Московскому проспекту.
   До Голикова стало доходить, что "умная"  машина,  похоже,  неплохо  знает
дорогу к его дому. Гонка увлекла его настолько, что он почти позабыл о  боли
и своем отчаянном положении.
   Фар сзади поубавилось. Он не мог видеть, как один из "мерсов" занесло  на
крутом повороте и после удара о бордюр швырнуло в стену  кафе.  Тачка  Макса
проходила повороты безошибочно. В верхней точке Харьковского моста ее колеса
оторвались от асфальта...
   Несколько мгновений двигатель облегченно выл в пустоте. Приземление  было
почти катастрофическим.  Максиму  показалось,  что  он  нутром  воспринимает
чудовищную нагрузку на амортизаторы. Металлический скрежет ржавыми  сверлами
ввинтился в уши. Фонтан искр, ударивший из-под днища, еще не погас,  а  шины
"призрака" уже натужно шлифовали дорожное покрытие.
   Он ушел с проспекта вправо раньше, чем  преследователи  преодолели  мост.
Потеряв его из виду, они разделились, вероятно,  договорившись  об  этом  по
радио. Два "вольво" помчались прямо по проспекту. "Рено"  свернул  влево,  в
лабиринт переулков за сельскохозяйственной академией, а уцелевший  "мере"  и
"паджеро" поехали по набережной направо. Остальные безнадежно отстали.
   На всем протяжении дороги Макс не заметил ни одной машины  автоинспекции.
Это было довольно странно, несмотря на  глухую  ночь.  Инспекторы  могли  бы
решить часть его проблем...
   После поворота ему показалось, что он оторвался от погони. Тачка  тут  же
снизила скорость, словно отвечая его желанию не привлекать к себе  внимание.
"Домой, домой!" - эти слова он шептал, как заклинание,  ощущая  жажду  жизни
сильнее, чем в самые лучшие и почти забытые времена.
   Самодовольно урча, как сытый кобель, "призрак" пробирался по неосвещенным
улицам. Его фары вырезали из темноты обелиски домов и унылые ленты  заборов.
Все было плоским и бесцветным, будто в театре теней.
   Возле рынка машина снова выскочила на проспект. Это была ошибка; здесь ее
поджидали два "вольво". Они стояли, погасив фары и притворяясь "спящими", на
небольшой площадке при перекрестке дорог. Как только "призрак" показался  на
перекрестке, охотники ожили, и четыре луча ударили сбоку, приклеив  к  стене
дома клиновидную тень.
   Макс представил себе стартующую ракету, и машина,  пребывавшая  с  ним  в
необъяснимом симбиозе, отозвалась визгом покрышек, ревом двигателя  и  новой
перегрузкой. Один из "вольво" рванулся наперерез, и  две  тачки  встретились
под тридцатиградусным углом, ударившись друг об  друга  передними  крыльями.
Раздался скрежет сминающегося металла,  сопровождаемый  еле  слышным  звоном
стекла.
   Удар отбросил машины  в  стороны.  Левая  фара  "призрака"  погасла.  Его
вынесло на  тротуар,  однако  через  секунду  автомобиль  выровнялся.  После
столкновения бампер "вольво" волочился по асфальту, правая передняя покрышка
была вспорота, и машина оказалась сзади и сбоку. Из нее начали  стрелять  по
удаляющемуся автомобилю. Боковое  стекло  было  пробито,  и  Макс  вжался  в
сидение, стараясь уберечь голову.
   Другой "вольво" ударил его сзади, но из-за небольшой разницы  в  скорости
удар получился не очень сильным.  Зато  заработала  серьезная  огнестрельная
погремушка. Максим услышал стук автоматной очереди. Ему  вовсе  не  хотелось
оглядываться, чтобы получить пулю между глаз... Несколько  свинцовых  градин
все-таки попали в корпус, пробив его со звуком лопающейся консервной банки.
   "АКМ" добросовестно тарахтел почти без перерыва, опустошая свой  магазин.
Пули рикошетили от асфальта, но ни одна из них  так  и  не  повредила  колес
"призрака". Через несколько секунд он обошел медленно  ползущие  "жигули"  и
ворвался на мост через железнодорожные пути возле велосипедного завода.
   Здесь Макс снизил скорость, чтобы снова не отправиться в полет,  чреватый
аварией. Это позволило "вольво"  приблизиться  к  нему  вплотную.  У  машины
преследователей тоже уцелела только одна фара. Теперь стрельбы  не  было,  и
после перекрестка Максим оглянулся. Одноглазый охотник пристроился сзади,  а
за ним возникло четырехокое чудище, посылавшее вперед слепящий поток  света.
Скорее всего,  это  был  "паджеро"  со  всей  своей  дурацкой  иллюминацией,
пригодившейся, впрочем, для ночного сафари.
   Перед веером трамвайных рельс  Максу  снова  пришлось  снизить  скорость,
чтобы не превратиться в отбивную внутри смятой жестянки, и это имело роковые
последствия. По правой полосе через рельсы перебирался поздний троллейбус, и
возможности для маневра  почти  не  было.  Из  оказавшегося  слишком  близко
"вольво" высунулся человек и выпустил длинную очередь из автомата. "Призрак"
набрал  скорость  и  вильнул  вправо,  убравшись  с  линии  огня  и  пытаясь
спрятаться за троллейбус, но было уже поздно.
   Оба  задних  колеса  оказались  пробитыми.  Макс  почувствовал,  как  при
скорости сто двадцать километров  в  час  резко  осел  задний  мост.  Только
благодаря своей исключительной  устойчивости  и  низкой  посадке  машина  не
перевернулась после маневра. Через двести-триста метров шины превратились  в
лохмотья. Оглушительно загремели диски; искры летели из-под них, как  из-под
двух бешено вращавшихся шлифовальных кругов...
   Это было уже слишком для одной ночи. Максу захотелось сдохнуть  побыстрее
и,  желательно,  без  мучений.  Если  бы  не  инстинкт  самосохранения,  он,
наверное, остался бы сидеть в машине...
   Парк, расположенный  справа  от  дороги,  был  погружен  в  непроницаемую
темноту. Туда и подбросил его искалеченный "призрак", ткнувшись  бампером  в
кусты. Голиков выскочил из машины чуть раньше, обнаружив,  что,  к  счастью,
может кое-как  ступить  на  раненую  ногу.  Правда,  это  сильно  напоминало
хождение босиком по колючей проволоке, но он вспомнил, что еще слишком молод
для смерти.

***

   Макс знал этот парк, как свои пять пальцев (сам он гулял здесь с детства,
а позже выгуливал школьных подружек), и сейчас заковылял  по  направлению  к
монументальному зданию, строительство которого  было  свернуто  десяток  лет
назад. В заборе - имелось множество больших и малых дыр, поэтому попасть  на
территорию стройки было не так уж сложно.
   Преследователи развернули "паджеро" капотом  к  парку,  и  четыре  мощных
фары, установленные над крышей, отогнали тьму гораздо дальше того места, где
находился беглец. Макс почувствовал  себя  карликом  на  сцене,  однако  ему
грозил не обстрел гнилыми фруктами, а кое-что похуже.
   Он спрятался за стволом старого дерева. Вид, открывшийся его взгляду, был
сумрачно-красивым,  даже  завораживающим,  как  на  картинах  Игоря  Седого.
Призрачные  лучи,  в  которых  кружились  рои  инея,  таяли,  превращаясь  в
светящийся газ космических туманностей. Черные деревья казались  бесплотными
колодцами пустоты. В тишине медленно оседали  какие-то  хлопья,  похожие  на
пепел...
   Макс прислушался к звукам,  доносившимся  от  дороги.  Захлопали  дверцы,
последовали отрывистые приглушенные переговоры. Человек  шесть  двинулись  в
его сторону, растянувшись в короткую цепь. "Вольво" развернулся и устремился
на поиски въезда в ближайшую аллею.
   В обойме "беретты" оставалось всего несколько патронов  (Макс  не  помнил
точно, сколько раз выстрелил в "Черной жемчужине" и не знал емкости магазина
"скорпиона"). В общем,  пора  было  подыскивать  себе  для  могилы  местечко
посуше... Он начал отступать в глубину зарослей,  стараясь  не  выходить  за
пределы узкого коридора тени, отбрасываемой деревом.
   Он успел сделать не более двадцати шагов, когда услышал  глухое  рычание.
Звук доносился из-за деревьев, и было невозможно определить,  где  находится
его источник. На одно жуткое мгновение Максу показалось, что за ним охотится
стая  оборотней.  Рычание  заглушило  рокот   тихо   работающего   двигателя
"паджеро"...
   Люди из "Черной жемчужины" остановились. Кто-то  нецензурно  выругался  и
передернул  затвор.  Максим  посмотрел  в   ту   сторону,   где   находились
преследователи, но не  увидел  ничего,  кроме  слепящей  полосы  из  четырех
прожекторов. Вне конуса света продолжалось какое-то  немыслимое  движение  -
Там вращался хоровод фигур, у которых были тусклые прозрачные глаза...
   Макс почувствовал, как  холодеют  его  конечности.  В  бродячих  собаках,
появившихся из темноты, было что-то по-настоящему пугающее. Спустя несколько
секунд он понял,  что  они  вели  себя  не  так,  как  обычные  животные,  с
непонятной методичностью выстраиваясь полукругом...
   Кто-то бросил палку, которая ударила в бок крупного грязно-серого кобеля.
Тот не отскочил и не залаял. Казалось, у  него  появился  повод  для  личной
ненависти. Его взгляд остановился на человеке, бросившем палку, и больше  он
уже не смотрел ни на кого другого.
   Собаки приближались совершенно бесшумно;
   Макс насчитал больше десятка разномастных псов. Возможно, были и  другие,
ожидавшие где-то поблизости. Эта, неожиданно  вмешавшаяся  в  погоню  третья
сила гипнотизировала его. Если от людей еще можно  было  спрятаться,  то  от
собак не спрячешься и в абсолютной темноте...
   У кого-то сдали нервы. Выстрел прозвучал оглушительно; пуля вырвала  клок
мяса из бедра черно-белого пса и отбросила  его  в  заросли.  Это  послужило
сигналом к  атаке.  Призрачный  хоровод  распался,  и  парк  превратился  во
взбесившийся  зверинец.  Шестеро  окруженных  людей  открыли  огонь  во  все
стороны,  но  собак  было  слишком  много,  и  они   были   слишком   хорошо
организованы.
   Со звоном лопнула одна фара "паджеро". Среди деревьев стало чуть  темнее.
Под шумок Макс потащился к забору и перевалился  через  бетонный  блок,  над
которым кое-где торчали доски. Здесь он спрятался от шальной пули и  поэтому
пропустил развязку спектакля, оказавшегося недолгим.
   ...Визг раненых  животных  сливался  с  нечленораздельными  человеческими
криками и злобным утробным рычанием. На этом фоне дико и жутко звучало тихое
чавканье, постепенно заполнявшее собой красноречивую пустоту, образовавшуюся
после выстрелов.
   Беспорядочная стрельба скоро выродилась в хилые  одиночные  хлопки.  Макс
понял, что отстреливается единственный уцелевший  человек.  Он  выглянул  из
своего укрытия и увидел тень последней жертвы, прислонившейся к дереву...
   На  аллее  показались  фары  приближающегося  "вольво".  Человек   громко
закричал. Его голос прозвучал, как вой  затравленного  зверя.  Потом  что-то
случилось с его фигурой. У него будто вырос огромный живот, да  и  с  ногами
было не все в порядке.
   Какая-то тварь прыгнула, вцепившись ему в глотку, и повисла  на  нем.  Он
выстрелил в упор. Из собачьей  спины  ударил  кровавый  фонтан,  но  челюсти
словно заклинило. Издыхающие пятидесятикилограммовые плоскогубцы тянули  его
туловище к земле, в то время, как еще два пса терзали его ноги и гениталии.
   Он уже не мог кричать. Кровь толчками извергалась из разорванного  горла.
Мертвый пес отвалился от него, будто кусок  сгнившего  мяса  от  сифилитика.
Тихое страшное рычание сопровождало падение тела...
   Из остановившейся машины несколько раз  окликнули  кого-то.  Макс  хорошо
представлял себе растерянность этих людей, потому что сам не знал, на  каком
свете находится. Снова монотонно застучал  "АКМ",  рассеивая  веер  пуль  на
уровне человеческого живота.  Голиков  поспешно  спрятал  голову.  Уцелевшие
собаки благоразумно удалились в темноту.
   Если кто-то из  пассажиров  "вольво"  и  рассмотрел  результаты  кровавой
схватки, то Максим ничего не знал об этом.  Он  только  увидел,  что  спустя
минуту после последнего выстрела тачка  стремительно  умчалась  по  аллее  в
сторону проспекта. Наступившая тишина комочками ваты  вползла  в  уши.  Фары
"паджеро" освещали умиротворенное кладбище, и это был холодный  мемориальный
свет, похожий на мглу...
   Голиков обернулся и понял, что уже не один.

Глава двадцать вторая

   Раньше он не очень верил в то, что человек по имени Чарльз Баскервиль мог
умереть  от  одного  только  вида  собаки.  Это  представлялось  ему  легким
авторским преувеличением. Он убедился  в  обратном,  когда  увидел  то,  что
стояло перед ним, бесшумно возникнув из самых  недр  какой-нибудь  природной
клоаки.
   Оно вообще не казалось животным. Скорее, протоплазмой,  отягощенной  злым
духом. Тем не менее, его шею охватывал широкий и  плохо  выделанный  кожаный
ошейник, на котором болталась тускло блестевшая побрякушка. При  желании  (а
такое желание у Макса, как ни  странно,  появилось)  можно  было  разглядеть
кольцо с тремя лучами, отходящими от  окружности.  Египетский  ключ.  Символ
"анх".
   Макс  почувствовал,  как  сердце  провалилось  куда-то  очень  глубоко  в
опустевший мешок тела, Его дыхание сбилось, руки  километровой  длины  вдруг
стали очень тяжелыми, и он даже не пытался  поднять  оружие  из  трясины,  в
которой увязли кисти.
   Тварь напала не сразу, как будто хотела насладиться его ужасом.  Это  был
огромный  пес,  покрытый  клочьями  свалявшейся  коричневой  шерсти,  но   с
безволосой мордой, что придавало  ему  сходство  с  бритой  человекоподобной
гиеной. Его глаза вспыхивали зелеными искрами,  как  циркониевые  звезды,  и
каждая  искра  рождалась  в  глубине  бездонного  засасывающего  колодца.  В
складках  кожи  запеклась  кровь.  Чужая  кровь.  Наросты  на   месте   ушей
подрагивали, будто крылья летучей  мыши.  Максу  показалось,  что  тварь  не
дышит. На  вытянутом,  изборожденном  морщинами  рыле  блестели  кристаллики
льда...
   Существо стояло в метре от Голикова, и тот с содроганием ощутил исходящее
от него зловоние. Запах экскрементов, мокрой  шерсти,  разлагающегося  мяса.
Все, что угодно, кроме запаха чего-то живого. Его и не могло быть.  Существо
было верным спутником смерти. Маке понял, что привлекло к нему пса (если это
был пес), - сказочный аромат крови. Его нога кровоточила,  и,  наверное,  он
оставлял за собой слишком заметный  след.  Он  боялся  пошевелиться  и  даже
отвести взгляд. Вполне возможно, что в  это  время  сзади  и  сбоку  к  нему
приближались слуги этого  демона  -  жалкие  шавки  по  сравнению  со  своим
вожаком. Мертвому  все  равно,  тем  не  менее,  Максим  предпочел  бы  быть
застреленным, а не разорванным на куски собачьими зубами.
   Поскольку он сидел на земле, его подвижность была ограничена.  Когда  пес
прыгнул  вперед,  Макс  повалился  влево,  убирая  голову,   которая   могла
расплющиться о бетонный блок, и почти  успел  поднять  "беретту"  на  нужную
высоту. Прежде чем две  огромные  бесформенные  подушки  придавили  его,  он
выстрелил, и пуля попала в левую заднюю лапу монстра.
   Лапа дернулась, как будто тварь лягнула кого-то,  и  зависла  в  воздухе,
поблескивая кровью  и  раздробленной  белой  костью.  Однако  это  почти  не
повлияло на инерцию пса, врезавшегося в лежащего на боку человека.
   Нестерпимая вонь ударила Голикову в ноздри; полстакана слюны выплеснулось
ему на лицо. Он увидел открытую пасть цвета сырого мяса с  желто-коричневыми
могильными столбиками зубов. Передние были чуть загнуты назад, что придавало
челюстям сходство с акульими.
   Макса чуть не стошнило. Его рука была мгновенно отбита, пистолет вывернут
и прижат к земле девяностокилограммовой  тяжестью.  Издавая  звуки  блюющего
пьяницы, тварь нависла над ним. Теперь ее глаза были затянуты мутной пленкой
боли и ярости...
   Он отчаянно вжимал голову в плечи, чтобы  уберечь  горло,  как  будто  от
этого становились менее уязвимыми другие части его  тела.  Утробное  рычание
заполнило весь мир и однообразными волнами пульсировало внутри  его  черепа.
Снизу он видел голый живот пса, покрытый параллельными морщинами  и  похожий
на живот рептилии, а также внушительное  оборудование  кобеля,  из  которого
сочилась густая белая жидкость...
   В тот момент, когда Макс уже подумал, что это будет последним зрелищем  в
его жизни, откуда-то сбоку вынырнул  бультерьер,  затянутый  в  бело-розовый
саван своей шкуры, -  по  мнению  Голикова,  один  из  самых  отвратительных
представителей собачьего племени. Буль был очень большим и мощным, и все  же
он мог свободно поместиться между лапами коричневого пса... Зловонная  пасть
сомкнулась на плече Макса,  и  одновременно  зазубренные  клиновидные  щипцы
бультерьера впились в наиболее доступную ему часть  тела  чудовища  -  серый
морщинистый живот.
   Сквозь туман, застилавший глаза, Макс увидел месиво  измочаленных  кишок,
выдавливаемое между челюстями  буля,  превратившегося  в  окоченевший  комок
злобы. Сам же он ощутил несколько сильных  ударов  лапами,  как  будто  его,
прижатого к канатам, месил кто-то вроде Майка Тайсона, и острую боль в плече
от укуса; услышал звук раздираемой ткани пальто и рвущейся кожи.  Бультерьер
топтался на его животе, а потом взлетел в воздух,  когда  коричневый  монстр
начал разворачиваться, чтобы схватить его зубами и оторвать от себя.
   Как только восьмилапая, пожирающая саму себя тварь откатилась в  сторону.
Макс попытался подняться на ноги. Он встал на колени  и  закачался.  Деревья
закружились вокруг, превращаясь в черную карусель... Он поискал  белую  тень
своего спасителя на фоне этой карусели и  увидел  небольшое  светлое  пятно,
бьющееся, словно тряпка на ветру.
   Правая рука с "береттой" безвольно висела вдоль туловища; по ней блуждала
острая игла боли. Он  поднял  левую,  направив  тупое  рыло  "скорпиона"  на
бесформенную тень, терзавшую его неожиданного союзника. Макс уже  был  не  в
состоянии  думать  и  не  подумал  о  том,  что   произойдет,   если   ствол
пистолета-пулемета окажется забитым землей...
   Он нажал на спусковой крючок. Очередь потрясла его, как  удары  отбойного
молотка по позвоночнику. Звериный вой тонким шнуром скользнул в  его  уши  и
несколько мгновений пилил его мозг.  Потом  Макс  потерял  сознание  и  упал
вперед, ударившись лицом о мертвую, гнилую, влажную листву.

Глава двадцать третья

   Он пришел в себя и понял, что пробыл  в  беспамятстве  совсем  недолго  -
может быть, две или три минуты. Еще он  осознал,  что  надо  уходить  отсюда
любой ценой, иначе доблестные милиционеры  сгноят  его  на  допросах.  Будет
затруднительно объяснить  им  все  это:  трупы  в  парке,  трупы  в  "Черной
жемчужине", разбитые тачки и оружие  неизвестного  происхождения.  В  худшем
случае, во время следствия его прикончат люди Виктора...
   Только  сейчас  Макс  почувствовал,  насколько  замерз.  Когда  он  начал
подниматься, ему показалось, что трещит сковавший его панцирь льда  и  боли.
Оба пистолета намертво срослись с его руками.  Он  с  трудом  разжал  пальцы
левой и спрятал "скорпион" в карман  пальто.  Потом  раскрыл  ставшую  чужой
правую ладонь и положил  "беретту"  в  другой  карман.  Обе  пушки  казались
свинцовыми, но без них он не сделал бы ни шагу.
   Голиков испытал облегчение от того,  что  не  увидел  трупа  бультерьера.
Правда, коричневого урода тоже нигде не было. Макс заметил на  земле  что-то
белое.  Это  был  десятисантиметровый  кусок  хвоста,  принадлежавшего   его
союзнику, начисто отрезанный зубами. Срез оказался блестящим  и  бескровным.
Опять подкатила тошнота, но желудок давно был пуст.
   На негнущихся ногах Макс пошел в  противоположную  от  проспекта  сторону
парка. Там находились завод железобетонных конструкций и рабочий  поселок  -
глухое место с узкими улочками, свалками и полузаброшенными железнодорожными
складами и разъездами.
   Он не успел сделать и десяти шагов, как ему под ноги с ближайшего  дерева
упала сухая ветка.
   Макс невольно задрал голову вверх и чуть не завыл от ужаса...
   Примерно в трех метрах от себя он увидел бледное  детское  лицо.  Слишком
бледное, чтобы принадлежать живому существу. Оно было похоже  на  упавшую  и
застрявшую в ветвях луну - с кратерами глазниц и  глубокой  расщелиной  рта.
Между зубами торчал сухой черный язык. Открытые неподвижные глаза уставились
прямо на Макса. Он понял, что ребенок повешен. Ниже  были  видны  его