а захватило дух. А если
все же одно -- значит, образ духа.
     Он видел. Он снова видел. И не смрадные болота Проклятой  Земли,  и  не
благоуханные долы Святой Земли, а привычный мир Солнца Предвечного. Но видел
не так как раньше.
     Море  --  невесомое,  прозрачное до самого дна, будто бы это не вода, а
едва замутненный сизой дымкой воздух. На его поверхности  парит  гармоничное
сооружение,  о  котором  Эгин  доподлинно знает, что оно мертво, но когда-то
состояло из множества безмолвных  живых  существ,  именуемых  кедрами.  А  в
центре   сооружения  --  смертельная  опасность.  Там  бьется  и  пульсирует
неведомая сила, готовая в любой момент  получить  свободу  и  сокрушить  его
новое  тело.  Да,  сооружение  мертво,  но  живы  его  повелители.  А правее
сооружения -- большая группа черных чечевицеобразных  монстров  и  их  тощих
коричневых  спутников.  Эти гораздо уродливей, но зато они безопасны, и этим
сразу же вызывают у Эгина симпатию.
     Где-то "за спиной" и в то же время внутри него заговорил Авелир:
     -- Кое-что получилось. Ты видишь, но, увы, твое восприятие  уже  сильно
Изменено  материей  девкатра.  Боюсь,  трещина в твоем семени души отнюдь не
случайна.
     Последнее Эгин оставил без внимания.
     -- Девкатра?!
     -- Да, мы с тобой теперь вдвоем одухотворяем одного девкатра, как  двое
мужиков  на  ярмарке  изображают одну корову, олух ты аррумский! -- на Эгина
вывалился полный мешок издевательских образов. Среди них особенно впечатляла
матерчатая лупоглазая кукла, на лбу  которой  было  написано  тушью:  "Эгин,
аррум Опоры Олухов". Авелир тем временем продолжал:
     --  Дело  в  том,  что  девкатры  с тех пор как они Изменились -- твари
совершенно неживые и уж  заведомо  безмозглые.  Они  --  как  бы  ловушки  и
мучители  человеческих  душ.  Правда,  как я понимал раньше, одному девкатре
положена одна душа. Теперь оказалось -- можно и две. Точно не  знаю  почему,
но скорее всего из-за того, что мы оказались в жерле Черного Цветка и семена
наших  душ, подхваченные Путями Силы, вошли в плоть рождающегося девкатры. Я
вот только не понимаю, как смог попасть сюда ты, если тебя никто не убивал.
     Эгину было немного  обидно  за  "аррумского  олуха".  Желая  впечатлить
Авелира своей сообразительностью, он сказал:
     -- Наверное потому, что я человек Пестрого Пути.
     Как не странно, это действительно впечатлило Авелира.
     -- Откуда ты знаешь про Пестрый Путь?
     К неприятному удивлению Эгина, надо вопросом нависал созданный Авелиром
образ глухой железной стены.
     -- От бесплотной Тары, одной из Говорящих Хоц-Дзанга.
     --  А,  Говорящие  Хоц-Дзанга,  --  в  образах  Авелира, перенасыщенных
засохшим шиповником, Эгин  уловил  что-то  сродни  облегченному  вздоху.  --
Хорошо,  оставим  все  это.  Теперь,  зная  что  ты  смотришь на мир глазами
девкатра, который висит сейчас над сожженной Ваей, ты понимаешь, что это  за
гармоничное  сооружение,  в  котором тебе видится одна лишь опасность, и что
это за стечение уродов западнее его?
     -- Уроды  --  это  "черепахи"  и  галеры  южан.  А  вот  этот  одинокий
корабль...  Наверное,  к  южанам  подоспела  подмога. Какой-нибудь секретный
плавучий монстр, который оснащен при помощи Ибалара смертоносным оружием.
     -- Продолжим, -- Авелир словно пересыпал сухой песок из ведра в  ведро.
--  К  твоему  сведению,  до  того как начать разговор с твоей исключительно
странной  и,   честно   признаюсь,   местами   настораживающей   тенью,   я,
воспользовавшись  могуществом  нашего  нового  тела,  сжег  за пять коротких
колоколов две тысячи панцирных пехотинцев Хилларна. И, раз уж  выпала  такая
редкая  возможность,  я  намерен  продолжить  искоренение скверны, пока свет
моего семени не угаснет окончательно. Тебе вопрос, ученик. Кого нам  избрать
следующей жертвой?
     Слишком   много  всего  навалилось...  Вспомнить  хотя  бы  собственную
смерть... И вот, неожиданно -- такое могущество. Мнилось, что  все  кончено,
что  южане займут Медовый Берег и выгребут весь мед, а теперь оказалось, что
он, Эгин, еще  может  победить.  "Тайный  советник  Йен  окс  Тамма  спасает
вверенный  ему уезд от вторжения", -- неплохое полотно для кабинета вайского
градоуправителя. Интересно, как девкатр смотрится со стороны?
     -- Отвечай на вопрос, ученик. Кого нам избрать  следующей  жертвой?  --
напомнил   Авелир  о  своем  существовании  образом  молота,  чеканящего  по
бронзовой плите слог за слогом вопроса.
     -- Того, кто опаснее  всего.  Флагмана  южан.  Самый  крупный  корабль,
стоящий в стороне от других.
     Суковатый    учительский    посох    обрушился    на   бритую   голову,
принадлежащую... ему, Эгину!
     -- Ответ неправильный, ученик. Во-первых, потому что  на  этом  корабле
знамена  Варана  и  Аюта, которых твоя треснувшая душа не видит. Не понимаю,
правда,  почему,  но  факт  есть  факт  --  корабль  явно  дружествен  Своду
Равновесия.  Для  Медового  Берега  ваши  костоломы во главе с Лагхой все же
лучше, чем костоломы южан. Во-вторых,  ответ  неправильный  потому,  что  на
палубе  корабля  изготовились  к  стрельбе  лучницы  Гиэннеры. Это -- верная
гибель девкатру. Стоит его  Измененной  плоти  погибнуть  --  и  наши  души,
подхваченные  Ветрами  Пустоты, уйдут из мира Солнца Предвечного. И обе -- в
Проклятую Землю Грем.

     x 11 x

     Как и в первый раз,  девкатр  совершил  свое  перемещение  с  быстротой
молнии.
     --  Я  же  говорила,  --  облегченно  ответила Вирин и вновь поцеловала
Куну-им-Гир в шею. Та подала своим мечом  команду  "разрядить  луки",  затем
резко  повернулась  на  каблуках и ответила своей подруге долгим благодарным
поцелуем.
     -- Ты мудра,  --  улыбнулась  Куна-им-Гир,  чуть  отстраняясь  и  вновь
подставляя свои уста устам Вирин.
     Сия  идиллическая пара имела удовольствие целоваться на фоне "черепахи"
южан, которую быстро раскаляло докрасна огненное дыхание девкатра, зависшего
над ней буквально на высоте вытянутой  руки.  Соседние  "черепахи"  пытались
спасти  свою  сестру  по  несчастью,  обрушив  на  девкатра десятки фонтанов
"темного   пламени".   Но   то,   что   совсем   недавно    прошло    против
шардевкатрана-гусеницы, было взрослому девкатру-бражнику за ласковый дождик.
Огонь  хлестал  по крыльям, по сегментированному тулову, по глазам девкатра,
но он был неуязвим и лишь гудение его стало громче, басовитей  и  настырней.
Железный дом южан полностью потонул в густом молочно-белом паре, из которого
то  и  дело  доносился  грохот  разрушающейся обшивки, а после раздался один
громоподобный  булькающий  звук  --  и  все.  "Черепаха",  изощренное   чудо
кораблестроительного  искусства  южан,  считавшееся  неуязвимым  для  любого
оружия в мире (кроме, разумеется, "молний Аюта"), благополучно пошло ко дну,
унося с собой четыреста воинов, матросов и обслуги стволов-огневержцев.
     А девкатр уже сменил позицию и завис над соседней "черепахой"...

     x 12 x

     Дышащее жаром брюхо девкатра с поджатыми  к  нему  суставчатыми  лапами
теперь было прямо у него над головой.
     "Все  погибло!!!"  -- беззвучно возопил Адорн, изо всей силы обрушив до
боли сжатые кулаки на перила мостика.
     До последнего момента  он  надеялся,  что  судьба  улыбнется  ему,  что
девкатр  сменит гнев на милость или же просто сгинет как ночной кошмар -- но
нет. Адорн был обречен на надежду памятью о гневе Желтого Дракона. Адорн  не
мог  отступить  --  он  мог  только  победить  или  погибнуть.  И еще Адорна
поддерживала уверенность в  том,  что  ужасный  Аффисидах,  который  сегодня
поутру  обнаружил  свой  истинный  нечеловеческий облик и назвался Ибаларом,
смог одержать победу там, на берегу. Значит, думал Адорн, Аффисидаху-Ибалару
будет по зубам и девкатр.
     Так или иначе, теперь уже было поздно что-либо  приказывать.  К  Адорну
внезапно  пришло  удивительное спокойствие и он сел на палубу, подняв взор к
злым небесам, затянутым багровой смертью.
     Так вот значит что видел капитан той "черепахи"...
     Внешний мир  растворился  в  зыбкой  пелене,  замкнувшейся  грандиозным
малиновым пузырем вокруг "черепахи". Железные листы обшивки пропитались едва
ощутимой  вибрацией,  которая,  казалось,  проникает  в самую суть вещества,
заставляя его мельчайшие частицы трепетать с несвойственной им  скоростью  и
тем стремительно нагреваться. Сидеть на палубе стало совершенно невыносимым.
     Адорн  вскочил  на ноги. Скоро загорятся подошвы сапог. Мокрый насквозь
от пота, Адорн решительно выхватил из ножен почетный  кортик  Левого  Крыла.
Да, он примет смерть воина, а не окуня на раскаленной сковородке.
     Адорн  взял  кортик  обеими  руками  и прикоснулся его острием к своему
горлу, примеряясь.  Бить  надо  наверняка,  иначе,  если  рана  окажется  не
смертельной,  останешься  при сознании и умрешь как окунь, да еще вдобавок и
зажаренный  в  собственной  крови.  Интересно,  есть  ли   такие   блюда   у
каких-нибудь народов? Может, у смегов? Адорн примерился еще раз.
     Он  тянул  время.  Где-то  в самом глухом, самом запыленном закутке его
сознания еще теплилась надежда на всемогущего Аффисидаха, на чудо, на Солнце
Предвечное, на  этого  варанского  Шилола  в  конце  концов,  Шилол  бы  его
разодрал!
     Адорн  в  последний раз глубоко вздохнул и отвел кинжал подальше. Краем
глаза он видел как десятки  солдат,  в  отчаянии  застывших  на  палубе,  не
решаясь  броситься  в  кипящую  воду,  собираются  последовать  его примеру,
обнажив короткие абордажные клинки.
     В такие моменты всегда тянет на какую-нибудь громогласную глупость.  Но
вместо  "Тысячу лет здравия, вечность славы -- императору!" глотка Адорна от
волнения породила лишь спазматический  кашель.  А  когда  он,  перегнувшийся
пополам, вновь распрямился в полный рост, девкатра над "черепахой" больше не
было.
     На палубе истошно вопил молодой солдат, поспешивший неудачно заколоться
прежде своего командира.

     ГЛАВА 26. ЭГИН СВЕТЛЫЙ И ЭГИН ТЕМНЫЙ

     Тот же день

     x 1 x

     Всесокрушающий  шквал чужих беспощадных образов. Пасть, заменившая небо
и поглотившая солнце. Пасть, затянутая липкой паутиной,  в  которую  падаешь
вниз головой и пробиваешь только затем, чтобы обнаружить под ней такую же --
и  так  без  конца,  все ниже и ниже по трубе, обросшей изнутри суставчатыми
волосками, лапками, усиками?
     Он снова не видел ничего и это было еще хуже, чем в первый  раз,  когда
он   ощущал   себя  на  дне  колодца.  Ибо  теперь  колодец  был  подвижным,
бездушно-живым, и выход из него был наглухо запечатан  тысячью  тысяч  слоев
паутины.
     Потом  неведомый враг наделил его, Эгина, образом кожи. И это было хуже
всего -- ибо теперь суставчатые лапки колодца, обратившись  пиявками,  могли
терзать его всласть, всю вечность.
     "Ну  это  уж точно Проклятая Земля Грем. Но где же голоса Смотрителей и
их Тварей. Где же наставления?" -- подумал  Эгин,  готовый  плодоносить  чем
угодно,  хоть  чистым  сахаром,  лишь  бы  утратить  сознание и вместе с ним
избавиться от мучений, обрушившихся на него из беспощадной пустоты.

     x 2 x

     Девкатр, еще несколько мгновений назад торжествовавший над  "черепахой"
южан,  исчез. Это произошло столь быстро, что Куна-им-Гир и Вирин, полностью
поглощенные друг другом, были вынуждены довольствоваться сбивчивым рассказом
Сайлы.
     -- Он... Вроде как опрокинулся кверху брюхом, потом оказался в  воде...
И утонул.
     Рассказ  вышел  слишком  коротким,  чтобы  им могли удовлетвориться два
офицера Гиэннеры.
     -- Утонул? -- недоверчиво  переспросила  Вирин,  вытирая  губы  тыльной
стороной ладони.
     -- Ну... вроде как утонул. Исчез под водой.
     -- Он что -- искупаться решил? -- раздраженно спросила Вирин у Сайлы и,
сообразив, что вопрос направлен явно не по адресу, обратилась к Куне-им-Гир.
     -- Ты что-нибудь о таком слышала?
     --  Никогда,  --  решительно мотнула головой Куна-им-Гир. -- Но если ты
помнишь отчеты времен Второго Вздоха Хуммера и те, с нашей западной границы,
девкатр, если он того желает, может проходить сквозь большинство "неплотных"
веществ, не причиняя вреда ни им, ни себе.  Например,  пятьдесят  лет  назад
девкатр  прошел  сквозь  кедровый  лес  так,  что там не загорелось ни одной
иголки. Через воду, как мне кажется -- еще проще. По той же причине, кстати,
против девкатра бессильно пламя. Он сам как  пламя  --  порою  испепеляющее,
порою холодное.
     -- Ну это ясно, -- отмахнулась Вирин. -- Значит...
     Вирин осеклась.
     Ни  малейшего облачка пара. Ни всплеска. Только настырное, рассерженное
гудение.
     Девкатр вышел из воды  в  ста  шагах  по  правому  борту  от  "Лепестка
Персика" и теперь смотрел прямо на Вирин. А Вирин смотрела на него.
     --  Подавай  "полный  поворот  фронта", "готовность" и "бой", -- устало
вздохнула Вирин.
     -- Что -- и это все? -- ахнула Сайла. -- То есть я хочу  сказать...  он
нападает на нас? Но почему?
     --  Да  откуда  мне  знать! -- вспылила Вирин, торопливо надевая шлем с
непривычно большим назатыльником и протягивая  такой  же  Сайле.  --  Откуда
вообще  знать,  что  творит  чужая  душа  на  самом краю бездны?! Может, она
принимает нас за морское чудовище, или за свою  злую  мамашу,  или  за  саму
смерть с арканом и мешком?!

     x 3 x

     А вот и Смотритель, надо полагать.
     Кожа Эгина, образ кожи Эгина -- впрочем, какая ему была теперь разница,
если душа,  обживая  любую  новую  обитель,  приноравливается называть новые
образы их старыми привычными именами -- испытала  боль.  И,  поскольку  боль
после  смерти  была  Эгину  далеко не внове, он поначалу не заметил, что эта
боль отлична от той, что доставляли ему пиявки на стенах его узилища.  Более
острая,  и  в  то же время перемещающаяся, вызывающая образ кинжала, которым
кто-то чертит на коже таинственные знаки.
     Эгин даже не пытался  представить,  сколько  прошло  времени  с  начала
возникновения  этого  образа  до  того  момента,  когда он смог узнать в нем
несколько слов, которые невесть откуда взялись на его коже.
     "Здравствуй, варанец. Чтобы ответить -- вспомни главного конюха  Багида
Вакка."
     Конечно,  как  только Эгин распознал фразу, он, прежде чем удивиться ее
появлению, против воли вспомнил главного конюха. Вспомнил первую  встречу  с
ним  в  Вае,  когда  тот  привез  приглашение  от Багида. И вторую, а заодно
последнюю  встречу  на  Медовом  Берегу  --  когда  нашел  его   лежащим   в
раздавленном южном панцире близ руин дома Люспены.
     "Хорошо.  Я,  которого ты знаешь как конюха Вакка -- в действительности
зовусь Руамом,  сыном  Аффисидаха.  Хочу,  чтобы  ты  знал  --  мы  с  отцом
победили."
     Главный конюх? Откуда?! Неужели девкатр может вмещать три семени души?!
Но с каким  еще  отцом  они  победили?  То  есть понятно, что его отца звали
Аффисидах, но это имя Эгину не говорило ровным счетом  ни  о  чем.  При  чем
здесь вообще отец?
     "Мой  отец  --  великий  маг,  который сегодня пришел на Медовый Берег,
чтобы уничтожить  вас  всех,  но  был  убит  Прокаженным.  Я  пришел,  чтобы
насладиться  победой,  которая тем слаще, что сегодня ("Сегодня? Значит, все
еще "сегодня"?" -- изумился Эгин, уверенный, что провел в безвременье долгие
годы) мы уже изведали поражение. Прокаженный, как и ты, ввергнут моим  отцом
в  небытие.  Вам  нет возврата. А мы во плоти девкатра, которая станет вашей
Проклятой Землей навеки, будем вместе всегда. Вместе -- я и мой отец."
     И тут Эгин наконец понял. Авелир в день встречи с ним, с Эгином, принял
облик Куха. Авелир, чтобы говорить с Лагхой от лица Ибалара, принимал  облик
какого-то  северянина  (имени  уже  не упомнить), чей облик, в свою очередь,
Лагха воспринимал за подлинное тело  Ибалара.  Значит...  Значит  Ибалар,  с
которым  Авелир  по-братски  поделился  своим бессмертием, впоследствии взял
обличье какого-то неизвестного Аффисидаха и выставил себя  этим  Аффисидахом
перед его собственным сыном, этим проклятущим Руамом! "Я и мой отец", ха-ха!
     "Не смей!"
     Но  чудовищная  боль,  которая  затопила Эгина расплавленным оловом, не
смогла разрушить беспощадный  строй  его  мыслеобразов,  которые  он  двинул
против  своего  бесплотного  врага. Врага, уже изведавшего от аррума не одно
поражение и тем приученного быть побежденным.
     "Ты...  не  есть...  сын   той   сущности...   которая   именует   себя
Аффисидахом...  Тухлая  жаба,  балаганный  фокусник, император лжецов Ибалар
обманул тебя даже здесь, в посмертии, о воистину безголовый Руам!"

     x 4 x

     Взвизгнули флейты. Четыреста разноцветных стрел  устремились  навстречу
девкатру.
     И  хотя  Сайла  надела  свой  шлем  весьма бестолково и мало что смогла
разглядеть, увиденного ей вполне хватило, чтобы едва не свалиться в обморок.
     Большинство стрел не попало в девкатра и должно было  пройти  мимо.  Но
вместо этого они, поравнявшись с тварью, равно как и те, которые вошли в его
Измененную  плоть, разом обратились разноцветными сполохами пламени. И когда
четыреста вспышек  разорвали  в  клочья  призрачную  пелену  иллюзии,  Сайла
увидела    монстра,    закрывающего    полгоризонта.    Это   был   девкатр,
распространившийся в частицы воздуха и  полностью  готовый  к  нападению.  О
ужас!
     -- А-атлично! -- рявкнула Вирин. -- Давай дальше!
     Но  Куна-им-Гир,  видимо, и без своей начальницы знала что надо делать.
Знали  это  и  мужчины-флейтисты,  распоряжавшиеся  темпом,  очередностью  и
цветами стрел -- всем, что в совокупности и составляло Танец Ткачей.
     Следующий  залп был куда более замысловатым. Вышколенные лучницы знали,
в какой момент в зависимости от поданной команды им надлежит стрелять,  хотя
со  стороны  их  действия  выглядели  смятенным хаосом. Стрелы вылетали то с
правого фланга, то с левого, то из центра, по пять,  по  двадцать,  по  две.
Девкатр,  похоже,  не  был  готов  к такому повороту событий и, неподвижный,
раздираемый многоцветными вспышками, казался приблудным миражом  из  пустыни
Легередан.
     --  Что  они  делают?  --  спросила  Сайла,  понемногу привыкая к этому
грандиознейшему иллюзиону на памяти Великого Княжества Варан.
     -- Они пришивают его к месту, -- злорадно ответила Вирин. --  Чтобы  не
рыпался. А потом вышьют на нем Фигуру Небытия.
     Всего  Первая Фигура растянулась на три коротких колокола. А вот Вторую
Фигуру довести до конца не  удалось.  Потому  что  девкатр,  уже  наполовину
"пришитый",  вдруг  заливисто  взревел  и в его реве к огромному ужасу Сайлы
было что-то от членораздельной человеческой речи. И, стоило  стрелам  Второй
Фигуры  начать  вспыхивать  вокруг  него  отблесками  погребального  костра,
девкатр  сорвался  с  места  и,  переместившись  по  своему  обыкновению   с
удручающей  быстротой, застыл над самыми верхушками мачт "Лепестка Персика".
Тотчас наверху что-то лопнуло, на палубу просыпался дождь крохотных  зеленых
осколков и подтянутые к верхним реям паруса с радостным треском загорелись.
     -- Какой матерый! -- выдохнула Вирин.
     -- Этого быть не должно, -- прошептали бледные губы Куны-им-Гир.
     Сайла  исс  Тамай не поняла, что за зеленая мишура просыпалась сверху и
почему "этого быть не должно". Но зато она поняла другое -- обе  ее  подруги
перепуганы  до смерти. Как только могут быть перепуганы две женщины при виде
близкой, неотвратимой и мучительной смерти.

     x 5 x

     Давай, аррум, давай, побольше краснобайства. Пока он  слушает  --  надо
говорить.   Точнее,   мыслить.  Хорошо  хоть  он  буквально  видит  насквозь
распластанное семя моей души и видит, что я не лгу. Потому что он видит  мою
память,  в  которой  запечатлена  истинная  смерть  Ибалара  в  его истинном
обличье, когда я разрубил эвероноту череп.
     "Ты был клинком превосходной  закалки,  Руам.  Но  ты  был  всего  лишь
клинком,  всего  лишь  орудием,  а  истинным маст