он вонзил нож в сердце черного мага. Тот с  тихим  стоном
упал на пол, дернулся несколько раз и замер. Сиддх еще  с  минуту  подождал,
затем склонился над ним и проверил его жизненные  функции.  Убедившись,  что
Мак-Грегор мертв, он отцепил от его пояса связку ключей и отправился  наверх
собирать свои вещи в дорогу.


   Глава 5
   ИННА. ПРИНЦЕССА ИМПЕРИИ

   Когда я проснулась, Владислава рядом не было. Настенные  часы  показывали
время, когда мы с мужем привыкли вставать. Сладко зевнув, я перевернулась на
бок, вновь закрыла глаза и еще несколько минут пролежала  неподвижно,  краем
уха прислушиваясь к доносившемуся из ванной тихому шуму воды и лениво  гадая
о том, что заставило Владислава нарушить наш обычный утренний распорядок.  В
другие дни, он, просыпаясь первым, не бежал сразу под душ, а будил  меня,  и
следующие полчаса мы очень приятно проводили в постели -  иногда  продолжали
начатое накануне вечером, а иногда просто лежали в обнимку и  разговаривали,
наслаждаясь присутствием друг друга. Так что же случилось сегодня?..
   Шум воды наконец прекратился. Вскоре дверь ванной комнаты открылась, и  в
спальню вошел  Владислав,  одетый  в  длинный  халат  темно-красного  цвета.
Заметив, что я уже не сплю, муж лучезарно улыбнулся.
   - Доброе утро, дорогая, - бодро произнес он, вытирая полотенцем волосы. -
Как спала?
   - Спасибо, хорошо, - ответила я, потягиваясь. - А у тебя  что  стряслось?
Почему ты уже на ногах?
   - Дядюшка Ференц поднял. Велел в половине восьмого быть в  его  кабинете.
Сказал, что дело важное и очень срочное.
   Дядюшкой Ференцем мы  называли  Ференца  Кароя,  великого  инквизитора  и
регента Империи. Его "официальные" прозвища - Железный Франц и Главный - нам
не нравились, и мы придумали свое, для внутреннего  употребления.  К  нашему
удивлению, новое прозвище быстро  прижилось  среди  придворной  мотюдожи,  а
вскоре вышло за пределы дворца и стало гулять по всему городу.
   - Он вызвал тебя одного? - спросила я.
   - Да. - Закончив вытирать волосы, Владислав швырнул полотенце в кресло. -
Я спрашивал, нужно ли будить тебя, а он ответил, что нет.
   - Может, он получил какие-то известия о Сандре? - робко предположила я.
   Владислав нахмурился, присел на край кровати и взял меня за руку:
   - К сожалению, нет. Я сразу спросил об этом, но дядюшка сказал, что  речь
пойдет совсем о другом. - Он тихо вздохнул. - А  у  тебя  как,  Инночка?  Ты
что-то чувствуешь?
   Я поняла, что он имеет в виду мой вчерашний  отказ  от  противозачаточных
чар, и слабо улыбнулась:
   - Глупенький! Разве это можно почувствовать на следующее утро. Да и  вряд
ли у нас получилось с первого раза. Сейчас у  меня  не  самый  благоприятный
период, так что придется немного потерпеть.
   В его глазах засияли радостные огоньки.
   - Так ты твердо решила?
   - Да, - ответила я, хотя  в  душе  испытывала  глубокие  сомнения  насчет
разумности своего поступка, особенно  в  канун  длительного  путешествия  по
Граням. - Хватит уже откладывать.
   Владислав поднес мою руку к  своим  губам,  нежно  поцеловал  каждый  мой
пальчик, затем поднялся:
   - Ладно. Мне нужно поторапниваться.
   - Ты и завтракать не будешь?
   - Нет времени. Дядюшка сказал, что распорядится подать для  меня  кофе  и
пару бутербродов к себе в кабинет.
   Владислав подошел к  трюмо,  взял  сушилку  для  волос,  которая,  как  и
большинство бытовых приспособлений на Гранях, приводилась в действие магией,
и занялся  своей  мокрой  шевелюрой.  Между  тем  я  выбралась  из  постели,
быстренько сбегала в ванную, а вернувшись, снова юркнула под теплое одеяло и
дважды дернула висевший у изголовья кровати золоченый шнур, извещая дежурных
фрейлин, что уже проснулась.
   Муж ухмыльнулся, глядя на меня в зеркало, но промолчал. У него уже  давно
исчерпались все шутки по поводу моего ежедневного утреннего  церемониала,  а
повторяться он не  любил.  Кто-нибудь  другой  на  его  месте  продолжал  бы
донимать меня своими  за  езженными  остротами,  искренне  считая,  что  они
остаются смешными и на десятый, и на двадцатый раз. К счастью, Владислав был
не такой. Единожды сравнив меня с Клеопатрой и  заметив  при  том,  что  она
плохо кончила, он не стал развивать эту тему в  дальнейшем,  хотя,  полагаю,
соблазн был велик. Владислав, конечно,  не  совершенен,  но,  без  сомнения,
близок к совершенству. Он самый милый, самый чуткий, самый добрый парень  на
свете, и мне несказанно повезло, чго я встретила  его.  У  меня  есть  много
претензий  к  Мэтру  за  его  вмешательство  в  мою   судьбу,   за   попытки
манипулировать мною, пусть даже из самых лучших побуждений, но в то же время
я искренне благодарна ему за то, что он нашел  мне  такого  за  мечательного
мужа.
   Владислав  как  раз  закончил  сушить   и   расчесывать   волосы,   когда
двустворчатая дверь, ведущая в прихожую, отворилась и в  комнату  вошли  две
девушки лет  шестнадцати,  блондинка  и  брюнетка,  обе  в  простеньких,  но
симпатичных платьях, которые с равным успехом могли сойти  как  за  выходной
наряд горничной, так и  за  домашнюю  одежду  какой-нибудь  знатной  девицы.
Сегодня в моих покоях дежурили Сесиль и Грета,  беззаботные  юные  создания,
бывшие воспитанницы пансиона для благородных девиц при королевском дворе,  а
ныне мои фрейлины.
   Вместе с ними в спальню  вошел,  вернее,  влетел,  наш  кот  Леопольд.  С
громким криком "Привет!", больше похожим на боевой индейский  клич,  чем  на
утреннее приветствие, он бросился к  Владиславу,  энергично  потерся  о  его
ноги, затем одним прыжком оказался на кровати и лизнул меня в щеку:
   - Здравствуй, Инночка. Пора вставать, соня.
   - Уже встаю, - ответила я, поглаживая его короткую бархатистую шерсть.  В
ответ кот, довольно мурлыча, герся мордочкой о мой подбородок.
   Девушки, которых Леопольд своим бурным появлением  временно  оттеснил  на
второй план, учтиво пожелали нам доброго утра. Обе говорили  на  коруальском
языке, входившем в десятку самых распространенных в  Священной  Империи.  Ни
для Сесили, ни для Греты он не  был  родным,  но  они  владели  им  почти  в
совершенстве - в образовании девиц из инквизиторских семей особое  внимание,
наряду с бытовой магией, историей и этикетом,  уделялось  изучению  основных
языков Империи, и барышня, не умевшая говорить по меньшей мере  на  трех  из
них, считалась невеждой. Когда после прибытия  в  Вечный  Город  перед  нами
встал вопрос о выборе рабочего языка для нашей многонациональной  свиты,  мы
думали недолго и остановились на коруальском, так как хорошо знали его и  за
время пребывания в Кэр-Магни получили неплохую практику общения на нем.
   Ответив на приветствия девушек, Владислав одарил  их  своей  пленительной
улыбкой, извинился и быстро прошел  в  примыкавшую  к  спальне  гардеробную.
Белокурая Сесиль проводила его восхищенным взглядом, а заметив, что я смотрю
на нее, смущенно опустила глаза и густо покраснела.
   Чернявая Грета присела на край кровати и, как обычно, принялась вместе со
мной гладить Леопольда. Кот весь разомлел от наших ласк, растянулся  у  меня
на груди и блаженно зажмурился. Его  мурлыканье  становилось  все  громче  и
громче, вскоре он уже урчал, как маленький трактор.
   Грета смотрела на меня  и  улыбалась,  в  ее  взгляде  сквозила  глубокая
привязанность и обожание.  При  дворе  ее  считали  моей  фавориткой,  и  по
большому счету так оно и было. Я сразу выделила Грету среди других  девушек,
представленных мне в услужение, и очень быстро подружилась с  ней.  Сама  не
знаю, чем конкретно она меня привлекла, просто мне нравилось ее общество - и
все тут. А Грета, в свою очередь, прониклась ко мне искренней  симпатией,  с
готовностью исполняла любое мое желание, а  вдобавок  добровольно  взяла  на
себя роль моего гида и проводника в этом огромном городе, в этой  незнакомой
для меня, зачастую чуждой и непонятной стране. Разумеется, ее преданность не
была целиком бескорыстна, она явно надеялась извлечь из нашей дружбы выгоду,
но  меня  это  не  огорчало.  Главное,  что  Грета  не  лицемерила,  -   она
действительно была привязана ко мне. Ну а расчет, как  говорится,  любви  не
помеха.
   Тем временем Сесиль раздвинула шторы на окнах, открыла ставни  и  подняла
оконные рамы. Спальню залил яркий солнечный свет, повеяло приятной  утренней
свежестью, снаружи донеслась заливистая трель  птиц  в  дворцовом  парке.  В
северном полушарии Грани Палатина, где расположен дворец  Палатинум,  сейчас
была поздняя весна - мое любимое время года.
   - Вам хорошо спалось, госпожа? - наконец поинтересовалась Грета.
   - Спасибо, отлично.
   Я убрала Леопольда со своей груди  и  приняла  сидячее  положение.  Грета
заботливо поправила подушку, чтобы я могла прислониться к ней спиной.
   Кот понял, что ласки закончились,  и,  усевшись  у  меня  в  ногах,  стал
расспрашивать, что мне сегодня снилось. Сам он никогда  не  видел  снов  (во
всяком случае, не помнил их после пробуждения), но это нисколько  не  мешало
ему мнить  себя  великим  толкователем  сновидений.  Леопольд  увлекся  этим
полгода назад, посещая вместе с нами занятия по классической прекогностике -
короче, по гаданию, и, прежде чем мы успели  сообразить,  чем  это  чревато,
изрядно  пополнил  свой  словарный  запас   мудреными   терминами,   которые
употреблял совершенно невпопад, ориентируясь главным образом на их звучание,
а не на смысл. Поначалу это было смешно, потом стало грустно, и мы запретили
Леопольду присутствовать на наших занятиях. Но спохватились слишком поздно -
дело уже было сделано.
   В дальнем углу комнаты раздался мелодичный  перезвон.  Грета  направилась
туда, открыла дверцу в стене и достала из  углубления  серебряный  поднос  с
завтраком. По утрам двойное подергивание шнура посылало  сигнал  также  и  в
дворцовую кухню, где для меня быстренько готовили легкий завтрак, который по
специальной  системе  встроенных  в  стены  лифтов  доставлялся  прямиком  в
спальню. Что же касается Владислава, то ему накрывали стол на террасе  наших
покоев - с утра он любил поесть плотно и предпочитал завтракать на  открытом
воздухе,  в  шумной  компании  своих  новых  приятелей  из   числа   молодых
инквизиторов и придворных котов.
   Вернувшись к кровати, Грета поставила  поднос  мне  на  колени  и  убрала
крышку с тарелки, где лежала весьма аппетитная подрумяненная булочка. Она да
еще несколько ломтиков сыра, чашка чаю и немного масла составляли  весь  мой
завтрак. Муж в шутку называл это птичьим кормом - ему моей утренней  булочки
с сыром и маслом хватило бы разве что на один зуб. Он вообще  много  ест  и,
что удивительно, при этом совсем не полнеет. Если бы я съедала хоть половину
его дневной нормы, то растолстела бы в момент.
   Разрезав булочку  пополам,  я  принялась  намазывать  ее  маслом.  Сесиль
собралась было присесть, но тут вспомнила о еще одной  своей  обязанности  и
спросила.
   - Приготовить вашему высочеству ванну?
   - Нет, золотко, не нужно. Сегодня я приму душ.
   Сесиль опустилась на стул рядом с Гретой, расправила на коленях платье  и
украдкой взглянула на дверь гардеробной. В ее взгляде сквозило  нетерпеливое
ожидание.
   Я продолжала есть как ни в чем  не  бывало,  делая  вид,  что  ничего  не
заметила. В первые месяцы нашей жизни во дворце, когда  в  моей  памяти  еще
была свежа невольная измена Владислава, меня страшно  раздражало  повышенное
внимание к мужу со стороны многих молодых  женщин,  и  в  особенности  юных,
неискушенных девушек, вроде той же Сесили. По меньшей мере  два  десятка  из
них были по уши влюблены в него, а уж  тех,  кому  он  просто  нравился  (но
нравился как мужчина), я даже не считала - все равно сбилась бы со счета.
   В свою  очередь,  Владислава  бесило,  что  при  дворе  у  меня  завелось
множество поклонников, жадно ловивших каждый мой взгляд, каждое  мое  слово.
Я, впрочем, с детства привыкла нравиться мужчинам, мне были не в новинку  их
ухаживания, но все же то массовое обожание,  с  которым  я  столкнулась  при
дворе, обескураживало меня. А что уж говорить о Владиславе!  Прежде  женщины
не баловали его своей благосклонностью (ну и дуры, доложу я вам), и  теперь,
оказавшись в одночасье объектом девичьих грез,  он  чувствовал  себя  крайне
неловко.
   Наше нынешнее положение было сродни положению людей,  в  одно  прекрасное
утро проснувшихся знаменитостями и  обнаруживших  себя  в  центре  всеобщего
внимания.  Мы  были  высшими  магами,  пусть  и   совсем   "зелеными",   еще
необученными; мы обладали огромным могуществом, по сравнению с  которым  все
магические  приемы  рядовых  инквизиторов  и  даже  магистров   ордена,   за
исключением Ференца Кароя, казались детскими забавами, наконец, нас  считали
избранниками  Мэтра,  его  наследниками,  людьми,  которых   коснулось   его
благословение. В глазах  окружающих  мы  были  облечены  высшей  властью,  а
власть, как известно, неудержимо влечет к себе людей. И с  этим  приходилось
мириться.
   Когда я доедала булочку, а Леопольд  заканчивал  объяснять  символическое
значение снов о море,  из  гардеробной  вернулся  Владислав,  уже  полностью
одетый. Он выразил сожаление, что не может  остаться  и  поболтать  с  нами,
послал мне на ходу воздушный поцелуй и быстро вышел из спальни. Кот  тут  же
последовал за ним - он знал, что после завтрака я  все  равно  его  прогоню,
поэтому поспешил присоединиться к Владиславу.
   Повеселевшая было Сесиль мигом загрустила. В этих утренних дежурствах  ее
больше всего привлекала возможность  провести  некоторое  время  в  обществе
моего мужа, пока ему накрывали стол на террасе, и его поспешный уход  явился
для  девушки   неприятным   сюрпризом.   С   притворным   безразличием   она
поинтересовалась:
   - Разве господин Владислав не будет ждать завтрака?
   - Нет, - ответила я. - Он занят. Сейчас у него важная встреча.
   - С дядюшкой, - сказала Грета, не спрашивая, а утверждая.
   Я вопросительно посмотрела на нее:
   - Ты что-то об этом знаешь?
   - Ничего определенного, госпожа. Просто перед тем, как вы вызвали нас,  я
разговаривала с Оливером, и он между  делом  упомянул,  что  дядюшка  Ференц
приказал подать в свой кабинет завтрак для его высочества.
   Оливер был старшим братом Греты и служил в  свите  великого  инквизитора.
Казалось, он и часа не мог прожить без того,  чтобы  не  перекинуться  парой
слов со своей любимой сестренкой. Иногда у меня создавалось впечатление, что
они постоянно поддерживают мысленную связь. Через него Грета  была  в  курсе
всех самых свежих правительственных новостей.
   - Очень странно, - задумчиво произнесла я.  -  С  чего  такая  спешка?  И
почему он вызвал одного Владислава?
   Я обращалась к самой себе, но Грета решила, что вопрос адресован ей.
   - Не знаю, - ответила она. - Брат ничего не говорил. Наверное, он тоже не
знает, иначе сказал бы.
   В этом я не сомневалась. Оливер рассказывал сестре обо всем, что видел  и
слышал на службе,  благо  Грета  была  неболтливой  девушкой.  Конечно,  она
делилась по секрету частью  полученной  от  брата  информации  с  ближайшими
подругами, которым полностью доверяла, в частности со  мной,  но  это  не  в
счет. Ведь тайны для того и  существуют,  чтобы  доверять  их  своим  лучшим
друзьям.
   - Может, - неуверенно предположила Сесиль,  -  дядюшка  наконец-то  решил
официально признать вас наследниками Мэтра?
   - Давно пора, - заметила Грета. - Нет никакого смысла ждать еще год. Ведь
когда Мэтр составлял свое завещание, он был уверен, что все эти три года  вы
проведете на Ланс-Оэли. А раз вы уже здесь,  то  глупо  притворяться,  будто
ничего не происходит.
   Я молча покачала головой,  но  возражать  не  стала,  чтобы  не  затевать
очередной дискуссии о планах Мэтра и о том, как регент чуть было не  погубил
их, позволив нам раньше времени покинуть Ланс-Оэли. Вместо этого я  перевела
разговор на вчерашний отъезд Кристины, и Сесиль охотно  поделилась  со  мной
тем, что знала. Впрочем, знала она мало - Кристина никому не  говорила,  что
за неприятности случились у нее дома, - так что вскоре перешла к догадкам  и
предположениям. Особенно меня заинтриговало одно из них: дескать, в семье  у
Кристины все в порядке, просто она догадывалась о том, что я не  хочу  брать
ее в поездку по Граням, поэтому решила сама убраться от греха подальше и  не
нарываться на публичное унижение.
   Слушая Сесиль, я внутренне сгорала от  стыда.  Неужели  моя  антипатия  к
Кристине и желание избавиться от  ее  общества  были  так  очевидны?  Какой,
должно быть, мегерой я выглядела  в  глазах  фрейлин,  когда  раз  за  разом
придиралась к ни в чем не повинной девушке, сгоняла на нее всю свою  злость,
нередко доводила до  слез  незаслуженными  упреками...  Нет,  определенно  я
настоящая стерва!
   Проницательная Грета, догадываясь, чем заняты мои  мысли,  помалкивала  и
внимательно смотрела на меня  своими  красивыми  черными  глазами.  Когда  я
допила чай и поставила пустую чашку на блюдце. она тут же вскочила со стула,
взяла у меня поднос и отнесла его к нише.
   Сесиль прекратила свои разглагольсгвования и спросила:
   - Вы уже встаете, госпожа?
   - Да, милочка, - ответила я, потягиваясь. - Иди включай душ. Я сейчас.
   Сесиль молча  кивнула  и  прошла  в  ванную.  Грета,  погрузив  поднос  с
использованной посудой в стенной лифт,  вернулась  ко  мне  и  осведомилась,
какое платье я хочу сегодня надеть. Я на секунду задумалась, потом сказала:
   - Выбери сама. Я полностью полагаюсь на твой вкус.
   Грета была явно польщена таким доверием:
   - Хорошо, госпожа. Не пора ли звать Сару и Фатиму?
   - Зови. - Я отбросила одеяло и  свесила  ноги  с  высокой  кровати,  едва
доставая до покрытого пушистым ковром пола.
   Грета подошла к входной двери и впустила в комнату еще двух девушек. Пару
месяцев назад по утрам в моих покоях дежурили четыре фрейлины, но мне надоел
балаган, который они за компанию с Леопольдом устраивали во время  завтрака,
поэтому я распорядилась, чтобы две из них  оставались  в  прихожей  и  ждали
отдельного приглашения. С тех пор  мои  завтраки  стали  проходить  в  более
спокойной обстановке.
   Войдя в спальню, девушки вежливо поздоровались.  После  короткого  обмена
любезностями  юная  смуглянка  Фатима  направилась   вслед   за   Гретой   в
гардеробную,  а  рыжеволосая  двадцатипятилетняя  Сара  подошла  к  кровати,
опустилась передо мной на колени и надела мне на ноги легкие шлепанцы.
   - В прихожей вас ждет Леопольд, госпожа, - сообщила она, поднимаясь.
   - Разве он не ушел с Владиславом? - удивилась я.
   - Ушел, но только что вернулся. Вид у него очень обиженный.
   "Так-так", - подумала я. По всей видимости, Владислав  отослал  Леопольда
по требованию регента, а из  этого  следовало,  что  разговор  намечался  не
только срочный, но и  секретный  -  по  крайней  мере,  не  для  ушей  кота.
Интересно, очень интересно...
   Приглашать Леопольда в спальню я не стала,  поскольку  уже  выбралась  из
постели, но еще была раздета, - а он, как ни крути, все же мужчина. Эта  моя
стеснительность служила вечной темой наших препирательств с  котом,  который
по простоте душевной никак не мог понять, почему люди стыдятся своей наготы.
Однажды, еще на Основе, я прочла ему целую лекцию о возникновении и развитии
представлений о грехе, начиная с примитивных табу  у  первобытных  племен  и
заканчивая современными религиозными и этическими  доктринами.  На  какое-то
мгновение  мне  показалось,  что  Леопольд  понял  меня,  но   эта   иллюзия
развеялась, когда он с очаровательной наивностью заявил: "Ага, ясно! Значит,
занимаясь с Владиславом  любовью,  ты  считаешь,  что  поступаешь  плохо,  и
боишься, что Бог накажет тебя?" Таким  толкованием  греха  кот  меня  просто
убил!...
   Когда я наконец соизволила встать, Сара тут же бросилась к двери ванной и
предупредительно распахнула ее.  Мы  вместе  прошли  в  довольно  просторную
комнату, пол и стен