ганного, обозленного, но живого.
     Телохранителю, из последних сил удерживающему левой рукой пасть Логи  у
самой своей шеи, наконец удалось нащупать рукоять меча и ухватиться за него,
как утопающий хватается за брошенный ему канат. Но Эгин был уже рядом. Ухнул
отпущенный   Эгином   топор,   телохранитель   взвыл   от  страшной  боли  в
раздробленной кисти, его левая рука мгновенно ослабла и челюсти Логи сошлись
на его кадыке. По коридору разнесся гулкий стук каблуков. Это спешил Есмар.

     x 3 x

     Это было и жалкое, и страшное зрелище. Большое продолговатое подземелье
с очень низким потолком. Среднее между тюрьмой, казармой и склепом. Страшная
вонь падали, которую явно старались перебить какими-то дешевыми благовониями
и тем самым только усиливали общий смрад. Грубые лежанки вдоль стен. Даже не
лежанки, а так -- связки длинных жердей.  Бурые  потеки  на  стенах.  Пол  с
небольшим   наклоном  в  сторону  одного  из  углов.  Там  --  прямоугольное
отверстие. Нужник?  Сток?  В  изголовье  каждой  лежанки  --  большой  пучок
засушенных  трав,  запах  которых  давно  растворился в общем смраде. И, что
больше всего удивило Эгина -- два ряда вечных хрустальных  светильников  под
потолком.  Пыльных,  заляпанных,  но  в точности таких, какими были украшены
коридоры  Свода  Равновесия  и  фехтовальный   зал   Багида.   Светильников,
заливающих  все  мертвенным  темно-голубым светом. Заливающих всегда. Днем и
ночью. Зимой и летом.
     "Кто бы здесь ни жил, живется ему препогано", -- подумал Эгин. Он почти
не сомневался в том, что попал в жилище костеруких. Его удивляло  лишь  одно
обстоятельство: где же сами устрашающие обитатели этой горе-казармы?
     Багид  Вакк,  землевладелец,  был в самом конце подземелья. Там от пола
начинались каменные  ступени,  упирающиеся  прямо  в  потолок.  А  над  ними
находился железный люк. И вот к этим-то ступеням ковылял Багид Вакк. Ковылял
на  четырех  костях,  слабо  перебирая по полу ногами и помогая себе руками.
Ковылял, потому что самостоятельно ходить, по-видимому, не мог,  потому  что
его  телохранители  были  мертвы, а костерукие, выпустив наконец альбатроса,
изготовились к последней схватке.
     Маскарад был окончен. Наличники  на  шлемах  костеруких  были  подняты,
перчатки,  скрывающие страшную костяную конечность, сброшены на пол. Наконец
Эгин получил возможность рассмотреть Переделанных Человеков при свете.
     Их лица сохраняли сходство  с  человеческими.  В  той,  приблизительно,
мере,  в  какой  детский  рисунок  корабля  сохраняет  сходство  с кораблем.
Казалось, все, что в  человеческом  лице  может  быть  упрощено,  свелось  к
примитиву  и  окостенело.  Ломаные  плоскости  скул, носа, лба и подбородка,
покрытые  крупными  ромбовидными  чешуями.   Округлившиеся   желтые   глаза,
испещренные мелкими прожилками -- словно две растрескавшихся янтарных слезы.
И  --  руки.  Если  правые руки Переделанных были человеческими, но столь же
огрубевшими, как и лица, то левые  больше  походили  на  крабьи  клешни.  Но
клешни  не  раздвоенные,  а "распятеренные", что ли -- Эгин не мог подобрать
лучшего слова. Да, пять костяных когтей сходились в один смертоносный конус,
имеющий в ударе пробивную силу стального тарана. Либо расходились, становясь
невиданными ножницами, уловителями мечей или более чем трехлезвийной секирой
в колющем ударе.
     Странно. По впечатлениям от встречи с костерукими  в  Кедровой  Усадьбе
Эгину  казалось, что они не так далеко ушли в своем Изменении от людей. Эгин
не знал, что в Кедровой Усадьбе судьба сводила его накоротке со сравнительно
неудачными тварями, а здесь он повстречал самых отборных  бойцов  Багида.  И
если  бы сорок обитателей казармы не ушли в сумерках к реке, не канули в нее
тяжелыми бревнами и, подхваченные течением, не направились к Вае, то у него,
аррума Опоры Вещей, вообще не было бы сейчас никаких шансов. Никаких.
     Лога, отпраздновавший сегодня три победы  над  человеческой  слабостью,
поджал   уши  и  очень  осторожно,  выгнув  спину,  начал  подкрадываться  к
костеруким.
     -- Осторожно, Есмар! -- предостерегающе выбросил руку Эгин, заслышав за
своей спиной тяжелое дыхание  эрм-саванна.  Сам  Эгин,  выставив  "облачный"
клинок,  на  котором  не  утихало  суровое ненастье, мелкими шагами пошел на
сближение с костерукими.
     Интересно, насколько твари  сообразительны.  Интересно,  насколько  они
умны.  Столь  ли далеко зашли Изменения в их душах, как в телах? Эгин еще не
знал, что тело Переделанного Человека напрочь лишено  святого  семени  души.
Что  их плоть полнится одним-единственным желанием -- поглощать сердца живых
тварей. Ибо  плоть  Переделанного  Человека  знает  о  себе,  что  она  есть
совершенство,  обремененное единственным изъяном. Полным отсутствием сердца.
И плоть Переделанного Человека вечно голодна. Она вечно жаждет чужих сердец.
Все больше и больше.
     Лога быстро учился. Пока Эгин пробивался в нижний коридор, Лога  дважды
едва  не  попал  под  стремительный  удар костяной молотоглавой змеи и успел
понять, что нападать на костеруких можно только под их правую  руку.  Только
под правую!
     Мнимые  вялость,  медлительность, почти оцепенение противников не могли
длиться вечно. Да и всей-то вечности было -- каких-то десять ударов сердца.

     x 4 x

     Гнук дрался так, как подобает  настоящему  солдату  Ее  Сиятельства.  С
первого   мгновения  боя,  когда  только  его  молот  обрушился  на  затылок
вышагивающего перед ним факельщика  в  красной  рубахе,  Гнук  понимал,  что
обречен  встретить  свою  смерть  здесь.  Здесь, в чужом, враждебном доме на
Медовом Берегу, который так далек от Ре-Тара и так  непохож  на  его  родную
Суэддету...
     Когда  на  шум боя от парадного входа подоспели двое алебардистов, Гнук
был ранен в первый раз. Трехлезвийный топор-копье пропорол ему  правый  бок.
Он убил обоих.
     Потом  появились  другие.  Дурно  вооруженные -- кто длинным ножом, кто
топором, кто бичом (эти двое с бичами были бы самыми опасными,  если  бы  их
озлобленные   односельчане   расступились   и  предоставили  им  действовать
самостоятельно) -- но в числе не менее десяти. Гнук  долго  дрался  с  ними,
истекая  кровью  и  получая  новые раны, которым не было суждено со временем
зажить  и  обратиться  почетными  шрамами-отметинами  его  доблести.  Дрался
трофейной алебардой. Она была сподручнее в свальном беспорядочном бою, когда
лучшее,  что  можно  сделать  --  держать  своих противников на почтительном
удалении. Гнук убил еще двоих  и  ранил  троих.  Потом  ему  вновь  пришлось
взяться  за  молот,  ибо древко алебарды не выдержало удара топора и в руках
Гнука осталась лишь бессмысленная палка длиной в три локтя.
     А потом появился тот самый щуплый малый в  пурпурной  рубахе,  расшитой
золотыми  птицами  и  морскими  единорогами.  Тот, который привел их сюда, в
Серый Холм. В руках у него были  два  цельножелезных  метательных  топорика.
Малый  стоял  за  спинами  потного,  разъяренного мужичья, по-птичьи склонив
голову набок. Он прислушивался к тому, что происходит  в  подземелье,  хотя,
казалось  бы,  человеческим ушам было не под силу уловить хоть что-то сквозь
лязг боя. Малый не спешил пустить в ход свое оружие. Не спешил -- словно  бы
ждал чего-то.

     x 5 x

     -- Взять его! -- гаркнул Эгин Логе, ткнув пальцем в направлении Багида,
который добрался до верха лестницы и теперь дрожащими руками перебирал ключи
в увесистой связке.
     --  Живым!!! -- добавил Эгин вслед исполнительному псу. Эгин никогда не
славился  особым  взаимопониманием  с  животным  миром  и  у  него  не  было
уверенности в том, что Лога понял его правильно.
     Есмар  был  мертв.  И  оба  костеруких были мертвы тоже. Их отрубленные
головы беззвучно шевелили шершавыми серыми губами. Их смертоносные  костяные
когти-лезвия  слепо скребли по полу. Но они были безопасны. Следовательно --
мертвы.
     Эгин уцелел только благодаря  Логе,  который  в  блистательном  прыжке,
завершившимся  тем,  что  его челюсти сомкнулись на ударной руке врага, смог
отвести смертельный выпад от незащищенной  спины  аррума.  Да,  Переделанные
Человеки оказались страшными противниками.
     Эгин  устало  припал  на колено над телом Есмара. Нагрудник эрм-саванна
был пробит, словно бумажный, ребра в левой половине груди переломаны, словно
тростинки, но его сердце так  и  не  стало  добычей  исчадий  Хуммера.  Эгин
пошарил  во внутреннем потайном кармане Есмара и извлек оттуда его горячую и
липкую от крови Внешнюю Секиру эрм-саванна.
     Есмар был  отличным  напарником.  Только  сейчас,  глядя  в  его  лицо,
искаженное предсмертной мукой, Эгин начал понимать, насколько тяжелее дались
бы  ему последние три недели, не будь с ним Есмара. Теперь на Медовом Берегу
Эгин был единственным офицером Свода. Впрочем...
     Багид Вакк, землевладелец (он же, по собственным уверениям  --  Саданг,
аррум  Опоры  Безгласых  Тварей),  напомнил  о  своем существовании истошным
воплем. Лога стащил его вниз со ступеней и теперь собирался сделать то,  что
уже  совершал сегодня несколько раз с превеликим удовольствием -- перегрызть
мерзавцу глотку.
     -- Лога, не сметь!!! -- закричал Эгин, опрометью бросаясь к псу.
     Но  было  уже  поздно.  Тело  Багида  несколько  раз   содрогнулось   в
конвульсиях и недвижно застыло.
     -- Эх, Лога, Лога...
     Да,  он  был  прав.  Взаимопонимание с животным миром ему, арруму Опоры
Вещей, как-то не дается. Лога виновато  посмотрел  на  Эгина.  Мол,  что  же
делать, этому только и обучены.
     Эгин  подошел  к Багиду, пощупал его запястье, удостоверился, что в нем
не слышно отзвуков бьющегося сердца, поднял связку ключей и огляделся.
     Первое -- альбатрос; вот он, бедолага, ковыляет к единственному  живому
здесь человеку. К нему, Эгину.
     Второе... что-то надо сделать... что-нибудь взять на память...
     Эгин   поймал   себя   на   том,  что  соображает  из  рук  вон  плохо.
Перенапряжение последних часов давало о себе знать. Ему сейчас следовало  бы
толком порыться на теле убитого Вакка... Ах да, конечно!
     Эгин  вновь присел над Багидом и быстро похлопал его по бокам. Еще раз.
Нет, здесь кажется нет. Второй вариант -- сапоги. Да, точно.
     Вот она -- Внешняя Секира аррума Опоры Безгласых Тварей  Саданга.  Эгин
нащупал  ее  за  голенищем  правого сапога Багида. Эгин помедлил, не решаясь
сразу извлечь ее на свет. Самое важное свойство Внешней Секиры в том,  чтобы
отзываться  голубыми  искорками  только  своему  настоящему  владельцу и тем
доподлинно  удостоверять  его  имя  и  звание.  Багиду  она  отозвалась  как
положено.   А   ну-ка...  Эгин  рывком  выхватил  металлическую  пластину  с
выгравированной на ней двуострой секирой  и  пробитыми  насквозь  Отметинами
Огня. В каждом из крохотных отверстий полыхнули привычные голубые искры.
     Так  он и думал. Отличная вещица, милостивые гиазиры! Имея такую, любой
галерный раб может удостоверять свою личность аррума, Шилол их всех подери!
     Эгин бросил прощальный взгляд  на  казарму  костеруких.  Ровным  счетом
ничего примечательного. Вот разве только эта трава...
     Эгин подбежал к ближайшей лежанке из жердей, схватил сухой пучок травы,
лежавший  в  изголовье,  сунул  его  за пазуху, подхватил на руки альбатроса
(какой тяжелый, однако!) и взбежал вверх по  ступеням  к  железному  люку  в
потолке. Замочная скважина в нем имела непривычную звездообразную форму. "Ну
и  замочек!"  --  выругался  Эгин.  На  своем  веку  он повидал много разных
диковин, но чтобы такое! Ключей в связке Багида было больше  двух  десятков,
но с пятью бородками было лишь три. Это профессиональный взор Эгина подметил
сразу, когда он только подымал ключи с пола.
     Еще  один  придирчивый осмотр. Неудивительно, что Багид копался в своей
связке  так  долго.  Смертельно  перепуганный  человек  с  легкостью   может
перепутать эти три ключа. Но настоящий аррум Свода -- едва ли. Так... Первый
слишком велик, он просто не войдет сюда (интересно, где находится та дверь и
тот  замок,  которые...),  а  у  второго  слишком  сильно стерты две из пяти
бородок. Им пользовались часто.  А  этот  люк,  кажется,  буквально  врос  в
потолок. Интересно что над ним...
     Надо было спешить. Эгин не сомневался в том, что даже если Гнук еще жив
и продолжает  доблестно  сдерживать  напор  врагов,  он доживает сейчас свои
последние удары сердца. Эгин успокоительно потрепал  по  холке  напряженного
пса, глубоко вздохнул и вставил ключ в скважину.
     Относительно  Гнука  Эгин был прав и не прав одновременно. Прав, потому
что Гнук действительно сдерживал врагов все это время  и  действительно  был
обречен. Не прав -- потому что Гнук сейчас был уже мертв. Когда челюсти Логи
сошлись на шее Багида Вакка и злокозненный человечишко испустил дух, малый в
пурпурной  рубахе едва заметно вздрогнул. Его нахмуренный лоб разгладился. И
два метательных топора, пущенные искусным росчерком его кистей,  молниеносно
достигли  груди  Гнука.  Пластинчатый  панцирь  варанского  пехотинца не мог
сдержать ударной силы цельножелезных тернаунских топоров, равных которым нет
больше под Солнцем Предвечным. "Змеиного молока вашим женам и дочерям!!!" --
проревел Гнук, валясь на спину.
     Вконец разъяренное проклятием Гнука мужичье  буквально  растерзало  его
тело  быстрее, чем малый в пурпурной рубахе, главный конюх покойного Багида,
успел остановить их. "Быстро вниз!" -- заорал он, отпуская пинка  ближайшему
из  мужиков  с окровавленными губами. Тот, жадно присосавшись к груди Гнука,
пил его кровь, струящуюся из-под топора.
     -- Ну и нравы у вас здесь, в  Варане,  --  пробормотал  главный  конюх.
Понять  его все равно не могли, потому что из всех людей, находящихся сейчас
на Медовом Берегу, это наречие знала только одна женщина. Да и для  нее  оно
не было родным.

     x 6 x

     Эгин  ожидал  всего  чего угодно, но только не этого. Стоило только ему
вставить пятибородчатый ключ в скважину и повернуть его  на  полный  оборот,
последовал   мелодичный  щелчок  и  люк  распахнулся  вверх  с  удивительной
скоростью и мощью. А из него на головы Эгина, Логи и злосчастного альбатроса
стремительно обрушился поток соленой воды.
     Их мгновенно сбросило вниз со ступеней. К счастью, Лога был  выращен  в
частности  для  того,  чтобы  безболезненно падать с такой высоты и сразу же
приземляться на четыре конечности. Ну а  Эгин  --  и  подавно.  С  той  лишь
разницей,  что  не  на  четыре, а на две. Упущенный им при падении альбатрос
радостно закричал, приветствуя пришествие долгожданной водной стихии и сдуру
бросился в противоположный угол казармы, где находилось сливное отверстие.
     А в коридоре уже слышался топот погони.
     -- Лога, взять его! --  Эгин  властно  ткнул  пальцем  в  расправленные
крылья удаляющегося альбатроса. -- Живым!!!
     К  счастью,  водопад начала иссякать в считанные мгновения. Из люка еще
бежали струйки воды, а Эгин уже вновь стоял на верху лестницы, с  удивлением
отмечая,  что над его головой находится какой-то настил, с испода похожий на
просмоленную парусину и приподнятый откинувшимся вверх люком. "Час  от  часу
не  легче",  --  прошипел  Эгин,  вновь обнажая "облачный" клинок. Проткнуть
настил оказалось делом сравнительно посильным. Но,  начав  прорезать  в  нем
дыру,  Эгин  понял,  что  этак он провозится до утра, в то время как в любой
момент на пороге казармы могут возникнуть очередные  костерукие  или  просто
мужички. И хорошо если с топорами. А то ведь есть еще луки...
     Эгин оглянулся. Лога трусил к нему. В его зубах трепыхался и безнадежно
взывал  к  своим  птичьим  духам-покровителям пойманный альбатрос. Вроде как
живой. "Пока еще", -- знание повадок Логи  отнюдь  не  вносило  оптимизма  в
строй мыслей Эгина.
     Ладно.  Эгин  влез  в люк, стал на четвереньки на холодный склизкий пол
загадочного помещения с настилом, служивший потолком казарме  костеруких,  и
пополз  наугад  вперед.  Через каких-то три шага он уперся в стену и нащупал
край настила. Резко распрямившись, он откинул его в сторону,  как  ковер.  И
понял все.

     x 7 x

     Это  был  бассейн  для  игры  в  лам.  Находился  он, как и положено по
провинциальной моде двадцатилетней давности,  под  навесом,  стены  которого
были оплетены старым хмелем. Сквозь ажурный переплет листьев светила луна.
     Но вот дно бассейна было выполнено весьма необычно. Оно было накладным.
Мозаика,  передающая  поля,  так  называемые  "дома" лама, была наклеена при
помощи рыбьего клея на парусину. А вслед за этим парусину просмолили,  чтобы
она  не  сгнила  в воде. Для этих же целей, видимо, воду регулярно и обильно
солили.
     Но самое интересное было не в этом. А в  том,  что  рядом  с  Эгином  в
нижней  трети  бассейна  находилось  круглое  отверстие,  из  которого пахло
сыростью, тиной и, и... чем-то, приятно щекочущим ноздри и вызывающим  мысли
исключительно  о  женщинах.  Вот так. Кстати, что там с Лормой? И как спится
Люспене?
     Похоже,  где-то  по  соседству  находился  второй,  более  значительный
резервуар   с   водой,   отсоединенный   от  бассейна  заслонкой.  Из  этого
напрашивался один забавный вывод: если дверь из казармы, ведущую в подземный
коридор, закрыть, если  открыть  снаружи,  отсюда,  верхний  люк  и  поднять
умозрительную  заслонку  второго  резервуара,  то...  То  казарма наполнится
водой. А потом можно вновь закрыть верхний люк и ждать, пока  все  обитатели
казармы не передохнут.
     Эгин не знал трех обстоятельств.
     Первое:  в  обычной  воде  костерукие  могут существовать не лучше и не
хуже, чем на воздухе и  если  только  они  со  временем  впадут  в  голодное
оцепенение,  то  с  тем же успехом, с каким они могли бы сделать это, будучи
просто запертыми в казарме.
     Второе: большой резервуар, который действительно был заполнен до  краев
"квенорновой  брагой", три ночи назад был разрушен шардевкатранами и все его
содержимое ушло в их туннели.
     Третье: заслонка между резервуаром и бассейном была устроена  так,  что
если  только  не  привести  в  действие на стене бассейна секретный механизм
запрета, она откроется разом с нижним  люком.  Сейчас,  например,  она  была
открыта.  И,  если бы шардевкатраны сдуру не проломили дно резервуара, его и
Логу ждала бы смерть в пенном потопе дурманящей жидкости.
     Лога, умница, был уже рядом и присмиревший альбатрос был  тоже  с  ним.
Точнее, не с ним, а в его ласковых клыках.
     Эгин вернулся к люку и поискал замочную скважину снаружи. Да, она имела
место,  закрытая с этой стороны вращающейся задвижкой на заклепке, но ключ в
нее не входил. В чем дело? Ага, тут у нас две мощных  пластинчатых  пружины,
уходящие  в  прорези  в поверхности люка. Значит, закрывается он даже проще,
чем думалось. Эгин навалился всей тяжестью тела на люк и  захлопнул  его.  А
снизу в железо застучалась злая и бессильная сталь топоров...
     --  Да  отпусти  ты его, -- прошептал Эгин, почесав Логу за ухом, когда
они выбрались из бассейна  и  из-за  переплетений  плюща  следили  за  двумя
мужиками,  которые  без особой отваги, опасливо, приближались к бассейну для
игры в лам, из которого только что с утробным ворчанием ушла вся вода.
     К его большому удивлению Лога действительно разжал челюсти и  очумевший
альбатрос,   сделав  пару  шагов  для  верности  по  земле,  расправил  свои
широченные крылья и, пробежавшись по двору, взмыл  вверх.  Мужики  оторопело
проводили  его  взглядом. Затем один из них выхватил из чрезгрудной перевязи
метательной кинжал и запустил  вдогонку  альбатросу.  "Болван.  Он  бы  и  в
неподвижного  "картонного  человека"  не  попал  бы.  Не  то  что в летящего
альбатроса", -- подумал Эгин, никак не ожидавший от птицы такой прыти.
     Аррум понял, что если в случившемся и есть какая-то польза -- она  лишь
в  том,  что внимание мужиков отвлеклось. "Лога, враг -- человек", -