподвижен, словно лед,
а может быть быстр, словно огонь.
     Такого сильного толчка прежде еще не  случалось.  Казалось,  мир  решил
расколоться  надвое  и великой трещине суждено было пройти именно через двор
Кедровой Усадьбы. Эгина швырнуло к стене и он сильно ударился  затылком.  Но
это  не  помешало  ему  увидеть,  что костяная змея нечестивого гостя вместо
того, чтобы сокрушить ребра крустовой супруги и изъять  ее  горячее  сердце,
вонзилась  во  вздыбившуюся землю. А сама супруга, окончательно протрезвев и
заголосив   за   десятерых   базарных   торговок,   вознеслась   вместе   со
вспучивающейся землей вверх.
     До  этого  в  земле  возник  огромный провал, сожравший флигель. Теперь
земля изволила вспучиться и высокий вал пролег от дверей дома прямо под ноги
мужикам, сгрудившимся у сокрушенной  "гремучим  камнем"  башни.  Те,  и  так
сильно  напуганные  отчаянным  сопротивлением  пастухов  Круста,  появлением
аррума, резво убившего трех их собратьев, а равно и  падением  пьяной  бабы,
которой  все  было  нипочем,  бросились бежать. И, как вскоре понял аррум --
более чем вовремя.
     Потому что боковые скаты  новоявленного  земляного  вала  стали  быстро
осыпаться,  обнажая  мерцающую фиолетовыми пятнами кожу. Кожу? Да, кожу. Ибо
это было не землетрясение. Это было существо.
     О Шилол, кто он!? Друг? Враг? Да и живой ли вообще?
     Эгин полоснул по твари Взором  Аррума.  Да,  у  твари  был  слабый,  но
все-таки  животный,  живой,  теплый  След. Это уже немного легче. По крайней
мере, он не родич этим, сердцеедам.
     В отсветах от горящего дома арруму было непросто разглядеть  явившегося
из-под  земли. Но зато явившийся, судя по всему, видел в темноте лучше кошки
и притом видел едва ли не прямо всей поверхностью своего тела.
     Эгин не знал, что по ту сторону от  выползка  пожиратели  сердец  сдуру
набросились  на беззащитный и нежный бок твари со своими костяными когтями и
тем разозлили ее сверх всякой  меры.  Он  видел  лишь,  что  передняя  часть
слизнеобразного  тела,  взмахнув  плохо  различимыми, но, кажется, короткими
передними лапками ("хороши "лапки" -- каждая с оглоблю!" --  мрачно  фыркнул
Эгин,  отвечая  собственным  мыслям)  изогнулось  и  рванулось вправо-назад,
одновременно с этим высвобождая из-под земли последние сажени своего тела.
     Супруга Круста, пережив недолгое вознесение на семь локтей, вновь упала
вниз. Голосить она перестала. Зато, встав  на  четвереньки,  оглядевшись  по
сторонам и разглядев-таки под стеной Эгина (его меч даже в этой почти полной
темноте  давал  заметные  отблески),  она быстро-быстро засеменила к тайному
советнику. Но бабе сегодня не везло.  Не  заметив  дырки  в  крыше  флигеля,
стоявшего вровень с землей, она провалилась вниз.
     Эгин нервно хихикнул. Ну что за ночь!
     По ту сторону выползка раздался отчаянный вой. Кажется, подземная тварь
взялась  за  нежить  вплотную.  Из  этого  Эгин с облегченным вздохом сделал
вывод, что выползок -- друг. Поспешный и необдуманный вывод.

     x 6 x

     Возможно, Эгин счел бы своим долгом перепрыгнуть через тело выползка  и
помочь  тому  в истреблении нежити. Возможно, постарался бы допрыгнуть с его
спины до окон дома и разыскать там Лорму. Возможно, полез бы в провалившийся
флигель вытаскивать ее мамашу. Но все случилось иначе.
     -- Человек, сделай семь... нет, твоих меньше... шесть шагов влево.
     Эгин вздрогнул. Голос был тихим, внятным, властным. Таким же точно,  но
более  крепким  и  молодым,  обладал  Лагха Коалара, гнорр Свода Равновесия.
Говоривший  свободно  владел  варанским  языком,  но  в  его  речи   напрочь
отсутствовала  певучесть,  которой с давних давен гордятся варанские пииты и
риторы. Казалось, говорит не человек, а музыкальная шкатулка.
     Голос прозвучал сверху из-за спины. Следовательно, говоривший находился
на гребне стены Кедровой Усадьбы.
     -- Какого Шилола?! -- резко выкрикнул Эгин, выворачивая  шею  и  тщетно
силясь разглядеть наверху хоть что-то, кроме пронзительных южных звезд.
     --  У  тебя  еще  есть  восемь  ударов  сердца. Отойди в сторону, как я
сказал, или умрешь.
     -- Ты кто?! -- грозно спросил Эгин, косясь влево,  куда  ему  советовал
отойти незнакомец.
     -- Твоя лучшая любовница, -- хохотнул его невидимый собеседник. -- Пять
ударов сердца, человек.
     Эгин  не  любил разговаривать с пустотой. Но любопытство всегда брало в
нем верх.
     -- А что будет через пять ударов?
     -- Осталось три.
     "Так,  определенно  это  новый  персонаж  в   драме   "Медовый   Берег,
охомутанный  темнотою".  Я  его раньше не видел и не слышал, -- пронеслось в
мыслях аррума. -- Значит, он может быть здесь главным теневым пауком, как  в
свое время Норо окс Шин в мятеже Хорта."
     -- Ты-то понимаешь что здесь происходит?
     -- Да, но уже один.
     "А-а-а,  змеиная  кровь",  --  выругался  Эгин  и  прыгнул.  Там,  куда
советовал ему отойти незнакомец, не было ничего.  По  крайней  мере,  ничего
опасного   с   точки   зрения   аррума.  В  конце  концов,  лучше  выглядеть
придурком-попрыгунчиком, чем покойником.
     Он успел. Потому что второй выползок в этот момент как раз вырвался  на
поверхность в подмогу первому и пустоты под Кедровой Усадьбой поприбавилось.
Поприбавилось ровно на столько, чтобы господский дом с оглушительным треском
пополз  вниз, под землю, в пустоту. Он накренился, словно тонущий корабль, и
прекрасная перевязь бревен, гордость рода Гутуланов, не выдержала. Смотровая
площадка башни сорвалась со  своих  крепежных  скоб  и,  встав  вертикально,
устремилась  вниз,  к  земле,  разваливаясь  от ударов о стены башни и крышу
дома.
     Восемь,  девять,  десять,  двенадцать  мертвящих   деревянных   перстов
вонзились  в  землю,  расшвыривая  комья  суглинка, калеча хрупкие флигеля и
обдирая слизистую кожу выползка. Одно из бревен вошло в землю ровно там, где
мгновение назад стоял Эгин. А второе упало поперек,  в  двух  ладонях  перед
кончиком его заледеневшего от ужаса носа.
     Кедровая  Усадьба  успела  уже основательно прогореть изнутри и теперь,
проваливаясь в неожиданно отверзающуюся под  ней  бездну,  разваливалась  на
глазах.  Но  самым  главным  было то, что недосягаемые прежде окна гостевого
зала теперь находились всего лишь в трех четвертях  человеческого  роста  от
земли.
     Коря  себя  за  опрометчивость,  Эгин  без  раздумий  бросился к окнам,
попутно успевая отметить появление на поверхности второго выползка, а  равно
и отвратительные хрустящие, чавкающие, всасывающие звуки резни между нежитью
и сомнительнейшей житью на противоположной стороне двора.

     x 7 x

     Да,  странные  дела  творятся  под  Солнцем  Предвечным.  Эгин  покинул
гостевой зал в полной уверенности, что вернется в него с  победой,  разогнав
чернь и водворив повсеместную справедливость.
     Вместо  этого  он  прыгнул  в  проклятый оконный проем как затравленный
заяц. Эгин перескакивал по расползающимся бревнам  перекошенного  пола,  над
головой  трещали  перекрытия,  а  арруму  оставалось  лишь  шипеть  под  нос
сдавленные проклятия. Потому что разобрать в таком бардаке удавалось  совсем
немногое.   И  хотя  несколько  ламп  на  стенах  все  еще  давали  свет,  в
изменившемся антураже проку от него почти не было.
     Пребывая  в  уверенности,  что  прямо  сейчас,   незамедлительно,   дом
провалится  в  леденящую  хуммерову бездну, Эгин бегло осмотрел гостевой зал
полностью и  убедился,  что  в  нем  нет  никого  живого.  Если  не  считать
окровавленного  и,  к  удивлению  Эгина,  все  еще сипящего нечто совершенно
нечленораздельное  Круста  Гутулана.  В  его  пробитом  горле  едва   слышно
клокотала  кровь. "Живучий, однако", -- цинично подумал Эгин. Ему было не до
жалости.
     -- Ты меня слышишь?! -- гаркнул Эгин безо всяких церемоний прямо в  ухо
Крусту.
     Он  не  ожидал  ответа.  И все-таки получил его. Круст перестал сипеть.
Зрачки в его открытых глазах шевельнулись и скосились в сторону аррума. Губы
Круста разошлись и на них неслышно прошелестело одно-единственное слово.
     -- Мед, -- с усилием повторил Круст и закрыл глаза.
     "Захватывающие разговорчики у них здесь на Медовом Берегу", --  подумал
Эгин и поднялся в полный рост.
     Он едва успел сообразить, что на столе, съехавшем по наклонному полу до
стены, не хватает Сорго, которому приличествовало бы до сих пор находиться в
полном  бесчувствии  после  умиротворяющего удара его меча, когда под землей
раздался протяжный хрякающий звук и  история  повторилась.  Дом  просел  еще
глубже. Эгину досталось по голове стремительно налетевшим сверху потолком.
     Повстречавшись наконец с убегающим полом, аррум рывком обернулся к окну
и с ужасом  увидел,  что никакого окна, собственно, не осталось. Теперь окно
стало дверью в подземный мир. И этот мир в виде  фиолетовых  пятен  на  коже
выползка проплывал мимо. Только сейчас, находясь на расстоянии десяти локтей
от  твари,  Эгин  разглядел  множество  не  то  бугорков, не то отростков на
глянцевитой лоснящейся коже -- небольших, размером  с  навершие  на  рукояти
меча,  но  удивительно  подвижных,  подрагивающих, живущих своей собственной
загадочной жизнью.
     Любой не то что аррум, а  даже  эрм-саванн  Свода  понимает,  что  если
смертельная  опасность  собирается  пройти  мимо, оставив тебя без внимания,
значит не нужно ей в этом мешать. Пусть идет мимо.
     Понимал это и Эгин. Но уж слишком велик был искус узнать как этой твари
(в дружелюбие которой верилось все меньше и меньше) понравится  вкус  стали.
Уязвима ли она, например, для его "облачного" клинка?
     Эгин  занес  меч  над  головой  в "стойке скорпиона" и очень осторожно,
подозревая за тварью чуткий слух, крадучись мелкими шажками,  приблизился  к
оконному  проему. В облаках на клинке Эгина с треском мелькнула молния и меч
требовательно вздрогнул. Такого аррум за своим оружием никогда не  подмечал,
но это лишь тем более означало, что медлить нечего.
     Быстрее  аррума  бьет  только пар-арценц. Быстрее пар-арценца -- только
гнорр. Быстрее гнорра -- только шардевкатран, что в переводе с наречия  Аюта
означает "порождающий девкатру".
     Клинок Эгина был быстр. Но кожа шардевкатрана быстрее.
     Эгин  пребывал  вне Раздавленного Времени и не видел, как навстречу его
клинку рванулись несколько недлинных,  но  чудовищно  подвижных  и  хлестких
жгутов,  развившихся  с  быстротой  молнии  из  кожных выростов твари. Он не
видел, как все  вместе  они  свились  в  некое  подобие  боевого  цепа  и  с
немыслимой   для   человеческих   представлений   точностью  самоубийственно
повстречались с острием его меча. И он не видел, как  вместо  этой  шестерки
отростков,   рассеченных   и   мгновенно  отпавших,  из  кожи  шардевкатрана
выплеснулись еще шесть. И эти имели дело уже с мечом,  сила  удара  которого
была   растрачена  на  борьбу  с  исключительно  упругой  тканью  предыдущих
отростков.
     Меч Эгина швырнуло назад с такой силой, будто им  выстрелили  из  лука.
Эгин,  совершенно  не  готовый к такому обороту дела, не смог удержать его в
руках. За спиной грохнула об пол рукоять меча и, как назло, почти  сразу  же
вслед  за  этим  в  очередной  раз  с  обвальным  грохотом просели несколько
потолочных балок.
     Ранил он тварь или нет -- Эгин так  и  не  понял.  Определенно,  в  том
месте,  куда  с точки зрения Эгина пришелся удар, наметились отчего-то сразу
несколько язв, образующих правильный шестиугольник, на  поверхности  которых
выступила  густая  желтая  жидкость.  Ну  и  что?  Это  все  равно как после
классического фехтовального выпада против человека довольствоваться тем, что
смог выцарапать на его коже короткую непристойность. А  самому  после  этого
остаться без оружия.
     И  тут Эгин, который медленно пятился и тихим шепотом призывал свой меч
отозваться ему из темноты, с неприятным ледком под  сердцем  обнаружил,  что
фиолетовые  пятна на коже выползка больше не двигаются. Следовательно, тварь
остановилась.
     Слабый, но слышный сквозь любой грохот звон за спиной.
     Ага, это меч. Отозвался, умница.
     Пятна опять пришли  в  движение.  Но  двигались  они  теперь  не  слева
направо. Отнюдь. Пятна позли обратно. Обратно...
     Эгин  был  бы  рад,  очень рад не встречаться с тварью лицом к лицу. Не
помня себя от страха, ибо все кругом  полнилось  совершенно  недвусмысленным
треском,  Эгин  извлекал  меч  из-под завала и уповал лишь на огромную