лота раздавил кисть его правой руки, в которой была зажата
рукоятка пистолета. Хрустнули суставы, и, возникнув где-то вдалеке, пронесся
по нервам запоздавший экспресс боли.
   Макс закричал, а Девятаев вырвал пистолет из его сломанных  пальцев.  Ему
потребовалась еще секунда, чтобы включить автопилот и выбраться из кресла. С
"береттой" в вытянутой руке он направился в пассажирский салон.
   Клейн выжидал по единственной причине  -  он  тоже  боялся  остаться  без
пилота. Это было не самое умное, что он мог сделать. Девятаев надвигался  на
него, а существо, спрятавшееся внутри человеческой  оболочки,  трепетало  от
восторга. Двуногие твари были в его власти, они оцепенели от неожиданности и
сжались  от  страха,  превратившись   в   безопасных   слизняков.   Но   вот
длинноволосая самка вскочила с кресла и бросилась на него.  Слишком  поздно!
Он выстрелил ей в живот, и ее отбросило на несколько шагов назад.
   Это дало шанс старику  с  короткой  седой  бородой.  Его  длинноствольный
пистолет выплюнул пулю, которая попала Девятаеву в  глаз,  и  пронзив  мозг,
застряла в черепе. Человек умер через  полсекунды,  но  существо  продолжало
жить. Теперь оно полностью управляло телом.
   Заработал новый информационный  канал.  Мозг,  функционирующий  в  животе
пилота,  воспринимал  сигналы  от  уцелевшего  глаза.   Существо   выровняло
пошатнувшееся  тело  Девятаева  и  начало  поиск  цели.  Поймав  изображение
старика, оно трижды нажало на  спусковой  крючок...  Клейн  успел  упасть  в
кресло, прежде чем две пули  прошли  над  ним,  а  третья  попала  в  спинку
переднего ряда. Его спасло то, что под мягкой обивкой находился гнутый  лист
из легкого прочного металла. Он увидел холмик, вспухший на поверхности листа
там, где в него угодила пуля.
   Масон высунулся в проход и начал стрелять в самый центр массивной фигуры,
не целясь и рискуя получить ответную пулю между глаз. Прямо под  ним  лежала
Ирен с развороченным животом. Ее окровавленные пальцы были погружены в  рану
по вторую фалангу. Гильзы сыпались прямо на нее.
   Клейн  понял,  что  наконец  остановил  Девятаева,  когда   тот   потерял
ориентировку и начал расстреливать обойму во все стороны.  Фюзеляж  оказался
пробитым в трех местах; с коротким треском высыпался иллюминатор. И сразу же
в барабанные перепонки вонзился надсадный рев двигателей.
   Существо, поселившееся внутри пилота, уже ничего этого не  слышало.  Одна
из пуль застряла в позвоночном столбе, перебив пучок нервов, к  которым  был
подсоединен  его  мозг.  Ослепнув  и  оглохнув,   оно   почувствовало   себя
погребенным заживо. Тем не менее существо успело дважды  выстрелить  наугад,
удерживая руку человека в прежнем положении.
   Тяжелая девятимиллиметровая  пуля,  выпущенная  из  "беретты",  разорвала
Клейну правое ухо, превратив его  в  изуродованные  и  обожженные  лохмотья.
Масон ощутил что-то  похожее  на  удар  по  голове  раскаленным  прутом,  но
продолжал стрелять, всадив в "пилота" не менее десяти зарядов.
   Он не мог знать, что происходит внутри мужского тела.  Он  видел  только,
что  человек  с  разрушенным  мозгом  и  тяжелыми  ранениями   демонстрирует
невероятную  живучесть.  Тот  бессмысленно  топтался   на   месте,   потеряв
координацию  движений.  Уцелевший  сияющий  глаз  Девятаева  вращался,   как
прожектор  в  сгоревшей  башне  черепа...  Наступил  момент,  когда   вместо
выстрелов начали раздаваться сухие щелчки.
   Тогда  масон  выбрался  из-за  своего  укрытия,   испещренного   полутора
десятками вмятин, и почти в упор выстрелил пилоту в затылок.  Он  не  видел,
как лицо раскололось надвое и переносицу выбросило вперед вместе с  фонтаном
крови. Зато он услышал непонятный звук, пробившийся  сквозь  рев  турбин,  -
звук распарываемой кожи.
   Клейн обернулся, ожидая увидеть окровавленные  пальцы  Ирен,  раздирающие
живот в приступе безумной боли, но потом понял, что звук исходит из  другого
источника.
   Пилот рухнул на спину, загородив собою проход,  и  бугор,  вздувшийся  на
теле мертвеца, вначале был не слишком  заметен.  Макс  вползал  в  салон  на
коленях, опираясь на одну руку и держа перед собой изувеченную кисть другой.
Режущая боль в солнечном сплетении все еще не позволяла ему выпрямиться.  Он
увидел труп Девятаева, с которым происходило что-то странное,  а  за  ним  -
Ирину, которую уже ничто не могло спасти.
   На несколько мгновений  он  ослеп  от  горя.  Безжалостный  кулак  судьбы
опустился и выбил из него душу. Он закричал от черного отчаяния, но его крик
тут же сорвался, потому что длинное шило вонзилось в легкие...
   Ему оставалось лишь тупо досматривать свой личный фильм ужасов до конца.

***

   Звук раздираемой ткани повторился.  К  этому  времени  бугор,  прорвавший
пилотский комбинезон, достиг размеров баскетбольного мяча, и его  невозможно
было не заметить.
   Живот Девятаева распахнулся, как гигантская мягкая раковина,  и  из  щели
показался  окровавленный  человекообразный   моллюск,   окруженный   облаком
зловония, присущего гниющим внутренностям. За ним тянулись сосуды и  белесые
жгуты нервов, подсоединенных к различным системам  человеческого  организма.
Огромные бледно-голубые глаза монстра медленно обводили  пространство,  видя
лишь тени. Маленькие ручки  впились  в  обивку  кресла  и  подтянули  кверху
сморщенное тело.
   - Убей его! - прохрипел  Макс.  Не  потому,  что  Клейн  нуждался  в  его
советах, а потому, что ему очень хотелось увидеть это.
   Масон  приближался  к  существу  с  пугающим,  недоступным  обыкновенному
человеку хладнокровием. Рана, образовавшаяся  на  месте  отстреленного  уха,
обильно  кровоточила.  Шея  и  воротник  сорочки  были   залиты   жидкостью,
оказавшейся отнюдь не голубой. Клейн не обращал внимания на подобные мелочи.
Он  поднес  ствол  "маузера"  к  маленькой  головке,  которую   можно   было
деформировать голыми руками...
   Жуткий младенец  почувствовал  прикосновение  еще  не  остывшего  ствола,
схватился за него своими нежными пальчиками и пронзительно закричал от боли.
Потом челюсти с невероятно острыми и крепкими зубками сомкнулись на металле,
как будто хотели отгрызть то, что послужило причиной ожога.
   В этот момент  масон  выстрелил.  От  головы  существа  почти  ничего  не
осталось.  Мозг  расплескался  по  ближайшему   иллюминатору   багрово-серой
кляксой. Обезглавленный монстр рухнул  на  тело  бывшего  пилота,  судорожно
дергая конечностями и распространяя вокруг себя волны нестерпимого смрада.

Глава пятьдесят девятая

   Макс уже не замечал ни боли, ни запаха, и  не  осознавал  бессмысленности
собственных усилий.  Он  подполз  к  Ирен,  миновав  по  пути  два  трупа  и
испачкавшись в слизи и крови. Добравшись до нее,  он  увидел,  что  она  еще
находится в сознании. Но на ее перекошенное лицо уже  легла  печать  смерти.
Дотронувшись до этой холодеющей гипсовой маски, он заплакал.  Жизнь  уходила
из нее с дыханием и слезами.
   Макс почувствовал, как чья-то прохладная рука коснулась его щеки.  Подняв
голову, он встретился с невидящим взглядом мальчика. Лицо слепца по-прежнему
ничего не выражало, но ладонь гладила его, утешая, - в этом невозможно  было
ошибиться... Он вдруг вспомнил,  что  существует  способ  спасти  не  только
союзника, но и девушку. - Клейн!! - закричал он. - Она сможет!
   Масон колебался всего секунду. Он еще прикидывал, сумеет ли  благополучно
посадить самолет, когда и его  накрыл  черный  колпак  чужого  необъяснимого
влияния. Союзник объединил  их  возле  мистической  двери  нового  сна.  Его
воздействие  было  настолько  мощным,  что  даже  Голиков  не   нуждался   в
стимуляторе, тем не менее, Клейн полез в нагрудный карман и достал коробочку
с препаратом.
   Они должны были переместиться до того, как Ирка потеряет сознание. Взгляд
Макса прожигал масона насквозь. Тот положил кусочек смолы на губы девушки, а
пальцы любовника приоткрыли ее рот. Смола  провалилась  в  глотку  и  начала
таять в пузырящейся лужице крови...
   Голикову хотелось выть. Он ошибался, думая, что сдохнет первым. Жизнь уже
не казалась ему единственным стоящим призом. И кто был причиной - женщина, с
которой его связывала разве что постель... Макс гладил волосы Ирен и  шептал
ей что-то, но ее взгляд безнадежно ускользал от него.  Он  взял  свой  кусок
буквально из рук Клейна, а тот на  всякий  случай  положил  смолу  и  в  рот
мальчику. Слепой покорно  принял  сомнительный  дар.  На  его  лице  впервые
отразилось какое-то зарождающееся чувство.
   - Расслабься, - сказал  масон  Голикову.  -  Теперь  от  тебя  ничего  не
зависит. Молись, чтобы она успела...
   После этого Макс не помнил  слов.  Они  превратились  в  струи  ласкового
света, падавшие сквозь дыры в тающем фюзеляже самолета и  закручивавшиеся  в
причудливые спирали. Горечь во рту  быстро  сменилась  ощущением  сухости  и
холода, как будто истончалась и испарялась кожа...

***

   Чудовищный механический гул стих вдали, уступив место экзотическому  шуму
водопада, сквозь который пробивались крики тонущих.  Самолет  превратился  в
серебряную лодку, плывшую внутри хрустальных сфер под  парусами,  сотканными
из звездного света. Здесь не было мертвой материи, и Макс поверил, что никто
не  умирает.  Не  осталось  ничего  твердого  и  неизменного,   все   росло,
трансформировалось, излучало любовь и сливалось воедино.
   Души играли рядом и внутри друг друга - части вечной мозаики,  танцующие,
как отблески лунного света  на  потревоженной  воде.  Предметы,  пропитанные
праной, целовали сами себя, словно любовники с  тысячами  уст.  Элементарные
частицы были  легчайшей  дрожью  дыхания,  срывавшегося  с  цветов,  которые
расцветали в ядрах галактик...
   Серебряная лодка скользила между  островами  нежнейшего  света,  и  Макса
раскачивал ветер чистого кайфа.

***

   Погружение во мрак последовало быстрее, чем в прошлый раз, но теперь  оно
было более целеустремленным. Союзник, привязавший к  себе  людей  невидимыми
нитями, уводил их в сон нижнего уровня - черный коридор с миллионами дверей,
прообраз всех возможных существований.
   Макс "видел" тех, с кем путешествовал, - они  падали  (или  возносились?)
рядом с ним  каплями  живого  дождя.  Слепой  мальчик  казался  ему  золотой
статуэткой  Будды,  рассыпающей  искры  своей  сияющей  плоти.  Клейн  парил
поблизости гигантской летучей мышью, темной и неразличимой,  будто  тень  на
фоне неба. Ира была странным зверем в пятнистой шкуре, певшей  под  пальцами
ветра.
   И тьма забирала их у жизни.
   Они возвращались в неописуемое болото бесчувственности, неопределенности,
бессознательности, отсутствия времени и  пространства,  точку  коллапса,  из
которой начиналась и в которой заканчивалась вселенная сновидений.
   Сердце лабиринта.
   Источник календаря снов.
   Место, не имеющее места..
   Столб неизвестной энергии пронизывал плоскости измерений...
   Союзник нес с собой три сознания, оцепеневшие  в  анабиозе  ужаса.  Куда?
Куда угодно, лишь бы подальше от псов герцога,  стороживших  почти  все  сны
этого мира. Лабиринт  разрастался,  как  дерево  с  бесконечным  количеством
ветвей.
   Новые сновидения зарождались непрерывно. Слепой перебирал их, всякий  раз
успевая  заметить  врага  раньше,  чем  совершался  переход.  Свободными  от
охотников  оставались  только   недетерминированные   кошмары,   в   которых
отсутствовала причинно-следственная связь, но  там  было  бессмысленно  даже
появляться - течения снов случайно выносили оттуда только мертвый шлак...
   Он колебался, оказавшись возле начала тропы, которая уводила к  двуликому
Янусу. Что  он  мог  сейчас  сделать  для  беглеца?  Привести  к  нему  трех
беспомощных союзников, а вслед за ними
   - и охотников? Это было бы насмешкой  в  духе  герцога,  иронией  демона,
сидящего в каждом из двуногих...
   Саша преодолел последнее искушение. "Подожди еще немного, " - попросил он
древнее существо, зная, что сейчас, к счастью, его никто не слышит. Те, кого
он вел, были еще очень слабы, но стремительно набирали  силу.  Они  начинали
осознавать неумолимость смерти и единственную цель своей безнадежной борьбы.
   Беглец был вынужден ждать, пока они придут, чтобы  освободить  его,  -  и
тогда он сможет открыть для них свой сектор Календаря и дорогу  во  времени.
Несколько лет или десятилетий жизни
   - это все, за что они сражались. Какая жалкая награда! Но никакой  другой
не было вообще. Дальше, дальше  уводила  союзника  неизбежность  -  в  самые
жуткие разновидности снов, болезненные  видения  параноиков  и  замурованных
заживо. Оставались ли где-нибудь ареалы, которые еще не посетил герцог?..
   Везде  одно  и  то  же.  Тайная  война,  фатальные   события,   кажущиеся
случайными, исподволь подкрадывающаяся смерть...
   Черный безликий ком, в котором перекатывались четыре душонки,  постепенно
растворялся в вакууме...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РАССВЕТ

Глава шестидесятая

   Ему снился сон о далеком прошлом, когда он еще не был рыцарем  Храма.  Он
уже долго лежал в предрассветной мгле, прислушиваясь к  крикам  на  улице  и
смеху двуногих гиен. Затем  раздался  предсмертный  вопль,  выстрелы,  новые
истошные крики, топот множества ног  и  наконец  все  стихло.  Только  ветер
трепал тряпку в окне, натянутую вместо стекла, которое было  разбито  камнем
еще прошлой зимой...
   Макс ощущал слабый тошнотворный запах разлагающейся  плоти,  доносившийся
то ли из окна, то ли из щелей в полу. Может быть, это  уже  начинал  пахнуть
его мертвый папа, лежавший в ванне. Голиков надеялся похоронить его  в  одну
из спокойных ночей.
   Соседи снизу забаррикадировались дней десять назад, и с тех пор он их  не
видел, как и не слышал никаких звуков. "Передохли с голоду", - решил Макс  и
плеснул себе в лицо грязной водой из пластмассового  пятилитрового  баллона.
Воду он набрал шесть дней назад в  ближайшем  озере,  находившемся  в  черте
города в трех кварталах от его дома. Такая вылазка была  делом  непростым  и
опасным. Вода оказалась зеленоватой и ужасной на вкус,  но  это  лучше,  чем
ничего.
   Макс еще помнил времена, когда действовал водопровод. Теперь воспоминания
об этом казались сказкой. Он считал, что ему повезло. Он пережил конец Эпохи
Водопровода, конец Эпохи Общественного Транспорта, конец Эпохи  Канализации.
Последнее  было  прямым  образом   связано   с   Великой   Эпидемией   Чумы,
разразившейся в городах восемь лет назад, когда  уже  не  было  сыворотки  и
почти не осталось врачей. Разлагавшиеся на улицах трупы никто не убирал, они
вздувались, чернели, распадались  на  глазах  уцелевших;  горы  человеческих
выделений заполнили  дворы  и  подъезды,  и  новые  смерти  лишь  усугубляли
положение...
   Макс был одним из немногих, переживших Великую Чуму. Он  содрогнулся  при
воспоминании о тех днях, но тут же его захватили мысли о том, 'что он  будет
делать сегодня.
   Оставшиеся в живых редко думали о прошлом и  еще  реже  -  о  собственном
будущем. Будущее не простиралось далее сегодняшнего вечера,  и  какой  смысл
размышлять о том, что случится завтра, если пережить этот день было  большой
проблемой и большой удачей?..
   Макс заглянул в коробку, где хранились остатки его  вчерашней  трапезы  -
кусочки мяса тощей одичавшей кошки,  которую  он  убил  камнем  в  подземном
переходе. Он спрятался  там  во  время  своей  вчерашней  вылазки,  издалека
завидев небольшую группу людей. Те довольно открыто двигались по улице в его
сторону, обходя ржавые автомобили, громко разговаривая и переругиваясь между
собой.
   Максим предположил, что они вооружены  и  притом,  возможно,  автоматами.
Поэтому он нырнул в ближайший подземный переход, стараясь пробираться  через
завалы так, чтобы остаться  незамеченным.  Здесь  он  с  замирающим  сердцем
прижался  спиной  к  ледяной  стене,  прислушиваясь  к  гоготу   и   крикам,
доносившимся сверху.
   Главная его проблема заключалась в том, что у Макса не было оружия,  если
не считать сломанных кухонных ножей. Казалось почти невероятным, что  он  до
сих пор жив в этом чудовищном мире, и Голиков  сам  порой  поражался  этому.
Пределом его мечтаний был хотя бы пистолет. Когда  он,  крадучись,  брел  по
улице в поисках пищи или за водой, его глаза внимательно ощупывали  взглядом
трупы, лежавшие на тротуарах и  когда-то  проезжих  частях  дорог,  разбитые
машины, автобусы, витрины, места сражений и убийств. Он  надеялся  подобрать
оружие мертвеца. Однако чудеса случаются только в сновидениях...
   Был еще один выход - убить кого-нибудь. Но это нужно было сделать  голыми
руками или с помощью куска водопроводной трубы, а для Макса  пока  не  стало
простым делом убийство даже  ради  голубой  мечты,  заветного,  драгоценного
предмета, обладание которым  означало  бы,  что  его  ставки  в  этой  жизни
возросли в десятки, сотни раз, а кроме  того,  он  одновременно  получил  бы
новые степени свободы, пищу, охотничьи угодья, может быть, даже (но об  этом
Макс боялся и думать,  чтобы  не  спугнуть  эфемерное  счастье)  возможность
предпринять экспедицию  за  пределы  города,  в  иные  миры,  если  они  еще
существовали...
   Но тогда, в переходе, он думал не об этом. Он ощущал  лишь  ледок  страха
где-то в желудке, а в голове  бродила  неоформившаяся  до  конца  бессвязная
молитва. Стоило кому-то из  бандитов,  веселившихся  наверху,  спуститься  в
переход, и Макс автоматически становился трупом хотя бы из-за надетой на нем
брезентовой куртки.
   Поэтому он с громадным  облегчением  перевел  дух,  когда  на  улице  все
стихло. Вдруг он услышал слабый шорох в сумерках туннеля. Макс опустился  на
колени, взял в руку плоский камень с острыми краями -  скорее  всего,  кусок
облицовочной плитки, в изобилии валявшейся вокруг, - и двинулся вдоль  стены
перехода.
   Какой-то инстинкт, доставшийся,  может  быть,  в  наследство  от  далеких
предков  и   дремавший   в   относительно   короткий   период   человеческой
цивилизованности, пробудился теперь, в смутные времена. Инстинкт подсказывал
Максу, что в туннеле  прячется  не  человек,  а  существо  гораздо  меньшее.
Наконец, он увидел его. Кошке  и  так  оставалось  недолго  жить.  Этот  мир
доконал ее, как доконает в свое время Макса и всех разгуливающих  по  Земле;
судьба подвела ее к черте, за которой не было ничего, кроме смерти.
   Но человеку эта смерть давала возможность протянуть еще немного...
   Он принес убитую кошку домой, кое-как разделал ее (слава Богу, у него еще
осталось несколько кухонных ножей, припрятанных в разных укромных Местах)  и
развел на балконе костер из обломков досок, специально  собранных  для  этой
цели. Это занятие навело его  на  воспоминания  о  газовых  и  электрических
.плитах...
   Спохватившись, Макс вытащил из костра мокрый кусок дерева, чтобы  тот  не
дымил.  Дым  мог  привлечь  внимание  какой-нибудь   банды   или   человека,
охотившегося в одиночку, а такие встречи не входили в планы Голикова.
   Он нанизывал кусочки  жесткого  кошачьего  мяса  на  стальную  проволоку,
поджаривал и съедал второпях, не забывая периодически поглядывать с балкона.
Но вокруг было тихо. Лишь несколько непривычно крупных птиц,  появившихся  в
последнее время, деловито топтались вокруг одного из вздувшихся трупов...
   Даже не надеясь полностью утолить голод, Макс разделил оставшееся мясо на
две неравные части. Большую часть он решил отнести соседям с нижнего  этажа,
если те еще живы и ничего не добыли за последние дни. А  потом  можно  будет
поохотиться  вместе   или   совершить   вылазку   за   водой...   Это   была
программа-минимум. О том, что он будет делать, если соседи  мертвы.  Голиков
старался не думать.
   Максим сложил кусочки недожаренного мяса в металлическую  банку,  спрятал
ее в карман куртки и принялся разбаррикадировать дверь...

Глава шестьдесят первая

   - Вставай, брат! - услышал он сквозь сон чей-то  шепот  и  нехотя  открыл
глаза. Отблески костра плясали на лице будившего его