- шепнул
Эгин на ухо псу.

     x 8 x

     Им везло. Основная  часть  челяди  Багида  осталась  внизу,  в  казарме
костеруких за несокрушимым железным люком.
     Им везло, когда они почти бесшумно убрали двоих мужиков на заднем дворе
и Эгин  пополнил свою экипировку перевязью с тремя метательными кинжалами --
четвертый, пущенный вдогонку альбатросу, искать было недосуг.
     Им везло, когда они, пробежав через  безлюдную  боковую  галерею  между
стеной  и  домом,  оказались  на главном дворе. И вслед за этим двумя серыми
тенями, никем не замеченные, добрались до коновязи, где  по-прежнему  скучал
мул Вицы в обществе двух понурых коней.
     Им  везло,  когда  Эгин  с  первого  броска всадил метательный кинжал в
глотку кому-то, окликнувшему их из темноты "Эй, браток!",  и  когда,  подняв
трофейного  коня  на  дыбы,  он смог перепрыгнуть через руины южной стены, а
Лога в два прыжка догнал его уже за пределами собственно поместья-крепости.
     Им везло, когда они, промчавшись вихрем  через  полусонную  заставу  на
проходе  через  вал,  смогли  проскочить  это  опасное  место  и  опять конь
безукоризненно преодолел двенадцатилоктевый ров за валом. Ну  а  Лога  --  и
подавно.
     Но  потом  везение прекратилось. Потому что стража наконец опомнилась и
стрела повстречалась с плотью Логи.  Тот  печально  взвыл  и  растворился  в
темноте  за  спиной  Эгина.  Прежде,  чем стража перезарядила самострелы для
следующего залпа, аррум стремительно свернул с тракта в темноту, кустарники,
неизвестность. Тем более что впереди было кое-что  похлеще.  Там,  в  узости
между  холмов, пылали огромные костры и на подсвеченной ими стрелковой вышке
маячили  четверо  лучников  с  полноростными   тисовыми   луками.   Эти   не
промахнулись бы.
     "Да,  играют  здесь  в  Тардер,  Эстартою осажденный", -- Эгин вспомнил
Есмара и его сердце сжалось от ощущения полного одиночества в этом  чужом  и
враждебном краю.
     Эгин   погнал  коня  напролом  сквозь  кустарник,  по  пологому  склону
безымянного холма. Будь что будет.

     x 9 x

     Спустившись с холма и отыскав тропу, уводящую прочь от вайского  тракта
по  направлению  к Ужице, Эгин заключил, что от добра добра не ищут, перевел
коня на легкую рысь и решил выбраться к реке, вдосталь попить воды,  напоить
непривычного к таким передрягам коня, а уж потом думать, что да как дальше.
     Его  глаза  цепко  ощупывали все, что только можно разглядеть при свете
заходящей луны. Порядком ослабевший Взор Аррума то  и  дело  забегал  вперед
проверить,  не  затаилась  ли  за  поворотом  тропы новая опасность. Его уши
ловили каждый  шорох  на  триста  шагов  вокруг,  а  его  усталый  рассудок,
последние  часы  полностью  поглощенный  спасением  из  Серого Холма, теперь
наконец смог вернуться к валу происшедших  событий  и  дать  им  хоть  какую
скороспелую оценку.
     Эгин не поверил Вакку. Не поверил сразу и безоговорочно. Особенно после
того как увидел его Внешнюю Секиру.
     Да,  с  отрочества  будущим  офицерам  Свода вдалбливают, что подделать
Внешнюю Секиру невозможно. Что ее изготавливают в кузницах Свода при  помощи
совершенно  тайной  магии  и  при  участии единственного на весь Круг Земель
Знахаря. И все это было бы  для  Эгина  непререкаемой  истиной,  если  бы  в
прошлом  году  на  его  собственное  имя  не  была переделана Внешняя Секира
аррума. Переделана за  десять  коротких  колоколов.  Переделана  безупречно.
Поэтому когда в Сорока Отметинах Огня жетона, изготовленного на имя Саданга,
в ответ на прикосновение Багида полыхнули послушные голубые искры, Эгина это
ни  в  чем  не  убедило.  А  вот  встревожило -- это да. Ну а все дальнейшее
просто-таки испугало Эгина не на шутку.
     Дело в том, что все, рассказанное Багидом  Вакком  относительно  своего
секретного  задания,  относительно  Семнадцатого Поместья и прочего, было до
некоторой степени правдой. Правдой в том смысле, что действительно Эгин этой
ночью увидел и Переделанных Человеков во  всем  их  мрачном  великолепии,  и
магические светильники, и сложную механику подземных дверей, и помещение для
десятков костеруких. Все это говорило о том, что кто-то, не имеющий никакого
прямого  отношения  к  Своду, тайно от Свода (о Шилол -- разве есть в Варане
нечто, являющееся тайной для Свода? выходит, есть) устроил здесь, на Медовом
Берегу, гнездовье этих самых Переделанных Человеков. Кто?
     Если самым главным здесь действительно был Багид -- значит, Эгин  может
готовить нагрудник к своей первой аррумской почетной чеканке. Это по меньшей
мере.   Потому   что,   как   ни   крути,   а   он,   Эгин,  провел  сегодня
головокружительную и, в общем-то, успешную операцию,  в  результате  которой
Багид  казнен без суда и следствия как особо опасный враг Князя и Истины. Но
даже и в этом случае любому эрм-саванну очевидно, что за спиной Багида стоит
очень могущественный враг. Враг, о котором Эгин пока что  ничего  не  знает.
Враг,  в руках которого находятся магии, сравнимые с лучшими секретами Свода
Равновесия. И хорошо если  этот  враг  --  в  Аюте,  в  Тернауне  или  Синем
Алустрале. А если Багид даже здесь, в Сером Холме, не был ключевой персоной?
     Все,  что  произошло  сегодня  в Сером Холме, подталкивало Эгина к трем
выводам.
     Багиду Вакку во что бы то ни стало хотелось отправить  за  его,  Эгина,
подписью, письмо в Свод Равновесия.
     Багид   Вакк   сам   почти  безоговорочно  верил  во  все  свои  бредни
относительно своего звания аррума и вообще, похоже, отнюдь не лучшим образом
понимал что вокруг него происходит.
     Багид Вакк  плохо  заботился  о  сохранении  своей  жизни.  Точнее,  он
заботился  о  ней  ровно  настолько,  чтобы  показать  свою заботу -- ширмы,
зеркала, столпотворение кольчужников и  всего  лишь  двое  костеруких.  Эти,
последние, может и были телохранителями, но, не исключено -- надсмотрщиками.
Надсмотрщиками над самим Багидом.
     Из этих трех выводов следовали головоломные вопросы.
     Зачем  врагу,  действующему  через  Багида  Вакка, подталкивать Эгина к
тому, что он и так собирался сделать --  отправить  почтовым  альбатросом  в
Свод  Равновесия  запрос  о  помощи?  Зачем  приманивать  альбатроса,  затем
приманивать Эгина, сводить их  в  одной  комнате  и  по  существу  говорить:
"Напиши,  дружок, любой бред под нашим соглядатайством и на твоих глазах эта
добрая птица доставит сей бред пред ясны очи гнорра"?
     На этот вопрос Эгин к своему изумлению ответил молниеносно: чтобы в тех
местах письма, где Эгин, как всякий аррум, будет  чересчур  сух  и  деловит,
попросить его подбавить красок; чтобы доказать гнорру как один минус один --
ноль,  что  его личное вмешательство здесь необходимо; чтобы весь цвет Свода
Равновесия поспешил сюда на взмыленных конях и переполненных ветром парусах!
А зачем? Затем, чтобы покончить со всеми одним ударом.
     Эгину стало страшно. Это  какую  же  силу  должен  чувствовать  в  себе
неведомый  враг,  чтобы играючи разводить на Медовом Берегу, на чужой земле,
такой кровавый бардак, а потом надеяться истребить  гнорра,  пар-арценцев  и
лучших  аррумов  Свода  одним  ударом?  Истребить тех, кто меньше года назад
сокрушили неприступную цитадель смегов и убили Говорящих Хоц-Дзанга.
     А Багид? Что же Багид? Багид, непосредственно  загрызенный  Логой,  был
убит  благодаря  его, Эгина, действиям. И все-таки Багида на самом деле убил
кто-то другой. Не Эгин и не Лога. Кто-то, кто остался жив.  Чтобы  управлять
костерукими, чтобы укрощать шардевкатранов, чтобы охотиться на Прокаженного,
чтобы  вообще  вызвать  своими  действиями  появление  гнорра и прочих магов
помельче.
     И тут Эгина озарило. Никакого Прокаженного в  действительности  нет.  И
шардевкатраны,  и  костерукие  управляются  одним человеком. Все свары между
ними -- нарочито разыгранные баталии картонных человеков.  Этот  человек  --
убийца  предыдущего тайного советника. Этот человек -- офицер Гиэннеры. Этот
офицер -- женщина. Эта женщина -- Люспена. Остальное -- подробности.
     Эгин непроизвольно натянул поводья -- так он был потрясен стройностью и
логичностью сделанного им открытия. Послушный конь охотно остановился.
     Вот это да! В его схему вписались даже слова Багида о том, что Люспена,
дескать, застрелила тайного советника из сборного аютского лука. Разумеется,
вкладывая эти слова в уста Багида, Люспена надеялась похоронить  невероятную
правду среди месива оголтелой лжи, которая для любого аррума очевидна.
     Осталось  всего  лишь  в  свою очередь застрелить Люспену -- и хаосу на
Медовом Берегу значительно поубавится.
     "А что это мы не  едем?"  --  глуповато  подумал  Эгин,  только  сейчас
осознав, что конь стоит как вкопанный.
     И  тут  он  вспомнил  мрачную  ночь в Кедровой Усадьбе. Вспомнил чужой,
неведомый голос, доносящийся с гребня стены: "Человек, сделай  семь...  нет,
твоих  меньше...  шесть шагов влево." "Человек...", "твоих..." -- если можно
еще было заранее подстроить слова и  голос  так,  чтобы  у  Эгина  сложилось
впечатление,  что  с  ним  разговаривает  неведомое  существо, а не, скажем,
Люспена, то уже ни одна известная Эгину магия в мире не  могла  предугадать,
куда  упадут  бревна  разваливающейся  смотровой  площадки. Да ну и гнорр, в
конце концов, слов на ветер не бросает...
     Значит, здесь все-таки есть некто (нечто?), именуемое Прокаженным. И, в
отличие от прочих, он чист от любых подозрений. Кроме подозрений в том,  что
он смог спасти Эгина от смерти, а Лорму и Сорго -- от плена.
     А  теперь  так.  Блуждая впотьмах, никогда не знаешь кто друг, а кто --
враг. Возможно, Прокаженный --  действительно  друг  и  тогда  с  ним  нужно
переговорить,  чтобы  найти  пути  к уничтожению скверны. Если враг -- с ним
тоже нужно переговорить, по возможности выведать его планы и силу,  а  затем
уничтожить.
     Ну а Люспена...
     У   Эгина  уже  пошла  кругом  голова  и  он,  насильно  приказав  себе
сосредоточиться на более насущной мысли о безопасном выходе к  реке,  только
легонько поддал коню по ребрам.
     Он  не знал, что, размышляя, смог подобраться уже очень близко к истине
и   отсутствие   в   его   рассмотрении    одного-единственного    человека,
одного-единственного  слова  и одной-единственной стороны света не позволили
ему разгадать истинную расстановку сил на Медовом Берегу и вокруг него.
     Вот эти ключи: главный конюх, мед, Юг.

     x 10 x

     Когда  тайный  советник,  его  секретарь  и  лучший   солдат   вайского
гарнизона, молодчина Гнук, ушли в Серый Холм, на душе у Тэна окс Найры стало
совсем  тошно.  Он  и  девять никудышных раздолбаев -- вот все, что в случае
нападения он сможет  противопоставить  неведомой  угрозе.  Угрозе,  которая,
похоже,  действительно  очень  серьезна,  ибо  советник  Йен  окс  Тамма  не
производил впечатление человека, способного пугаться по пустякам.
     Что оставалось  Тэну?  Защищать  вверенное  ему  княжеское  владение  и
следить  за  тем,  чтобы  обыватели  во  главе  с  толстяком  Вицей поскорее
отправились восвояси, на запад.
     Тэн рассудил, что со стороны моря и со стороны достаточно широкой  близ
Ваи  Ужицы  неведомая  опасность  явится  едва  ли,  равно  как и со стороны
непроходимых болот, подступавших к городу с востока.  Поэтому  его  солдаты,
предварительно  сложив  дров  и  хворосту для десятка костров, сели в кружок
там, где тракт, покидая Ваю, уходил к Серому Холму. Сели во главе  со  своим
командиром   и,  опасливо  хорохорясь,  стали  ожидать,  когда  же  появится
неведомый враг.
     -- А что, братцы, выпустим кишки  супостату?  --  бодрясь,  осведомился
Тэн, когда начало смеркаться.
     --  Выпустим-выпустим,  --  довольно  мрачно процедил один из солдат --
лысый как колено, с кольцом в ухе. --  Если  только  у  супостата  есть  что
выпустить.
     В  иное  время Тэн, пожалуй, наградил бы его зуботычиной, но теперь ему
было не до того. И это понимали все.

     x 11 x

     Сгустилась темнота, когда прибежал посланный Вицей мальчишка и сообщил,
что первые лодки стали отходить от  берега.  Тэн  потрепал  его  по  щеке  и
подарил ему один медный авр. На счастье.
     Потом  Тэн  приказал солдатам разжечь костры и жидкая цепочка из десяти
ярких огненных цветков с треском распустилась между Ужицей и  болотами.  Тэн
не  сомневался,  что  проклятой нечисти, на которую смутно намекал советник,
эта иллюминация ни по чем, и все-таки рядом с кострами было как-то веселее.
     Потом за спиной раздался первый далекий вопль ужаса. Кричали в Вае,  на
берегу Ужицы. Солдаты схватились за оружие.
     Вопль   повторился.  Сильнее  и  ближе.  За  кругами  неровного  света,
порождаемого кострами, темнота сгущалась и нельзя  было  разглядеть  ничего,
кроме серых стен ближайших домов.
     Обязанностью  Тэна  было  оберегать  тех,  кто  сейчас  гибнет  в  этой
беспросветной темноте.
     -- Ну что, братцы? -- спросил он,  обводя  взглядом  своих  солдат.  --
Наберите головней -- и идем.
     И они пошли.
     Улицы были темны и пустынны. Возле дома градоуправителя не было никого.
Они повернули к реке. Впереди, за покосившимися заборами, послышались шаги и
журчание, словно бы сразу несколько пьяниц справляли на ходу малую нужду.
     На Тэна и его солдат напали, как только они свернули за угол. Несколько
темных  силуэтов,  с  которых  потоками  стекала  вода, выросли впереди и за
спиной.
     Все произошло как в невнятном, но очень плохом сне. Именно так -- когда
реальность перестает быть собой, когда  знакомые  и  обыденные  при  дневном
свете  вещи  утрачивают  привычные  свойства  и  открывают  свою  чудовищную
изнанку. И, главное, как это бывает со снами, Тэн окс Найра  смог  сохранить
лишь обрывочные воспоминания о событиях той ночи.
     Тэн  помнил, как бежал пустынными улицами Ваи и ему казалось, что более
низкого предателя, чем он, не  знает  весь  мир,  хотя  это  и  не  являлось
правдой.  Тэн  не был предателем, ибо все его солдаты были обречены с первых
же мгновений схватки с костерукими и, останься он вместе  с  ними,  он  тоже
погиб бы спустя несколько коротких колоколов.
     Потом  прямо  перед  ним  провалилось  под  землю пол-улицы и несколько
длинных змей (или щупалец?  или  многосуставчатых  рук?)  метнулись  ему  за
спину,  а  одна  --  перехватила его поперек талии. В три удара метательного
ножа, употребленного  не  по  назначению,  Тэн  сломал  отличную  сталь,  не
причинив  твари  ни малейшего вреда. А фиолетовые пятна на шкуре и бездонные
белесые глаза неведомой твари были уже совсем близко...
     Он орал так, как не орал,  наверное,  и  при  рождении,  а  звезды  над
головой  вдруг  исчезли  и в лицо пахнуло свежевскопанной землей и сыростью.
Его туловище было перехвачено намертво,  но  дышать  он  все-таки  мог.  Тэн
закрыл  глаза, потому что опасался, что в любой момент его оторванная голова
увидит со стороны фонтан крови, брызжущий из его конвульсирующего тулова. Уж
лучше перед смертью видеть сны, чем такое.
     Потом... Потом со всех сторон вновь разбушевался грохот и все лицо Тэна
обсыпало землей.
     Потом кто-то несколько раз ударил неподалеку по струнам каниойфаммы  (а
это-то  уж  какого  Шилола?) и Тэн был выброшен на песок, словно несъедобная
ракушка.
     Тэн почти не ушибся. И когда  к  его  щекам  прикоснулись  горячие,  но
ласковые  ладони, он открыл глаза. Окруженная венцом тех самых змей-щупалец,
освещенная переносным масляным фонарем, над ним сидела Люспена.
     -- У нас нет времени, варанец. Если хочешь жить -- сдай оружие и следуй
со мной.
     Голос ее был нежен, но вот сами слова... Вот  уж  как-как,  а  в  такой
манере женщины с Тэном еще никогда не разговаривали. "Варанец"! А она что --
со звезды свалилась?
     Впрочем,  покосившись  на  исполинскую  тушу  чудовища...  о  нет, двух
чудовищ!.. по коже которых струились фиолетовые пятна, Тэн понял, что делает
предложения и задает вопросы здесь отнюдь не он.
     -- У меня нет оружия. И я хочу жить, --  сказал  Тэн,  сглотнув  комок,
подкативший  к  его горлу при виде доспехов, которые выглядывали из глубокой
прорези ночного платья Люспены.
     Доспехи были живыми.

     x 12 x

     Тэн сидел на  веслах  крохотной  двухместной  лодчонки,  которую  видел
первый  раз  в  жизни. Лодчонка была сделана из очень легкой и прочной кожи.
Как показалось Тэну -- акульей. Весла тоже были  необычными  и  походили  на
легкие  трубчатые  кости.  Чьи кости? Ну уж не собачьи, по крайней мере. Или
собачка была размером с купеческий дом.
     Они отплыли от берега шагов на сто и Тэн уже начал понемногу  приходить
в  себя, когда за его спиной -- то есть в стороне открытого моря -- раздался
оглушительный раскат грома. Спустя несколько мгновений на берегу вспухли два
шара малинового огня. Они,  словно  вспышки  молний,  выхватили  из  темноты
разлетающиеся  в  щепу  рыбачьи сараи, черные силуэты нежити, возносящиеся в
воздух, и, как показалось Тэну, длинную тушу одного из чудовищ.
     -- Да что же здесь творится,  змеиная  кровь?!  --  воскликнул  Тэн,  в
сердцах  бросая  весла  и оборачиваясь к Люспене. Та сосредоточенно смотрела
вперед.
     -- Возьми чуть правее, -- сказала она спокойно и Тэну оставалось только
повиноваться.
     В открытом  море  снова  раскатился  грохот  и  снова  берег  окрасился
багрянцем  разрывов. Тэну показалось, что на этот раз ему удалось разглядеть
несколько пенных следов на морской глади у самой береговой кромки.
     -- Послушай, -- прошипел сквозь зубы Тэн. -- Я не буду грести, пока  ты
не объяснишь мне кто ты такая и что сейчас творится в Вае.
     --  Вообще-то,  ты  мой пленник и в ответ на неповиновение я имею право
тебя убить. Но я всегда относилась к тебе хорошо, варанец. Поэтому я  отвечу
на твои вопросы.
     Снова  гром,  снова разрушительный огонь -- но на этот раз Тэн почти не
обратил на них внимания. Потому что Люспена говорила такие вещи, от  которых
у  него,  простого варанского солдата, волосы вставали дыбом. Хотя, казалось
бы, после всех событий этой ночи можно было  разучиться  удивляться  на  всю
оставшуюся жизнь.
     --  Я  --  офицер Гиэннеры. Вот уже несколько лет я по поручению своего
народа наблюдаю за Медовым Берегом, потому что мы  определили  там,  у  вас,
большую  опасность. Опасность, с которой ты сегодня столкнулся лицом к лицу.
Имя ей -- шардевкатраны. Я могу отчасти повелевать ими, но в  ближайшие  дни
они  станут совершенно невменяемы. А потом -- приблизительно через неделю --
шардевкатраны окуклятся, подобно гусеницам бабочек. А потом,  весьма  скоро,
из них выйдут те, кого ваш Свод Равновесия остановить не сможет ни при каких
условиях.  Вот  почему  и  тебе,  и мне надо попасть на наш корабль, который
сейчас мечет "молнии". И если  нам  посчастливится  добраться  до  него,  мы
отправимся в Новый Ордос.
     --  Что  значит  посчастливится? -- спросил Тэн, перекрикивая очередной
раскат разрушительного грома.
     -- Это значит, что за  нами  погоня,  --  совершенно  спокойно  сказала
Люспена,  не  оборачиваясь.  -- И именно ее пытается остановить наш палубный
исчислитель, направляющий "молнии".
     -- А кто за нами гонится? -- спросил Тэн, стараясь попасть в  спокойный
тон Люспены. Не получилось.
     Следующие  два ядра, выпущенные аютцами, разорвались в пятидесяти шагах
за кормой лодки. И выхватили из темноты пенные буруны -- словно бы несколько
собак, бешено колотя лапами по воде, изо  всех  сил  стремились  настичь  их
лодку. И эти пенные буруны были уже совсем близко.
     --  Гонятся  те,  из-за  которых я вынуждена покинуть Медовый Берег, --
жестко сказала Люспена. -- Возьми это и не вздумай раскроить мне череп.  Все
равно не выйдет.
     Люспена   вручила   Тэну   массивную   палицу   с   граненым   железным
набалдашником, а сама, обнажив широкий волнистый меч, перебралась на  корму.
У Тэна мелькнула отнюдь не самая своевременная мысль, что он многое