Александр Зорич.
     Ты победил


      * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК *

     ГЛАВА 1. ДЕЛО ГЛАРТА

     МЕДОВЫЙ БЕРЕГ, 63 ГОД ЭРЫ ДВУХ КАЛЕНДАРЕЙ
     Месяц Белхаоль

     x 1 x

     Пожалуй,  за  прошедший  год  Эгин  постарел  (или возмужал, тут уж как
посмотреть -- весной ему исполнилось всего  лишь  двадцать  восемь)  на  все
десять.
     Здесь не обошлось без участия Свода Равновесия.
     Не  обошлось  и  без мудрого гнорра Свода, "юноши небесной красоты", не
знавшим себе равных ни в коварстве, ни в проницательности.
     И без женщин. А точнее, одной-единственной женщины с печальными, всегда
словно бы чуть заплаканными глазами и скромными повадками чужой жены.
     Не обошлось и без помощи  собственных  мыслей  Эгина,  которых  никогда
нельзя  иметь  слишком  много.  Тем  более,  пребывая  в таких замечательных
местах, как Медовый Берег, и в таких великолепных городах, как Вая.
     Еще десять дней назад, подымаясь на борт паршивого торгового суденышка,
которое даже доброжелатели звали не иначе как "плавучим сортиром", Эгин  был
уверен  в  том, что направляется в почетную ссылку. Ибо нет в Варане лучшего
для ссылки места, чем Вая, столица уезда Медовый Берег. Не даром  ведь  даже
"плавучие сортиры" наведываются туда не чаще четырех раз в год. Или пяти. Но
пятый  --  это  уже  из  ряда  вон  выходящее  событие.  Только  когда в Вае
происходит  нечто  уму  непостижимое.  Например,   когда   убивают   тайного
советника.
     Когда  убивают  тайного  советника,  приходит  пятый  по счету корабль.
Такова, надо полагать, местная примета.

     x 2 x

     Вая. Место, где предстоит жить опальному арруму Эгину  в  его  двадцать
восемь  лет.  Жить  до  самой  старости.  Обзавестись  внебрачными  детьми и
подагрой. Если нужно -- мигренью. Дожить до шестого десятка и тихо почить  в
чине  все  того  же аррума. Ибо из таких мест, как Вая, редко возвращаются в
столицу. Такие места, как Вая, нужны для того, чтобы тихо и мирно догнивать,
дожидаясь остатка своих дней, поставив меч  на  подставку  у  кровати  и  со
временем даже забыв отирать с него пыль. День за днем. Вечер за вечером.
     Гнить  или  догнивать  --  не  суть  важно,  ибо  Вая с ее нездоровым и
странным климатом делала эти  два  слова  совершенно  равнозначными,  стирая
атрибуты   времени  и  завершенности  действия.  Глядя  на  немногочисленные
приземистые домики, сработанные  из  гниловатых  досок  и  некрасивой  серой
глины,  Эгин  думал о том, что гнорр, медовоустый Лагха, красавец Лагха, мог
быть и помягче со своим опальным аррумом. И подыскать ему более  живописное,
более  поэтическое  место  для пожизненного гниения. Хоть бы уже Новый Ордос
или Вергрин. Или могилу.
     В тот день настроение у  Эгина  было  отвратительным.  Уж  очень  много
хорошего  осталось  позади  и  уж очень скучным казался ему город, который и
городом-то назвать было стыдно.  Одного-единственного  двухэтажного  здания,
исчадия тоже опального и тоже столичного архитектора, недостаточно для того,
чтобы называть помойную яму городом.
     "Пожалуй,  внутри  этого  двухэтажного урода мне и предстоит постепенно
забывать, как отирают с меча пыль", -- мрачно  отметил  Эгин,  выбираясь  из
лодки на зыбкие доски крошечной пристани.
     Вая не имела порта. Местная речка Ужица нанесла в месте своего впадения
в море  прорву  серого  вулканического песка и глины. Дноуглубительных работ
здесь, разумеется, никто и не думал  вести.  Небось  не  Пиннарин.  Кораблям
приходилось  бросать  якорь  в  полулиге  от  берега и вести сношения с Ваей
исключительно при помощи лодок.
     Эгин -- аррум Опоры Вещей. Йен  окс  Тамма  --  тайный  советник  уезда
Медовый  Берег. Йен окс Тамма и Эгин -- в определенном смысле совсем не одно
и то же. В прошлом году был еще третий. Человек,  имевший  одну-единственную
ночь  страстной  любви с теперешней супругой самого гнорра Свода Равновесия.
Тогда его, коварного искусителя, звали Атеном окс Гонаутом. И был он, ха-ха,
чиновником Иноземного Дома.
     Офицеров Свода Равновесия нельзя называть их  истинными  именами  кроме
как  в  обществе  коллег.  А  жаль.  Потому  что его последнее имя совсем не
нравилось Эгину, хотя за время пути из Пиннарина в Ваю он уже вполне  привык
к  нему.  В  самом  деле, за последние девять лет он сменил больше имен, чем
портовая шлюха клиентов в канун новогодних праздников.
     Должен ли жалеть офицер Свода Равновесия о том, что за последние девять
лет он сменил больше имен, чем портовая шлюха клиентов в канун первой недели
месяца Асон? Нет, ибо офицеры Свода Равновесия не должны жалеть ни о чем.
     Тот душевный орган, каким люди жалеют, обычно отмирает за ненадобностью
у офицеров Свода еще на Высшем Цикле обучения. Но Эгин жалел. Потому  что  у
него душевные органы еще не отмерли окончательно.
     --  Добро  пожаловать  в  Ваю! -- Вица, местный градоуправитель, хозяин
зычного баса, подал руку Эгину,  преисполняясь  самыми  верноподданническими
чувствами.
     Толстяк  и  нарочитый  простак  Вица  конечно же знал, что перед ним за
фазан, подпоясанный мечом ценой  в  полтабуна  породистых  скакунов.  Тайный
советник,  даже  такой  молодой  и белобрысый как Эгин -- это всегда человек
Свода. А Свода Вица боялся как дети боятся темноты. Как животные  огня.  Как
рыбы  --  мертвых  песков  пустыни  Легередан.  У  Вицы  для  этого были все
основания. Как и у всех прочих граждан Великого Княжества Варан.

     x 3 x

     Эгин прибыл в Ваю не один. Его  двадцатитрехлетний  помощник  по  имени
Есмар был, как и Эгин, офицером Свода.
     Две  черных косы. Короткий меч северного образца с выщербленным у самой
гарды лезвием. И неискоренимая страсть лезть под  юбку  к  каждой  встречной
особе  женского  пола.  Лезть,  не страшась ни Уложений Жезла и Браслета, ни
детин с дубинами и колунами  --  братьев,  мужей  и  свояков  приглянувшейся
прелестницы.
     Разумеется,  имя  Есмар  тоже  являлось поддельным. Его истинное имя, с
трудом уместившееся на его Внешней Секире, за полной  неудобопроизносимостью
Эгин  так и не запомнил. Какой-то там "Неферна-тра-та-та-и-Пайпалассил", что
ли. Древнее, очень древнее ре-тарское имя, которое Отцы  Поместий  раскопали
среди  своих  излюбленных  из-за  полной  запретности  для  простых смертных
писаниях.
     Поддельной  же  должностью  Есмара  была  должность  секретаря  тайного
советника уезда Медовый Берег.
     Есмар  подавал  Эгину меч и плащ. Есмар играл с Эгином в лам и распивал
легкое вино. Есмар болтал с Эгином  о  местных  красотках  и  пестовал  двух
тварей,  которые  тоже  были  отряжены в Ваю Сводом Равновесия. Это было его
самой важной  обязанностью,  ибо  Есмар  являлся  офицером  Опоры  Безгласых
Тварей.  А  эта  Опора  существует,  помимо  прочего, для того, чтобы люди и
безгласые твари понимали друг друга как можно лучше.
     Тварей  было  две.  Черный  бесхвостый  кобель  огромной   величины   и
повышенной злостности по кличке Лога. И почтовый альбатрос, всю дорогу хмуро
просидевший  в  огромной  клетке, ожидая свободы или, на худой конец, свежей
рыбы. Кличка альбатроса была Шаль-Кевр.
     Эгин сносил Есмара без труда. Терпеть не мог кобеля, который  напоминал
ему  о кровавых событиях его собственной биографии. И не замечал альбатроса,
бездумный, но неизреченно печальный взгляд которого вселял в Эгина  смертную
тоску.  Впрочем,  в  полезности  альбатроса Эгин не сомневался, в отличие от
полезности Есмара и Логи.  "С  этим  хоть  можно  будет  послать  в  столицу
какие-нибудь новости, а с ними..."

     x 4 x

     Тайного  советника  по  имени  Гларт,  предшественника  Эгина  на  этом
сомнительной значимости посту, убили два месяца назад.
     Пастухи Круста Гутулана нашли тело  отнюдь  не  на  первый  день  после
убийства  у  обочины  пустынной  дороги, ведущей в горный рудник. Его узнали
сразу, хотя это было нелегко. Лицо Гларта было изуродовано червями, воронами
и жуками-могильщиками. Левая рука -- отрублена.  Ребра  на  спине  изломаны,
сердце -- вырезано. Одежда изорвана в клочья все тем же вороньем. К счастью,
мясом Гларта побрезговали росомахи и медведи, иначе его останки исчезли бы в
полной неизвестности навсегда.
     Стрела,  которая, судя по размерам, была выпущена из огромного тисового
лука в человеческий рост, пробила Гларту спину, прошла через сердце и  вышла
из груди. Гларт наверняка умер мгновенно.
     Все  эти  достаточно  скудные  подробности  Эгин узнал еще в Пиннарине,
когда одним отнюдь не прекрасным солнечным  утром  нашел  у  себя  на  столе
записку  от  гнорра,  а  вместе  с  ней  --  обстоятельное  письмо из Ваи за
подписями градоуправителя и начальника гарнизона.
     И еще тогда подумал, что когда вырезают  сердце  у  трупа,  это  делают
неспроста.  И  вырезанное  сердце  --  особенно когда оно вырезано у офицера
Свода -- очень настораживает тех, кто сведущ в Измененной материи  и  словах
Изменений.  Офицерам  Свода  не  следует объяснять, с какими целями вырезают
сердца своим жертвам иные умельцы.
     Эгин утешал себя мыслью о том, что, возможно, дела не так уж  плохи  и,
не  исключено,  это  сделал  какой-нибудь бесноватый и дикий горец для того,
чтобы его, сердце Гларта, съесть, например. О местных горцах Эгин наслушался
и от градоуправителя, и от местного учителя предостаточно в первый  же  день
пребывания в Вае.
     Так  или  иначе,  Эгин  решил  начать  расследование  с  осмотра тела и
довыяснения  личности  убийцы.  Строгая  процедура  опознания   Гларта   уже
рисовалась  у  него  в  голове,  когда  он  в  обществе  начальника местного
гарнизона Тэна окс Найры шествовал по  направлению  к  неказистому  сараю  с
двумя караульными у дверей.
     Там,  залитое  воском  для предотвращения дальнейшей порчи, лежало тело
Гларта, рах-саванна Опоры Вещей.

     x 5 x

     --  Извольте  осмотреть  тело,  милостивый  гиазир,   --   отрапортовал
начальник гарнизона, распахивая дверь сарая и отступая назад на шаг.
     Один  из  воинов, стоявших в карауле, услужливо протянул Эгину масляную
лампу. Она была очень кстати, ибо в подвале было  темным-темно,  а  лестница
оказалась крутой, склизкой и холодной.
     Эгин  бросил  испытующий  взгляд  на  начальника  гарнизона, а затем на
караульных. Бледные, перепуганные лица  без  признаков  особенно  утонченной
мыслительной   деятельности.   Грязные,  жирные  волосы.  У  одного  солдата
веревочка на портках завязана абы как и ее концы  неряшливо  свисают  из-под
застегнутой лишь на половину пуговиц куртки.
     От  комментариев по поводу внешнего вида Эгин воздержался. Но испуг его
провожатого и караульных и удивил, и  разозлил  его  одновременно.  Кажется,
каждый  из  них  согласился бы простоять в карауле три ночных смены, лишь бы
сейчас не спускаться вместе с ним в подвал,  где  лежал  всего-навсего  труп
предыдущего тайного советника уезда.
     -- Вы что же, со мной не пойдете?
     --  Помилуйте,  милостивый  гиазир,  там и без нас тесно, -- попробовал
отшутиться Тэн окс Найра.
     -- Ну уж нет, идем вместе, -- отрезал Эгин. Еще не хватало,  чтобы  эти
трусливые негодяи оставили его один на один с дохлым Глартом.
     --  Тэн,  вы  пойдете  первым,  я вторым, а вы, -- Эгин указал на более
опрятного с виду и очень крепкого солдата, -- третьим.
     Никто не осмелился спорить и они спустились вниз -- туда, где  смердел,
дожидаясь  торжества  справедливости,  бывший  товарищ  Эгина  по Четвертому
Поместью.

     x 6 x

     Нижняя дверь в Чертог  Усопших  города  Вая  распахнулась  под  напором
истерического носка сандалии Тэна окс Найры.
     Комната  наполовину  была  завалена землей, как если бы сваи, державшие
грунт, вдруг рухнули, выеденные  изнутри  червями-древоточцами.  Комнаты  не
было. Не было и трупа.
     Кое-как  совладав  с  мокрой землей и досками, они наконец протиснулись
внутрь. Солдаты и Тэн начали  раскопки,  используя  для  этой  цели  широкие
кинжалы  прямо  в  ножнах. Эгин осматривал подвал при тусклом свете масляной
лампы. Все это выглядело так, будто бы гигантский крот,  трудясь  над  своим
туннелем,  сбился  с  пути  и  случайно  вылез  в  одном из подвалов Чертога
Усопших. Хотя, впрочем, какой еще крот? Кротов такой величины  не  бывает  и
быть  не  может. Такие кроты с голоду передохли бы быстрей, чем в первый раз
как следует набили бы себе брюхо всякими там червями.
     -- Вы что, не помните, где лежал труп? -- ледяным тоном  спросил  Эгин,
которому   не   нравилась   рассеянность,  с  которой  поглядывали  на  него
подчиненные.
     -- Помним, он лежал здесь, на деревянном топчане.
     -- Ну?
     -- Ну и вот... собственно, его нет... -- развел руками  Тэн,  сухопарый
вояка со впавшими скулами.
     -- А топчан? -- спросил Эгин с некоторой издевкой.
     -- И топчана тоже нет.
     --  Что  ж,  нет  так  нет,  -- заключил Эгин и решительно направился к
выходу.
     Разве  можно  ожидать  чего-нибудь  путного  в  местности,  где  трупам
вырезают  сердца  и  отсекают левые руки, во плоти которых у всякого офицера
Свода Равновесия заключена Внутренняя Секира?  Дар  Свода.  Пуповина  Свода.
Родимое пятно Свода.

     x 7 x

     Неудача  с  осмотром тела несколько удручила Эгина. Не то чтобы ему так
уж не терпелось поглядеть на  безобразные  разлагающиеся  останки  своего  в
прошлом  однокашника.  Просто  он  с некоторых пор стал суеверен и не любил,
когда дело начинается с неудачи.
     Куда делось тело?
     "Знать не знаем! -- лепетал один из караульных. -- С того дня  как  его
сюда принесли, здесь все время кто-то был, вооруженный".
     "Оно  там,  наверное,  под  землей!  Нужно  еще  поискать. Получше", --
деловито заключил начальник гарнизона.
     Эгин скептически покачал головой. Чутье аррума  подсказывало  ему,  что
искать  там совершенно незачем и нечего. А чутью аррума можно доверять почти
так же смело, как и Персту Севера.
     "А   по-моему   оно   того...   само   исчезло",   --    тихо    сказал
неряха-караульный.   Начальник   посмотрел   на   него  с  плохо  скрываемым
презрением. А Эгин лишь рассеяно кивнул.
     Как бы странно ни звучали слова, сказанные стеснительным  солдатом,  но
это был самый здравый вывод, который можно было сделать из случившегося.
     "Что  ж,  тело убитого исчезло. Теперь бы найти хоть убийцу", -- устало
усмехнулся Эгин.

     x 8 x

     Пока Эгин зачинал  расследование  и  знакомился  с  солдатней  местного
гарнизона (в составе десяти скучающих крестьянских парней из Нового Ордоса и
одного  молчаливого  черноволосого  уроженца  Суэддеты по имени Гнук), Есмар
устраивал Эгина на новом месте, не забывая и о себе.
     Главное требование, которое Эгин  поставил  градоуправителю,  сойдя  на
берег, заключалось в следующем: его комната и комната Есмара не должны иметь
общей стены.
     На то было одно веское соображение.
     Достаточно  близко познакомившись с норовом Есмара за время путешествия
из Пиннарина, Эгин не сомневался в том, что тот бросится в омут  любвеобилия
сразу  же  по прибытии. А терпеть похотливую возню и страстные вздохи у себя
над ухом вечером, ночью, днем или поутру Эгину не улыбалось.
     Отплатить Есмару той же монетой аррум не надеялся. Женщинами и девицами
Ваи он был, в общем-то, разочарован.
     Их было мало. Все они выходили на улицу в длинных платьях до  пят  и  с
покрытыми  головами. Ноги их были по большей части грязны и босы, взгляды --
угрюмы и испуганны. Местные нравы не были  суровы,  но  некоторых  заповедей
домотканого  благонравия  здесь  держались  строго.  Например,  все  вайские
прелестницы выходили на улицу не иначе как вдвоем  или  втроем.  Чем  бы  не
занимались  они  в  своих  садиках  и  чахлых миндальных рощах на окраине со
своими сужеными и просто соседями, выйти на улицу водиночку означало большой
позор. Но даже если бы и не запрет... Толстые икры, обветренные лица,  сухие
руки  с  коротко  обрезанными  ногтями, под которыми намертво въелась в кожу
краска, какой тут морят  пряжу  --  все  это  действовало  на  Эгина  почище
Уложений Жезла и Браслета.
     "Значит,  придется  искать себе женщину среди благородных", -- с тоской
подумал Эгин, когда  мимо  него,  словно  две  телушки,  проплыли  толстухи.
"Добра-дня гьясиру новому са-ветничку".
     Среди  благородных...  сердце  Эгина  наполнилось горечью. Как рьяно не
утолял он свою похоть последний год, как ни  старался  забыть  одну  молодую
особу,  бывшую,  ни  много  ни мало, племянницей погибшего Сиятельного Князя
(мятежника и узурпатора), ныне же -- племянницей Сиятельной Княжны (вроде бы
законной), она никак не шла  у  него  из  головы.  Сколько  ни  старался  он
смотреть на вещи трезво, одно лишь имя Овель исс Тамай делало его пьяным без
вина, грустным и по-нехорошему глупым.
     Что  в  ней  было примечательного? Эгин не знал и сам. Отнюдь не первая
красавица Пиннарина. И даже не вторая.  Худая  и  жеманная  плакса.  Дерзкая
восемнадцатилетняя   девчонка   с  малиновыми  губами  и  глубокими,  словно
хуммерова бездна, глазами. Она отдалась ему  в  первый  же  день  их  весьма
необычного  знакомства,  отдалась  беззастенчиво  и  беззаветно. И при одном
воспоминании об этой ночи, единственной, кстати сказать, ночи любви  за  все
время  их  знакомства,  дыхание  Эгина  становилось  чаще, мысли сбивались в
какой-то странный клубок, а на уста лезли самые темные проклятия.
     Теперь  Овель  --  супруга  Лагхи  Коалары,  гнорра  Свода  Равновесия.
Человека,  которому  подвластны все тайные и явные силы Варана. Известны все
мысли  и  страхи  Варана.  Которого  боится  и  оттого  еще  больше  обожает
Сиятельная.  Которого  опасаются  даже  те, в чьих руках судьбы империй куда
более обширных и зубастых, чем княжество Варан.
     Вожделеть к жене гнорра -- это гораздо хуже, чем желать гнорру  смерти.
И  кара  за  это, должно быть, положена соответствующая. Не будучи умственно
отсталым, Эгин понимал это без дополнительных разъяснений. И все-таки  желал
Овель  исс  Тамай.  И  любил  ее  самой  грязной, самой страстной, небесной,
неистощимой, необъяснимой и ненасытной человеческой любовью.

     x 9 x

     В тот день Эгин вернулся из Свода,  ошарашенный  новым  назначением,  а
также  посланием,  подписанным  лично  гнорром. В нем содержались точные, но
скупые предписания касательно того, что и как именно ему придется  делать  в
захолустье,  где,  не  исключено,  назревает  весьма  опасный  нарыв на теле
Великого Княжества.
     Эгин был зол, хмур и, вопреки обыкновения, груб -- огрел по шее конюха,
разбил о стену хрустальную чернильницу и извел зазря бутыль гортело, которую
собирался осушить, дабы скоротать  вечер.  Отпив  глоток,  Эгин,  неожиданно
испытал  третий за день приступ ярости и вылил ее на постель, собираясь было
уже поджечь крепчайший напиток...
     Как вдруг к нему в дверь постучали.  "Шмель"-посыльный  принес  письмо.
Точнее, короткую записку.
     Эгин  не  знал  почерка  Овель,  ибо у него никогда не было возможности
иметь с ней переписку. Но, даже не прибегая к искусствам аррума,  Эгин  смог
безошибочно определить Овель по слогу. И, главное, по запаху.
     Он   пропитал   бумагу   и   наполнил  спальню  Эгина  ароматом  одного
воспоминания, который приносил арруму Опоры Вещей то неожиданный прилив  сил
и  жизнелюбия,  то,  напротив,  мрачный философический запой. Овель, невесть
откуда проведавшая о новом назначении Эгина, обещала ему встречу в публичных
садах Пиннарина, дабы попрощаться, попрощаться, попрощаться...
     Он пришел в сады за час до назначенного времени. Он был  одет  так  же,
как  и  при первой встрече с Овель -- как чиновник второй ступени Иноземного
Дома. Он был идеально гладко выбрит, глаза  его  горели  сумрачным  пламенем
неудовлетворенной  страсти, длинный меч аррума, настоящий "облачный" клинок,
о котором мечтает каждый офицер по обоим берегам  Ориса  и  по  обе  стороны
Хелтанских