л  человеческого
языка, но воспринял интонацию, с которой это было сказано.
   Он поразился наглости и неустроенности двуногих.  Им  всегда  чего-то  не
хватало. Им всегда и всего было мало. Когда они осуществляли свою мечту  или
достигали  желанного  покоя,  жизнь  ускользала  от  них   с   неуловимостью
фантома...
   С того дня настроение у людей становилось все  хуже  и  хуже.  Они  часто
ссорились, вымещая друг на друге свое  раздражение.  Их  неудовлетворенность
пагубно влияла на атмосферу в доме и вносила диссонанс в музыку парка. Зомби
предпочитал находиться в отдалении от них, проводя время в  безмятежности  и
наслаждаясь беззаботным существованием.
   В один из вечеров ему приснился сон -  не  то  чтобы  страшный,  но  явно
содержавший напоминание о чем-то неприятном. Он видел знакомый  ему  пейзаж,
только лишенный красок и ставший похожим на  мельчайшую  мозаику  из  пепла.
Небо было чуть светлее холмов, а в русле реки с мертвым шорохом  пересыпался
пепел... Зомби лежал на берегу, и плоть его была такой же серой  и  хрупкой,
как все вокруг. Он боялся пошевелиться,  чтобы  в  полном  смысле  слова  не
рассыпаться в прах... Потом он увидел тень,  черную  человеческую  тень  без
лица и одежды. Тень увеличивалась в размерах, как будто к  нему  приближался
вырезанный из картона силуэт. Она прошла сквозь  него,  и  пес  почувствовал
мгновенную боль. Чьи-то зубы впились в его глотку и сразу же  отпустили.  Он
не успел проснуться. Тень сгинула где-то сзади, в удушливой пепельной  мгле,
но отравила его сильнейшей тревогой.
   Он открыл глаза, однако причина тревоги не исчезла. Тихо журчал ручей,  и
ночь была напоена ароматами травы... Зомби поднялся и направился  в  сторону
человеческого жилища.
   В сиянии взошедшей луны дом впервые показался ему склепом. Его  сторожили
фиолетовые деревья, в густых ветвях которых дремали  кошмары.  Пес  пробежал
под  ними  с  отвратительным  ощущением  холода  в  загривке.  Что-то  вроде
гигантской летучей мыши, только гораздо более страшное и  холодное,  следило
за ним из темноты. Оно не охотилось,  чтобы  питаться.  Оно  убивало,  падая
сверху и впиваясь в жертву зубами...
   Он оказался в доме и сразу  почувствовал  новый  запах  -  запах  смерти,
которого раньше  здесь  не  было.  Запах,  почти  забытый  им,  но  все  еще
узнаваемый. Он прошел по коридору в  спальню.  В  полной  тишине  его  когти
стучали оглушительно. Сквозь высокое окно в  комнату  падали  лучи  света  и
оставляли на полу перекошенные четырехугольники.
   Зомби увидел мертвых людей. У них были вырваны  глотки  до  самых  шейных
позвонков, и это сделали мощные челюсти. Например, такие, как  у  него.  Под
двумя оскаленными ртами зияли еще два рта - черные, рваные, беззубые  и  уже
начинавшие гнить...
   В палитре здешних запахов был один, который Зомби узнал сразу. В это было
трудно, почти невозможно поверить, но за одну секунду вдруг изменилось  все.
Пришла  волна  искажения:  красивое  стало   безобразным,   а   влекущее   -
омерзительным. В собачьем раю появился страх.
   Пес стоял над трупами и впервые пытался определить, чьими  же  двойниками
они были. Кто хотел удержать их здесь  и  убил  накануне  побега?  Кому  они
мешали или кому могли помочь?..
   Зомби опять вспомнил свою битву с Г-е-р-ц-о-г-о-м (теперь  уже  туманную,
будто щенячий сон), двуногого и  то,  как  они  спасли  друг  друга.  Что-то
предопределенное было во всем этом; какая-то  система,  которой  он  не  мог
постичь своим собачьим мозгом...
   В ту ночь он заснул неподалеку от трупов, несмотря на исходивший  от  них
запах. Неужели хотел встретить того, кто придет за ними? Конечно, нет.
   Он надеялся увидеть сны отлетевших душ.

***

   ...Он  вовремя  пришел  в  себя  и  мгновенно  стряхнул  липкую   паутину
расслабленности. Сука неподвижно стояла на  пороге  спальни  и  смотрела  на
него. Ее глаза тускло блестели, напоминая кусочки грязно-желтого льда. Он не
слышал, как она вошла в дом. Только что  он  был  легкой  добычей.  Какой-то
сигнал, промелькнувший в сновидении, заставил его проснуться  до  того,  как
она беспрепятственно приблизилась бы к нему.
   Зомби, ворча, поднялся на лапы. Сука отличалась от Г-е-р-ц-о-г-а  внешне,
но он узнал в ней ту же тупую,  неотвратимую  силу  механизма,  управляемого
извне. Побрякушка  на  ошейнике  твари  увеличилась  в  размерах;  ее  блеск
гипнотизировал его. Она усиливала лунный свет и слепящими лучами  направляла
ему в зрачки. Зомби переменил место, пока еще не стало  поздно.  Он  заходил
сбоку, чтобы не видеть  отраженного  света.  Сука  развернулась  и  оскалила
клыки. В ее глотке клокотало рычание. Долгое, непрерывное, как будто  легкие
были размером с цистерну.
   Он вдруг вспомнил времена, когда  дрался  на  арене.  Здесь  не  было  ни
тотализатора, ни зрителей. Не было даже хозяина, доводившего пса перед  боем
до исступления... Слюна закапала с его  подрагивающих  от  ярости  губ.  Все
старые шрамы превратились в отрезки колючей проволоки, ужалившие его  и  тут
же испарившиеся снова. Он вспомнил о своем предназначении и рванулся вперед.
   Они сцепились с жутким хрустом, как два по-настоящему диких  зверя,  и  в
первый же момент пустили друг другу кровь. Ее одуряющий запах  заглушил  все
остальные  и  окончательно  превратил  собак  в  сгустки  концентрированного
бешенства.  Зомби  забыл  обо  всем.  Боль  пульсировала  на  периферии  его
сознания,  пока  клыки  и  когти  разрывали   чужую   плоть.   Теплое   мясо
расползалось, как желе, оставляя в пасти привкус гнилья...
   И все же Зомби удалось вцепиться суке в горло. Он сжал челюсти;  в  таком
положении их заклинило, будто смертоносный капкан.  Сука  отчаянно  пыталась
стряхнуть его с себя, но  он  висел  на  ней  до  тех  пор,  пока  пасть  не
наполнилась кровью и горячая жидкость не закапала сквозь зубы.
   Наконец сука прекратила скрести лапами по полу и забилась в судорогах. Он
последний раз дернул головой, вырвав ее горло.  Через  минуту  она  затихла.
Перед ним оказался ее раздувшийся  розовый  живот  с  багровыми  полосами  -
следами его когтей. Два соска были оторваны начисто.
   Зомби остался стоять на трех лапах. В огромной ране  под  левой  лопаткой
ковырялись чьи-то раскаленные пальцы. У него больше не  было  одного  уха  и
части щеки. Большой лоскут оторванной кожи свисал с груди,  словно  пес  был
экспонатом в анатомическом театре. Несмотря на это, он держался.
   Потом он наклонился и разодрал клыками живот издохшей самки, хотя в  этом
не было никакой необходимости. И почувствовал в пасти что-то скользкое.
   Когда  рваные  края  раны   разошлись,   он   увидел   вместо   зародышей
распадающийся клубок жирных белых червей.

***

   Он лежал в доме  мертвых  и  пытался  заснуть.  К  нему  со  всех  сторон
подползали  черви.  Раны  горели,  и  боль  мешала  сконцентрироваться   для
перехода. Но у него уже получилось однажды; он надеялся, что получится и  на
этот раз.
   Был зов, которого он пока не осознавал, - зов, заставивший его бежать  от
гнусной подделки и искать новое  убежище.  Возвращались  боль,  опасность  и
голод. Теперь Зомби не мог позволить себе ошибиться. Он должен был  отыскать
двуногого, если тот еще жив...
   Незаметно растворилось тело. Исчезли ощущения, зато вместе с ними исчезли
и черви. От Зомби осталась сущность, бестелесная матрица,  код,  слепок  его
естества...
   Черный шар медленно катился по черному биллиардному столу. Его  поджидали
тысячи луз, только одна из которых не была очередной ловушкой.

Глава семидесятая

   Крыша хижины была сложена из дребезжавших от ветра металлических  листов,
и в ней было жарко, как  в  печи  крематория.  Брат  Максим  нашел  миску  с
наполовину испарившейся водой и плеснул немного жидкости в лицо Клейну.  Тот
пришел* в себя, сфокусировал взгляд на миске и жадно потянулся к ней. В воду
попала кровь с пальцев Голикова, но  раненый  глотал  ее,  даже  не  замечая
этого. Потом и Макс сделал несколько глотков. Воды оказалось  слишком  мало,
чтобы напиться, и как раз достаточно  для  того,  чтобы  ощутить  еще  более
сильную жажду.
   - Помоги! - попросил Клейн и встал, опираясь рукой на плечо Макса, но  не
выпуская из нее карабина. От него  разило,  как  от  козла.  Смесь  дешевого
одеколона и пота - это было еще хуже, чем чистый пот... Минуту  гроссмейстер
стоял молча, пытаясь справиться с головокружением, потом перевел на Голикова
мутный взгляд.
   - Каменный дом посреди Лиарета... Отведи меня туда!
   - Если ты хочешь умереть, я мог бы...
   - Не разговаривай! Веди.
   Повесив "галил" на шею. Макс поволок на себе старика. Его немного удивило
то,  что  Клейн  даже  не  вспоминал  о  несгораемом  ящике,  оставшемся   в
"лендровере"; с другой стороны, после того, как  их  союзником  стал  слепой
мальчик, бумаги утратили свою ценность. Но и мальчик был не вечен...
   Еще с полчаса они блуждали по запутанному  лабиринту  улиц-коридоров.  На
стенах  были  какие-то  знаки,  которые  ничего  не   говорили   чужеземцам.
Рассчитывать на помощь местных не приходилось, - квартал будто вымер задолго
до начала осады. К тому же Клейн настолько ослабел, что Макс решил рискнуть.
Он разобрал потолок одной из хижин и высунул голову под палящее солнце.
   Стрельба в городе стала менее интенсивной,  но  за  стеной  бой  все  еще
продолжался.  Они  находились  недалеко  от  цели  -  до  каменного   дворца
оставалось не более ста метров по прямой. Над крышами плыл едкий дым, хотя в
самом Лиарете  гореть  было  почти  нечему.  Возможно,  неверные  выкуривали
жителей из какого-нибудь укрытия.
   Макс спустился вниз и продолжал свой путь в обнимку с  масоном,  стараясь
не слишком  отклоняться  от  выбранного  направления.  В  конце  концов  они
все-таки вышли к мрачному зданию, сложенному из  розового  камня.  Это  было
древнее  сооружение,  вокруг  которого  когда-то  возникло  поселение  и  со
временем превратилось в город.
   Тамплиеры оказались у полузаброшенного и никем не  охраняемого  входа.  К
низкой деревянной двери было прибито вырезанное из листа  жести  изображение
сиамских близнецов, сросшихся затылками, - традиционного символа янусианских
монастырей, хорошо известного рыцарям. Судя по полу близнецов, монастырь был
женским. Меньше всего Максим ожидал встретить здесь братьев, а тем  более  -
сестер по вере.
   С  каждой  минутой  становилось  все  интереснее.  В  монастырях  нередко
хранились сокровища и артефакты. Однажды  тамплиеры  обнаружили  в  вымершей
обители действующий компьютер с  питанием  от  солнечных  батарей  и  полное
собрание альбомов группы "Роллинг Стоунз" на виниловых дисках...
   Голиков спустился по трем узким  ступенькам  и  толкнул  дверь.  На  него
дохнуло прохладой и сыростью. Под зданием была вода - он мог бы поклясться в
этом. Скважина или источник. Возможно, поэтому  городок  просуществовал  так
долго.
   В темноту подвала уводил коридор с низким потолком и со следами копоти на
стенах. По-видимому, когда-то здесь прятались люди и жгли костры,  пережидая
осаду.
   Клейн достал из кармана старую бензиновую зажигалку "зиппо"  и  с  трудом
извлек пламя, вращая колесико слабеющими пальцами. После этого  Макс  закрыл
дверь, заложив ее камнями. Масон уже удалялся,  повесив  на  плечо  карабин,
держа в левой руке  зажигалку  и  этой  же  рукой  опираясь  на  стену.  Его
собственная огромная искаженная  тень  дергалась  справа.  Клейн  торопился,
пренебрегая  болью  и  опасностью,  хотя  единственное,  на   что   он   мог
рассчитывать при встрече с бандитами, - это на  быструю  реакцию  и  автомат
брата Максима.
   Они прошли мимо скелета с пулевым отверстием в  черепе,  охранявшего  еще
одну дверь, от которой теперь осталась только  рама.  Боковой  ход  оказался
тупиком. Он привел их в квадратную комнату с десятком замурованных ниш.  Это
было  что-то  вроде  местного  некрополя.  Никаких  имен   и   дат,   только
астрологические символы. Шесть пустых вертикальных  гробов  поджидали  новых
обитателей.  Претендентов  на  эти  привилегированные  места  за  один  день
кровопролития скопилось предостаточно?
   Следующей находкой был источник. Коридор выводил в небольшую  пещеру,  на
дне которой образовалось озерцо холодной подземной воды, а по стенам ползали
слизни. Страдающим от  жажды  тамплиерам  эта  пещера  показалась  сказочным
гротом.  Клейн  погасил  зажигалку,  экономя  бензин,  и  все  вокруг  снова
погрузилось в темноту.
   Макс лег на камни и до  пояса  погрузился  в  воду,  жадно  глотая  ее  и
наслаждаясь тем ощущением,  которое  создавала  влага,  проникая  под  корку
грязи, облепившей кожу. Нечего было и мечтать о том, чтобы полностью смыть с
себя этот зловонный слой. Где-то рядом громко булькал старик.  Голиков  даже
подумал с опаской, как бы тот не захлебнулся в двух шагах от цели...

***

   Потом они полежали немного, прислушиваясь  к  прерывистому  дыханию  друг
друга.  Усталость  накатывалась  свинцовой  глыбой.   Макс   заставил   себя
подняться, почувствовав, что через пару минут уже не сможет встать.
   Снова загорелся фитиль. При этом тусклом  свете  в  дальнем  углу  пещеры
обозначились очертания старого водяного колеса с  пластмассовыми  лопастями.
Там же имелся искусственно устроенный водопад, но колесо не  вращалось,  так
как ось его была сломана. Трубы водостока пронизывали кладку, выходя куда-то
наружу.
   Тамплиеры обогнули озеро и вошли под арку.  Здесь  обнаружилась  винтовая
лестница  с  проржавевшими  ступенями.   Максу   снова   пришлось   помогать
гроссмейстеру, который  порезал  себе  ноги  об  острые  края  металлических
пластин. Голикова спасали его брезентовые штаны... При каждом шаге в воздухе
рассеивались облачка ржавой пыли. Лестница  раскачивалась,  издавая  громкий
скрежет. Этому звуку вторило эхо в темных глубинах подвала.
   Сейчас рыцари были очень легкой мишенью и уцелели только по воле  случая.
Поднявшись на уровень первого этажа, они оказались в  галерее,  опоясывавшей
все здание. Здесь были слышны отдаленные выстрелы, и Макс со стариком  могли
нарваться на пули не только бандитов, но и отчаявшихся защитников Лиарета.
   Дневной свет пробивался через узкие вентиляционные  отверстия  под  самым
потолком. Клейн спрятал свою зажигалку и, выставив  карабин  штыком  вперед,
без колебаний повернул направо. Макс сомневался в том, что  масону  известно
это место; скорее всего, того вел ясновидящий мальчик, управлявший союзником
на расстоянии около двух десятков километров.
   В  этом  было  что-то  нечеловечески  совершенное  и  в   то   же   время
унизительное.  Двое  мужчин,  превратившихся  в  ходячие  придатки   слепца,
пробирались по галерее, даже  не  зная  толком,  что  ищут.  Они  без  помех
миновали три комнаты, а когда вошли в четвертую,  из  узкого  бокового  хода
ударила пулеметная очередь.
   Макс и Клейн повалились в разные стороны, словно кегли.  Пули  не  задели
их, но стрельба продолжалась до тех пор, пока в ленте не закончились патроны
или заклинило механизм. Брат Максим почувствовал под собой что-то  мягкое  и
обнаружил, что лежит лицом к лицу с человеком, пытавшимся  пройти  здесь  до
него. Тот еще не успел остыть. Голиков разглядел татуировку на щеках убитого
и понял, что тут действительно стреляют без разбора.
   Воспользовавшись паузой.  Макс  выпустил  очередь  в  темноту  и  услышал
характерный сдавленный крик. Клейн с большим трудом поднялся и побрел  прямо
на этот звук, что было  довольно  безрассудным  поступком.  Поскольку  новых
выстрелов не последовало. Макс тоже вошел в  коридор,  в  котором  с  трудом
могли разойтись два человека.
   Шагов  через  пятнадцать  они   наткнулись   на   пулемет   и   умирающую
старуху-монахиню, прикованную цепями к кольцам, торчавшим из стены. Она была
почти голая, и ничто не скрывало ее уродства. Она умирала не только  от  ран
на голове и в груди. Ее ноги, охваченные стальными хомутами и почти лишенные
возможности двигаться, были до костей обглоданы какими-то животными,  скорее
всего, крысами. Причем, эта неприятность случилась с ней много часов  назад.
В ее сморщенном теле почти не осталось крови. Удивительно, что у нее  вообще
хватило сил нажать на спусковой крючок...
   Во имя чего несчастная терпела такую пытку, было загадкой. Пули тамплиера
избавили ее от дальнейших мучений, на которые она, вполне возможно,  обрекла
себя добровольно. Но маленькие глазки, в  которых  еще  теплилась  угасающая
жизнь, смотрели на двух мужчин с фанатичной и бессильной ненавистью.
   Клейн равнодушно перешагнул через старуху. В дальнем  конце  прохода  был
виден слабый красноватый свет. Оказалось,  что  свет  падает  через  красное
стекло, вставленное в металлическую дверь вроде тех, что открывают доступ  к
кабине лифта.
   Но за этой дверью не было лифта. Макс распахнул ее ударом ноги, и  рыцари
застыли на пороге, выставив перед собой стволы.

Глава семьдесят первая

   В большой комнате без окон и  с  единственным  входом  находились  только
женщины в серых монашеских балахонах, похожих на простые мешки с отверстиями
для голов. В дальнем углу догорал  костер,  разложенный  прямо  на  каменном
полу. Большинство монахинь уже скончались от  ран  или  истощения.  Одна,  в
белой рясе настоятельницы, без сознания лежала возле стены. Ее ноги, начиная
от бедер, были перемолоты, как будто кто-то пропустил  их  через  гигантскую
мясорубку. Очевидно, шипованные покрышки машин и мотоциклов проехали по  ним
не один раз.
   От  худшей   участи   ее   спасла   старость.   Лицо   восьмидесятилетней
настоятельницы  было  темным  и  морщинистым,  словно  морда   обезьяны,   а
сгорбленное тело напоминало высохший древесный корень.
   Другая монахиня склонилась над ней, безуспешно пытаясь привести старуху в
чувство. Она была совсем молодой, а бритая голова делала ее еще моложе.  Как
видно, вши доставали не только тамплиеров...
   Когда дверь  распахнулась,  девушка  схватила  лежавший  на  полу  старый
немецкий самозарядный карабин "фольксштурм". Через долю  секунды  его  ствол
был направлен в сторону непрошеных гостей. Руки девушки дрожали. Она была на
пределе, поэтому сразу нажала на спуск. Макс отшатнулся и с трудом удержался
от опережающего выстрела.
   Раздался сухой щелчок. В карабине закончились патроны.
   Брат Максим, криво улыбаясь, вошел в комнату. Монахиня попыталась ударить
его прикладом, но он легко справился с нею, и вскоре его пальцы уже  сжимали
нежную девичью шею. Ее лицо  оказалось  очень  близко;  левая  сторона  была
залита кровью. Должно быть, он тоже выглядел страшновато, потому что она  не
сразу узнала его.
   Макс чуть было не получил удар коленом между ног, и ей  все-таки  удалось
ощутимо ткнуть его локтем в  живот,  прежде  чем  он  окончательно  успокоил
девушку, заломив руки за  спину.  После  этого  он  беспрепятственно  впился
губами в ее горячие потрескавшиеся губы, не знавшие  в  этой  жизни  мужских
поцелуев. Несмотря на то, что между ними висел "галил", он почувствовал, как
расслабляются ее мышцы. Через несколько секунд она высвободила свои руки,  и
они коснулись его  головы  с  неожиданной  нежностью.  Это  было  похоже  на
прощание.
   Но теперь ему еще меньше хотелось умирать. Он заставил себя оторваться от
Ирины и увидел. что невозмутимый Клейн  уже  сидит  возле  настоятельницы  и
проделывает вокруг ее  головы  какие-то  пассы.  Это  выглядело,  как  возня
стервятника над падалью. Рука масона мелькала, словно  большой  белый  клюв.
"Рашид"  лежал  в  стороне.  Его  штык,  еще  не  отведавший  крови,   хищно
поблескивал. Дрова закончились, и костер скоро должен был погаснуть...
   Клейну  удалось  совершить  почти   чудо.   Он   реанимировал   умирающую
настоятельницу. Оживление наступило ненадолго и оказалось весьма мучительным
для старухи. Из щелей  между  ее  веками  проступила  желтая  жидкость.  Рот
распахнулся, как пустой кошелек. Она начала вещ